Владивосток — жемчужина… Ну по крайней мере приморья. Город чудесный и колоритный, и которым Игорь совершенно не успел налюбоваться, потому что сразу по прибытию на пирс юношу забрала машина и увезла прямо на вокзал.
Там он уселся в поезд и… Поехал.
— В этот раз дорога будет немного дольше, — заметил юноша, когда за окном пробегали уже последние крупицы города, разбросанные по сибирскому простору.
Ему никто не ответил, — разумеется, нынче в купе он был совершенно один. И всё же Игорь улыбнулся, а затем достал книжку, — учебник японского, — и, повторяя один за другим произношения иероглифов, начал своё долгое путешествие через великую Сибирь…
У него на пути были Китай, Монголия, многие другие земли… Чтобы немного разбавить дорогу, ну и просто в образовательных целях, Игорь кроме всего прочего решил изучить все эти страны.
Таким образом, вместе с километрами железной дороги, по которым бежал его поезд, Игорь как бы раскрашивал карту «России и Земель Окрестных», которая висел в его купе, прибавляя ей третье измерение пейзажами, которые рисовались за окном — долинами, лугами, горами, реками захудалыми деревушками и огромными лесами, — и четвёртое, историческим контекстом.
Игорь довольно поверхностно знал историю своего прежнего мира, но всё же достаточно, чтобы углядеть основные различие с историей мира этого.
Начиналось его путешествия с приморья. Его здешний вариант, как и в прошлом мире Игоря, Россия получила по итогам Пекинской конференции от Китая. В те годы — шестидесятые девятнадцатого столетия — как раз бушевала первая Опиумная война.
У потрёпанной и униженной Империи не было выбора, кроме как пойти на уступки Российскому гиганту на своём севере.
На самом деле история китайской Империи этого мира была довольно показательной. Казалось бы, такое массивное, богатое как на человеческие, так и на природные ресурсы государство по определению должно быть доминирующей силой в любую эпоху. Ведь они могли производить набольшее чисто магов и Кладенцов, и именно они, а вовсе не технологии пушки и ружья были определяющим фактором, когда речь заходила про силу государства.
И действительно, за свою историю китайцы и вправду произвели брони больше любой другой страны, но так уж получилось, что именно они больше всего своей брони и уничтожили. Они были страшно расточительны. И во многом это была проблема государственного строя.
Если в Европе довольно рано зародился феодализм, из-за которого дворян на захваченных землях короли обыкновенно превращали в своих вассалов, то китайские ваны были более суровы и нередко практиковали полное истребление своих противников, чаще всего других китайцев.
Так, например, в период образования первой Империи Цинь был один такой случай, когда по итогу битвы генерал приказал собрать всех вражеских воинов и дворян и закопать их глубоко под землю, а Кладенцы их передать своим собственным слугам. После этого люди поняли, что сдаваться — гиблое дело, и вместо этого всегда выбирали смерть. Дворяне взрывали себя вместе со своими доспехами, лишь бы они не достались ненавистному врагу.
А уже после образования великой Империи её первый император Цинь Шихуанди сперва велел волею своих диктаторских замашек сжечь все техники по созданию брони, чтобы никто не мог больше соорудить против него армию, а затем, чтобы и в загробном мире всё у него было хорошо, он приказ замуровать в своей гробнице всех своих верных воинов вместе с их доспехами.
Разумеется, сразу же после смерти его сына эту гробницу разворовали, но с таким стартом государственности наметилась определённая тенденция.
Поэтому в нынешнее время Китай находился только на шестом месте по количеству Кладенцов в мире, да и все они были недавнего производства в большинстве своём. Все свои сокровище, как например Имперскую Печь, — броню едва ли не на вершине Национального ранга, если верить легендам, — китайцы давно растеряли.
Первое место в этом списке, кстати говоря, занимала Британия, наворовавшая немалые сокровища со всех своих колоний. Россия была четвёртой, но тем замерам было уже несколько лет, и проведены они были ещё даже до начала великой войны — ныне же, учитывая стремительные темпы роста Российской промышленности, Империя возможно уже была третьей, а то и второй.
Впрочем, не количеством единым.
Игорь узнал, что когда речь идёт о броне, не менее важными были качества, а ещё — умелая тактика. В своё время именно благодаря им простой вождь своего племени по имени Тэмуджин, выросший в юрте на песчаных берегах захудалой речки, — Игорь повидал это место своими глазами во время путешествия, — сделался Императором одной шестой всего мира. О его доспехе, Чингисхане, слагали легенды…
Жалко отпрыски великого Хана оказались обделены всеми его дарованиями. Империя распалась, доспех потеряли. Оно, впрочем, даже к лучшему. Ведь благодаря этому монгольские писатели в популярных жанрах могли сотнями строчить истории о патриотичных мальчиках по имени Чызгых, которые волею С. Лучая находили чудесную броню в какой-нибудь пещере, и, вооружившись, бежали спасать родину от [Вставить исторического врага]…
Кстати говоря, вот и Узбекистан. И где-то здесь велись раскопки одной всамделишной гробницы великого кочевника. Ну как велись… Продолжая большую игру, британцы всячески ставили палки в колёса Российским археологам, разумно опасаясь, что они действительно могут найти кладенец Тамерлана…
А вот уже побежали в окне земли исконно русские. Где-то здесь, когда-то, бесновался Пугачёв. Страшный преступник. Историки до сих пор гадали, где же он раздобыл кладенец Петра 3-го.
