Бросок костей

ГЛАВА 24 ПРОКЛЯТЫЙ ГОРОД

Стараясь унять душевную боль, вызванную потерей Субхадры, Суйодхана с головой погрузился в государственные дела. Уроки управления царством ему давал сам Бхишма. Но когда во дворец вернулись Пандавы, царевич стал опасаться встречи с Субхадрой, да еще в сопровождении ее супруга. Он держался подальше от Хастинапура, путешествуя по всей стране Куру, посещая отдаленные селения и приграничные города. Постоянным спутником в поездках был Ашваттхама. Суйодхана любил сопровождать Видуру в его деловых поездках по стране, каждый раз все больше и больше восхищаясь Первым советником. При случае царевич всегда посещал царство Синдху, чтобы повидаться с сестрой Сушалой. Иногда удавалось позвать в гости к Джаядратхе Карну. Если Суйодхана точно знал, что Кришны нет в Двараке, то он отправлялся туда, почтить Балараму, своего наставника.

Кришна в это время почти безвылазно находился в Кхандаве, с Пандвами, принимая участие в постройке нового города. У Субхадры, после свадьбы с Арджуной, испортились отношения с Баларамой, и теперь ей был ближе другой брат, Кришна.

При очередной встрече в Двараке Баларама предложил совершить паломничество в Каши. Идея понравилась Суйодхане и его друзьям. Вождь ядавов незамедлительно начал подготовку к путешествию. Джаядратха и Сушала, узнав, присоединились к ним. Вот уже два года они вместе, но никак не могли родить детей. Молитва в храме Господа Вишванатхи могла помочь в этой проблеме. Карна поспешно уехал в Ангу, забрать свою семью. Он догнал друзей в Каши. Помимо супруги, с ним, гордым отцом, был маленький сын.

По дороге в Каши странников ждал еще один сюрприз. Видура уговорил присоединиться к паломничеству Дхритараштру и Гандхари, он также взял с собой собственную семью. Тут же среди молодых людей стала ходить шутка о том, что Видура специально увез царя из столицы, желая устроить себе отдых от государственных дел. Первый советник категорически не соглашался с подобным предположением, но по лицу было прекрасно видно, как он наслаждается перерывом в работе.

Весть о том, что в Каши скоро прибудут правители Хастинапура, Двараки, Анги и Синдху, опередила на несколько дней паломников. Когда царская процессия вошла в древний город, ее тут же окружили брахманы, храмовые служащие, торговцы и зазывалы. Путешественникам не встретились ни святые мудрецы, ни благообразные ученые и мыслители. Здесь были только мелкие лавочники, продающего своего Господа за деньги. Шудр Видуру и Карну брахманы не пропускали в храм, пока им в ладони не вложили по несколько монет.

Служители храма пели мантры, смысл которых они не понимали, рассказывали ими же выдуманные нелепые истории, приписывая их древним сказаниям пуранам.

Брахманы рассуждали о ритуальной чистоте и о превосходстве своей варны над другими людьми, при этом грязь, мусор, нечистоты заполонили город и реку. Высшая варна, подобно стервятникам, была сыта за счет покойников. Их кормило чувство вины тех, кто утратил родных. Для экономии дров полу сожжённые тела бросали в Гангу. Один из самых священных городов Бхараты кормила смерть. Такого ущерба для реки, святой для миллионов людей от Гималаев до южных морей, какой причинили местные жители, не нанес бы ни один иноземный завоеватель. Но все здесь считали себя благочестивыми, относясь к приезжим с презрением.

Подданный Хастинапура, царь Каши, явился выказать свое почтение Дхритараштре, пригласив его остановиться во дворце.

Паломники наблюдали, как сотни женщин, держащие в руках масляные лампады, спускались по ступеням к реке. Воды Ганги окрасились шафраном заката, и женщины начали петь гимны, столь же древние, как само человечество. Лампадами женщины рисовали золотые круги в воздухе, и зачарованный Суйодхана понял, что видит знаменитый вечерний обряд Ганга-арати. Древняя, давно ушедшая цивилизация, продолжала платить гимнами дань великой реке. Ганга текла тихо, лаская землю своими святыми водами. От ледников Ганготри до теплых морей Ванги река спокойно принимала и молитвы и надругательства. Она принимала смерть и возвращала жизнь.

Молящиеся женщины опустили на воду светильники, создав в сгустившейся тьме крошечные островки света. Затем они стали исполнять последнюю песню, благодарность всем священным рекам Бхараты — Ганге, Синдху, Ямуне, Брахмапутре, Сарасвати, Нармаде и Кавере.

Суйодхана удивился тому, как могут люди одновременно воспевать величие рек и беззастенчиво их загрязнять.

Слуги принесли горящие лампады Суйодхане и его спутникам. Наследник начал медленно спускаться, оберегая огонек от игривого ветра. Он уже собрался войти в воду, когда услышал позади себя тихий голос:

— Нельзя сразу касаться Святой Матери ногами. Это большой грех!

Удивленный Суйодхана быстро обернулся, и его сердце замерло. Он испугался, что если не отведет взгляда, то вновь откроются раны, нанесенные Субхадрой. Поэтому он посмотрел вдаль, на еле заметный изгиб реки, где догорали погребальные костры, где брахман приказывал чандале сбросить мертвое тело в реку. Царевич услышал всплеск, небольшие волны нарушили размеренное плавание горящих лампад.

Не оборачиваясь, Суйодхана сказал:

— О Деви, ты не позволяешь мне коснуться ногами реки, полной трупов и мусора?

