Целевая орбита

ПЕРВЫЙ «СИРИУС»

Как обычно, за полчаса до запуска ракеты поднялись на смотровую площадку наземного измерительного пункта. Запуск девятнадцатого коммерческого космического аппарата «Сириус-1» был запланирован в рамках очень жесткого графика задействования ракеты «Протон». За восемнадцать дней четыре раза использовать такую мощную ракету-носитель было чрезвычайно сложно. Планировали три запуска: по Федеральной космической программе — «Экспресс-3А», коммерческий пуск КА «Сириус» и третий запуск служебного модуля к международной космической станции. Последний находился под особым контролем и Российского космического агентства, и правительства. Сорвать межгосударственные обязательства было равносильно их разрыву. Это, конечно, сильно сказано, но неприятностей было бы много. Все было спланировано.

Но тут возникли военные. Им срочно потребовалось отправить в космос спутник «Гейзер». То ли обстановка в Чечне, то ли другие обстоятельства, но они хотели это сделать непременно 1 июля. Как раз именно на этот день был намечен запуск КА «Сириус», что практически невозможно без участия военных. У них в руках были не только стартовые команды, но и обслуживающие инженерные системы, не говоря уже о наземных пунктах управления. Да и без нас, гражданских, военные не в состоянии обеспечить запуск. Образовался такой клубок, который сразу и не распутаешь. Сначала военные поставили ультиматум, а затем и А. И. Киселев — Генеральный директор Центра им. М. В. Хруничева — выставил свой. У него были обязательства перед заказчиком — провести запуск именно 1 июля. Сорвать срок — значит платить неустойку, и немалую. Необходимо было найти компромисс.

Мы на Байконуре были готовы к запуску и «Сириуса», и «Гейзера». Наблюдали за процессами и в Москве.

Надо отдать должное Анатолию Ивановичу Киселеву: он первым пошел на сближение. Вопрос о запуске «Гейзера» военные довели до Генерального штаба. Пришлось ехать туда.

Наконец, все разрешилось: запуск КА «Гейзер» был перенесен на 7 июля.

РКК «Энергия» поддерживало опережающий запуск этого аппарата только по одной причине: при запуске КА «Гейзер» на носителе планировалось использовать доработанные двигатели (дважды PH «Протон» падал из-за отказа двигателей второй ступени).

Служебный модуль к МКС предполагалось запустить на идентичном носителе. Нужен был подтверждающий пуск, хотя бы второй. А КА «Сириус» шел в космос на еще недоработанном носителе.

Полчаса до запуска. Со многими встречаешься на НИПе. Генеральные конструкторы систем или их заместители, администрация Байконура, представители штаба командования, представители национального аэрокосмического агентства Казахстана. Все находятся здесь, на Байконуре, многие живут постоянно, но в период подготовки разгонного блока им просвета не видно. Все заняты своей работой. А здесь — все сразу. Можно многое решить.

Наблюдательный пункт (НП) с банкетным залом для гостей находится совсем в другом месте — на бывшей боевой площадке. Там тоже ведется репортаж. На этом НП бывает очень много народу. Вереницей приходят автобусы. С гостями из Москвы (их привозят специальным самолетом), со школьниками из города, да и различных представителей достаточно. На длинных флагштоках развеваются четыре флага: России, США, Казахстана и Байконура.

На нашем НИПе все скромнее, по-деловому. Прямая связь с бункером. Да и народу существенно меньше.

— Ну что, пошли, — предлагает командир Л. Т. Баранов.

Поднимаемся на верхнюю площадку.

— Тебя выпустили? — Это уже А. В. Сафронов обращается ко мне. — А на сколько?

Его шутки вызывают улыбку. Неунывающий человек, гостеприимный хозяин, знаток бесконечного множества анекдотов, к тому же умеющий их рассказывать. Хорошо знающий свои двигатели, опытнейший испытатель, он пользуется огромным авторитетом у всех ракетчиков. Да, именно у всех. Ведь он — представитель знаменитой фирмы НПО «Энергомаш» им. академика В. П. Глушко, когда-то и нашего (НПО «Энергия») руководителя.

