Баронесса Д’Элтара, бледная, неубранная, с кое-как уложенными волосами, металась по гостиной словно тигрица в клетке. Она была вне себя. И от страха за дочь, и от того, что ее саму выставили из спальни Кассандры, едва только приехал доктор. Барон, к искреннему возмущению супруги, немедленно заперся с ним в комнате младшей дочери, а на попытку Инес проскользнуть следом только что-то невнятно буркнул — и захлопнул дверь. Перед ней, собственной женой! Перед матерью, с ума сходящей от тревоги! И поднялась ведь рука, и хватило же совести!..
В коридоре послышались голоса. Инес, не в силах совладать с чувствами, бросилась вон из гостиной, но увы — это всего лишь мажордом вздумал за что-то отчитывать лакея прямо на лестнице. Увидев возникшую у перил галереи хозяйку, оба слегка изменились в лице, поспешно умолкли и, поклонившись, стремительно скатились вниз по ступенькам. Сцена, что баронесса час назад закатила супругу, не осталась без свидетелей, да и характер Инес Д’Элтара прислуге был хорошо известен — так что попасться госпоже под горячую руку никому не хотелось.
Весть о странной болезни, нежданно-негаданно свалившей с ног младшую барышню, разлетелась по всему дому еще утром, когда явившаяся к Кассандре, чтобы помочь ей одеться, горничная не смогла ее добудиться. Испугавшись, девица позвала на помощь няню, а когда и у той ничего не вышло, послали за баронессой. Потом за бароном. И почти сразу — за доктором… И теперь слуги прятались по углам, в тревоге прислушиваясь, не зазвонит ли колокольчик, призывающий кого-то из них наверх. Все они были привязаны к баронессе, и за здоровье младшей барышни, слегшей с внезапной хворью, беспокоились непритворно, но все же старались держаться от них обеих подальше. На всякий случай.
Инес о том, что творилось в людской, не знала. Да и какое ей было до этого дело? Ее дочь, ее маленькая Кэсси лежала сейчас за закрытой дверью в своей темной спальне ни жива ни мертва, — а матери даже не позволили быть с нею рядом! Как будто она могла помешать или сделать хуже!.. Баронесса, подумав об этом, в тоске заломила руки. «Невыносимо! Ждать здесь, сама не зная, чего… Вздрагивать от каждого шороха… Нет, Руэйд, у тебя нет сердца!..»
Чуть дальше по галерее тихо скрипнули дверные петли. Заплаканная Кристобель, выглянув из своей комнаты, встретилась взглядом с резко обернувшейся на звук матерью и жалко улыбнулась.
— Мама…
Баронесса рывком отстранилась от перил.
— Ради всего святого, Крис, не сейчас! — воскликнула она, скрываясь в гостиной. Плечи старшей дочери поникли. Опустив вновь налившиеся соленой влагой глаза, она прерывисто вздохнула и с неясной надеждой посмотрела на запертую дверь в спальню сестры. Кристобель не обижалась на мать. И на отца, строго-настрого запретившего им обеим даже приближаться к Кассандре, тоже — хоть он и словом не обмолвился, почему этого нельзя делать. Она просто жалела их всех, беспокоилась о сестренке и чувствовала себя совсем одинокой и потерянной.
— Ох, няня! — дрожащим голосом пробормотала она, снова прикрывая дверь и порывисто бросаясь к креслу, где сидела старая нянюшка — единственная, у кого теперь можно было найти утешение. — Няня! Почему все так плохо?..
Она упала на колени возле кресла и, уткнувшись лицом в подол платья старушки, горько разрыдалась.
— Ну, ну, — проговорила та, ласково погладив воспитанницу по волосам, — зачем же так-то, моя ягодка? Не плачь, не надо. Обойдется… Вон и доктор приехал… Ты на маменьку-то не гляди, она с детства такая, чуть что, живьем горит без оглядки — уж такой уродилась! А ты мудрее будь. К чему так убиваться? Кто же из нас не болел, все болели, хоть разок, да с каждым случалось. Поправится сестрица твоя, вот увидишь. Сердцем чувствую, а уж оно не обманет — вы ведь обе мне что внучки родные…
Кристобель, всхлипнув, подняла к мягко улыбающейся старушке свое мокрое от слез лицо.