Он намерено, с вызовом, произнес такие слова, ожидая, что она возразит или уйдет. Царевич не желал видеть глубину темных глаз, прекрасные губы, лицо, озаренное светом лампады в ее руках. Он так и стоял, отвернувшись и не ожидая ответа.

Шелест ее одежды привлек внимание царевича. Девушка наклонилась к реке и набрала воды в сложенные лодочкой ладони. Выпущенная ей лампада начала свое путешествие по священной реке. Вода сочилась между длинными пальцами незнакомки. Закрыв глаза, она замерла, погрузив свой разум в глубокое созерцание. Суйодхана не мог не смотреть на нее. Неожиданно девушка открыла глаза и поймала его пристальный взгляд. Она рассмеялась, увидев смущение царевича.

Суйодхана опустился на колени рядом с незнакомкой и осторожно положил на воду свой светильник. Он некоторое время смотрел, как его лампада догоняет лампаду девушки.

— Могу ли я узнать твое имя, о Деви? — преодолев робость, смущение и сухость во рту, спросил Суйодхана.

— Бханумати. Я дочь царя Бхагадатты из Прагджьотиши.

— А я — Суйодхана, старший сын царя Дхритараштры.

— Я много наслышана о тебе!

— Надеюсь, много хорошего, — улыбнулся Суйодхана.

— Не только! — озорная улыбка играла на губах девушки.

— Ты бы вышла за меня замуж? — неожиданно для самого себя спросил царевич.

Он тут же проклял свой несдержанный язык.

— Разве можно вот так задавать подобные вопросы? — лицо Бханумати вспыхнуло, и она отвернулась.

Лицо Суйодханы также покраснело. Как выйти из нелепого положения, в которое он сам себя поставил?

«О боги! Есть в мире дурак больший, чем я? Что на меня нашло?»

Сердце царевича бешено колотилось в груди.

— Но мне понравился твой вопрос! — неожиданно сказала девушка. — Мой отец ждет меня в храме.

Она с легкостью побежала вверх по лестнице. Девушка чуть не налетела на Видуру, стоявшего на несколько ступеней выше их. Она произнесла слова извинения и затерялась среди поджидавших ее служанок.

Прошло немало времени, прежде чем до него дошло, что Бханумати приняла его предложение, так невероятно высказанное. Почему он вообще сделал предложение едва знакомой девушке, царевич ответить не мог. А любовь к Субхадре? Так ли она была сильна?

К наследнику приблизился Видура. Глаза его блестели.

— О царевич, желаешь, чтобы я поговорил с ее отцом?

— И сделай это поскорее, пока кое-кто не натворил всяких безрассудств! — донесся голос из темноты.

Суйодхане захотелось разбить голову о каменные ступени лестницы. Он совсем забыл о присутствии его друга Ашваттхамы. Он наверняка все видел, и скоро расскажет остальным приятелям. Негодник не умеет держать язык за зубами!

Ашваттхама подошел к ним.

— Ты бы вышла за меня замуж? — он повторил слова царевича, имитируя его голос и интонации.

Кулак Суйодханы почти попал по лицу насмешливого брахмана. Но тот увернулся и тонким женским голосом продолжил:

— Разве можно вот так задавать подобные вопросы? Но мне понравился твой вопрос!

Не давая больше не произнести ни слова, Суйодхана бросился на Ашваттхаму. Но брахману удалось вывернуться из его объятий и закричать:

— Карна! Карна! Я хочу задать вопрос, который тебе понравится! Ты бы вышел за меня?

Царевич преследовал друга. Ашваттхама пытался скрыться в толпе. Люди непонимающе глядели на молодых людей. Суйодхана понял, что они ведут себя глупо и неподобающе. Пришедшие в это святое место паломники могут воспринять их крики и смех как издевательство и оскорбление. Со всей Бхараты сюда стекаются люди, желающие именно здесь завершить свой жизненный путь. И им не до смеха и не до других жизненных проявлений. К тому же не стоило портить его и так незавидную репутацию. Но первоочередной задачей для Суйодханы было не дать Ашваттхаме рассказать все Карне. Ему не хотелось становиться в ближайшие дни поводом для их насмешек.

— Должен ли я считать, что ты согласен? — крикнул вслед удаляющейся фигуре царевича Видура, но не получил ответа.

Они поженились в Каши, в храме Вишванатха, через четырнадцать дней после первой встречи. Само бракосочетание и обряды были достаточно скромными. Затем Карна накормил весь город, раздавая подарки всем, невзирая на варну, цвет кожи или язык. Своей щедростью он снискал себе большую славу. Суйодхана радовался, что ему не пришлось выигрывать супругу в нелепых состязаниях, подобно военному трофею.

В Хастинапуре Великий регент собрал всех знатных людей царства, пригласил иноземных гостей и устроил роскошное празднество. Приглашения на торжества послали и во все южные царства. В Каши просто двое влюбленных тихо вступили в брак, но в столице праздновали свадьбу наследника престола. Событие государственного значения требовало размаха, пышности, роскоши.

Счастливую пару явился благословить Кришна. Отпраздновать со своими двоюродными братьями такое событие прибыли и Пандавы. Две могущественные женщины страны, действующая царица и вдовствующая царица, стояли рядом и приветствовали гостей.

Послы южных царств пришли в недоумение, увидев в сборе весь клан Куру. Что же такое? Новость о расколе в величайшей семье Бхараты оказалась не соответствующей действительности? Лазутчики выдавали желаемое за действительное?

