ГЛАВА 15 ДХАРМА

Арджуна неожиданно проснулся, обливаясь потом. За окном стояла кромешная тьма. Ни дуновения ветра, ни шелеста листьев, снаружи было темно и тихо. Слышались лишь слабые звуки дыхания матери и братьев. О боги, ну и кошмар ему приснился! Он тихо поднялся, открыл дверь и вышел на балкон. Как ни пытался Арджуна избавиться от наваждения, вызванного видом окровавленного черного пальца, лежащего в пыли. Это видение преследовало Пандава. Как такое могло произойти? Почему гуру совершил этот невероятный поступок?

Арджуна пытался припомнить лицо нишадца, но видел только его отрезанный палец.

— Что ты здесь делаешь в такое время? — голос матери вывел Арджуну из задумчивости. — Почему ты весь в поту? Ты болен?

Обеспокоенная Кунти положила на горящий лоб сына свою прохладную ладонь.

— Мне надо у тебя кое-что спросить, матушка. Неужели так важно, чтобы я каждый раз побеждал? Так ли необходимо мне становиться величайшим лучиком?

— Ты же знаешь, Арджуна, как мы одиноки. Нет никого, кто мог бы нас поддержать, кроме, разве что, Дхаумьи. Я вдова, пытающаяся создать своим детям прекрасное будущее. Ни у кого язык не повернется сказать, что Кунти плохо воспитала тебя.

— Но сегодня, мама, я стал причиной ужасного происшествия! Насколько правильно отказывать человеку в получении знаний только по причине его низкого рождения? Было мгновение, когда я испытал жгучую ненависть к гуру за то, что он совершил! И мне очень стыдно, что всё случилось из-за меня!

— Пусть судьба нишадца не беспокоит тебя, Арджуна. Про случившееся на поляне мне рассказал Юдхиштхира. Хотя я тоже не могу согласиться с решением Дроны, будь милостив и не суди гуру по одному поступку. Он действует в твоих интересах. Кто знает, кем бы стал нишадец. Он мог попасть в армию Такшаки! Всем будет хорошо от того, что сделал Дрона. У каждого человека своя дхарма. Ты — кшатрий, твоя дхарма обязывает тебя быть великим воином. Твоя дхарма поможет Юдхиштхире взойти на трон. Ему необходима твоя поддержка. Да и не только ему…

— Все это известно мне, мама. Но большой палец нищадца не выходит у меня из головы. Он ведь действительно великолепный лучник! Даже лучший, чем я. Меня посещают сомнения в правильности нашего понимания дхармы.

— Путь дхармы и не может быть легким, сын мой. Возможно, завтра тебе придется ради дхармы поднять руку на близкого человека. Награда за следование дхарме — сама дхарма!

— Даже если цена — чьи-то страдания? Даже если цена — чья-то жизнь?

Кунти вздохнула. Как ей объяснить сыну то, что и она-то толком не понимала. Мать подошла к сыну и, взявшись за подбородок, подняла его голову.

— Пообещай мне, Арджуна, что будешь сражаться за своего брата и за свою мать, видевшую столько страданий в жизни! Обещай идти путем кшатрия и победить злобного сына Гандхари!

Арджуна долго молчал, Кунти с тревогой ждала ответа. Наконец он сказал:

— Я ничего не знаю о дхарме. Я даже не уверен, является ли злом мой двоюродный брат Суйодхана. Но если меня просит мать, могу ли я ей отказать? Даже ценой собственного счастья я сделаю все, чтобы брат мой стал царем! Лишь бы руки мои были тверды и полны сил!

Не став дожидаться облегченного вздоха матери, Арджуна покинул балкон. Кунти осталась одна, погруженная в раздумья. Вдали, в каком-то доме горел свет.

«Эх, если бы Панду был старше Дхритараштры! Исчезла бы вся путаница, Юдхиштхира безоговорочно стал бы царем. Не было бы необходимости в противостоянии с Гандхари».

Царица Кунти часто задавалась вопросом, кто из них двоих более несчастлив. Они или Гандхари?

«Я достаточно настрадалась и не успокоюсь, пока мой первенец не взойдет на престол Хастинапура!» — с мрачной решимостью думала мать Пандавов.

Старая боль, от которой не было лекарства, пронзила ее. Первенец! Где же ее первенец? Возможно, все изменится и он объявится! Вопрос старшинства отпал бы сам собой. Ни Суйодхана, ни Юдхиштхира не смогли бы тогда претендовать на престол. В миллионный раз несчастная мать задумалась, жив ли он. Как выглядит, если выжил?

Кунти продолжала стоять, в неподвижной задумчивости. В доме напротив погас свет, и она очутилась в полной темноте.

* * *

Свет погас. Брахмана, лежащего на постели, била лихорадочная дрожь, тело его горело.

— Крипи! Он вернулся?

— Еще нет, — в который раз ответила жена мужу.

Этот вопрос, он задавал ей без конца, с тех пор, как явился домой.

Неожиданно Дрона сел.

— Он пришел. Отвори дверь!

Крипи бросилась к входной двери и открыла ее.

Ашваттхама вошел и, не говоря ни слова, прошел в свою комнату.

— Сынок! Иди, поешь! — позвала Крипи.