— Но ведь она же не просыпается, няня! — прошептала девушка. — И ничего не слышит, как мертвая лежит!..
Та осуждающе качнула головой:
— Негоже так говорить, Крисси, беду накликать можно. Да и где же «как мертвая»? Спит покойно, щечки розовые… Ты сейчас и то белей!
— Так отчего не просыпается тогда? — жалобно повторила Кристобель. Няня вздохнула:
— Я ведь не доктор, милая моя. Вот он от нее выйдет, так и узнаем… Ну-ка, где твой платок? Нехорошо, Крисси, себя так растравлять. Давай-ка, вытрем глаза… А коль за сестрицу душа болит, не плакать надо, на маменьку глядючи, а помолиться за здравие! Всё больше толку будет.
Девушка, еще раз прерывисто вздохнув, кивнула. И вновь пристроив голову старушке на колени, опустила слипшиеся от слез ресницы. Мысленно пообещав себе, как только успокоится хоть немного, спуститься в домашний храм — и не выходить из него до тех пор, пока Кассандре не станет лучше.
Больше она все равно ничего не могла для нее сделать.
Осмотр больной много времени не занял. Господин Ларрэ, семейный врач Д’Элтаров, вновь укрыл лежащую без движения Кассандру одеялом и выпрямился. Аккуратно расправил закатанные рукава белоснежной сорочки, вернулся к столику, где стоял раскрытый саквояж, уложил в него слуховую трубку и щелкнул замком. Сидящий тут же на табурете барон не проронил ни слова. «Неудивительно», — подумал доктор. Вынул накрахмаленный платок, снял пенсне и одно за другим тщательно протер стекла — раз, потом второй, хотя на них и до этого не было ни пылинки. Он тянул время, не зная, с чего начать.
— Жизнь госпожи Д’Элтара вне опасности, — наконец сказал врач, не глядя на барона. — Признаков какой-либо болезни, явных или скрытых, я не увидел. Кожные покровы чистые, дыхание ровное, хоть пока и поверхностное… Критических изменений нет. Что же касается долгого сна — не думаю, что он продлится больше нескольких суток, так что не стоит сильно волноваться по этому поводу. Будить спящую каким-либо способом, механическим или же лекарственным, тоже не вижу ни причин, ни смысла, лучше положиться на природу. Организм восстановится сам.
Руэйд внутренне весь подобрался. Последней своей фразой господин Ларрэ едва ли не слово в слово повторил недавний вердикт герцога эль Хаарта. С одной стороны, это был повод окончательно расслабиться, но с другой… Хозяин дома словно невзначай бросил на доктора испытующий взгляд снизу вверх. Понял или нет? И как быть, если все-таки понял?.. Гладко выбритое лицо семейного врача не выражало ничего, кроме обычной деловитой сосредоточенности, тон голоса тоже не изменился, однако ставки были слишком высоки. Нет, лучше выяснить все сейчас, на берегу — что бы там ни говорил его светлость о «врачебной тайне», ситуация все-таки не рядовая. Стоит подстраховаться.
Барон поднял голову.
— Значит, — закинул пробный крючок он, — моя дочь не больна?
— Совершенно верно, — подтвердил господин Ларрэ.
— И, как я понимаю, скоро очнется?
— Вне всякого сомнения. Это просто упадок сил, ничего более. Само собой, еще какое-то время после пробуждения, дней пять или семь, госпоже Д’Элтара придется провести в постели, но лишь из-за общей слабости. Когда она придет в себя, дайте мне знать. Я осмотрю ее еще раз и тогда уже смогу дать более конкретные рекомендации — если они, конечно, вообще потребуются. Ваша дочь молода, и здоровье у нее крепкое, баланс восстановится очень быстро.
Барон снова напрягся. Вот, опять! Опять то же, практически слово в слово! Совпадение? «Не думаю», — мрачно подумал он, не сводя глаз со своего семейного врача. Тот уже закрыл саквояж, но, тем не менее, так и не взял его в руки, хотя осмотр был закончен, а родитель болящей — успокоен. Похоже, не зря его светлость столь лестно отзывался о господине Ларрэ! Руэйд вздохнул и, собравшись с духом, поднялся на ноги. Задав для полной уверенности последний вопрос:
— Так отчего же тогда, позвольте узнать, моя молодая и здоровая дочь вдруг слегла?