— Все вышло не совсем так, как ты хотела, Гандхари? — спросила Кунти, не переставая улыбаться.

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду, — ответила Гандхари.

В голосе матери Пандавов слышалось ликование, и Гандхари молилась, чтобы Дхритараштра не прислушивался к их разговору и не сделал бы едких замечаний.

— Усилия твоего сына оказались тщетными. Мы выжили в Варанавате, и Арджуна победил на сваямваре Драупади!

— Суйодхана здесь не причем! Почему ты постоянно в чем-то подозреваешь моего сына?

— Подозреваю? Да я просто уверена! Спроси его, зачем он построил дворец из смолы? Или это сделал твой муж?

— Вам повезло выжить, Гандхари, не отпугивай удачу своими злыми мыслями. Кто бы ни построил дворец, погибли в нем несчастные нишадцы, а не ты с детьми!

— Ты бы предпочла увидеть нас на их месте? — спросила Кунти, после того, как благословила подошедшего к ней юного царевича одной из восточных стран.

Гандхари не стала отвечать. Он чувствовала себя неловко и тревожно из-за растущей ненависти между родственниками.

— Давай поговорим об этом позже, Кунти. Сегодня такой прекрасный день — женится наследник престола!

— О каком наследнике престола ты говоришь, Гандхари? Юдхиштхира давно женат!

— Ты никак не успокоишься? Суйодхана — первенец правящего царя! Тебе этого мало?

— Важно, кто, в конце концов, окажется на троне! Мы так просто не сдадимся.

— Посмотрим! — ответила Гандхари с убийственной улыбкой на губах. — Суйодхана — законный сын, он будет править этим царством.

Вдовая царица не успела возразить, к ним подошли Пандавы и Драупади.

— Попросите благословения у своих дяди и тети, дети мои, — сказала она совершенно бесстрастным голосом.

Драупади и пятеро ее супругов поклонились Дхритараштре и Гандхари.

Гандхари обняла Драупади, отметив про себя гордую прямую осанку общей жены Пандавов.

«В ней отсутствует всякая застенчивость», — подумала царица.

Как она выглядит? Говорят, Драупади очень красивая. Но как эта гордая красавица согласилась стать супругой сразу пятерых мужчин. Такие вопросы одолевали Гандхари. Позже, когда они сидели рядом за столом, у нее появилась возможность спросить об этом панчалийскую царевну.

— Тетя! Тебе ли задавать подобные вопросы? Почему ты ослепила себя, когда господин Бхишма привез тебя в Хастинапур? — сказала Драупади и, чтобы смягчить сказанные слова, добавила. — Может, моя свекровь боялась, что я вызову ссору между ее сыновьями? Она хочет видеть их едиными во всем.

— Дочь моя, у меня сто сыновей, но для того, что бы быть едиными, им не надо жениться на одной девушке. Неужели Кунти так воспитала сыновей, что они способны передраться из-за супруги одного из них? — задал вопрос подошедший к ним Дхритараштра.

Низком поклоном царю Драупади крыла свое смущение. Гандхари закусила губу, она опасалась, что слова мужа достигнут ушей Кунти. И не напрасно. Через мгновение раздался голос Кунти:

— Что ты здесь делаешь? Юдхиштхира повсюду тебя ищет!

Гандхари услышала удаляющиеся шаги жены Пандавов. Раздалось смущенное покашливание Дхритараштры. Он не знал, что Кунти оказалась рядом. Видура пришел на помощь царю, позвав его встретить новых гостей.

— Ты не упускаешь случая оскорбить моих детей, Гандхари! — прошипела на ухо царице Кунти.

Гандхари не стала ни отвечать, ни тем более извиняться. Она сохраняла надменное молчание, не обращая внимания на Кунти. Дрожа от гнева, Кунти отошла от нее. Гандхари же с грустью размышляла о судьбе бедной девушки, вынужденной удовлетворять страсть пятерых мужей из-за стремления их матери к власти.

«Драупади похожа на меня в этом отношении. Наверное, судьба всех женщин Бхараты — быть орудием для воплощения мужских стремлений».

То, чего боялся Суйодхана, произошло на следующее утро после великого празднества. Он встретился лицом к лицу с Субхадрой. Жену Арджуны сопровождала Бханумати. Субхадра несла на руках своего маленького сына. Ни слова не говоря, она вложила ребенка в руки Суйодханы. Царевич вздрогнул и отвел глаза, когда ее пальцы коснулись его. Малыш улыбнулся беззубым ртом, забавно охнул, и наследник расслабился, оттаял. Он позволил ребенку играть с ожерельем из жемчуга, свисавшим с его шеи. Женщина, которую он когда-то беззаветно любил, и его супруга, стояли и мило беседовали, как давние подружки.

«Моя любовь хоть что-то значила для Субхадры?» — вопрошал сам себя Суйодхана.

Девушки обратили внимание на него лишь когда ребенок намочил одежду царевича и заплакал. Субхадра взяла сына, разговаривая с ним на языке, понятном только матерям и их младенцам. Ребенок успокоился и снова улыбался.

— Разве он не похож на своего отца? — спросила гордая мать у Суйодханы.

Она возилась с дитем, шептала ему, улыбалась, но не замечала боли на лице царевича.

Ребенок потянулся к Суйодхане. Царевич взял его на руки и снял с шеи блестящую нить жемчуга. Очарованный невинной улыбкой, он сложил ожерелье вчетверо и надел его на голову младенца.

Появился Арджуна, немного удивленный, увидев их всех вместе. Субхадра забрала сына и подбежала к мужу.

