Бросок костей

ГЛАВА 27 БРОСОК КОСТЕЙ

— Я слышала, что ты хочешь пригласить Юдхиштхиру на игру в кости, — Бханумати мягко попыталась завести разговор с угрюмым Суйодханой.

В ответ супруг лишь хмыкнул. Когда же она повторила свой вопрос, царевич молча покинул их покои. Бханумати знала, мужу сейчас больно, но не хотела, чтобы боль переросла в незаживающую рану. Вокруг них и так хватало ненависти и злобы. Супруги в последние дни виделись редко, Суйодхана проводил много времени в компании своего дяди Шакуни. От вида мужа, несущего груз гнева и горечи, у Бханумати ныло сердце. Она сильно хотела, чтобы к мужу вернулись его жизнерадостность и великодушие.

До игры оставалось всего несколько дней. Бхунумати долго ждала возвращения Суйодханы. Когда он, наконец, пришел, дети уже крепко спали. Она тоже притворилась спящей. Суйодхана замешкался у входа, затем проверил, спят ли дети. Он задул лампаду и лег. Когда кровать скрипнула под его весом, Бханумати повернулась на бок и нежно коснулась плеча мужа. Она сразу же почувствовала, как он напрягся. Ей было страшно, но сил оттягивать разговор не осталось:

— Дорогой, не слишком ли ты много значения придаешь всему происшедшему?

Ответа не последовало. Бханумати тихо продолжила:

— Это ведь просто несчастный случай…

— Не вмешивайся, Бхану! — Суйодхана вскочил с постели, опрокинув при этом стул. — Дело не только во мне, и не только в моем двоюродном брате. Речь идет о будущем царства и народа! Ты не видела Индрапрастху. Ты не видела, как живут бедняки в городе Пандавов. Ты не видела…

— Оставь эти рассказы для своих друзей. Все, что ты видел, возможно, и вызвало твой гнев, но предстоящая игр в кости должна сильнее волновать тебя, чем…

— Они не только меня оскорбляли. Они смеялись над Карной. Каким тоном Драупади просила его увезти меня оттуда на колеснице!

— Так ты не о себе печалишься, а своем друге Карне?

— Хватит!

Такой резкости в голосе мужа Бханумати не доводилось слышать. Да, меня все это сильно волнует! Меня оскорбили! Неужели ты думаешь, что я смогу спокойно спать, после такого оскорбления? Я кшатрий! Я внук Бхишмы! Я не могу просто взять и посчитать произошедшее нелепой шуткой! Я не могу молчать, когда с людьми, подобными зодчему Майе, обходятся как с животными!

— Тогда сразись с врагами, а не пытайся их обмануть, — дрожа всем телом, произнесла Бханумати.

— И стать виновником тысяч и тысяч смертей? Начать опустошительную войну, после которой в Бхарате не останется никого? Нет, я хочу избежать кровопролития.

— Ты не тот Суйодхана, что я знаю. Я слышу не своего мужа, а голос Шакуни.

— Ты думаешь, я похож на игральные кости в его руках? Считаешь, я не могу мыслить самостоятельно?

Темнота, стоявшая в комнате, не скрыла от Бханумати блеск безумного гнева и ненависти в глазах Суйодханы. Она испугалась. Дочь заворочалась во сне, и мать быстро подошла к ней и нежно погладила по спине. Бханумати с трудом сдерживала слезы. Не глядя на мужа, она сказала:

— Путь, выбранный тобой, всех нас ведет к катастрофе. Прости Драупади за ее необдуманные слова, прости ее неразумных мужей. У тебя достаточно великодушия, чтобы простить ошибки слабых людей.

Когда она все-таки повернулась, то не увидела мужа. Только занавески на окнах шевелились от ветра. Суйодхана скрылся во тьме. Из сада послышалось зловещее уханье совы. Бханумати обняла детей. В тот же миг жгучая ненависть к Драупади вспыхнула в ее сердце.

Субхадра приехала в Хастинапур по приглашению Великого регента. Бхишма хотел увидеть ее сына. Сегодня в столицу прибывали ее муж и его братья. Наверное, это об их приезде возвестил громкий звук раковины.

— Я пойду искать ее, — сказала Субхадра, отправляясь на поиски подруги.

Маленький Абхиманью побежал вперед, поприветствовать отца.

— Вот ты где!

Бхунумати сидела в кресле, задумавшись. Она слышала, как по дорожке из гравия проехала колесница Пандавов. Она слышала смех Абхиманью, подкинутого отцом высоко в воздух, слышала, как ее муж приветствует двоюродных братьев. Абхиманью с рук Арджуны быстро перебрался на руки Суйодханы, своего дяди. Арджуна сказал, что его сын больше обожает дядю, чем отца.

Юдхиштхира спросил про нее. Бханумати со страхом смотрела на дверь своей комнаты. Сейчас она откроется, войдут люди, среди них будет та, кого она так ненавидит.

— Бхану! Смотри, кто к тебе пришел! — раздался звонкий голос Субхадры и лицо Бханумати побледнело.

В дверях стояла прекрасная Субхадра. Ее лицо светилось радостной улыбкой. Из-за ее плеча выглядывала улыбающаяся Драупади.

Бханумати собрала всю свою волю, сложила ладони в приветственном жесте и сказала:

— Что же вы стоите в дверях? Проходите!