Господин Ларрэ, кончив протирать стекла, медленно водрузил пенсне обратно на нос. Помолчал. А потом, все-таки обернувшись к барону, посмотрел ему в лицо долгим задумчивым взглядом.
— Вы хотите, чтобы я озвучил диагноз, ваша милость? — качнув головой, после паузы отозвался он. — Или желаете убедиться в том, что теперь он известен нам обоим?
Пусть Руэйд Д’Элтара и был уже готов к такому повороту, слова застряли у него в горле. Врач не стал его мучить.
— Симптомы, — сказал он, — слишком ярко выражены, чтобы я мог усомниться в причине. Да и за всю мою многолетнюю практику мне не единожды приходилось сталкиваться с подобным. Такое часто случается, увы, в семьях, где есть отмеченные даром.
Доктор мельком взглянул на закрытую дверь.
— Однако, — продолжил он, — в вашем доме таких нет и не может быть. А мы имеем то, что имеем. И лично вам я ничего нового не открыл, что меня, буду честен, весьма удивляет. Почему вы — простите, барон, но это очевидно, судя хотя бы по тому, как решительно вы захлопнули дверь перед супругой! — не желаете дать хода делу? Разумеется, мое знание останется при мне. Однако если имел место факт нападения…
— Никакого нападения не было, — резко прервал его хозяин дома. — Чистая случайность, только и всего.
Врач открыл было рот, но барон Д’Элтара властно взмахнул рукой, призывая его к молчанию.
— Никто, — чеканя каждое слово, повторил он. — Ни на кого. Не нападал. Неужели вы думаете, что в противном случае я ограничился бы только вашим визитом? Жизнь моих детей для меня превыше всего!
— Но тогда я тем более не понимаю…
Руэйд нахмурился.
— Вам не нужно ничего понимать, — отрезал он. — Я глубоко уважаю вас, господин Ларрэ, но обсуждать случившееся у меня нет никакого желания. Поэтому, зная вашу деликатность, я и вызвал именно вас — не столько ради Кассандры, сколько ради спокойствия остальных членов семьи. Надеюсь, вы простите меня за этот невольный обман… И найдете, как объяснить состояние Кассандры баронессе Д’Элтара, не рискуя сердцем матери.
На лице врача появилось что-то похожее на удивление.
— То есть, — помолчав, проговорил он, — вы хотите оставить супругу в неведении? И меня призываете вас в этом поддержать, выдумав для успокоения ее милости несуществующую болезнь?
— Да, — не стал кривить душой барон. — Только не требую — прошу. Как врача и давнего друга нашей семьи. Впрочем, — он на секунду запнулся, — если одной просьбы недостаточно…
— Во имя богов, барон, — посуровев, прервал его Ларрэ, — не унижайте нас обоих подобными предложениями!
Он решительно сомкнул пальцы на ручке своего саквояжа, снял его со стола и шагнул к двери.
— Принимая во внимание душевное состояние госпожи баронессы, а также то, что правда в любом случае не поставит вашу дочь на ноги быстрее, чем это возможно, я пойду вам навстречу. И не стану больше задавать вопросов, если вы того не желаете. Мне остается только надеяться, что этот инцидент в вашей жизни был первым и последним… Проводите меня к ее милости. Думаю, мы и так слишком долго терзали ее неизвестностью.
Повернув в замочной скважине ключ и уже коснувшись ладонью медной ручки, семейный доктор обернулся.
— Не беспокойтесь, господин Д’Элтара, — чуть смягчившись, добавил он перед тем, как покинуть комнату. — В конце концов, я ведь врач, а главное, что от него требуется — не навредить. Я найду, что сказать баронессе. И ни слова из того, что ей не нужно знать, она от меня не услышит.
Ветхая крытая повозка мелко дребезжала, подскакивая на булыжниках мостовой. Въезд на центральные улицы Мидлхейма со стороны северных окраин всегда оставлял желать лучшего. «Хотя это, конечно, смотря с чем сравнивать», — кисло подумал маркиз Д’Алваро. И утер ладонью мокрое лицо.