— Смотри, что царевич подарил нашему малышу! — она показала ценный подарок Суйодханы.

Пандав коснулся стоп Бханумати, поклонился он и Суйодхане. Чувства чувствами, но царевич Каурав старше. Некоторое время они поговорили о вчерашних торжествах и об общих знакомых. Когда Арджуна с супругой собрались уходить, Суйодхана спросил:

— Брат, какое имя ты дал сыну?

— Абхиманью! — Субхадра опередила мужа с ответом.

Ночью супруги лежали под балдахином в огромной кровати, подаренной отцом Бханумати. Поцеловав мужа в губы, Бханумати прошептала:

— Субхадра такая счастливая! Как я хочу, чтобы у нас был такой же славный сын, как Абхиманью!

Суйодхана провел рукой по ее волосам, ничего не сказав. Ему очень хотелось любить лежащую в его объятьях женщину с той же страстью, какую он испытывал когда-то к Субхадре.

Тем временем, на том месте, где стояли непроходимые леса Кхандавы, на покрытых пеплом берегах Ямуны, вырастал величественный город. Эти три года стали лучшими в жизни Майи. Он был очень требовательным строителем, стремящимся к совершенству. Выжившие в пожаре наги стали основной рабочей силой. И в жару, и в дождь и в холод, Майя, вместе с женщинами и детьми, трудился над постройкой прекрасного города для Пандавов. За свою работу наги получали скромный кров над головой и пищу. Под неусыпным взглядом молодого зодчего появлялись дороги, базары, сады, дома. Камень за камнем, Майя создавал город, прекраснее которого не знала Бхарата. Будущая столица Пандавов вобрала в себя все самое лучшее. Майя учел ошибки и неудачи строителей других столичных городов. Дварака, по его мнению, была не достаточно большим городом, Хастинапур не мог похвастаться продуманной планировкой, Хехейя или Музарис представляли собой сущий хаос.

Храмы Майя построил по образцу тех, что были у асуров. Внутреннюю отделку дворцов и храмом он позаимствовал у гандхарвов, которые умели придать своим помещениям чудесную передачу звука. Рынки были сделаны так же, как в Хехейе. Украшали город статуи в гандхарском стиле.

Произведение искусства, создаваемое Майей, должно было воплотить в себе душу Бхараты. До полного завершения работ оставалось немало времени, но слава о чудесном городе уже разнеслась повсюду.

Пандавы наблюдали за строительством из лагеря, разбитого на берегу Ямуны. Грандиозный замысел требовал много денег, а их постоянно не хватало. Братья то поднимали налоги, то совершали грабительские набеги. После чего вновь с удовлетворением любовались тем, как растет их столица, с удовольствием слушали, как воспевают ее, все, кому довелось увидеть это чудо. Боги проявляли к ним благосклонность, которой Пандавы даже не удивлялись. Да и правда, разве они не следовали всегда слову Господа, не шли путем дхармы? Этот город — меньшее из того, что они заслуживают!

Узнав, что строительство подходит к концу, из Хастинапура прибыл, в сопровождении преданных ему брахманов, Дхаумья. Ему требовалось убедиться, что Юдхиштхира по-прежнему стоит на пути праведности.

Васуки покинул Майю вскоре после закладки первого камня в основание нового города. Старый царь нагов взял с собой несколько надежных человек. Он не пытался отговорить Майю от задуманного, прекрасно понимая, что молодой зодчий получил возможность исполнить мечту всей жизни. Но у Васуки было безотлагательное дело. Такшака совершил несколько атак на Хастинапур, желая отомстить за пожар и бойню в Кхандаве. Бхишма безжалостно расправился с мятежниками. Такшака скрылся в неизвестном направлении. Он утратил, помимо людей и лесного лагеря, связь с бедными кварталами Хастинапура после того, как Видура нанес удар по теневому миру Дурджаи. Знакомство с Дурджаей, хоть оно и приносило пользу, вызывало у Такшаки чувство неловкости. Он прекрасно понимал, что этот страшный человек использует его, вождя нагов, в своих интересах.

Весть о смерти полководца Хираньядхануса и царя Джарасандхи дошла до Васуки. Он решил поскорее найти Экалавью, пока нишадец не наделал опрометчивых поступков. Сердце царя нагов раздирало беспокойство о его несчастном народе. Вот если бы вместо высокомерного и властолюбивого Такшаки во главе нагов встал Экалавья, старику стало бы гораздо спокойнее. Обуреваемый такими мыслями, Васуки покинул приступившего к строительству Майю.

С Майей остался другой старик. У него не было ничего общего с нагами, и в союз с ними он вступил под давлением обстоятельств. В другое время он бы сидел на троне и правил Бхаратой, с высоты своего положения не замечая разницы между Бхишмой и Такшакой. Но сейчас последний царь древнего рода, вынужденный кормиться подачками вождя мятежников, нисколько не походил на своего предка, первого Индру, разгромившего могущественных В юности Индра мечтал восстановить былое величие династии, но с возрастом осознал всю несбыточность своих грез. Он стал не великим царем, а озлобленным стариком.

Самым незабываемым, необычным в его жизни стал случай, когда царица Кунти пригласила его разделить с ней ложе. Он покинул руины дворца в Кхандаве и пешком добрался до Хастинапура. Ему пришлось долго, с тревогой в сердце, дожидаться на пороге загородного дома, прежде чем дверь отворила Кунти, на губах которой играла презрительная ухмылка, и впустила его. Помимо царицы, в доме оказался брахман Дхаумья. Судя по всему, это он и уговорил Кунти и ее бессильного супруга пригласить Индру. Пока длились проводимые брахманов обряды, у потомка древней династии было время обдумать свое положение. Он собирается лечь в постель с чужой женой. У нее уже есть два сына, и оба также не от мужа. Индра чувствовал себя племенным быком, которого привели осеменить царственное лоно. О, если бы не эта вечная нужда в деньгах, он бы проклял всех и выскочил бы из дома.

