Дорога из Парижа была прямой и ровной. Как только они миновали узкий промышленный пояс, что охватывал город, вонь фабрик уступила место запаху трав и свежевспаханной почвы.
Если не брать в расчет внешнее сходство, Шери Уокер была совершенно иной девушкой, чем настоящая Бернадетта. Во всем, что она делала, был оттенок непринужденной компетентности, холодной эффективности и уверенности. Может, она и была на несколько лет старше Бернадетты, но все–таки достаточно юной, чтобы годиться Спенсеру в дочери, и тем не менее она уверенно командовала машиной и водителем. В любую минуту, ориентируясь по карте и пейзажу, она могла точно сказать, где они находятся. Не было ни одного ответвления на шоссе, ни одного перекрестка впереди, ни одного нагоняющего автомобиля, который ее пристальное внимание пропустило бы в поисках признаков того, что их настигала другая сторона. Ее выучка и интуиция не позволяли ей делать меньше, хотя она была уверена, что еще слишком рано, чтобы напасть на их след.
Ее глаза следили и за Спенсером — отчасти потому, что это была ее работа, отчасти потому, что она была женщиной: от него исходила такая влекущая аура уязвимости и юности. Он был, по меньшей мере, ровесником ее отца и, однако, казался моложе его. Его незащищенность и смущение в этой незнакомой и пугающей среде только усиливали его привлекательность. Она поняла, почему во времена ее родителей он был кумиром. Поняла и то, почему бедняжка Финлеттер потянулась к нему.
Пока они ехали, он рассказал историю своей встречи с Бернадеттой, как ребенок, судорожно пересказывающий кошмар и надеющийся, что ужас уйдет вместе со словами.
— Слава Богу, что она жива, — бормотал он все время.
И Шери Уокер, вытренированная на сдержанность, была так тронута всплеском его эмоций, что легонько дотронулась до его руки, стараясь убедить, что понимает его потрясение и что на этом не стоит больше задерживаться. Бишоп был прав, подумала она, когда сказал Спенсеру, что девушка жива.
Один раз они остановились заправиться и передохнуть, и тогда Спенсер впервые увидел машину Ла Роза. Ла Роз проехал мимо, не подавая виду, что знает их. Затем он остановился впереди, дальше по дороге. Заправившись, они опять проехали мимо Ла Роза. Его автомобиль стоял на обочине с поднятым капотом, а он — согнулся, как будто осматривал двигатель. Всю остальную часть пути в Дижон они больше не видели машины Ла Роза.
“Отель де ла Коломб” в Дижоне был огромным, заплесневелым реликтом девятнадцатого столетия, с облупившимися стенами, протершимися коврами и полами, проседавшими при каждом шаге. Они оставили свой автомобиль перед входом. Похожий на обезьяну коридорный, сутулый и длиннорукий от десятилетий таскания чужих чемоданов, и скрипучий, как заведение, в котором он служил, внес за ними багаж. Войдя следом в скрипучую птичью клетку — это был лифт, — они поднялись в номер на третьем этаже. Когда–то номер был частью люкса, но теперь его отделили от соседней комнаты перегородкой с запертой дверью.
Коридорный удалился с чаевыми, а мисс Уокер заперлась в ванной. Спенсер подошел к окну, распахнул его настежь и ступил на низенький огражденный карниз, что назывался балконом. Их номер, специально заказанный Бишопом из Парижа, выходил во внутренний дворик — чтобы обеспечить ожидаемым ворам привлекательную возможность выбора этой дороги, а не через переднюю дверь.
Сверлящий звук, похожий на скрежет бормашины, вернул Спенсера в комнату как раз вовремя, чтобы увидеть, как крошечное стальное жало выталкивает тонкую струйку опилок из двери в перегородке.
Замерев, Спенсер смотрел, как вылетел кусочек дерева и маленький стеклянный диск, меньше пуговицы от рубашки, заполнил отверстие.
— Будьте любезны, мистер Спенсер, — произнес голос с сильным акцентом, — пройдите к входной двери вашего номера и вернитесь потом к окну. — Это был Ла Роз.
Спенсер сделал, как было сказано, и повернулся лицом к смежной двери.
— Превосходно, — произнес Ла Роз, открывая дверь. Он вошел в комнату Спенсера и принялся приклеивать квадратик коричневой бумаги на стеклянный глазок, потом удовлетворенно полюбовался на свою работу. Отверстие и стеклышко, даже при хорошем свете, были незаметны.
— К чему все это? — спросил Спенсер.
— Широкоугольная линза. Приближаю глаз к объективу на той стороне двери и могу видеть каждое движение в вашей комнате. — Он подмигнул. — Было бы неприлично с моей стороны не предупредить об этом вас и леди.
Замок в ванной щелкнул, и мисс Уокер вернулась в комнату и резко остановилась, увидев Ла Роза.
— Что–то не так? — встревоженно спросила она.
— Абсолютно ничего, — ответил Спенсер. — Месье Ла Роз просто хотел предупредить нас, что врезал в дверь глазок.
— Отлично, — сказала мисс Уокер. — Пойдемте пообедаем. Я проголодалась. — Она подошла к кровати, взяла свой жакет, набросила его на плечи и двинулась к двери.
— А как насчет чемоданов? — поинтересовался Спенсер.
— Это дело Жоржа. Нам надо дать себя увидеть. — Она вернулась и взяла Спенсера под руку. — Вы ведь считаетесь разрушителем моей добродетели, не так ли? Так начнем с греха чревоугодия. Дядя Сэм платит.
— Выберите “Флер”, — посоветовал Ла Роз. — Очаровательно, и кухня утонченная. Завидую вам.
— Может, тебе что–нибудь привезти, Жорж? — спросила Шери.
— Больше между нами контактов не должно быть. Я закажу еду внизу, спасибо. — Ла Роз ушел в свою комнату и оттуда отвесил поклон. — Увидимся завтра вечером в Женеве, если только рыбка не клюнет сегодня. — И закрыл смежную дверь.