Драупади стремительно вошла, взяла Бханумати за руки и крепко сжала их. Казалось, что если она их отпустит, то утратит смелость.

— Я должна извиниться перед тобой и твоим мужем! Я поступила неправильно, но у меня не было намерения принести вред. Прости меня, Бханумати! Суйодхана очень похож на моих братьев Дхриштадьюмну и Шикханди. Я привыкла дразнить их, а они всегда спокойно относились к моим словам. Вот поэтому так и получилось…

У Бханумати упало сердце. Не так она представляла эту встречу. Она готовилась ответить на высокомерный тон Драупади резкими и гневными словами. Но супруга Пандавов обезоружила ее своими извинениями.

Драупади продолжила:

— Я уверена, Суйодхана хороший человек! Если происшествие на раджасуе ранило его сердце, разве стал бы он приглашать нас на игру в кости? Выходит, он простил нас. Твой муж знает, что Юдхиштхира обожает играть в кости. Суйодхана простил мою ошибку и это прекрасно!

— Я-то знаю, над кем ты действительно смеялась! — с озорной улыбкой на лице заявила Субхадра. — Он все еще дорог твоему сердцу? Стоило ли его так больно ранить?

Драупади смущенно отвернулась и ответила:

— Я не знаю, Субхадра, о каком суте ты ведешь речь.

— Разве я произнесла слово «сута»? — залилась смехом Субхадра.

Драупади прикусила губу, лицо ее вмиг покраснело. Затем обе женщины рассмеялись. Глядя на них, Бханумати подумала, что надежда еще есть. Если Драупади скажет ее мужу лишь половину из только что сказанного, то все будет хорошо. Хоть бы Суйодхана вошел сейчас в комнату!

Драупади сказала, что неважно себя чувствует из-за месячных очищений, и хотела остаться дома, но Юдхиштхира настоял на ее поездке в Хастинапур. Для него это было важным событием, и жена не может покинуть мужа в такой момент. Окончательно Драупади согласилась поехать, когда подумала о возможности загладить свою вину перед Суйодханой и Бханумати.

Юдхиштхира обвел всех собравшихся в сабхе царского дворца Хастинапура.

Брат Арджуна советовал ему отклонить приглашение на игру. Кунти, его мать, предостерегала о возможных засадах на пути. Но правитель Индрапрастхи перед окончательным решением, пошёл советоваться к Дхаумье. Брахман и его ученики заверили старшего Пандава, что игра в кости это дхарма кшатрия. Юдхиштхира заметно повеселел, так как игра в кости была его страстью. Ничто более его так не волновало, как азарт игры. Тем более, что Суйодхана обещал поставить в предстоящей игре свое положение наследника престола Хастинапура против Индрапрастхи. Правда, играть против Юдхиштхиры будет не его двоюродный брат, а его дядя Шакуни.

В случае победы Юдхиштхира получит власть над самым могущественным царством Бхараты. А далее…. Далее, при той поддержке, которую ему оказывает варна брахманов, можно будет потребовать у южных царей признать его повелителем всей Бхараты, от гималайских отрогов до океанских берегов.

Дхаумья не сомневался в победе Юдхиштхиры, никогда не отступавшего с пути дхармы. Пандав для большей уверенности обратился к предсказателю. Тот бросил на землю раковины каури, произвел непонятные вычисления, переложил раковины с места на место, после чего уверенным голосом предрек Юдхиштхире победу в игре. Кроме того, служители храма дали царю Индрапрастхи талисман, ношение которого сулило удачу в играх.

Когда Юдхиштхира в сопровождении братьев вошел в зал собраний, там все обсуждали этот чудесный талисман, занимавший видное место среди жемчужных и бриллиантовых украшений Пандава.

Соперники совершили несколько пробных бросков, в большинстве которых Юдхиштхира уверенно выиграл у Шакуни. После чего они приступили всерьез к игре, основанной на ловких бросках костей и передвижении монет-фишек, требующей не только определенных навыков, но, как и в жизни, еще и удачи.

— О царевич, — обратился Шакуни к Суйодхане. — Мы начинаем играть. Огласи свою ставку.

— Я ставлю свое жемчужное ожерелье! — сказал Суйодхана.

После слов царевича хмыкнул Карна, чем вызвал гневные взгляды Пандавов.

— Отвечу тем же, — Юдхиштхира снял и положил рядом с игральное доской свое ожерелье.

Кости покатились по столу.

Дхритараштра сидел и узнавал о ходе игры от своего писца Санджаи. Он желал победы своему сыну. Гандхари никогда не одобряла подобные игры, в то время как он, наоборот, поощрял сына, утверждая, что дело это достойно кшатрия. Царь радовался тому, что жена его, отправившаяся в храм подать милостыню бедным, еще не пришла. С ней туда же пошла и Кунти.

«Пусть подольше там и остаются», — подумал, усмехнувшись, слепой царь.

В конце концов, женщинам не место в сабхе! Это место предназначено для мужчин. Если бы не Бхишма со своими идеями…

— О! Я выиграл! — с неприкрытым ликованием воскликнул Шакуни.

Зрители потянулись взглянуть на результат первого броска.

Царь Дхритараштра довольно улыбнулся про себя.

«Ты была против этой игры, Гандхари. Посмотрела бы ты сейчас, как наш сын выдернет ковер из-под ног Юдхиштхиры! А этот Шакуни, поистине, очень удачливый человек!»