Брахман их оставил наедине в небольшой душной комнате. Презрительная улыбка не покидала губ Кунти и не давала покоя Индре. Он даже решил, что от волнения уподобился Панду. Когда же Индра, наконец, справился со своей задачей, то почувствовал скорее облечение, чем удовольствие. Забирая деньги и подарки, он мысленно сравнил себя с продажной женщиной. Какой странный мир и какая в нем странная мораль, от которой не остается и следа с приходом отчаянной нищеты!

Сейчас Индра проживал в хижине Майи, но сам вид молодого зодчего, осуществляющего свою мечту, его раздражал. Ему, представителю древней династии, быть обязанным юноше, больше похожему на девушку, чем на воина! При каждой возможности старик оскорблял Майю, но молодой человек, пребывавший в собственном мире грез, не обращал, ни на что, кроме растущего города, внимания. Да и виделись они крайне редко, зодчий был очень загружен работой. Чаще всего, когда Майя уходил рано утром или возвращался поздно вечером, Индра спал. Когда же спор между ними все-таки возникал, то Индру сводила с ума веселая улыбка Майи. Однажды, во время одной их таких бурных бесед, Индра в запале выкрикнул, что Арджуна на самом деле его сын. Майе мысль эта показалась настолько нелепой, что он покатился по полу от смеха.

Индра, ругая зодчего в частности и всех неприкасаемых в целом, выскочил из хижины и отправился в лагерь Пандавов. Но когда он подошел ближе, вся бравада куда-то исчезла. Он постоял в стороне и уже собирался вернуться, но его заметил Дхаумья. Брахман шепнул что-то Кришне, приехавшему навесить друзей, и они вместе направились к старику.

Как всегда улыбаясь, Кришна поклонился и сказал:

— О царь! Приветствую тебя в скромной обители Пандавов!

Юдхиштхира приветствовал старого царя глубоким поклоном и коснулся пальцами его стоп. Индру несколько ошарашило такое с ним обращение, такое почтение со стороны старшего Пандава. Прошло много времени с тех пор, как ему выказывались достойные царя знаки внимания. Он поискал на их лицах насмешку или презрение, но ничего подобного не было. Пандавы и Кришна глядели на него так, будто он восседал на троне и правил всей Бхаратой.

— Вот твой сын, о царь! — Кришна вытолкнул вперед смущенного Арджуну.

Разнообразные чувства переполнили Индру. Вид взрослого сына вызвал не самые приятные воспоминания его жизни. Старик никогда не хотел об этом задумываться, но суровая реальность не раз говорила ему — он неудачник, жизнь его прошла впустую. Он поднял за плечи склонившегося перед ним Арджуну и вдруг разразился рыданиями. Утешительная мысль осветила разум старика — на нем не прервется древний род Индр, этот Пандав продолжит его! Он снова ощутил смысл в своем жалком существовании.

— Сын…, мой сын, — говорил он, не переставая плакать.

Руки старого царя ласкали голову могучего воина.

Индру поводили по строящемуся городу, рассказывая по дороге, каким чудесный он будет. Старик чувствовал себя счастливым. Кришна спросил его, понял ли Индра, что именно Арджуна спас его в горящей Кхандаве, убив взбесившегося слона. Отец с гордостью посмотрел на сына. Облегчением было узнать, что жизнью он обязан не мальчишке-строителю. Его спас сын, сын царя, а не низкорожденный лесной житель. Ненависть к Майе моментально улетучилась. Он ничем не обязан юноше! Индра даже в порыве великодушия расхвалил таланты молодого зодчего. Но Пандавы остались весьма равнодушны к словам старика. Кришна пояснил ему, что Майя следует своему долгу, и в его рвении нет ничего необычного. Индра тоже обязан жизнью Арджуне, поэтому он в долгу у сына.

После слов Кришны, старик почел за лучшее помолчать. Нечего спорить с могущественными людьми и разрушать только что обретенное счастье. Желая изменить направление разговора, он спросил у братьев Пандавов, какое имя они выбрали для своего города.

— О царь! Название города принесет тебе славу! — ответил старший Пандав.

Улыбка нарушило вечное спокойствие лица Юдхиштхиры. Сердце Индры замерло.

— Город будет зваться…, - Юдхиштхира оглянулся. — Арджуна! Скажи почтеннейшему царю, какое имя мы выбрали для города!

Арджуна кивнул и сказал, но так тихо, что остальные вынуждены были напрячь слух.

— Индрапрастха. Город Индры.

Потомок древней династии не смог сдержать слез. На закате жизни боги дали знак, что не позабыли о нем. Величайшему городу Бхараты присвоят его имя! Его сын продолжит его род! Да, он жил не напрасно. Гордость распирала его.

— Да, — сказал Кришна. — Когда мы думали над названием города, то образ древнего царя, основателя династии сам встал перед нашими глазами.

Слова ядава вернули старика обратно на землю. Горечь унижение наполнила его сердце. Как жестоко напоминать сломленному неудачами человеку, что все, чем он богат, это слава его предков. Он отвернулся.