Внутри повозки было нестерпимо жарко как в раскаленной печи. Дышать тоже было нечем, маленькое узкое окошко за кучерским креслом почти не пропускало воздух, других же тут не имелось. А ведь уже давно за полдень — и еще ехать и ехать. Его сиятельство откинулся было на дрожащую деревянную стенку, но тут же выпрямился. Повозка была не просто старая, того гляди развалится на части, но еще и невероятно грязная. Спинки у продавленных сидений давно отсутствовали — чего, однако, нельзя было сказать о целом лесе вздыбленных щепок, торчащих из каждой щели. Этак до восточного пригорода в одних только смердящих лохмотьях доберешься, подумал Астор, оглядывая себя со всех сторон. В сущности, он и так уже больше походил на бродягу, чем на маркиза. Черные пятна на коленях, сапог без одного каблука, висящий на двух нитках рукав рубахи — и наверняка совершенно черное лицо, по которому он только что в очередной раз размазал дорожную пыль напополам с собственным потом.
Поморщившись, его сиятельство поднял хмурый взгляд на сидящего напротив молодого чародея. Выглядел тот еще хуже него самого: мятый серый камзол лишился больше половины пуговиц, воротник оторван начисто, чудом не слетевший амулет закинут куда-то за спину. В печальных глазах штатного мага второй заставы стояла тоска, а губы кривились в гримасе немого укора. И кто бы стал винить беднягу за это? Он ведь предупреждал!..
Астор пристыженно крякнул и уставился на свои ободранные руки. Переход вышел быстрым, как он того и хотел, а вот все прочее… Нет, они оба не сверзились с крыши и не угодили в недавно вырытый колодец, но в целом дурные предчувствия мага все же сбылись. Еще там, на заставе, выяснилось, что его воспоминания десятилетней давности мало того, что весьма туманны, так еще и не совпадают с теперешней реальностью. На месте парка в конце Центральной улицы уже года три как стоял храм Луноликой; трактир неподалеку от восточных ворот давно сровняли с землей и укрыли полотном мостовой; а портовый веселый дом, о котором Астор и понятия не имел, хоть и вполне мог существовать до сих пор, был последним местом, куда вообще следовало соваться — да еще и с помощью магии. Однако после долгих и судорожных попыток вспомнить еще хоть что-нибудь, чародею таки улыбнулась удача. Сам сирота, он учился в одной из общественных школ Разнотравья, и, как все его однокашники-выпускники, по окончании курса прибыл в столицу для распределения; дело это было не одного дня, так что молодых магов расквартировали в одном из доходных домов на северной окраине, с владельцем которого у муниципалитета был соответствующий договор — ни квартала, ни улицы теперь уже штатный чародей не помнил, зато имя владельца дома назвать маркизу сумел, запало в голову, до того смешным когда-то показалось… Хранитель второй заставы, услышав знакомое «Лусетиус», воспрянул духом. Этого человека он, слава богам, знал лично — впрочем, как и многие люди его круга. В том самом доходном доме Астор, само собой, не бывал, но то, как Лусетиус оберегает каждое свое детище, будь то известный столичный бордель или простая рыбацкая лавка, ему было хорошо известно. Десять лет — не пятьдесят, решил маркиз. И велел вздыхающему магу приниматься за дело. Тот, кряхтя, натянул форменный камзол и подчинился.
А вот дальше все пошло наперекосяк.
Воронка перехода выбросила их в какое-то темное, тесное помещение без окон, насквозь пропахшее прогорклым жиром и луком и, ко всему прочему, запертое снаружи. Помещение, как вскоре выяснилось, было кладовой при кухне доходного дома — так что когда поднявшая засов дородная кухарка с веником в руке вместо вора-кота нос к носу столкнулась с двумя незнакомцами, визг поднялся до самых небес. Перепуганный маг едва не выпал обратно в воронку, но маркиз Д’Алваро присутствия духа не растерял. Схватил чародея за шкирку, прыгнул вперед, едва не снеся со своего пути верещащую на одной ноте бабу, и сиганул в открытое окно — благо, этаж оказался первый, и Астор успел это заметить.
Провожаемые звоном кастрюль и пронзительными воплями, горе-путешественники в три прыжка одолели неширокий задний двор, слаженно перемахнули через ограду, вихрем пронеслись по тихому сонному переулку и выкатились на дорогу. Прямо под колеса проезжавшей по ней телеги молочника. Лошадь, испуганно захрапев, встала на дыбы, телега опасно накренилась, бранящийся молочник кубарем полетел с облучка на землю, Астор потерял каблук, а близкий к обмороку молодой маг только чудом успел вывернуться из-под сверкнувших подковами над головой копыт.