Громкие возгласы в зале собраний возвестили об очередном выигрышном броске гандхарца.

Дхритараштра в который раз задумался о том, отчего же его супруга так не любит своего брата. Еще немного, и он, как на блюде, передаст Суйодхане земли Пандавов.

Мужчины рвались к победе, женщины молились в храме. Царь Хастинапура молчал, но мысленно желал удачи игральным костям Шакуни.

Над укутанными туманов деревьями медленно, будто ленясь, поднималось солнце. Всадник скакал по дороге, ведущей в столицу царства Синдху. В пути он был уже почти двое суток, не прерываясь на отдых. Спина и суставы нестерпимо болели, но послание царю необходимо передать любой ценой. Когда показались городские ворота, гонец перешел на рысь, не желая обращать на себя излишнее внимание. По оживленным улицам он уже передвигался спешенным, ведя коня в поводу. До дворца еще надо дойти! Он вытер лицо свисающим концом тюрбана и с завистью посмотрел на постоялый двор, где на лежащие в тени на кушетках несколько человек пили, кто молоко, а кто и вино. Гонец смертельно устал, и, казалось, уснул бы сейчас не меньше, чем на год. Но послание, которое он нес, не терпело промедлений. Оно могло надолго лишить сна многих знатных людей Бхараты.

У ворот его надолго задержали стражники, задававшие бесконечные вопросы. За их спинами виднелся пустынный двор.

— Мне нужно срочно к царю? Он здесь? — наконец не вытерпел гонец.

Стражники переглянулись.

— Разве ты не знаешь? Царь Джаядратха уехал в Хастинапур!

— В Хастинапур? Проклятье…, - гонец заставил себя замолчать, чтобы ненароком не оскорбить царское величие.

— Я думаю, что не только он отправился в столицу Куру посмотреть на игру Суйодханы и Юдхиштхиры! — сказал один из стражников. — Но если у тебя письмо к царю, оставь у нас, мы позаботимся, чтобы он получил его по возращении.

Но гонец покачал головой и собрался уходить. Стражник еще раз попытался его уговорить оставить послание, но тщетно.

«Глупец! Разве могу я сказать тебе, что в Гандхаре обосновался Дурджая с несколькими сотнями своих людей. Все они только ждут приказа начать сеять смуту в городах Бхараты!» — подумал посланец.

Он сел на коня. Путь его теперь лежал в Хастинапур. Но какова ирония! В их странах вот-вот вспыхнут пожары, но цари собрались поиграть в кости! Ему стало все равно, привлечет он к себе внимание или нет. Гонец ударил вятками коня и поскакал как можно быстрее.

Обезумевший, порытый пеной конь нес на себе усталого, озлобленного человека, спешащего попасть в столицу страны Куру.

Юдхиштхира потер свой талисман. В пробных бросках гандхарец не показал себя умелым игроком, сейчас же раз за разом выигрывал.

«Возможно, ему везет, как всякому новичку», — подумал Пандав, но беспокойство не покинуло его.

Подняв голову, он объявил:

— Ставлю все свои покрытые золотом колесницы!

Шакуни потер в ладонях кости.

— О царь, ты ставишь все свои золотые колесницы? Но это не совсем справедливо, ведь в Хастинапуре их значительно больше!

— Добавляю своих боевых слонов! — незамедлительно воскликнул Юдхиштхира.

Ничто во внешнем облике старшего Пандава не показывало, что сердце его готово было выпрыгнуть из груди.

Стук костей о дерево стола.

— Увы, увы, о лучший из царей! Отныне твои колесницы и слоны принадлежат Суйодхане! — улыбаясь, произнес Шакуни.

Юдхиштхира тихо выругался. Как такое возможно? Никто еще не обыгрывал его в кости! Арджуна приблизился к брату и шепнул ему, что пора остановиться. Они только что лишились чуть ли половины армии! Но под насмешливыми взглядами Кауравов царь Индрапрастхи растерял остатки своего благоразумия. Он поставил на следующий кон, всех лошадей, все золото и драгоценные каменья, всех коров, все деревни своего царства, а также богатства своих подданных.

Всего этого Юдхиштхира лишился после десятого за игру броска костей.

— Может быть, хватит играть по мелочам, о царь, и ставить то коней, то коров! Сыграем на нечто поистине стоящее. Вот царевич Суйодхана ставит свое положение наследника престола! Если он проиграет, наследником станешь ты, а со временем и царем Хастинапура! Мой племянник уйдет отсюда нищим, если проиграет! Что поставишь ты, о царь?

Слова Шакуни не девали потухнуть огню азарта, пылающему внутри Юдхиштхиры. Он снова коснулся талисмана.

— Я ставлю свой царский дворец в Индрапрастхе!

В одиннадцатый раз кости прокатились по игровому столу.

— Увы! Сегодня боги отвернулись от тебя, о царь! Ты снова проиграл! — в голосе Шакуни звучала тревога, притворная, разумеется.

Арджуна помрачнел. Улыбки давно покинули лица Бхимы, Накулы и Сахадевы. Юдхиштхира сидел бледный и потерянный. В зале никто не кричал, не говорил. Суйодхане вдруг стало жаль своего кузена. Месть свершилась. Пандавов обобрали до нитки. Жить они будут на то, что подаст им он, сын законного царя Хастинапура! Не пролив ни капли крови Суйодхана превратил мятежных двоюродных братьев в малозначительных членов царской семьи. Он поднялся на ноги, показывая, что не намерен далее продолжать игру.