Но сын захлопнул за собой дверь, ничего не ответив. Крипи посмотрела на мужа. Тот сидел, уставившись в одну точку. Крипи закрыла входную дверь и осторожно уложила Дрону на кровать. Сев рядом, она снова принялась обтирать его лоб влажной тряпкой.

— Крипи, может быть, нам стоит вернуться…, - прошептал наставник.

Жена промолчала.

— Сегодня я совершил такое…. Ни одни человек не должен так поступать, — Дрона отвернулся от Крипи и еще долго лежал, разглядывая пустую стену.

Крипи собралась встать и уйти, но Дрона схватил ее за руку и заставил сесть рядом с собой. Гуру поведал жене, как он потребовал от нишадца плату за обучение. Темнота скрывала лицо Крипи, но чувствовалось, что она поражена до глубины души.

— Я сделал это для него, Крипи! А он даже не посмотрел на меня. Ашваттхама связался с этим нечестивым царевичем, совсем испортившим нашего сына. Суйодхана — пропащий человек! Он играет с силами, способными поглотить все оберегаемое и лелеемое нами. Я ничего не имею против нишадцев, да и против кого-либо в принципе. Но предки наши установили порядки, преследуя определённые цели. Каждому отведено свое место в жизни. Посмотри, что наделали проповеди твоего брата Крипы! Посмотри, что сделали с нашим обществом странные идеи Бхимшы! Ни в чем теперь нет порядка! Шудра становится Первым советником, нишадцы стремятся превзойти кшатриев! Рушатся все устои!

— Мы — брахманы. Какова наша дхарма? — спросила Крипи.

— Учить, познавать истину, размышлять, направлять, указывать путь…, - Дрона прервал речь и сердито вскинул голову. — Не хочешь ли ты сказать, что я пренебрегаю дхармой нашей варны?

— Спроси сам себя об этом, — осветила Крипи, взяла миску с водой и тряпку, и ушла на кухню.

Растущий серп луны вынырнул из-за облаков и осветил дом. Дрона, гневающийся на жену, встал с постели и отправился в помещение для молитв. Там, в призрачном лунном свете исполнял свой вечный танец Господь Натараджа. В порыве благочестия Дрона упал на колени и начал воспевать сто восемь имен Шивы, приводя в порядок свои чувства и успокаивая взбудораженный разум. Когда ему показалось, что полное умиротворение достигнуто, гуру медленно поднял голову посмотреть на изваяния бога… и издал истошный вопль ужаса.

На крик, опрокидывая посуду, из кухни примчалась Крипи. Из своей комнаты выскочил Ашваттхама, чуть не столкнувшись с матерью.

— Ашваттхама! Смотри, смотри… у Господа на руке четыре пальца! У него нет большого пальца! А лицо? Это лицо нишадца! Да, это он…. Что я наделал, Крипи…

Мать и сын переглянулись в недоумении. Это бронзовое изваяние Шивы было им прекрасно знакомо, ведь они привезли его с собой. Это была замечательная работа мастеров юга.

— Крипи, разве ты не видишь…, я согрешил. Господь явился испытать меня, и я потерпел неудачу. Я жалкий наставник, я жалкий брахман, я жалкий человек! — кричал Дрона в полнейшем отчаянии.

Внезапно раздался стук в дверь. Ашваттхама побежал открывать, а Крипи пыталась утешить супруга.

— У вас что-то случилось? — спросил появившийся на пороге Дхаумья.

Его сопровождали еще несколько брахманов.

— Тебе надо пойти со мной, о свами! — сказал Дхаумья садясь рядом со стоящим на коленях Дроной. — Мы обсудим все произошедшее, чтобы не осталось недомолвок и сомнений. Как ни печально получилось, но ты сделал все, как положено, гуру. Пойдем со мной.

Дрона некоторое время собирался с мыслями, затем согласно кивнул Дхаумье.

— Отцу сейчас не стоит покидать дом! — встал в дверях Ашваттхама, с вызовом глядя в глаза пришедшему брахману.

— Пусть идет. Отпусти его, сын мой, — попросила Крипи.

Неохотно, но Ашваттхама посторонился. Мать и сын провожали Дрону взглядами. Он в сопровождении собратьев по варне пошел к берегу Ганги.

* * *

Джара оказался в опасном мире Дурджаи через несколько месяцев после того, как их пути с Экалавьей трагически разошлись. Очнувшись после избиения и придя в себя, он долго блуждал, пока его не занесло на царскую дорогу, ведущую в столицу. Он мучился от голода и нуждался в отдыхе. Поначалу подозрительные и злобные взгляды прохожих его не беспокоили. Джара в силу своей дремучести не подозревал о священных законах, нарушаемых им. Ему и в голову не приходило, что в некоторых местах, на некоторых улицах и дорогах, таким как он, появляться запрещено. Хорошо еще, что повсюду стояли городские стражники, не имевшие приказа чинить насилие неприкасаемым, иначе горожане расправились бы с бедным юношей. Встречавшиеся брахманы также не переходили к активным действиям, лишь словами выказывали свое недовольство. Явное гонение на низкорожденных могло вызвать гнев самого Великого регента, поэтому все с надеждой ждали, что осквернитель столичный улиц не выдержит и украдет что-нибудь. Тогда его можно будет смело наказывать.