Не дожидаясь появления городового, нарушители спокойствия скрылись в ближайшем темном проулке. Куда, как они вскоре поняли, лучше было вообще не соваться: изнанка северных окраин мало чем отличалась от трущоб, и окажись беглецы здесь не ранним утром, а в сумерки, им бы не поздоровилось — так что те два часа, что маркиз и его штатный маг проплутали в запутанном лабиринте кривых узких ходов, оба, не сговариваясь, посчитали за счастье.
Выбравшись наконец на более или менее крупную улицу с хорошо наезженной дорогой, Астор отдышался, огляделся и осознал, что понятия не имеет, где находится. Еле стоящий на ногах чародей помочь ничем не мог, солнце стояло в зените, а со всех сторон на них обоих таращились местные старожилы, чьи физиономии по большей части не внушали маркизу никакого доверия. Нужно было отсюда убираться, и как можно скорее. Однако наемных экипажей, как в центре столицы, здесь то ли вообще не водилось, то ли, как на грех, именно сегодня все их возницы скопом решили не выходить на работу: по дороге катились груженые телеги, пролетали в клубах пыли верховые, один раз даже проскрипел мимо обитый черным крепом катафалк, а вожделенных дрожек с фонарем на облучке нигде не было видно.
Зато к дому напротив, первый этаж которого занимал какой-то трактир, вскоре подкатил ветхий крытый возок. Он замер у дверей, откуда тут же выбежали двое дюжих парней, кучер спрыгнул за землю, открыл дверцу — и парни, перекинувшись с ним парой слов, взялись выгружать из возка какие-то ящики… Астор, глядя на это, прикинул все за и против, нащупал в кармане кошель, что перед отправкой успел ему сунуть дальновидный командир гарнизона — и пошел на штурм.
Кучера истерзанный вид маркиза отнюдь не разжалобил, перспектива тащиться через весь город в самую жару заманчивой тоже не показалась, а уж топчущийся за спиной увечного оборванца маг и вовсе привел в трепет одним своим амулетом. «У меня весь день расписан! — голосил честный труженик, отпихивая наседающего Астора и порываясь взобраться обратно на облучок. — Кто заказы будет развозить? Нет уж, и думать нечего!.. Отойдите, кому говорят, чего пристали? Не повезу я вас никуда! А лошадь мне напугаете — кликну ребят, и будет вам такой «восточный пригород», что мало не покажется!..» Молодой маг испуганно попятился, косясь на двери трактира, но маркиза ни ругань сердитого возчика, ни его угрозы не остановили. Поняв, что от словесных увещеваний будет мало толку, он просто прижал возмущенно плюющегося кучера к ободранной дверце и высыпал на его заскорузлую ладонь половину содержимого своего кошелька. Увидев заблестевшее на солнце серебро, тот крякнул, но вопить перестал. И вырываться тоже. А потом, со словами «Так чего ж мы тогда время зазря теряем?!», согласился на все и сразу…
Повозку снова подбросило. Маркиз Д’Алваро качнулся на сиденье, машинально уперся раскрытой ладонью в деревянную стенку и, тут же насажав под кожу заноз, от души выругался.
— Ты зачем нас в этот чулан затащил? — сердито спросил он, буравя взглядом штатного мага. Тот сконфуженно потупился.
— Я не хотел, оно само… Видно, подсознательное шутку сыграло, ваше сиятельство. Бывает так. Место просто ярко запомнилось, вот и… Ориентиры-то смазанные, столько лет прошло!
— Это я понимаю. Но почему чулан, чтоб его демоны взяли? Ты по ночам колбасу оттуда воровал, что ли?
— Не колбасу, — покраснел парень. — И не воровал… Но по ночам, ваша правда. Мы ведь тогда больше недели распределения ждали, а там, на кухне, посудомойка была такая… бойкая. Ну я и… Под амулетом, конечно!
Астор насмешливо фыркнул. Ясно.
— На заставу обратно попасть хоть сможешь? — ядовито уточнил он. — А то с такой-то памятью, чего доброго, к дракону в стойло угодишь — и ищи-свищи тебя потом, даже костей не найдут!