Шакуни почувствовал себя неуютно. Недалекий племянник может сорвать его задумку! Но, к облегчению гандхарца, Юдхиштхира вышел из раздумий, поднял голову и сказал:

— Брат мой, не причиняй мне боль, не останавливая игру! Я уверен, удача не покинула меня.

Юдхиштхира не думал в этот миг ни о чем, только о следующем броске костей. Уверенность, что теперь-то он непременно выиграет, переполняла его.

Не ожидавший от двоюродного брата подобной неразумности Суйодхана вздрогнул. Царевич прекрасно знал, каким бы искусным игроком не был Юдхиштхира, сегодня у Пандавов не будет победы.

Сушасана прошептал на ухо брату:

— Зачем ты хочешь прекратить игру? Мы же выигрываем!

Суйодхана обернулся и понял, что младший брат изрядно пьян. Действительно, он несколько раз покидал зал, и, очевидно, прикладывался к кувшину с вином.

— Ступай к себе и проспись. И не вздумай устраивать здесь скандал! — тихо приказал Суйодхана.

Но Сушасана лишь криво усмехнулся в ответ.

— Я ставлю своего брата Накулу! — голос Юдхиштхиры заметно дрожал.

Стоявшая в зале тишина была разорвана недоуменными криками. Но кости уже со стуком упали на стол. Проигрыш Юдхиштхиры Сушасана встретил громким смехом.

— Неудача, конечно, — посочувствовал Шакуни. — Но один бросок костей и, ты, о царь, сможешь вернуть все обратно. Но осмелишься ли ты?

Арджуна сжал плечо брата.

— Довольно! Уйдем отсюда!

— Нет! Нет! Разве я могу оставить Накулу рабом Суйодханы? Мы должны вернуть его! — теперь Юдхиштхира походил на больного горячкой. — Я ставлю Сахадеву!

Дрожащие руки царя Индрапрастхи метнули кости. Он проиграл еще одного брата.

— Вы все сошли с ума! — вскричал Крипа, до глубины души возмущенный происходящим. — Какой-то чужестранец мечет кости, а вы, цари Бхараты, проигрываете свои царства! Прекратите это безумие!

— Здесь не произошло ничего, идущего вразрез с нашими священными писаниями! Игра в кости — дхарма царей! — Дхаумья не смог удержаться от возражения своему давнему противнику.

Два брахмана смотрели друг на друга.

С горьким смехом Крипа произнес:

— Болваны. Идиоты.

Он продолжал бормотать ругательства, а кости стучали и стучали по столу.

После Арджуны и Бхимы Юдхиштхира проиграл самого себя. Ставить больше было не на что. Братья Пандавы стали рабами Суйодханы.

Шакуни обратился к Дхаумье с вопросом:

— Скажи мне, мудрейший из брахманов, может ли хозяин решать, какие одежды будут носить его рабы? Это ведь не противоречит священным писаниям?

Выбора у попавшего в такое неловкое положение Дхаумьи не было.

— Раб должен одеваться так, как пожелает его хозяин. Но…

— Благодарю тебя, — прервал брахмана царевич Гандхары и бросил на Суйодхану взгляд, призывающий к мести.

Совсем недавно Суйодхана стоял обнаженным посередине зала собраний дворца Пандавов, а над ним потешались гости, прибывшие на раджасую Юдхиштхиры. Колесо судьбы совершило оборот. Пандавы оказались в полной его власти. Он волен поступить с ними, как только захочет.

— Разденьтесь и стойте там! — приказал он пятерым кузенам.

Вся ошеломленная сабха замерла и затихла.

Пандавы колебались, но понимали, что должны повиноваться. Они начали медленно снимать с себя одеяния и украшения. Пристыженные и униженные, они остались в одних только набедренных повязках. В их уши ворвался смех Карны и Ашваттхамы. Удержаться от смеха не смог и Суйодхана. Вслед за ним хохот поразил всех многочисленных братьев Кауравов.

Нервы Шакуни были на пределе. С сына его сестры станется проявить великодушие! Насладившись местью, он вполне может вернуть двоюродным братьям все выигранное. Нельзя терять время!

— Разве у тебя, Юдхиштхира, нечем сделать еще одну, последнюю ставку? — спросил гандхарец.

Старший Пандав обратил внимание, что Шакуни обратился к нему просто по имени. Он стал рабом, и люди могут звать его как им угодно. Предсказатель ошибся? Но ведь он выполнил все предписания служителей храма! И, тем не менее, Суйодхана победил.

— Мне нечего поставить, — голос Юдхиштхиры был полон отчаяния.

— Не может быть! Ты забыл о своем самом ценном имущесвте? — Шакуни удивленно посмотрел на своего соперника по игре. — А ведь ты мог бы отыграть все назад, объяви ее ставкой! Она ведь для тебя как чудесный талисман! Да, до сих пор удача не покидала меня, но теперь одним броском ты можешь обрести обратно все проигранное, да еще и трон Хастинапура выиграть! Никто же не знает, как могут лечь кости в следующий раз!

— Брось, дядя, он не осмелится, — заплетающимся языком проговорил Сушасана, и добавил. — Ведь он просто несчастный раб!