Такая возможность появилась даже раньше, чем ожидали брахманы. Отчаяние голодающего человека ими было недооценено. Для них голод являлся отвлеченным понятием, иллюзией-майей, а не суровой реальностью, как для нищего лесного жителя. Неприкасаемый вошел в храм. Служители онемели от ужаса. Не обратив внимания на широкую улыбку Шивы, Джара потянулся к серебряному блюду с угощеньями, поднесенными богу богов. Резкая боль в спине заставила его отдернуть руки. Настоятель храма стоял рядом и держал кнут. Очередной удар оставил отметину на лице святотатца. Справившись с неожиданностью, голодный юноша не оставил своей цели. Он бросился к алтарю и набил полный рот вкусной пищей, не удосужившись даже утереть кровь с рассеченного лица. Настоятель опрокинул блюдо с подношениями на пол. Эта пищу более не пригодна для бога. Она, от прикосновения нечестивых рук, стала отвратительнее уличной грязи.

Ни сколько не гнушаясь, Джара упал на пол храма и принялся подбирать еду. За это он получил удар ногой в подбородок.

— Грязное животное! — орал на него настоятель, продолжая пинать. — Я только что совершил очистительные омовения, а теперь мне придется их повторять заново!

Остальные служители храма стояли поодаль, не желая, ни оскверняться от прикосновения к парии, ни попадать под горячую руку разбушевавшегося настоятеля. Джара был уверен, что сейчас умрет. Но прежде чем его убьют, он съест как можно больше раскиданной по полу пищи. Когда следующий удар запоздал, Джара даже удивленно поднял голову, успев заметить, как настоятель будто взлетел в воздух, ударился о изваяния Шивы и упал навзничь. Огромный брахман наклонился и вырвал кнут из руки настоятеля храма. От страха Джара зажмурился. Щелкнул кнут, за ним тут же последовал вопль, но кричал не Джара. Открыв глаза, он не поверил в увиденное.

— Ну как тебе, мерзавец? Как ты себя чувствуешь? Избить тощего голодного мальчишку? А? В каких писаниях ты, собака, вычитал такое?

Спасший Джару брахман владел кнутом с завидным искусством. Он раздавал удары храмовым служителям с потрясающей меткостью и силой. Те носились из стороны в сторону, стараясь не попасть под кнут. Оказывается, этот явно сумасшедший брахман запер храм изнутри, создав, таким образом, западню. Зрителями небывалого зрелища были только Джара и улыбающийся Шива.

— Крипа! Ты обрекаешь себя на адские муки! Причинять боль брахманам… грех… а-а-а! — настоятель сыпал проклятиями между мучительными криками боли.

Одежды его начинали пропитываться кровью.

Крипу только рассмешили слова настоятеля, и он продолжил стегать кнутом служителей храма. Избиение прекратилось тогда, когда у жертв уже не осталось сил даже скулить. Удовлетворенный Крипа швырнул кнут настоятелю и обратился к нему:

— Если боги внушат тебя мысль бежать жаловаться этому дураку Дхаумье, или царице Кунти, я вернусь, и мы все повторим! Только вместо кнута я воспользуюсь мечом! Вы все меня хорошо поняли, глупцы, или вам повторить на высоком языке Вед?

Никто не посмел открыть рта. Крипа увидел, как Джара вожделенно смотрит на разбросанную по полу пищу. Брахман поднял юношу, ногой распахнул двери и вышел их храма. Возле своего излюбленного баньяна он опустил Джару на землю.

— Как ты, недоумок, решился взять эти подношение богу? — с удивлением в голосе спросил он лесного дикаря.

— Я был голоден, — с трогательной простотой ответил Джара.

Впервые за долгие годы Крипа почувствовал, как глаза его наполняются слезами.

— Я куплю тебе еду, — только и смог сказать он, после чего встал, и направился к торговцам фруктами и разными сладостями.

Джара поплелся за ним. Дойдя до торговцев, Крипа неожиданно выругался. Денег у него не было. Он всё проиграл накануне. Тогда Крипа окликнул самого богатого из торговцев.

— Эй, разве ты не видишь, что перед тобой стоит брахман? Отчего ты ничего не предлагаешь?

С виноватым видом вайшья полез в кошель и вынул оттуда несколько монет. С поклоном он протянул их сердитому брахману. Крипа в ответ, к большому удовольствию торговца, осыпал его самыми изысканными благословениями.

— Не смотри на меня такими глазами, — Крипа подмигнул Джаре и протянул деньги продавцу сладостей. — Так я не часто делаю. На жизнь я зарабатываю своими собственными трудами. Сегодня мне пришлось пойти на такое. Ты был голоден. Любой принцип нарушится в тот или иной день, но если ради правого дела, то ничего плохого в этом нет. Твой голод служит мне достаточным оправданием. Удивлен? Не волнуйся, просто ешь.

Джара в молчании ел, а Крипа смотрел на него. Брахман был доволен. Он давно мечтал как следует отлупить служителей храма и испытывал к мальчишке чувство благодарности за предоставленную возможность.