Молодой чародей нахохлился.
— Смогу, — буркнул он. По его мнению, шутка была жестокая и совсем не смешная. — Кроме того, мы все равно вместе вернемся. Уж от дракона, надеюсь, вы меня как-нибудь отобьете с божьей помощью…
Ответный укол прошел мимо Астора. Он только рассеянно кивнул и умолк, глядя в пол. Теперь, когда все более или менее наладилось, когда цель была уже совсем близка, у него появилось время подумать. «Что же у них там случилось? Руэйд напустил туману, ничего не поймешь… Кассандра больна — это плохо, но при чем здесь я? Я не лекарь, чем я могу помочь? Или «болезнь» — это только предлог?» Маркиз Д’Алваро нахмурился. Как бы оно там ни было, из-за пустяка зять бы не стал выдергивать его с границы. О подлоге тоже не могло быть и речи, письмо несомненно писал сам барон. Но к чему такие предосторожности? И о чем таком ни в коем случае не должна узнать Инес?..
Взгляд хранителя заставы упал на заляпанные грязью собственные штаны. Будь Кассандра при смерти, Руэйд бы так прямо и написал. Значит, все не настолько уж плохо — по крайней мере, для Инес, от которой что-то утаивают… А если так, то разве ей не покажется странным, что брат вдруг ни с того, ни с сего срывается с места и летит к ней в столицу, ног под собой не чуя? «Что бы ни стряслось, — напряженно размышлял маркиз, — сестра об этом не в курсе. Меня она, соответственно, не ждет. А я внезапно сваливаюсь как снег на голову, без предупреждения, весь оборванный, еще и с магом за компанию? Дураку станет понятно, что меня вызвали, и повод более чем серьезный, — а Инес вовсе не дура» Он скрипнул зубами и поднял голову.
— Планы меняются, — ни к кому не обращаясь, проронил маркиз, — кажется, я действительно поторопился. Эй, любезный!..
Последние слова он адресовал вознице, сопроводив их хорошим ударом кулака в стенку. Снаружи немедленно донеслось:
— Слушаю, ваша милость!
Недавняя щедрость «оборванца» сильно возвысила оного в глазах кучера. Он изогнулся на облучке и заглянул в щель позади своего сиденья.
— Где мы сейчас? — спросил Астор.
— Да почти в самом центре уж. Храм Танора обогнуть — и на Центральную выедем. А уж там до восточных ворот…
— Ясно, — перебил его маркиз, хмурясь. — Поворачивай!
— Зачем? — непроизвольно хором воскликнули и возница, и молчавший доселе маг. Астор нетерпеливо дернул плечом:
— Не ваша печаль. Поворот на Колокольную еще не миновали?
— Нет пока…
— Отлично. Сворачивай — и правь к западным воротам. Оттуда на первой развилке возьмешь налево, в сторону Песчаной косы. Там на берегу рыбацкий поселок.
Возница озадаченно поскреб пятерней в затылке.
— Так вы ж в восточный пригород хотели?
— Успеется, — отрезал Астор. — А сейчас поворачивай на Колокольную. И на дорогу смотри, не дрова везешь.
— Как пожелаете, ваша милость, — растерянно отозвался кучер, выпрямляясь. Лошадь пошла чуть медленней. Сбитый с толку чародей посмотрел в лицо хранителю заставы:
— Рыбацкий поселок?
Маркиз Д’Алваро поморщился.
— Я не могу явиться к сестре в таком виде, — понизив голос, объяснил он. — Да еще и с тобой в придачу. В поселке за Песчаной косой живет мой старый полковой товарищ…
Штатный маг подпрыгнул на сиденье.
— Я там один не останусь! — в панике взвыл он. — Вы же обещали, ваше сиятельство! Вместе ушли — вместе вернемся! А если с вами, упаси боги… Или увидит кто? Мало нам было чулана этого? Домовладелец, поди, уже по всем северным окраинам нас обоих ищет!
— Утихни, — зашипел Астор. — Сказал же, тебе беспокоиться не о чем. И о Лусетиусе забудь, я ему прямо с Песчаной косы записку отошлю, чтоб шуму не поднимал. Мы никого не убили и не ограбили, кому мы нужны, скажи на милость?.. Сиди спокойно. Приведем себя в порядок, переоденемся — и в пригород.