— Нет, нет! Господин мой, не обижайся! — воскликнул Юдхиштхира. — Мы все очень гордимся, что по твоей милости в жилах нашего брата течет кровь великого рода Индр!

Но разум Индры снова погружался во тьму. Новый город с его дворцами уже не выглядел прекрасным в его глазах. Ему захотелось быстрее уйти отсюда и скрыться в хижине. Старику претило быть кому-то должным, даже за спасение собственной жизни. Из-за этого он чувствовал себя неуютно, сначала с Майей, теперь с Арджуной.

«Боги свидетели, я верну тебе долг, сын мой!» — поклялся про себя Индра.

Он знал, как это сделать. Слухи о Карне, великом воине, противнике Арджуны, достигли всех уголков Бхараты. Знал Индра и о том, что сута носит замечательный панцирь, непроницаемый для обычных стрел. Но в роду Индр, от отца к сыну, передавался секрет изготовления стрел, способных пробить какой угодно доспех, даже сработанный мастерами-солнцепоклонниками. Первый Индра сделал первую такую стрелу, используя железо и алмазы. Всесокрушающее оружие он так и назвал, ваджрой, то есть алмазом.

Помнить-то о секрете Индра помнил, но сделать стрелу собственными руками не смог бы. Придется поговорить об этом с Майей. Смышленый юноша наверняка поможет ему.

«Я подарю сыну стрелу, которая поможет ему одолеть Карну. Таким образом, я верну долг и стану свободным. До тех пор я не буду встречаться с Арджуной. Зато потом никто во всем мире не скажет, что последний Индра должник и неудачник!»

Старик поспешно распрощался с Пандавами и Кришной. Ему было приятно найти силы отказаться от предложения пожить у них. Но когда Юдхиштхира предложил проводить его, Индра согласился. Вдруг наги, а то и сам Майя, увидят, как он идет с такой свитой.

Сегодня Майя пришел домой довольно рано. Его озадачило одно происшествие. Он увидел колесницу своего благодетеля и побежал выказать почтение. Майя замер на месте от вида спускающегося с колесницы Индры, лицо которого светилось самодовольной улыбкой. Юдхиштхира призвал зодчего относиться к отцу Арджуны с должным уважением. Пандав объяснил, что Индра — приверженец аскетического образа жизни, и жить он предпочитает в простой хижине, а не во дворце. Майя ничего не сказал, лишь низко поклонился.

Юдхиштхира оставил свихнувшегося старика в хижине неприкасаемого и вернулся к братьям, всю дорогу качая головой от отвращения. Он терпеть не мог посещать смердящее селение нагов. Теперь ему необходимо совершить омовение. Да еще Дхаумья явится поучать о важности поддерживать чистоту тела и души. Окончательно очиститься помогут подарки брахманам, но сундуки царевича пусты. Грандиозный дворец требовал все больше и больше средств. Что же делать? Снова поднять налоги?

На мгновение Юдхиштхира исполнился зависти к кузену Суйодхане, имевшему мужество и силу противостоять влиянию Дхаумьи.

«Дурьйодхана! Почему он всегда старается выставить меня глупцом и слабаком?» — думал старший Пандав.

Путь дхармы труден. Каждый свой шаг он делал так, чтобы не совершить греха, не вызвать гнева брахманов и богов. Оставаясь в одиночестве, Юдхиштхира сбрасывал с себя одежды праведности, мучительно им носимые. В такие моменты он боялся посмотреть в зеркало и увидеть настоящего себя. Вся его жизнь состояла изо лжи. Он жил в страхе. В глубине души Юдхиштхира знал, что не имеет прав на престол Хастинапура. Свои претензии на трон он может обосновать только с помощью неясных строк из священных писаний, истолкованных лишенными моральных принципов брахманами. Но у него не было выбора. Юдхиштхира нуждался в людях, подобных Дхаумье, как и они нуждались в нем.

Юдхиштхира вошел в лагерь и сразу направился к месту для омовений, не обращая внимания на мать и супругу. Он мог вытерпеть все, что угодно, но только не презрительную улыбку Драупади. Самым большим страхом Пандава была не грядущая схватка с Дурьйодханой, не могучий Карна. Нет! Он боялся оставаться наедине с женой в своих покоях. Он подозревал, что жена знает его намного лучше, чем он сам, что она уже разглядела бурлящую тьму, тщательно скрывающуюся под его прославленной праведностью. Он не хотел и не мог смотреть в ее прекрасные глаза и видеть свое отражение в этих темных глубинах.

С того дня отношения Индры и Майи сильно изменились. Старик стал менее резок и придирчив, а молодой человек проявлял большее уважение к царю давно не имевшей власти династии. Строительство города подходило к концу. Из Хастинапура и других мест ежедневно прибывали новые люди. Майя слышал, что высшие варны не позволяют нагам появляться во многих районах ими же построенного города. Но одержимый своей работой, он не обращал внимания на эти тревожные сигналы.

Вскоре все обернулось к худшему. Однажды, возвращаясь со строительства, он увидел у ворот поселка большое скопление людей. Была уже почти полночь, и большинству из них, особенно женщинам, полагалось находиться дома. У Майи, когда он шел к своей хижине, стал зарождаться неясный страх. Люди смотрели на него обвиняющими взглядами, но на вопросы не отвечали. Некоторые женщины вязали в тюки свои пожитки, как будто готовясь к отъезду. На крыльце их хижины сидел унылый Индра. Майя бросился к нему.

— Приходили важные люди, сказали, что наш поселок снесут. Нас всех они собираются переселить за Ямуну, где и будут обитать все низкорожденные и неприкасаемые. Здесь же разобьют прекрасные сады.

