Масодова заговорила, едва сдерживая явное раздражение:
— Пожалуй стоит напомнить… что даже если один из Представителей верховного дворянства не может присутствовать на совете, его место должно оставаться вакантным.
Пока женщина говорила, взгляд её тёмных глаз был направлен на Елисавету. Он был таким яростным и жгучим, что могло показаться, будто Масодова хотела воспламенить девушку.
Повисла тишина.
Игорь улыбнулся и уже собирался заговорить, как вдруг первое слово взяла сама Елисавета.
Холодным и ровным голосом девушка сказала:
— Сейчас не время для формальностей.
Масодова сперва растерялась; затем с раздражением поморщилась.
Игорь удивлённо посмотрел на свою сестру. К этому времени он уже более или менее понимал характер Елисаветы. Ему было известно, что она никогда бы не ответила на явный упрёк. Девушка скорее бы его проигнорировала и даже не удостоила Масодову взглядом.
Но это не произошло. Елисавета ответила. Даже огрызнулась.
Почему?
Игорь задумался и… довольно скоро нашёл ответ.
Юноша улыбнулся, ибо не улыбнуться, зная причину, было просто невозможно.
Всё дело было в царапинах, которые девушка ещё ночью обнаружила у Игоря на спине. Юноша тогда оправдался, что получил их якобы по рабочему вопросу. В некоторым смысле он говорил правду… Но не суть.
Ещё раньше Елисавета своими глазами видела, как Масодова строила Игорю глазки во время бала. Девушкой она была внимательной, а потому ей было не сложно сложить два плюс два и понять, что между ними что-то было. Как итог: теперь Елисавета смотрела на Масодову с явной враждебностью и не собиралась уступать ей ни по какому вопросу.
Игорь находил это забавным, даже немного милым.
Масодова тоже отступать не собиралась. Она уже готовила в ответ едкое замечание, как вдруг раздался нежный голос:
— Попрошу.
Все в зале посмотрели на молодого блондина в чёрном деловом костюме.
Павел Рюрикович улыбнулся и заговорил:
— Я вынужден согласиться; в столь тяжкое для нашей родины время просто необходимо сделать исключение для некоторых формальностей… Самое важное: взяться за дело, дамы и господа!
После его слов Савелова почему-то поморщилась, Масодова посмотрела на молодого человека с явным раздражением, Елисавета и вовсе его проигнорировала, и только Роман Алексеевич благодарно кивнул.
Затем Великий Князь прокашлялся, достал из внутреннего кармана своего пальто зелёную папку, не открывая положил её на свои колени и начал говорить:
— На данный момент… Обстановка следующая…
Все притихли, внимательно слушая Великого князя.
— Ночью, в пять часов неизвестными силами была совершена атака на Летний дворец… Последствия её были катастрофическими. Мы всё ещё ищем выживших. Те, кого мы уже нашли, говорят про яркий свет и великана… только один свидетель готов дополнить эту картину, садовник. По его словам, он заметил сияющий золотой меч в небесах.
— Хм, — раздался задумчивый голос.
Роман Алексеевич сделал паузу и посмотрел на юного Рюриковича. Когда стало понятно, что своё «хм» он никак дополнять не собирается, мужчина продолжил:
— Кроме этого мы потеряли связь с его величеством Императором и его личной гвардией. Никаких улик… Где бы они могли сейчас находиться не осталось.
Игорь улыбнулся и отметил про себя, что «улики» — это довольно забавный эвфемизм для «тел».
— По причине общего замешательства… Мы не смогли вовремя отреагировать на телеграмму от Игоря Егоровича и Елисаветы Егоровы Трубецких…
Роман Алексеевич извиняюще посмотрел на юношу и его сестру.
— Мы просто не могли разделить наши силы.
Игорь понимающе кивнул.
Роман Алексеевич пару секунд всматривался в его лицо, как будто пытаясь разгадать, о чём юноша думает, и, не добившись успеха, возобновил свою речь:
— Я уже проинформировал вас о том… Что произошло с Кутузовым…
— Именно так, и всё же мы нашли эту информацию весьма подозрительной, — вставила Масодова. Женщина по всей видимости успокоилась, приструнила своё раздражение и снова надела на лицо привычную милую маску. Разглядеть притаившуюся злобу можно было только по чёрному блеску, время от времени мелькавшему в глазах княгини.
— Может быть, — сдержанно кивнул Роман Алексеевич.
— Мы тоже опасались… Подобного. Поэтому провели расследование. Оно показалось, что ночью Кутузов действительно сперва поднял свою личную гвардию, а затем, с помощью сфабрикованного указа взял командование над третьим московским гвардейским полком. Всё это показывает, что сообщение из поместья Трубецких было верным… Что ему можно доверять, — сдержанно объяснил мужчина.
Масодова самую малость прищурилась, при этом продолжая улыбаться.
— В скором времени мы должны получить доклад с поля боя… Но уже сейчас есть предположение, что за всеми этими событиями… Что все они связаны, и за ними может стоять Британская Империя. Мы не нашли в развалинах дворца следов ни премьер-министра Роберта Эдварда, ни английского принца…
— Кроме этого… — мужчина собирался ещё что-то сказать, как вдруг осёкся на полуслове и посмотрел на дверь. Спустя секунду раздался стук, она открылась, и в зал быстрым шагом вошёл взволнованный молодой офицер. В руках у него была бумажка. Не говоря ни слова, и стараясь ни смотреть ни на кого из присутствующих, юноша прошёлся к Роману Алексеевичу и, кланяясь, передал записку ему в руки.
Мужчина её принял, просмотрел содержимое и немедленно переменился в лице. Спустя несколько секунд он приоткрыл свои сухие губы и проговорил:
— Согласно… Согласно последним донесениям… Наш северный флот был атакован неизвестным противником прямо в гавани Петрограда. Порт был обстрелян. Мы потеряли связь с четвёртой и шестой Петроградскими гвардейскими бригадами… Прямо сейчас… — не успел мужчина договорить, как в железную дверь снова постучали. Снова в неё вошёл тот же самый офицер. Теперь и он был бледным. Его лицо блестела от пота. В руках он держал ещё четыре такие же бумажки.
Когда Роман Алексеевич начал их просматривать, его нижняя губа затрепетала. Ушла едва ли не целая минута, прежде чем он смог взять в себя в руки и заговорить:
— Наш военный контингент в восточной Пруссии сообщает о серьёзных потерях, противник атаковал…
И снова стук. И снова открылась дверь. И снова вошёл тот самый офицер. Теперь он нёс целую стопку бумажек. Мужчина осторожно и немного неловко поставил их возле стула Романа Алексеевича — потому что в руках и на коленях у него больше не было места, — и удалился.
После этого в зале воцарилась гробовая тишина. Никто не шевелился и не смел проронить ни единого слова. Всё это продолжалось почти целую минуту, а потом…
Снова раздался стук.