Молодой человек жалобно заморгал.
— Вместе? — переспросил он. Маркиз кивнул. — Но вы же сказали, что со мной явиться не можете…
— С магом — не могу. Но тебя, в отличие от меня, в Мидлхейме никто знать не знает. Сменишь камзол, амулет под рубаху сунешь, чтоб глаз кому не надо не мозолил, и всех дел. Сойдешь за ординарца. Так что кончай колыхаться, во имя богов, без тебя тошно!
Он сердито тряхнул головой. Чародей открыл было рот — напомнить его сиятельству, что закон предписывает всем без исключения созревшим магам носить амулет на виду, но подумал и промолчал. Закон, если уж на то пошло, много чего предписывал — так же, как и устав, который они с маркизом Д’Алваро в любом случае уже непоправимо нарушили. Штатный маг не имеет права покидать заставу, не оставив никого себе на смену, без предварительного уведомления и серьезной на то причины, каковой внезапная блажь хранителя уж точно не является. Он не имеет права скрывать факт своего отсутствия, даже если оно прошло незамеченным, и обязан немедленно доложить куда следует по возвращении. И уж тем более ни при каких обстоятельствах, кроме прямой угрозы жизни хранителя в виду чрезвычайного положения или войны, он не смеет пользоваться воронкой перехода, если не имеет в распоряжении устойчивых ориентиров. Однако… Молодой чародей вновь тоскливо вздохнул. На бумаге все просто: тут так, тут эдак, и амба! А в жизни? Тебя выдергивают буквально из постели, ничего не объясняют, хватают за шкирку, волокут неведомо куда, незнамо зачем — и только попробуй, возмутись. Делай, что велено, да помалкивай в рукав, уповая на благосклонность богов, которые точно так же плевать хотели на тебя, как и твой господин. Если свезет и обойдется — радуйся. Нет — так чего же ты еще ожидал?..
Штатный маг второй заставы скользнул пальцами по перекрутившейся цепи амулета, вернул его со спины обратно на грудь и, устало прикрыв глаза, поглубже забился в угол сиденья.
Барон Д’Элтара, откинувшись в кресле, созерцал потолок своего кабинета. На ночь раздвинутые занавеси на окнах в утренней суматохе позабыли задернуть, и теперь комната больше напоминала горячую баню. Солнце снаружи палило нещадно, обжигая затылок даже сквозь стекла, жидким золотом растекалось по мебели, по паркету, слепило яркими бликами измученные бессонницей глаза, но барон даже не пытался хоть как-то это исправить. Ни желания не было, ни сил.
Переполох, еще несколько часов назад царивший в особняке Д’Элтаров, улегся. Семейный доктор, сделав все, что от него требовалось, откланялся и уехал. Домашним было объявлено, что жизни Кассандры ничего не грозит, а от болезни она, вне всякого сомнения, скоро оправится. Тем не менее, добавил господин Ларрэ перед тем, как покинуть дом, не следует рисковать здоровьем прочих членов семьи и слуг, поэтому он советует барону нанять сиделку. «Лихорадка Морфа, — пояснил он таким уверенным тоном, что даже сам Руэйд ему едва не поверил — при том, что названную хворь они только что вместе и выдумали, — заболевание отнюдь не смертельное, но редкое и малоизученное. К тому же, легко передающееся от одного человека к другому, пока заболевший находится в острой фазе. Когда юная баронесса придет в себя и вновь обретет способность двигаться, можно будет отменить карантин — но до этого момента приближаться к ней я настоятельно не рекомендую!». Баронесса Д’Элтара разрыдалась, трижды переспросила невозмутимого врача, точно ли все обойдется, и скрепя сердце пообещала следовать всем предписаниям. После чего, приняв две дюжины успокоительных капель по настоянию того же Ларрэ, удалилась к себе, даже не взглянув на супруга. Впрочем, барон был не в претензии, извиняться сейчас у него просто не хватило бы выдержки. Кристобель, вместе с отцом проводив доктора до коляски, заглянула к матери, убедилась, что та уснула, оставила ее на няню и отправилась в домашний храм. Слуги вернулись к своим обязанностям, стараясь без особенной необходимости не подниматься на второй этаж, а спустя час после того, как всё в доме наконец утихло и успокоилось, из обители, что на Южной косе, прибыла одна из белых сестер. Старшая жрица храма, как и предсказывал герцог эль Хаарт, к просьбе барона отнеслась с пониманием…
Теперь можно было хоть немного расслабиться, прийти в себя, подумать о том, что делать дальше — уже без спешки и нервов — однако единственное, на что Руэйд оказался способен, так это сидеть вот так, бездумно тараща глаза в лепной потолок, и равнодушно внимать монотонному тиканью напольных часов. Прошедшая ночь вытянула из барона все соки, да так, что ей, пожалуй, могла бы сейчас позавидовать любая магия. Он тихо плавился в своем широком, обтянутом кожей кресле, совсем потеряв счет времени, и непременно вскоре поплатился бы за это, но около трех часов пополудни к парадному крыльцу подкатила, скрипя всеми суставами, потрепанная крытая повозка без окон — и печальному уединению барона пришел конец.