Легкость, с которой была добыта пища, поразила Джару. Еду, оказывается, можно выпросить, а можно и обменять на деньги. Ночью, когда Крипа крепко уснул, Джара пошарил в складках его пояса и достал оставшиеся монеты. Со своей добычей, не чувствуя за собой никакой вины, он убежал в бедный район города. Там, на эти деньги Джара смог много дней хорошо питаться. Когда монеты кончились, он принялся просить у людей подаяние, обнаружив при этом, что те не горят желанием ему помогать. Чего-то ему не хватало для убеждения. Крипа пользовался своим авторитетом брахмана, но что делать Джаре? Священного брахманского шнура у него не было, пришлось выбрать нож и угрожать людям. Иногда ему это удавалось, иногда его били. Но лесной дикарь любой исход воспринимал спокойно. Грабежи стали частью его жизни. В округе Джара снискал себе дурную славу. Днем он, подобно лисице, скрывался в укрытии под мостом, ночами же рыскал по городу, рылся в мусоре и охотился. Зверь, появившийся на свет после жестокого избиения Экалавьей, подрос, окреп и приспосабливался к жизни в городских джунглях.

Особенно жестоко Джара поступал с попавшимися ему на пути брахманами. Избиение в храме сильно запало ему в душу. Не удивительно, что вскоре о его подвигах узнал и повелитель теневого мира столицы Дурджая. Он нуждался в таких прытких молодых людях. Джара без всяких споров принял покровительство Дурджаи. Новая жизнь привела его в восторг. Никто не интересовался происхождением бывшего лесного жителя, ни его варной, ни его верой. Здесь Джара встретил людей из разных слоев общества, верящих в разных богов, имеющих разный цвет кожи. Но все они были равны между собой, и даже честны друг с другом. И еще у него теперь было много денег. И много еды!

В трущобах огромного города что ни день, появлялись новые шайки и воевали между собой. Их войны не походили на те, что ведутся в чистом поле. Скорее, это были игры в кошки-мышки в темных переулках. Иногда в игру включалась городская стража. Но все эти шайки были мелочью и временным явлением. Только Дурджая ощущал себя сильным и бессменным главой преступного мира Хастинапура, имея за спиной иноземную поддержку и особое расположение царевича Гандхары. Но он никогда не зарывался, боясь лишиться могущественного покровительства.

Дурджая с одной стороны поощрял чувство соперничества среди своих людей, с другой — старался их беречь. Тем не менее, Джара жил так, что, скорее всего, пополнил бы число неопознанных трупов в сточной канаве. Но тут вмешалась судьба. Он не стал жертвой разбойничьих войн. Боги рассудили иначе. Так легко расстаться с жизнью, а значит, и покончить со страданиями, Джаре не позволили.

Прошло пять лет с того дня, а точнее ночи, как Джара обокрал Крипу. Он стал молодым человеком, полным жизненных сил. В банде подростков, грабящих посреди ночи дома, Джара занимал второе место. Вожака их шайки, двадцатилетнего парня, звали Дайя. Дурджая подговорил одну красивую девушку, и она оказывала знаки внимания и Дайе и Джаре, заставляя обоих жестко соперничать и стремиться к смелым подвигам. Молодые люди желали угодить и своему повелителю, и прелестнице. Их преступления становились все более лихими, отчаянными и жестокими. Казалось, что Дайя всегда опережает соперника, что заставляло Джару сгорать от ревности и злости. Ему хотелось проявить себя.

Несколько дней Джара следил за домом одного брахмана. Дом находился неподалеку от дворца, что добавляло риска и куража. Ограбить дом в непосредственной близости от самого охраняемого места города! Это и весело и почетно! Хозяин дома оказался обладателем прекрасного голоса, и многие знатные люди приезжали в гости насладиться его пением. Брахман не выглядел очень богатым, но, возможно, он тщательно это скрывал. Стольких гостей ведь необходимо чем-то кормить! Бывали дни, к нему приходили целой толпой. Джара не торопился проникнуть в дом, он ждал сезона дождей. В шуме ливня будет гораздо легче, никто не услышит криков жертв.

На десятый день непрерывных дождей Джара раскрыл свою задумку всей шайке. Однако на Дайю его план не произвел впечатления. Главарь шайки знал, настоящие богатства принадлежат не брахманам, и не кшатриям. Искать их стоит в жилищах у вайшьев-купцов. Дайя как раз присмотрел на эту ночь особняк торговца шелком, и слышать не хотел об ограблении какого-то певца. При этих словах девушка, расположения которой добивались два молодых человека, рассмеялась. Джара в гневе швырнул на пол стакан с вином. Он еще покажет всем смеявшимся над ним глупцам!

Глубокой ночью вся шайка отправилась грабить купца, но когда они проходили неподалеку от дома брахмана-певца, Джара отстал. Дайя покачал головой ему вслед и продолжил свой путь.