— Загадка-с, — прокомментировал, хитро улыбаясь, Кирсанов.
— Наверное, он случайно нашёл его в какой-нибудь пещере, — не менее лукаво проговорил Игорь и выбросил карты на стол. Все они изображали доспехи в разнообразных позах, иногда в парах.
— Стрит, — сказал юноша.
— Ещё более занимательно: как же доспех Императора оказался в какой-то пещере, — поглаживая ус сказал Кирсанов.
— Фулл-хаус.
Скоморохин, в свойственной себе манере побледнел и воздержался от комментирования разговора, который ещё век назад можно было бы расценить как натуральную измену. Юноша неловко поправил свои очки и аккуратно выложил карты:
— Роял… Ф-флэш.
— …
— …
…
…
И всё-таки любое, даже самое продолжительное путешествие рано или поздно подходит к своему завершению. Правда очень нехотя. Под самый конец оно имеет свойство растягиваться, и дни, раньше пробегавшие незаметно, когда их остаётся всего две или три штуки, становятся просто неприлично долгими и заунывными.
Правда происходит такое лишь когда человек трепетно ожидает, когда же всё закончится. Игорь же был из тех людей, которые наслаждаются жизнью в моменте. Не ждут, когда станет лучше, но получают удовольствие здесь и сейчас. Так что ему этого не грозило… Почти.
На самом деле было у него одно тревожное ощущение на сердце, с каждой минутой громыхавшее всё сильнее. Что же это было такое? Нечто связанное с его сестрой… Юноше уже действительно интересно было с ней встретиться, чтобы разобраться в своих — своих ли — чувствах.
Время тянулось, но тянулось неустанно.
И вот.
Вечер.
А завтра, самым ранним утром, они уже будут на месте: в Москве
И наконец станет ясно, в чём же Игоря обвиняют. Все предпосылки для бессонной ночи, но юноша всегда дорожил своим здоровым сон. Ровно в восемь вечера, когда за окном было уже темно, и особенно ярко и тепло горел в купе светильник, Игорь расстелилкровать и упал на мягкие и прохладные покрывала, в сладкую кремовую дрёму…
Проснувшись, юноша первым делом заметил странную статичность бытия. Ах, это потому что поезд остановился. Непривычно.
Юноша поднялся, умылся и начал одеваться. Когда он уже собрался и собирался выйти, в дверь его купе постучали. Зашли. Это были Кирсанов в пальто и Скоморохин в меховой шапке.
— Генерал, вас ожидают, — сказал мужчина особенно глубоким и спокойным голосом. Он передал Игорю пальто. Юноша его надел, и вместе они вышли в узкий железный коридор. Прошли вперёд, повернули направо. Скоморохин подпихнул железную дверь, и сразу в лицо Игоря устремился холодный ветер и ослепительный бело-голубой свет. А потом показалась она.
Москва.
Всё в этом городе слишком большое, массивное, безумное… Игорь спустился по звенящим железным ступенькам на просторный вокзал. Там его сразу же встретила процессия из десяти человек, примерно, с чёрными нашивками на руках.
Возглавлял отряд мужчина сорока лет в пальто и без шапки. У него были жиденькие чёрные волосы, морщинистое вытянутое лицо и чёрные глаза, и совсем бескровные сухие губы.
Вот они изогнулись в садистской улыбке.
Мужчина посмотрел на Игоря, как на дичь, свёл руки за спиной и сказал:
— Игорь Трубецкой! Вы арестованы за измену родины!
…
— Вы арестованы за измену родине! — заявил мужчина.
— Немедленно поднимите руки и проследуйте за нами!
Игорь в ответ лишь улыбнулся. Его улыбка немного обескуражила мужчину, и он уже подбирал слова, как вдруг заговорил Кирсанов:
— Уже? А не слишком ли вы торопите события? Насколько я помню, приговора ещё не вынесли-с. Сперва должен пройти суд…
Мужчина в серой шапке хмуро посмотрел на Кирсанова и заодно задел своим взглядом Скоморохина, который от него немного побледнел.
— Генерал-майор, я так полагаю? Вы в этом деле свидетель, пока что, но в зависимости от исхода следствия можете стать соучастником. Вы это понимаете?
— Понимаю. Если, разумеется, мы действительно виновны, — улыбнулся Кирсанов.
— А вот это уже решать нам, — гордо заявил мужчина, особенно сухим голосом, и тут же выпрямил спину. Всё его естество исполнилось высокомерия. Он представился:
— Комиссар особенного следственного отдела военного министерства, Матвей Григорьевич Куприн. В данный момент я назначен волею его превосходительства министра главной данного следствия. Именно мне, — пауза важности, — решать, виновен генерал-лейтенант, или нет.
— Решать, разумеется, правде, вам её только выявить, — заметил Кирсанов.
— Хм. Не цепляйтесь к словам, генерал-майор. Разумеется, мы всё сделаем тщательно. И для этого необходимо арестовать подозреваемого. И допросить.
— Даже допросить… Разве это так обязательно?
— Разумеется! Преступник, — выделенное слово, — может попытаться скрыть улики, или сбежать, когда поймёт, что его дело худо… А ещё он может попробовать шантажировать судью и следствие. Мы уж этого не допустим…