Не в силах более терпеть неслыханное унижение, Юдхиштхира выкрикнул:

— Ставлю на кон свою жену!

Сердце бешено колотилось у него в груди. Он смог сказать! Один бросок! Один бросок решит всё! Боги не могут быть слепы к его храбрости!

Арджуна же вздрогнул от слов брата как от пощечины. Как Юдхиштхира посмел так поступить? Ведь это он, Арджуна, своим искусством лучника завоевал царевну Панчалы! Позже братья последовали желанью матери, обоснованному невнятными строками священных книг. Но старший брат не имел права делать Драупади ставкой в своей опасной игре! Арджуна так и не задал свои вопросы, не произнес жестоких слов. Он промолчал, увидев перед собой сломленного человека. Родного брата.

— Свою жену? Или общую для всех вас? — уточнил Шакуни, медленно посыпая солью раны кровоточащих сердец Пандавов.

Ни один из пятерых братьев не ответил.

Видура не смог смолчать. В отчаянии он воззвал к Великому регенту:

— Мой господин! Прикажите прекратить игру, пока не случилось ничего непоправимого!

Но Бхишма только покачал головой и произнес:

— Даже богам не под силу спасти глупца. Как мы можем доверить власть игроку? Никто не заставлял его играть, и играть до последнего. Азарт и алчность обуяли его, и вот она — расплата! Сама судьба отдаляет от трона недостойных. Не будем вмешиваться!

— О почтенный гуру! — Шакуни снова заговорил с Дхаумьей. — Этот раб желает объявить ставкой в игре свою жену, которая также приходится женой и всем его братьям. Может ли муж так поступить? Что об этот говорят писания?

Больше всего на свете Дхаумья хотел развернуться и бежать из этого проклятого места, но он был обязан ответить.

— Хм…, если мужчина оказался в… бедственном положении, он вправе заложить дом, жену, детей и коров. В таком порядке. По сути, жена не имеет права на свободу, ибо она — собственность мужа. Но…

— Спасибо! — Шакуни поклонился брахману, прежде чем тот успел сказать что-то, способное помочь Юдхиштхире.

На самом деле Дхаумью не сильно волновала судьба Юдхиштхиры. Неудача, конечно, но это временная неприятность. Один царь лишился трона, на его место придет другой. Цари всегда будут послушны воле брахманов, как кукла, висящая на нитях, покорна рукам уличного артиста. Одна кукла пришла в негодность? Не беда! Найдется новая.

Дхаумья продолжил с любопытством следить за разворачивающейся драмой, надеясь, что от него не потребуют объяснений. Молчание для него сейчас наиболее выгодно.

— Мы принимаем твою ставку! — заявил Шакуни.

Раздался смех Крипы.

«Поистине, спасти глупца невозможно!» — мысленно согласился он с Бхишмой.

— Двенадцать! — посчитал свои кости Шакуни.

— Восемь, — едва слышно ответил ему Юдхиштхира.

Как горячо он молился, пока кости катились по столу! Но молитвы не достигли небес. Юдхиштхира полагался на богов, удачу и на чудесный талисман. Шакуни же доверился своему мастерству, отточенному им в течение трех десятков лет. Его усердие сегодня воздалось сторицей.

— Вот и Драупади стала нашей! — торжествующим голосом сказал гандхарец.

Нетерпеливо, слегка пошатываясь, со своего места поднялся Сушасана.

— Скажи мне, о учитель, к какой варне относятся рабы? — Шакуни придал лицу смиренное выражение ищущего знания человека. — В любом случае, они не могут быть выше сут!

Бедный Дхаумья ответил царевичу Гандхары слабым голосом:

— Рабы вообще не относятся ни к одной из варн. Они — неприкасаемые.

— Неужели? — Шакуни сыграл искренне изумление. — О гуру, выходит, все они теперь неприкасаемые? Арджуна — раб? Бхима, носящий такое обширное брюхо, тоже раб? Красавчики близнецы — рабы? И сам Сын Дхармы также стал рабом и неприкасаемым? Посоветуй нам, славный своей мудростью брахман, не стоит ли очистить сабху, а то и весь дворец, коровьим навозом? Надо ли Карне совершать омовения, если он, не приведи Господь, коснется кого-нибудь из Пандавов?

С горечью и болью мужчины, отвергнутого любимой женщиной, Карна произнес:

— Приведите сюда женщину, делящую ложе с пятью мужчинами. Нам надо посмотреть на новую рабыню.

А в голове Карны вновь зазвучали слова Драупади «Я не выйду замуж за суту!» и ее насмешки над обнаженным Суйодханой.

Суйодхана удивлено посмотрел на друга. Царевич всем сердцем сочувствовал Карне. По-видимому, он до сих пор сильно страдает, раз говорит такие нехарактерные для него жестокие слова. Суйодхана перехватил взгляд Ашваттхамы. Сын Дроны качал головой, показывая, что они зашли слишком далеко.

Но Шакуни, видя колебания наследника престола, зашептал ему на ухо:

— Очнись, племянник! Ты забыл ее смех? Забыл, как голым стоял перед ней, а она оскорбляла тебя?

Угасающие гнева в душе Суйодханы вспыхнули от масла, подлитого словами дяди.

— Приведите сюда Драупади! — твёрдым голосом приказал Суйодхана.