Майя опустился на грязное крыльцо рядом с Индрой и закрыл лицо покрытыми мозолями ладонями. Ему хотелось плакать и гневаться, но, ни слезы, ни злость не приходили. Так он просидел до рассвета. С первыми лучами солнца появились слоны и принялись ломать дома. В полном молчании наги ушли на берег реки, ждать переправы. Город больше не нуждался в них, они вновь стали изгоями. Старый царь и молодой зодчий сидели, не разговаривая друг с другом, пока слон не приблизился к их хижине. Они также в молчании встали и пошли прочь от разрушенного жилища.

Дождь омыл останки поселка нагов. Погонщики увели слонов. На месте, где спасшиеся от огненной смерти люди прожили три года, остались груды обломков. Поселок исчез, людям казалось, что исчезли три года их жизни.

Последний Индра оперся на плечо Майи и задумчиво смотрел на скачущих по берегу реки лягушек. Он тихо произнес:

— Неужели боги не видят такой несправедливости?

Вопрос не требовал ответа, но он вывел Майю из оцепенения.

— Как я мог забыть! — воскликнул он, и, оставив старика в недоумении, помчался к главному храму.

Мучаясь отдышкой, Индра поспешил за ним. Они достигли центральной улицы, по которой двигалась пышная процессия. Обе стороны улицы красовались цветочными гирляндами и флагами, ветерок разносил запах жасмина. В небеса поднималось ритмичное пение мантр, сопровождавшееся благоприятными звуками раковин и медных колокольчиков. Вдали в лучах солнца сверкал шпиль храма. В шествии принимало значительное количество людей, было много поющей и танцующей молодежи. Все ыбли удивлены, увидев бегущего к храму Майю.

— Это неприкасаемый! — закричал кто-то. — Остановите его, пока он не осквернил святое место!

Люди в ужасе шарахались от юноши-нага, как от больного заразной болезнью.

Майя достиг головы колонны, где в медленно ехавшей колеснице находился Юдхиштхира с супругой. Рядом передвигались остальные Пандавы и Кришна. Майя бежал рядом с колесницей и кричал во все горло. Юдхиштхира приказал вознице остановиться. Музыка и пение стихли.

Сошли со своей колесницы, и подошли узнать о причине задержки царица Кунти с Дхаумьей. Брахман, увидев стоящего так близко к царевичу Майю, тут же заорал на него:

— Грязная свинья, ты хочешь всех нас осквернить своим присутствием?

От неожиданности Майя подскочил на месте. Под злобным взглядом брахмана остатки мужество покинули зодчего. Он отвернулся и встретил взгляд Арджуна, в котором увидел искорку сочувствия. Не отводя глаз от воина, три года назад сохранившего ему жизнь, Майя сказал:

— Простите меня! Но их глаза закрыты! Позвольте, я открою их!

Он указал пальцем на внушительное изваяние Господа Шивы и его супруги Парвати. Майя высек из камня замечательные изображение богов, безупречные в каждой своей детали. Только глаза их казались закрытыми, словно боги устали созерцать человеческие деяния. Майя направился к статуям закончить работу.

— Остановись! — завопил Дхаумья.

Два стражника сразу преградили путь зодчему.

Индра только сейчас догнал Майю. Он увидел, как тот пытается пройти мимо стражи. Все происходящее выглядело нелепо и ужасно.

— Позвольте открыть им глаза…, пожалуйста! Разрешите мне сделать это! — умолял Майя.

— Уберите его, пока здесь все не стало грязным! — приказал Дхаумья.

Стражники посмотрели на Юдхиштхиру. Пандав подтвердил приказ. Воины схватили и оттащили извивающегося зодчего от построенного им храма. Они волокли его по ступеням, которые он с любовью полировал. Они не дали ему обхватить и тем осквернить колонну, высеченную его руками.

Храм был освящен. Человек его построивший стал ненужным. У богов появились новые хозяева, а людям, подобным Майе, не место в их обители.

— Брат! Разве можно оставлять статуи богов слепыми? — спросил Арджуна у старшего Пандава.

— Когда ты станешь мудрее, Арджуна, то осознаешь — зрячие люди не нуждаются в храмах, этих подпорках для простого, погруженного в мир иллюзий, народа. И не беспокойся по поводу зодчего. Ты даровал ему жизнь в обмен на его умения. Вы оба исполнили свой долг, вы не сошли с пути дхармы.

Арджуна отвел глаза в сторону и увидел стоящего неподалеку Индру. Он спустился с колесницы и пригласил отца быть его гостем. Индра издал презрительный смешок и, не сказав сыну ни слова, пошел прочь от храма. Старик хотел догнать стражников, уводивших Майю.

— Их глаза! Они закрыты…, - доносились причитания зодчего. — Позвольте мне открыть богам глаза…, боги не могут быть слепы…

Арджуна с ужасом видел и слышал это. Сердце его было не на месте. Он почувствовал чей-то взгляд. Кришна! Друг помог Арджуне взойти на колесницу.

Торжественное шествие продолжалось.

Стражники бросили Майю на берегу реки и тут же полезли в воду, смыть осквернение от общения с неприкасаемым. Индра сел рядом с юношей и нежно коснулся его головы. У молодого человека был жар, он начинал бредить. Старик намочил тряпку и вытер лоб Майи.