Насмешливый блеск в глазах соперника заставил Джару стиснуть зубы от ненависти. Дождь припустил сильнее, когда он взобрался на небольшую стену, огораживающую дом брахмана. Где-то взвыла собака, небо ответило ей раскатом грома. Грабитель обошел кругом весь дом, проверяя двери и окна. Всё было крепко заперто. Оставалось одно — взобраться на соломенную крышу и оттуда спрыгнуть внутрь. Руки и ноги скользили, подъем проходил медленно. Дважды во вспышках молнии Джара видел проходящих по крепостной стене дворца стражников. Очутившись над кухней, он проделал в соломе отверстие и заглянул в него. Послышался чей-то шепот, глаза разобрали слабое свечение лампы. Проклятье! Джара рассчитывал, что все в доме будут крепко спать. Дальше ждать, лежа на крыше, не представлялось возможным. Стражники могли увидеть его в любой момент. Джара стал медленно пробираться через дыру в крыше, затем спрыгнул вниз, мягко опустившись на четвереньки.

— О Кришна, ты есть единственная пища, в которой мы нуждаемся! Твоим состраданием наполнен живот голодный мой, им сыты и моя жена, и дети мои! Мы радуемся твоим играм и теряемся в твоих неисповедимых путях, о Ачьюта, о Мадхава!

Что-то в голосе поющего человека заставило Джару на мгновение замереть. Он приготовил нож и стал следить за движением теней в комнате за кухней.

— Довольно молиться! Дети не кормлены со вчерашнего дня! Что проку от твоего Кришны, коли он даже еды нам не может дать? — прозвучал возмущенный женский голос.

Джара вздрогнул. Дети не ели почти два дня? И он пришел грабить этих людей? Мысль эта потрясла незадачливого грабителя. Он не услышал тихих шагов и слишком поздно увидел вошедшего на кухню ребенка четырех лет. Джара напрасно пытался укрыться в тени, ребенок заметил его и захихикал. Что делать в такой ситуации? Джара не знал. Он спрятал нож. Не раздайся слова о голоде в доме брахмана, зверь в нем не испытывая колебаний вонзил бы клинок в мягкое тело маленькой девочки. Но Джара познал голод, знал боль. Он не мог убить того, кто был голоден.

— Бхавани, иди сюда! — позвала женщина и через миг сама появилась на кухне.

Увидев там мужчину, тщетно пытающегося спрятать нож, женщина на какое-то время застыла столбом. Придя в себя, она схватила дочку и испустила вопль ужаса. Снаружи хлестал ливень, яростно стуча в крышу и стены старого дома. Мать с дочерью в руках бросилась бежать к двум своим сыновьям и прижала их к себе. Мальчики-близнецы были младше Бхавани примерно на год. Прикрывая собой детей, женщина сидела в углу комнаты, стуча зубами от лютого страха.

Прервав молитвенные песнопения, в комнате появился брахман. Джара, готовый ко всяким неожиданностям, крепко сжал нож в руке.

— О Кришна! Ты явился! — воскликнул хозяин дома.

В его голосе не было страха, только восторг. Джару это озадачило. Не попал ли в дом, где живет сумасшедший? Брахман танцующим шагом обошел вокруг Джары и припал к его ногам.

— Я знал, что однажды, о мой возлюбленный Господь, ты явишься ко мне! — радостно, нараспев, сказал брахман и, обернувшись к жене, произнес. — Смотри, кто к нам пришел! Принеси дорогому гостю еды на пальмовом листе! Эй, женщина, что ты там делаешь? Ты забыла, как необходимо встречать гостя?

Мысли стоявшего подобно истукану Джары окончательно спутались. Брахман снова прикрикнул на свою жену. Та не сводила глаз с ножа незнакомца. Ненависть в ее глазах смутила Джару, он разжал руку и выронил нож. На губах женщины появился намек на улыбку, а Джару прошиб приступ стыда за то, что он ворвался в это жилище с целью причинения вреда.

Брахман продолжал крутиться вокруг неожиданного гостя, предлагая ему то кружку воды, то удобное кресло. Никогда еще никто не выказывал такой радости при виде Джары. Чаще всего люди били его, ругали, кидались в него камнями и палками. Богом его точно не называли, не всегда считая даже просто человеком. Кто такой Кришна Джара слабо себе представлял. Слышал, что есть такой богочеловек, которому все больше и больше людей поклоняются как чудотворцу и воплощению Господа Вишну. Живущие в трущобах люди нуждались в чем-то волшебном, отвлекающем от повседневной суровой жизни. Кришна и являлся для них тем самым волшебством.

— Я слышал о твоей любви к шуткам, о Кришна! Ты ведешь себя так, будто я не узнал тебя. Будь милостив, прими мое гостеприимство и подношения! — Брахман схватил Джару за руку и усадил его.

В руки Джаре хозяин всучил пальмовый лист с липкой кашей.

— Ешь, мой Господь! — уговаривал его брахман, а затем разразился восторженной песней.

Его мелодичный голос успокаивал пылающий разум Джары. В песне говорилось о сострадании Кришны, о том, как Господь испытывает своих последователей, как он пребывает в душе каждого живого существа, как он проявляется в любви и благих деяниях. Брахман пел о блаженстве, получаемом из ничего, и счастье, находящимся во всём. Некоторых слов Джара не понимал в силу своей неотесанности. Но песня и не имела намерения проникнуть в его разум, она затрагивала само сердце. Джара неожиданно для себя разразился рыданиями.

— Свами! Я не твой Кришна, я — пария, жалкий неприкасаемый! — произнес он всхлипывая.