Видура снова принялся умолять регента остановить это безумие. Но Бхишма неподвижно сидел и молчал.

— Что же он делает, Санджая? — Дхритараштра схватил за руку писца.

— Твой сын, о царь, хочет силой привести жену твоих племянников в зал собраний, — ответил Санджая, как всегда, ровным голосом, не выражавшим его отношения к событию.

Его делом было точно описывать слепому царю все, что происходило вокруг, а не давать оценку или высказывать свое мнение.

Мучительные мысли одолевали царя. Куда подевалась Гандхари? Отчего она задержалась в храме, когда так нужна здесь? Почему Суйодхана так поступил? Конечно, это дурное влияние друзей, которых он приблизил к себе! Он делает это ради суты, возможно, и ради мальчишки-брахмана! Надо ли волей правителя остановить вышедшую из границ здравого смысла игру? Тогда его сын потеряет все, выигранное для него Шакуни! Бхишма! Мудрый и всезнающий Бхишма, почему ты молчишь?

Дхритараштра крепче сжал руку Санджаи и продолжил смотреть в зал невидящими глазами.

— У парня хорошие задатки! Падение Двараки — вопрос времени, — сказал Такшака, провожая глазами столб пыли.

Он стоял на скальном выступе, возвышающемся над джунглями. Калия, как обычно, согласился со своим вождем. Экалавья, Шальва и Дхантавакра вели свое войско к столице ядавов.

Поблизости стол Васуки, опершись на изогнутый посох. Прикрывая ладонью глаза от яркого солнца, он осматривал горизонт. Жара стояла невыносимая. По лицу Васуки текли струйки пота.

— Вот они! — внезапно крикнул он.

Такшака и Калия тут же посмотрели в направлении, указанном Васуки.

— Сегодня для тебя все закончится, Кришна! — рассмеялся Такшака.

Васуки, наоборот, не разделял радости вождя при виде приближающегося сильного отряда конных воинов. Такшака высоко поднял меч. На острие оружия заиграли лучи заходящего солнца. Люди, укрывшиеся в кустах и за камнями, увидев сигнал, насторожились. Уверенный, что его воины приготовились и следят за каждым движением вождя, Такшака так и стоял, с поднятым в руке мечом. Васуки и Калия спускались со скалы.

— Припомним им Кхандаву! — закричал Такшака, указав мечом на несущуюся к ним конницу.

Вождь улыбнулся, зная, какой гнев пробудил в сердцах своих людей упоминанием сожжённого леса. Он вскинул вверх обе руки и воззвал:

— За наше священное дело!

Сотни глоток подхватили его боевой клич. Такшака сбежал со скалы и укрылся за деревьями. Приготовим луки, армия мятежников принялась ждать отряд Кришны.

Баларама, скрестив ноги, сидел в своей комнате для молитв. Ревати, его супруга стояла за закрытой дверью, не обращая внимания на плач двулетней Валшалы. Где же Кришна? Будь он здесь, проблема выбора не стояла бы так остро. До нее доносился ропот членов Совета ядавов. Они с утра стояли у покоев Баларамы и ждали, когда он примет решение. Ревати представляла, каким мучениям подвергается ее муж. Человека, верящего в ненасилие и любящего своих людей больше всего на свете, ждал трудный выбор.

Ревати взяла на руки маленькую Валшалу и попыталась ее успокоить. В обычный день она поднесла бы дочь к окну и отвлекла ее звуками улицы. Но сегодняшний день не был обычным. Дурные предчувствия и тревога витали в воздухе. Всегда оживлённые улицы опустели. Двараку осаждали враги. Ревати поцеловала дочь и слегка пощекотала ее в надежде рассмешить. Где-то у крепостной стены затрубил слон, ему тут же ответил другой. Валшала стала вырываться из рук матери, ей очень нравились слоны.

«Это погонщики готовят боевых слонов», — подумала Ревати.

От мысли о войне сердце женщины испуганно сжалось.

Дверь молитвенной комнаты внезапно распахнулась, и Ревати не сдержалась от удивленного восклицания. На пороге стоял ее муж, держащий на плече палицу. Проливая слезы, она просилась к Балараме.

— Ты же не приемлешь насилие! Ты обещал больше никогда не брать в руки оружия! Так зачем ты это делаешь?

— Может ли в таком положении быть выбор у человека долга, дорогая? — Баларама отложил палицу и расцеловал Ревати в обе щеки.

Жена счастливо улыбнулась мужу и нежно провела рукой по его голове.

Мать протянула отцу Валшалу. Баларама обнял и прижал дочку к груди. Рыдания ребенка прекратились. Ревати тоже успокоилась. Она знала, сами небеса не смогут остановить ее идущего к цели супруга.

— Они возьмут и разрушат город, если я не стану сражаться. Я не желаю войны, но вождь ядавов не может бросить свой народ на милость армии мятежного нишадца. Отвращение к насилию хорошо, когда ты силен. Оно не должно подобно грязной тряпице прикрывать позор трусости. В переговоры я вступлю только тогда, когда буду уверен в победе! Ненасилие — мое личное предпочтение, оно не должно влиять на судьбу ядавов! Будь спокойна, Ревати, боги будут на нашей стороне!

Сказав такие слова, Баларама решительно пошел к выходу. Валшала побежала за отцом. Он остановился, наклонился и ласково погладил ее лицо.

Сердце Ревати вдруг стало тяжелым, как камень.