Даже до реки долетали из храма звуки песнопений и ароматы благовоний. Храм находился в величайшем городе Бхараты, тот же, кто его построил, лежал без чувств на берегу, рядом с ним сидел человек, чье имя носила столица Пандавов. Но в самой Индрапрастхе сейчас нет дела ни до одного из них. Брахманы в храме провозгласили появление нового города и предсказали Индрапрастхе стать столицей всей Бхараты. Последний царь древней династии сидел у реки и омывал горячий лоб юноши. Юноши, проходившего обучение у асуров, которых когда-то покорил предок Индры. Старик услышав, как от такой иронии судьбы засмеялись тёмные воды Ямуны. Он рассмеялся вмести с ними. Майе полегчало, он перестать бредить и спокойно уснул, положив голову на бедро Индры. Старый царь сидел, не шевелясь. Пусть юноша хорошо выспится, все остальное может подождать.

Майя пробудился, когда по земле поползли длинные вечерние тени. Его руки стали шарить вокруг в поисках инструмента. Спросонок Майя решил, что проспал и опоздал на строительство, но холодная реальность обрушилась на него, как вода из ведра. Ему больше не позволено смотреть на свое же творение! Он никогда не сможет поверять свои секреты и мечты скульптурам, которые он сам высек из камня. Он никогда не проведет ладонью по гладкому изваянию Шивы. Бог отныне не принадлежал ему! Господа присвоили себе богатые и высокорожденные, пленив его в храме, как в тюрьме, с толстыми брахманами вместо стражи. Да! Ведь самое главное — его бог остался слеп!

С горячность, которую он сам в себе не подозревал, Майя вскочил на ноги и стал смотреть на сверкающий во всей своей красе город. Юноша вдруг плюнул на землю и с невероятной ненавистью проклял свое творение. Индра вздрогнул от его слов. Страшные слова были произнесены самим сердцем человека, утратившего смысл жизни.

«Бремя такого проклятия город будет нести все время, пока существует», — подумал старый царь.

А Майя не унимался и выкрикивал все новые и новые проклятия. Он упал на колени и неистово бил ладонями по земле.

— О слепые боги! Услышьте мои слова! Если в моем искусстве есть хоть доля истины, то и слова мои останутся на веки правдой. Потом и кровью нагов, особенно их женщин, построен город, из которого их изгнали. Отныне ни одна женщина в этом городе не будет чувствовать себя в покое и безопасности! Пусть этим жалким городом всегда правят злобные и жадные цари! Пусть каждого живущего здесь мужчину поглотит похоть, страсть к наживе и к власти. Пусть все они будут сражаться друг с другом за деньги и женщин! Здесь братья будут убивать братьев, и насиловать сестер! Пусть любая женщина, вышедшая за порог жилища, будет дрожать от страха за свою жизнь и честь! Высокорожденные господа будут сидеть в своих дворцах, как в тюрьмах, и трястись от ужаса! Пусть все правители этого города будут ненавистны своим подданным, и пусть они будут бояться своего народа! Пусть город этот прославится своими кладбищами! Пусть его постоянно захватывают и грабят враги! Индрапрастха будет городом бесчестия, лжи, городом гнева и низменных страстей! Пусть в нем прольется кровь святых людей! Пусть река возле этого города превратятся в выгребную яму! Пусть вместо капель дождя на город будет падать змеиный яд! Пусть этот город будет проклят навсегда!

Все силы юноши ушли на выкрикивание проклятий. Он лег на мокрую землю и разрыдался. Немного позже, когда Индре удалось его успокоить, Майя раскаялся в своих столь резких словах. Старик уверял его, что проклятья — это всего лишь слова, и глупо верить в их силу. Майю такие доводы успокоили. Когда же Индра поведал ему о секрете ваджры, он почти забыл о своих невзгодах и заинтересовался возможностью создать оружие из легенд.

И проклятья Майи и его разговор с Индрой слышал один из стражников, следивший за переправой нагов на другой берег. Он, конечно, поспешил рассказать об услышанном Юдхиштхире. Старший Пандав пришел от такой вести в ужас. Глаза его заблестели, руки задрожали от небывалого волнения.

— Почему ты так переживаешь из-за проклятия какого-то человека? — спросил Юдхиштхиру Кришна. — Уверяю тебя, с Индрапрастхой не сравнится никакой другой город Бхараты! Правители города всегда будут жить в роскоши и почете. Благополучие царских слуг будет находиться под надежной охраной городской стражи и армии. Долг правителя — устанавливать законы, а нарушать, при необходимости, свои установления — их привилегия! Кто-то может за глаза проклясть правителя, но на людях все будут их чествовать, бояться, уважать и бояться. Правителей этого же города боги никогда не обделят своими благословениями. Я обещаю тебе это!

Слова Кришны вызвали у Юдхиштхиры вздох облегчения. Но Арджуна, славный умением задавать неудобные вопросы в неподходящие моменты, спросил Кришну:

— Ты говорил о правителях, о царях. Но что будет с простыми людьми? Не принесет ли проклятие несчастья подданным царя?

Кришна не ответил. Он стоял у окна и разглядывал толпу переселенцев у ворот города. Каждый получал от стражников или советников медные жетоны, подтверждающие, что человек стал жителем города. Там же, у ворот, сидел нищий. Рядом с ним была собака. Вокруг нищего собрался народ и слушал его песни. До Кришны доносились отдельные слова и мотивы песен, и он почувствовал непреодолимое желание подыграть певцу. Кришна достал свою флейту и заиграл в такт песне, исполняемой нищим на улице. В общем восхищении божественной музыкой, созданной воплощением Господа на земле и земным бродягой, утонули все сомнения Арджуны. Иные вопросы стоит оставлять без ответов.