— А без тебя в камере будут скучать.

— Обещал привезти новые анекдоты, жду, — ответно отшучиваюсь.

— А, есть один. — И из его уст сыплется очередной анекдот.

Напряжение как-то ослабевает. Все смеются. Но, уверен, все мысли там, на старте, где в лучах прожекторов стоит белоснежная красавица ракета.

— До старта двадцать минут — голос из репродуктора. Удивительное чувство. Уже забыты предыдущие пуски. Думаешь: «А что ты тогда волновался? Все же хорошо закончилось». Ан нет. Опять пуск, и ни с чем не сравнимое состояние забирает тебя вновь. Все как будто в первый раз. И мысленно ты уже слетал и отделил космический аппарат, а когда представишь себе, что может случиться, если… Гонишь от себя эти мысли, а они лезут и лезут. По лицам присутствующих вижу, что не только у меня такое состояние. И хотя Анатолий смеется своему анекдоту, но глаза явственно выдают его волнение.

— До старта осталось пятнадцать минут.

Странно не видеть в правом углу смотровой площадки И.С. Додина. Обычно он забивается в этот угол и не отрываясь смотрит на свое изделие, уходя в себя и уже ничего не воспринимая. В этот момент лучше к нему не обращаться.

Небольшого роста, немного картавит, полон энергии, которой можно только позавидовать. Смотришь на него и думаешь, как много все-таки зависит от одного человека. Его напор, умение подчинить себе людей, организаторские способности обеспечили в короткие сроки полную реконструкцию монтажно-испытательных залов, позволили ввести новые рабочие места для испытаний космических аппаратов и нового разгонного блока.

Монтажно-испытательные залы отделаны по самым современным требованиям, чистота необыкновенная. Зарубежные специалисты оценивают их по этим параметрам ничуть не хуже американских, и это в степи, где дуют пыльные ветры. Впервые такой зал был введен в действие на площадке 254, где готовят разгонные блоки. Тогда крепко досталось вице-президенту РКК «Энергия» Аркадию Леонидовичу Мартыновскому. Он впервые решал такую задачу на полигоне. Времени для реконструкции зала было в обрез. Должны были строго по графику принять американские спутники, а уж капризности американцам не занимать. К тому же взбадривал постоянный контроль со стороны Генерального. Но все кончилось хорошо. Комиссия приняла монтажный зал и расположенную в нем станцию для заправки аппаратов.

В этом зале испытывали американские аппараты «Иридиум». Хорошие отзывы зарубежных заказчиков заставили и руководство Центра им. М. В. Хруничева привести в порядок два огромных зала на площадке 95. Пришлось практически заново организовать «замороженную» на долгие годы работу по вводу в строй огромного монтажно-испытательного корпуса 92–50. Вот здесь-то и проявил себя Игорь Соломонович Додин. Он мотался по полигону, отыскивал старое, никем неиспользованное оборудование, монтировал из него стапели и кантователи, обеспечивал закупку и доставку на Байконур инженерной техники и кабельной продукции. Он был хозяином, именно хозяином, своего комплекса, расчетливым, экономным руководителем. Это благодаря его энергии был отремонтирован и солдатский клуб, который превратился в современный, хорошо отделанный дворец для проведения заседаний и торжественных мероприятий.

Постоянное напряжение из-за повседневной работы и пусков дало о себе знать. Начало пошаливать сердце, и вместо своего места в правом углу зала он оказался на больничной койке.

— До старта осталось десять минут.

Командир космодрома держит около уха трубку прямой связи с бункером.

— Нет готовности космического аппарата, — вслух повторяет он сообщение из бункера.

Пока ничего не вызывает волнения.

— Думаю, замешкались.

— До старта восемь минут, — голос по громкой связи.

— Ну как они там? — спрашиваю.

— Пока нет готовности, — отвечает и далее в трубку:

— Узнай, что они там медлят. — Это приказ «первому».