Джара ожидал, что за признание его могут начать ругать или избивать. Если брахман позволит себе что-то подобное, то зверь, дремавший в сердце лесного дикаря, тут же схватится за нож.

Брахман же мягко сказал:

— Воистину, ты, о Кришна, неприкасаем и неосязаем! Ты — сущий Господь! Ты — Брамха, ты — Вишну, ты — Махешвара! Ты мой отец, моя мать, мой сын и мой брат! Ты явился в мое скромное жилище разделить со мною трапезу. Ты мой гость и мой Господь! Пожалуйста, яви мне свою милость, отведай мое угощение! — брахман подложил на пальмовый лист еще каши.

Слезы застилали глаза, Джара не видел ничего перед собой. Сочащуюся сквозь пальцы кашу он взял на ощупь. Внезапно он почувствовал сильнейший голод и напал на предлагаемую ему пищу, в один момент очистив пальмовый лист.

Безумный брахман затянул следующую песнь. Окончив петь, он низко склонился перед Джарой:

— Я благословлен тобой, о мой Господь! Ты явился предо мной как еда перед голодным человеком, затем ты сам вкусил моей пищи!

Он повернулся к жене и велел подать гостю воды для омовения рук. Положив спящих сыновей на пол, женщина прошла на кухню. Там она открыла дверь, впустив в дом холодный ветер, и вышла на улицу, где и стала ждать гостя с кувшином в руках. Джара посмотрел на близнецов и вздрогнул. Они выглядели бледными и изможденными. Когда он пошел на улицу помыть руки, маленькая Бхавани увязалась за ним. Джара видел, с какой печалью девочка посмотрела на пустой горшок, в котором была каша. До него дошло — он один только что съел весь ужин этой семьи! Женщина смотрела на него со снисходительной усмешкой.

— Прости меня, госпожа…, - Джара не смел посмотреть женщине в глаза.

— Мы уже свыклись с его безумствами, — ответила жена брахмана.

Губы ее скривились от горечи, но одновременно пытались показать улыбку.

— Я думал, вы богато живете. К вам ходит так много знатных людей. Поэтому я…, - он не смог закончить фразу.

— Пришел нас ограбить, — договорила за него женщина. — Тебе следовало просто попросить у мужа все, что желаешь. Он бы дал. Правда, добра то у нас немного…

Маленькая девочка подошла к матери. Женщина взяла ее на руки и чмокнула щеку. Ребенок радостно улыбнулся.

— Ему повсюду мерещится Кришна, — усмехнулась жена брахмана. — Но у него талант, он прекрасно поет. Бываю дни, когда к нам приходит множество людей слушать его пение. Тогда у нас много разной еды, подарков и даже денег. Другой бы на месте мужа разбогател. Но он уверен, что все эти дары принадлежат не ему, а Господу, и мы не имеем на них никаких прав. Практически все, что нам приносят, муж раздает в тот же день. Думать о будущем и откладывать деньги, по его мнению, значит оскорблять Господа. Тот, кто создал нас, даст нам все необходимое. К нашим воротам за своей долей подаяния стекаются нищие и обеспеченные, больные и здоровые, женщины и мужчины, брахманы и кшатрии, просто лентяи и всякие бездельники. В каждом из них муж видит Кришну, не замечая при этом, что семья его голодает. Такова моя судьба — глядеть на своих голодных детей, и видеть, как муж кормит чужих людей…

Она вдруг замолчала.

— Прости меня, госпожа. Я действительно хотел ограбить вас, — Джара видел, как дочь тянет руку к лицу матери, и та целует ее большой палец.

В животе у него заурчало. На полу кухни виднелась лужа, натекшая из дыры в крыше. Из комнаты доносились песнопения брахмана. Взгляды Джары и женщины встретились. Юноше хотелось плакать.

— Сегодня вы не ляжете спать голодными! Я принесу еды, — заявил он, не зная, что еще можно сказать в такой ситуации.

Женщина улыбнулась ему в ответ. Девочка мирно спала у нее на руках.

Немного помедлив, Джара развернулся на пятках и скрылся во влажной тьме ночи. На улицах стояла кромешная тьма, ливень залил все факелы. Тишину нарушали только журчащие ручейки дождевой воды. Где достать еды в это позднее время Джара не представлял. Он не переставал удивляться, насколько бывают сумасшедшими люди, что отдают последнее чужому для них человеку. Раньше, когда он выпрашивал еду у прохожих, ему в основном доставались побои. Со временем он сам стал человеком, способным избить кого угодно. Удары, полученные им от настоятеля храма, все еще причиняли боль, не телу, но разуму. Он так и не мог понять этот мир. Жизнь своими проявлениями смущала ум неграмотного лесного жителя. Как люди могут быть одновременно жестоким и добрыми? Как легче было бы разделить всех на добрых и злых! После порки кнутом в храме Джара ко всем брахманам испытывал жгучую ненависть. Но сегодня безумный брахман поколебал его отношение к людям высшей варны и привел мысли в полное смятение. Джара продолжал бесцельно брести в ночи.

По пути ему попалась мясная лавка. На веранде стояла тахта, на которой храпел мясник. К ножке тахты был привязан баран. Это же еда!