— Почему ты не надел доспехи?

— Это ложная защита. Если я достойно правлю своей страной, люблю свой народ, не вызываю гнева людей, то я вернусь живым и здоровым. Ничто не принесет мне вреда!

Слезы вновь наполнили глаза Ревати, слабость охватила все тело женщины.

«Где же ты, Кришна? Почему ты оставил брата именно тогда, когда он нуждается в твоей помощи?»

— Дочь, позаботься о маме и о двух своих непослушных братьях, — услышала Ревати слова Баларамы.

Дочб подбежала к матери, а Баларама в этот момент исчез за дверью. Ревати прошла в молельную комнату, где ее муж провел все утро. Маленькая дочь тут же увидела там обрядовые колокольчики и принялась в них звонить. Снаружи были хорошо слышны восторженные возгласы и боевые кличи. Почему в Двараку пришла война? С тех пор, как они покинули Вриндаван, жизнь здесь, в прибрежном городе была мирной и прекрасной. Да и во Вриндаване им жилось неплохо, но неожиданно ее муж встал во главе ядавов. Ему в голову пришло, что он должен послужить своему народу, привести ядвавов к процветанию и построить для них лучший на земле город! Почему в голову мужчин приходят подобные несбыточные мысли? Почему бы им не искать счастья в собственных семьях? Почему жизнь посвящена опасным затеям, приносящим женщинам одни лишь слезы?

Ревати упала на колени, коснувшись лбом пола. Смотреть на изображения Господа Рамы и его супруги Ситы, ради которой герой со своим братом разрушали города и убивали тысячи людей, было невыносимо. Лицо статуи Рамы сильно походило на лицо Кришны. Почему нишадец напал на их город? Если кто из правителей Бхараты проявлял заботу и сочувствие к нишадцам, так это был Баларама. Он искренне желал им счастья. Но за свою доброту муж ее получил войну. Ревати от всей души прокляла предводителя осаждающей Двараку армии, человека, принесшего к порогу ее дома кровопролитие. Все будет потеряно, если Кришна не придет им на помощь!

Прижавшись щекой к холодному мрамора пола, Ревати слушала скрип открываемых крепостных ворот. Она закрыла глаза.

— Славься, славься, Махадев! — орали тысячи голосов.

Ее дочь невинно звонила в колокольчики и разбрасывала лепестки цветов перед изваяниями богов. Лучшие цветы она, очарованная владыкой обезьян, положила к ногам Ханумана.

Крики воинов достигли пика и начали постепенно стихать…

Вокруг постели изможденного болезнью старика стояли самые могущественные повелители южных стран. Давний соперник Карны, Утхаяна из наследника стал царем страны Чера. Для обрядов возведения его на престол и собрались в Музарисе владыки юга. Все они бросились к Парашураме, как только лекарь сообщил, что великий гуру очнулся от беспамятства и начал подавать признаки жизни.

С трудом, превозмогая боль, Парашурама открыл глаза. Стоявшие вокруг его ложа люди с облегчением вздохнули. Утхаяна сделал шаг вперед, и все еще мутный взор старика остановился на нем. Гуру попытался что-то произнести, губы его слабо зашевелились. Только что ставший царем Утхаяна приблизился к Парашураме, с радостью в сердце думая:

«Из всех царей повелитель первым заговорил со мной! Счастливое предзнаменование!»

Впрочем, лицо его стало темным, как ночное небо, когда он разобрал шепот старого гуру.

— Карна…, где мой ученик Карна? Я хочу его видеть…

Собравшиеся цари взволновались. Весь цвет правителей южных стран находился здесь, но первый вопрос гуру был про подлого обманщика суту, нанесшего учителю оскорбление и сбежавшего! Проклиная лекарей, своими снадобьями лишившими рассудка великого человека, цари покинули покои Парашурамы.

— Может быть, он хотел увидеть голову Карны? — предположил царь страны Ватапи.

Мысль эта, как молния, поразила остальных. Их гуру требовал мести! Надо вернуть самозванца на юг и показательно его покарать! Старый царь Калинги призывал всех к осторожности и благоразумию, но кровь правителей южных царств была слишком горяча, чтобы прислушиваться к таким советам.

— Неужели кто-то из нас убоится суту, или его друга Дурьйодхану, или этого старика Бхишму? — вскричал Утхаяна.

Незамысловатого призыва хватило, чтобы самолюбие южан взыграло с новой силой. Цари стали совещаться, перемежая слова гневными возгласами.

— Хастинапур очень силен и расположен от нас очень далеко. Хватит ли в наших сундуках золота на такую затею? — спросил царь Калинги.

Осторожность его была понятна. Земли Калинги ближе всех остальных находятся к стране Куру. Если что пойдет не так, он сам и его народ первыми заплатят противнику.

Утхаяна понял колебания царя Калинги и подошел к нему.

— Деньги у нас будут. Народ платит подати. Люди охотно заплатят больше во имя дхармы! Разве мы не обязаны исполнить желание гуру? Это самое малое, что мы можем сделать для великого человека, научившего нас отличать добро от зла! Сута оскорбил всех нас, а мы ничего не сделали! Теперь о мести просит наш гуру! Клянусь Господом Вишну, этот сута поплатится за свои грехи!