— До старта осталось пять минут.

— Готовности нет. Бегают все друг к другу. Выясняют.

Налице появляются признаки волнения.

— Есть готовность головного блока.

Ну, думаю, это уже легче. Космический аппарат входит в головной блок. Значит, получено «добро».

— Американцы не дали «добро», — обеспокоенно говорит Л. Т. Баранов.

— До старта осталось четыре минуты, — бесстрастный голос по «громкой» говорит всем, что все идет по плану.

Но мы-то знаем, что такое не иметь «добро» на пуск из-за неготовности аппарата. Это известно только очень узкому кругу технического руководства. Это не афишируется.

Напряжение нарастает с каждой секундой.

— Неужели сливать?! — только и произнес командир.

За этими словами тянется такой объем работ, что становится не по себе. Мало слить компоненты, нужно еще знать, что делать с ракетой. После гадких компонентов ее даже в монтажный корпус привезти — проблема. Нужно еще найти, почему не прошла команда готовности космического аппарата. Мысли бегают как шальные. А здесь еще плановые пуски через семь и двенадцать дней. Все может пойти кувырком.

— До старта осталась одна минута.

Лицо командира становится сосредоточенным. Он-то лучше, чем кто-либо, представляет, что последует за отменой пуска.

— Не успеют, — выговаривает командир, подытоживая происходящее, — что-то не в порядке. Наверное, придется сливать.

По условиям пуска за десять минут до команды запуска маршевых двигателей ракеты боевой расчет и руководитель должны получить разрешение на пуск от руководителя подготовки космического аппарата. Незадолго до этих злосчастных минут космический аппарат должен перейти на собственное электропитание от бортовых батарей. Без информации, подтверждающей это событие, запускать аппарат не имеет смысла. Он будет просто «болванкой».

Вот за минуту до старта, как у нас называют, «отмашки» от американцев не было.

— Тридцать секунд до старта. Все, отмены не избежать, — комментирует командир. На лице тревога. Он уже не может смотреть на ракету. Его мысли перекинулись на организацию работ в результате этой аварийной обстановки.

— Десять секунд.

— Все, отмена!

В этот момент вижу, что под ракетой появился ярко оранжевый клубок.

— Какая отмена?! Она полетела!

— Как?! — вскрикнул Л. Т. Баранов и резко повернулся в сторону старта.

В ночном небе появилось зарево, на старте из клубов дыма величаво начала свое движение ракета. Теперь ее остановить невозможно.

— Что будет?! — только и вымолвил командир.

А я как будто успокоился. Все будет хорошо.

Огненный след ракеты четко выделялся на фоне черного неба.

В.Л. Иванов, председатель межгосударственной комиссии, уже просит собраться в комнате заседаний госкомиссии. Нужно ехать, но мы ждем отделения головного блока. Репортаж идет своим ходом. Полет протекает нормально. Вот объявили, что головной блок отделился. На наблюдательном пункте очень шумно, хлопают в ладоши. Стартовики и ракетчики не скрывают своей радости. А нам, кто отвечает за работу разгонного блока, еще радоваться рано. Нужно ждать еще три часа. Разгонный блок должен еще два раза включиться, отработать заданный импульс и отделить на целевой орбите космический аппарат.

Прощаемся с Л. Т. Барановым: он — на госкомиссию, а мы к себе на площадку 254, где оборудована комната управления блоком и приема телеметрических сигналов.

Полчаса дороги. Вхожу в комнату.

— Уже несколько раз звонил Лопан директор программы из Центра Хруничева по запуску КА «Сириус». Просил позвонить.

— Хорошо, соедините.

Выходим на связь.

— Виталий, что волнует?

— Да американцы очень нервничают. Они не знают состояния бортовой аппаратуры. Боятся потерять аппарат. Как только узнаете параметры орбиты, сообщите.

До зоны видимости оставалось минут десять. Программа выведения космического аппарата «Сириус» была не совсем традиционна для разгонного блока.