«Я могу вернуть долг этому чокнутому брахману и покончить со всеми нежными чувствами!» — подумал Джара.

Он чувствовал себя обязанным семье брахмана, но и боялся утратить накопленную за годы ненависть и злость, опасался смягчить свой характер. Ему хотелось вернуться в приютивший его темным мир, полный риска, преступлений и приключений. Джара отвязал барана и пошёл обратно. В дом брахмана он вошел бравой походкой через ворота. Он явился одаривать, а не подло красть. Непривычное ощущение полного счастья наполнило его сердце. Он понял, какую радость может принести дарение чего-либо, и брахман, раздающий людям все, что у него есть, уже не казался ему сумасшедшим.

Дверь открыл сам брахман. Темное лицо Джары сияло от радости и гордости. Он притянул за веревку упершегося барана и торжественно произнес:

— О свами! Прими подарок. Ты с семьей сможешь питаться им несколько дней. После я снова принесу тебе еды.

— Кришна! Ты вернулся! Как ты добр ко мне, твои игры восхитительны! Ты снова испытываешь меня! — брахман пребывал в экстатическом состоянии.

Он опустился на колени и погладил барана по морде. Животное замерло, ощутив доброту, исходившую от ласкового прикосновения. Затем брахман встал и скрылся в темноте за домом.

— Госпожа! Может, ты примешь мой подарок? — внутри Джары разгорался гнев.

Он знал — они не примут его дар. Женщина лишь покачала головой, и отвернулась к спящим детям.

— Понятно, вы не можете ничего брать у неприкасаемого! — горько произнес Джара, с трудом сглатывая возникшую во рту горечь.

Он поднял глаза к небу. Смотреть на дом и семью брахмана он не мог.

Неожиданно жена брахмана сказала тихим голосом:

— Нет, сын мой. Причина иная. Муж уверен, что всякое живое существо имеет право на жизнь, пока Господь не заберет его в свою обитель. Он не одобряет убийства животного ради пищи или удовольствия. Поэтому, твой подарок — это еще один голодный рот в нашем доме.

Брахман вернулся с охапкой травы, положил ее перед бараном и принялся наблюдать, как ест животное. Это было невыносимо! Джара чувствовал, что погибает. В это мгновение он возненавидел брахмана. Если не вернуть ему долг, то Джаре никогда не скрыться от вины и ненависти. Он резко развернулся и со всех ног помчался по темной улице.

Вернувшись с украденным мешком, Джара обнаружил, что дом брахмана охвачен огнем. Несколько человек стояли на улице и смотрели на пожар. С диким воплем Джара, бросив мешок на землю, ринулся в огненный ад. Люди были потрясены видом бегущего прямо в бушующее пламя темнокожего человека. Прежде чем они смогли его остановить, Джара нырнул в горящую хижину. В отчаянии он искал брахмана и его семью. Сверху упала балка и чуть его не пришибла. Юноша закричал от ярости и боли, ему пора было выбираться из охваченного огнем дома, одежда на нем горела. Какие-то люди вытащили его на свежий воздух, покатали по земле, сбивая с него пламя, затем облили водой. Убедившись, что юноша вне опасности, они поспешили в горящую хижину.

Джара лежал на земле и скулил. Одно за другим из дома выносили обгоревшие тела. Все они были мертвы — маленькая Бхавани, близнецы, жена брахмана, сам брахман, даже баран. Джару о чем-то спрашивали, но он молчал, не в силах произнести ни слова. Тело плохо слушалось его. Заботливые люди отвели юношу в городскую лечебницу. Там ему смазали ожоги и уложили на койку, но выживет он или умрет, лекарю было безразлично.

Почти полгода ушло на поправку. Лекари не знали имени пострадавшего на пожаре юноши, и звали его Золотистым Мангустом. Темнокожий лесной дикарь был поначалу озадачен таким прозвищем, но однажды нашел на свалке осколок зеркала и разглядел себя. Ожоги к тому времени полностью зажили. Но он поразился, увидел свое отражение. Левая сторона тела сохранила обычный темный цвет и гладкость кожи. Правая же сторона вся сморщилась и окрасилась в грязно-золотистый цвет. Лицо частично пострадало от огня, даже при сжатых губах справа виднелись зубы. Со странным прозвищем все стало понятно. Выглядел он отвратительно. Но плакать Джара не стал, похоже, все его слезы давно высохли. Он вернулся на койку и улегся, освободив голову от ненужных размышлений.

* * *

Как только лекари убедились, что жизни Джары ничего не угрожает, его выгнали из лечебницы. Действительно, что может угрожать жизни изгоя?

Позже Джара разузнал и правду про пожар. Оказалось, Дайя с шайкой, той ночью ворвались в дом брахмана, рассчитывая застать там Джару. Главарь не смог вытерпеть безумия хозяина и убил брахмана. После этого у него не было другого выбора, как убить всех в доме, избавляясь от свидетелей. Уходя, они подожгли хижину. В целом, для их шайки не произошло ничего необычного. Пару дней Дайу посещали сомнения, затем он перестал думать об этом случае. Лишь выпив, он принимался к вящей радости своих подельников передразнивать говор сумасшедшего брахмана. Дурджая через посланника пригласил Джару обратно в шайку, но получил отказ. Зверь, пробудившийся в лесном дикаре от жестоких побоев, сгорел в огне пожара. Он чувствовал себя таким же сумасшедшим, как и мертвый брахман. Не важно, что Господь не пришел на помощь своему столь преданному последователю. Джара стал одержимым, стал новым человеком, человеком, совершенно неподходящим окружающему его миру.