Но сомнения так и не покинули царя Калинги. Утхаяна пристально на него посмотрел. Все верно! Старик переживает из-за панциря Карны. Видимо, его мучил вопрос, не ошибся ли бог Солнца, даровав доспех суте. Но времени на долгие раздумья нет! Утхаяна чувствовал, что промедли они, и ему никогда не отомстить низкорожденному выскочке. Пламя мести, зажженное много лет назад Карной, до сих пор бушевало в разуме Утхаяны.

В храм Господа Ваманы послали за священным светильником. Когда слуги вернулись, Утхаяна поставил его в центре зала собраний и зажег в нем огонь. Храмовые служители принялись распевать гимны, посвященные богам. Цари, один за другим, подходили к светильнику и протянув руки к огню давали обет во имя веры и дхармы, клялись захватить проклятого суты и явить его на суд Парашурамы. После торжественного обряда во все царства юга помчались гонцы. Они несли весть — гуру Парашурама приказывает всем правителям предоставить свои силы в распоряжение Совета царей. Предстояло вторгнуться в северные земли, сокрушить мощь Хастинапура, пленить суту Карну и бросить его к ногам божественного гуру.

Объединенное войско юга собиралось у крепостных стен Чера.

«Куда теперь ты попытаешься скрыться, Карна?» — смеялся про себя Утхаяна.

Боевые барабаны громыхали так, что под молодым царем сотрясалась земля.

«Хорошо, что отец не дожил до этого дня. Он бы сомневался и осторжничал, как царь Калинги».

Скоро, скоро грешный сута окажется в их руках! Ничто теперь не остановит Утхаяну!

Бханумати сидела в своих покоях. Вместе с ней были ее дети, а также Субхадра с Драупади. Жена Суйодханы строила догадки о том, как протекает игра в кости. До ее ушей долетали то радостные возгласы, то крики, полные отчаяния. Разворачмвающаяся внизу, в сабхе, драма, как будто нисколько не волновала Субхадру и Драупади. Они веди оживленную беседу, в которой, к большому удивлению Бханумати, весьма непринужденно обсуждали мужчин. Драупади рассказывала каким скучным оказался Юдхиштхира, насколько несообразителен Бхима, и какие красавцы близнецы Накула и Сахадева. Не забыли они обсудить и Карну, сойдясь в том, что будь он кшатрием, лучше мужчины и представить было бы невозможно. Обоим хватало благоразумия не говорить об Арджуне, их общем супруге. Бханумати же поражало, насколько дружны две женщины, делящие меж собой одного мужчину. Она же до сих пор испытывала учащенное сердцебиение от ревности, когда Суйодхана украдкой бросал взгляд на Субхадру. Даже точно зная, что муж ей все годы совместной жизни был верен.

Отчего вдруг в зале собраний стало так тихо? Почему безумный брахман Крипа громко смеялся? Холодок пробежал по телу Бханумати, услышавшей новый звук. Она с тревогой глянула на Драупади, беззаботно разговаривающую с Субхадрой. Отчетливо слышался скрип ступеней под чей-то поступью. Кто-то приближался и остановился прямо за дверью. Раздался мягкий стук. Неожиданный страх вселился в Бханумати. Сейчас произойдет нечто ужасное! Она зажмурила глаза, удерживая слезы, а стук становился все громче и смелее. В дверь уже не стучали, а колотили. За окном громко и внезапно заржал конь, и супруга наследника престола заплакала.

Шакуни свысока взирал на безумца, поддавшегося азарту и проигравшего все, даже собственную жену. Гандхарец перевел взгляд на сына Дхритараштры. Суйодхана сидел рядом, побледневший, ушедший в себя. Шакуни посмотрел на Карну, сполна рассчитавшегося за ранее нанесенные ему оскорбления. Он посмотрел на Бхишму. Лицо Великого регента было подобно камню, старик не собирался вмешиваться. Шакуни посмотрел на своего слепого зятя, безмолвно сидящего на троне и считающего себя царем. Шакуни посмотрел на дверь сабхи, ожидая, что вот-вот появится Сушасана и за волосы приволочет упирающуюся Драупади. Царевичу Гандхары хотелось громко рассмеяться при виде пятерых, бессильных что-то сделать, мужчин, неподвижных, как статуи, ожидающих, когда их общую супругу унизят при всех. Шакуни посмотрел на брахманов. Те, как обычно, увлеченно спорили о том, что в происходящем правильно, а что нет.

«Отец мой! Еще немного, и можешь считать себя отомщенным!» — с самодовольной улыбкой подумал Шакуни.

Брошенные им кости еще долго будут подпрыгивать, катиться и стучать по столу! Кости, выточенные из бедра его давно мертвого отца. Шакуни явственно ощущал приближающуюся гибель Бхараты, чувствовал запах крови, слышал шум битвы, видел смерть и разрушение. Великая война близка! Всё будет поглощено ею!

Шакуни радостно потер ладони.

В зале собраний стояла тишина, будто смерть уже побывала здесь. Лишь с улицы доносился вой собаки и пение того отвратительного нищего, явно оплакивающего судьбу царства. Больше ни звука. Царевич Гандхары был доволен. Земля это обречена. Вокруг Шакуни носились тени давно погибших гандхарцев, и он хотел сообщить им радостные вести. Но время громогласного триумфа еще не настало. На пути к цели придется немало потрудиться. Но он добьется своего. Это неизбежно.

Игральные кости были брошены.