Если большинство коммерческих аппаратов выводили на очень вытянутый эллипс с наклонением порядка 15° к экватору, то КА «Сириус» выводили на целевую орбиту с наклонением 63°, да к тому же эллипс был вытянут еще сильнее, так что высота в апогее достигла порядка 50 тыс. км. Выведение было двухимпульсным. Первый раз маршевый двигатель разгонного блока включался примерно через 40 мин., а второй, не дожидаясь прихода в точку апогея переходной орбиты, — через 2 ч от начала подъема.

Через 40 мин. блок улетел на противоположную сторону Земли. С наземных пунктов России не представлялось возможным проследить за этим первым активным участком. Информация записывалась на бортовое запоминающее устройство и при появлении разгонного блока в зоне видимости сбрасывалась на измерительные пункты. Управленцам и телеметристам отводилось очень мало времени для такого сброса. Дело в том, что через 10 мин. после вхождения в зону видимости начинался второй активный участок. Нужно было успеть четко провести этот процесс, поскольку угол наклона наземных антенн был очень близок к горизонту, а в атмосфере присутствовали сильные помехи.

Мы шли на риск, так как полагались на работу бортовой аппаратуры в автоматическом режиме. Но стоило автоматике лишь только один раз сбиться, и мы уже никогда не смогли бы понять, что произошло на борту. Такой случай у нас был, когда запускали КА «Марс-96». Тогда так однозначно и не установили, почему головной блок не сработал и не вывел аппарат в сторону Марса. Но постепенно об этом забыли. Надежная работа блока позволила принять решение — лететь без дополнительного измерительного пункта, который ставился и во времена Союза. Коммерческие пуски предполагают для этого определенные средства. Но сколько мы ни обращались в Центр им. М. В. Хруничева, получали отказ. Объяснение простое: плавучие измерительные пункты очень дороги. Шли на риск, но, повторяю, только потому, что была большая полетная статистика.

А как хочется поскорее узнать, как сработал твой блок! Понимаю американцев. Их состояние, когда не знаешь, ответит ли аппарат с орбиты, было ужасным.

Мы с нетерпением ждали «захвата» нашими измерительными средствами разгонного блока. Наземные антенны настраивались на расчетную точку прихода головного блока при штатном режиме работы двигательной установки. Сам факт «захвата» уже говорит о многом, это значит, что блок сработал, нужно только уточнить, в каком режиме. Если нет «захвата», срочно нужно перестраиваться на опорную орбиту (на орбиту, куда вывел головной блок PH «Протон») и принимать телеметрическую информацию, из которой и определять причину аномалии.

— Есть «захват» разгонника по целеуказаниям.

Этот доклад оператора из центра управления частично снимает волнение.

— Качество приема не совсем хорошее. Нет воспроизведения. Даем команду на повтор.

Смотрю на часы. Времени очень мало.

— Не пропустите НП, рекомендую Центру (НП — непосредственная передача).

— Есть включение ДУСОЗ. — Это о двигательной установке системы обеспечения запуска маршевого двигателя.

Это значит, что остановили воспроизведение и пошел репортаж о втором активном участке. Успели! Звоню В. Я. Лопану.

— У нас все штатно, — я немного лукавлю, ведь информации о первом включении нет. Только косвенные параметры свидетельствуют, что все прошло по плану. С напряжением жду его реакции.

— У нас успокоились. Американцы установили связь с объектом. Их борт работает. Они перешли на бортовое питание. Зря волновались.

Отработала система обеспечения запуска, а затем и маршевый двигатель. Космический аппарат выведен с высокой точностью. Все поздравляют друг друга. Очередная удача.

Как потом выяснилось, та самая злополучная кнопка, по которой американцы могли дать отбой, не была подключена к источнику питания, то ли случайно, то ли осознанно. В противном случае однозначно был бы отбой пуска. Вот так бывает в нашем деле. Из-за случайного отсутствия информации о переводе космического аппарата на бортовое питание могли потерять целую ракету. Как говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло.

Через неделю опять запуск, опять все сначала.