— Астор! — широкое лицо Руэйда Д’Элтараа, поднявшегося из кресла навстречу шурину, вспыхнуло одновременно радостью и удивлением. — Ты? Здесь? Что за приятная неожиданность!..
Он обогнул стол и, распахнув объятия, заключил в них несколько опешившего от такого приема маркиза. «Какая еще, к демонам, «неожиданность»? — подумал тот. — А письмо? Ничего не понимаю» Он вспомнил о мнущемся за спиной лакее и выдавил из себя кривую улыбку:
— Здравствуй, Руэйд. Рад, что застал тебя дома.
Барон махнул рукой.
— В такой зной мало будет охотников разъезжать по городу. Да входи же, не стой на пороге! — он указал на кресла. — Присаживайся. Давно в столице? Отчего не предупредил?
— Я…
— Уже обедал?
— Нет. Но послушай, Руэйд…
Хозяин дома, второй раз не дав гостю закончить, щелкнул пальцами. Лакей у дверей кабинета с готовностью выпрямился, ожидая распоряжений.
— Найди мою старшую дочь, она должна быть сейчас в домашнем храме, — велел ему Руэйд. — И передай, что ее дядя приехал. А потом бегом на кухню, скажи, чтобы скорее накрывали на стол. Ее милость не беспокой, она отдыхает. И пришли нам сюда вина со льдом!
— Будет исполнено, ваша милость, — поклонился лакей, исчезая. Астор, проводив взглядом спину в щегольской ливрее, выругался сквозь зубы. Потом, в три шага вернувшись к двери, захлопнул и ее и уперся требовательным взглядом в зятя:
— Во имя Танора, что происходит, Руэйд?! К чему всё это удивление и вопросы? Ты срываешь меня с места, толком ничего не объяснив, умоляешь приехать… — Он осекся, тревожно сощурившись:- Погоди. Или ты мне вовсе ничего не писал?
Радушная улыбка медленно сползла с губ барона, вокруг запавших глаз сгустились морщины.
— Писал, — отозвался он, возвращаясь к столу и тяжело опускаясь обратно в кресло. У маркиза чуть отлегло от сердца. — Писал, только представить не мог, что ты так скоро примчишься, оттого и удивился. Хотя оно, пожалуй, даже к лучшему — не при слугах же?.. Садись, Астор. Сейчас вино принесут, отдохнешь с дороги, все одно разговор не на пять минут. И прости, что так тебя растревожил: сам не в себе был, когда вызывал, не подумал о последствиях…
Маркиз коротко мотнул головой.
— Да боги с ним, — бросил он, все-таки усаживаясь. — Лучше скажи, что с Кассандрой? Где она?
— Дома, — пустым голосом отозвался Руэйд. — В своей комнате. Доктор недавно уехал, сказал, беспокоиться не о чем… Я с ума сойду, Астор. Это какой-то кошмар! Мне все кажется, что ночь до сих пор не кончилась, а я все еще сплю и никак не могу проснуться. Поверить не могу, что такое могло случиться с нами!
Маркиз Д’Алваро сдвинул брови.
— Разберемся, — проговорил он, наклоняясь вперед и глядя в лицо поникшему барону. — Ты просил меня приехать и помочь — я здесь. Но, ради всего святого, Руэйд, возьми себя в руки и объясни, наконец, что стряслось?..