Бродя по городу и попрошайничая, Джара скопил горсть монет. С ними он отправился к Крипе. Для этого юноша выбрал ночное время, когда храм закрыт, и нет вероятности повстречаться с настоятелем. Ему хотелось вымолить у Крипы прощение за то, что украл у него деньги. Добравшись до баньяна, он увидел крепко спящего Крипу. Джара позвал его. Брахман не пошевелился. Джара толкнул его в плечо. С проклятьем на устах Крипа открыл глаза, глянул на изуродованное лицо гостя и в испуге отшатнулся. Но все-таки брахман признал Джару и даже приветливо ему улыбнулся.

— О свами! Несколько лет назад я совершил страшную ошибку. Вот деньги, которые я украл. Прости меня! — сказал Джара, после чего почувствовал неслыханное облегчение.

— Ха-ха-ха! Нет, ты не украл. Сначала я отнял деньги у того болвана, угрожая ему своим брахманским достоинством. У тебя хватило умы стащить эти деньги у меня и убежать. Я, конечно, сперва хотел произнести проклятие, но передумал и порадовался за тебя. Обнаружив пропажу денег, я понял, что ты выживешь, что ты подходишь этому миру. Но теперь я обеспокоен. С чего ты вдруг решил стать блаженным и святым? Как это поможет тебе выжить? Если только наживаться за счет доверчивых и суеверных?

Не понимая смысла его рассуждений, Джара ничего не ответил. Он лишь умолял Крипу взять деньги до тех пор, пока брахман не вышел из себя и отругал Джару за то, что он мешает ему выспаться. Засыпая, Крипа продолжал осыпать ругательствами всех святых и праведников мира.

Той же ночью Джара стал свидетелем того, как Шакуни столкнул Бхиму в реку. Потом он предстал в зале собраний царского дворца, где проходил суд над Суйодханой, подозреваемом в убийстве двоюродного брата. Несмотря на то, что Джара был подавлен величием дворца, напуган царем и, особенно, рявкнувшим на него высоким знатным придворным, он старался стоять ровно и говорить уверенно. И он искренне радовался тому, что способствовал оправданию царевича. Удары, полученные позже от стражников, Джара воспринял как испытание, посланное Господом.

«Всё это игры-лилы Кришны!» — восторженно думал лесной дикарь, в то время как тело его страдало от побоев.

Он часто обращался к людям с вопросом, где ему найти Кришну. Некоторые говорили ему, что Кришна — это ставший воплощением божества вождь ядавов, обретший великую мудрость и способность являть чудеса. Другие утверждали, что всё это сказки, ни к каким чудесам Кришна не способен. Просто это еще один сильный мира сего играющий в грязные политические игры. Последнее мнение крайне злило Джару. Кришне поклонялся мертвый брахман. А он не мог ошибаться! Со страстью, граничащей с безумием, неприкасаемые и отверженные верили в бесконечное сострадание Кришны, в его всемогущество. Каждое мгновение они возносили ему молитвы, каждое действие объявляли подношением своему Господу. Вскоре среди разнообразного шума городских улиц начал послышался новый голос. Суровую жизнь бедняков смягчал сладкий голос Джары, возносивший хвалы Господу Кришне.

В объятьях этого нового Джары и нашел прибежище слепой щенок. Мимо них, спящих, прижавшихся друг к другу, прошел гуру Дрона, погруженный в мысли о другом лесном жителе, у которого только что потребовал отрезать палец руки. Утром пес лизнул Джару и разбудил его. Мягкий язык лизал грязное лицо, это было очень приятно, это было, как благословение жить в этом прекрасном мире! Как всегда, Джара поцеловал землю и поблагодарил Кришну за его милость и доброту. Он воспел мудрость Господа, его майю, его игры, его любовь. Слепая собака с запекшейся кровью в пустых глазницах, виляла хвостом в такт его пению. Несколько прохожих бросили монеты на землю перед Джарой.

К полудню у Джары появилась навязчивая идея дать имя своему новому питомцу. Он перебрал в уме множество слов, но только одно показалось ему самым подходящим. Это слово часто произносили люди, праведники и грешники. Так часто, что оно из священного понятия стало обыденностью. Полного смысла слова неприкасаемый так и не знал, да ему было и не к чему. Кто запретит ему назвать собаку, как он хочет? Джара поднял слепого щенка к солнцу, тот заскулил. Как на наамкаране, обряде наречения имени, Джара положил щенка на колени и трижды прошептал псу на ухо слово:

— Дхарма! Дхарма! Дхарма!

Невежественный неприкасаемый придумал весьма странное имя для щенка, лишенного глаз Арджуной и Экалавьей. Дхарма, слепой уличный пес, радостно вилял хвостом, когда хозяин ласково его гладил. Вокруг них, на улицах Хастинапура, жизнь шла своим чередом.

Загрузка...