Чемодан для Спенсера

Глава тридцать вторая

У Спенсера и Шери ушло меньше пятнадцати минут, чтобы добраться до городка, который они видели с холма у Перужа. За столиком на тенистой террасе кафе Спенсер заказал бутерброды и напнтки. Шери сидела напротив и задумчиво покусывала ноготь безымянного пальца, изучая оживленное движение встревоженными глазами. Тот интерес к еде, что она проявила в Перуже, казалось, исчез.

Когда заказ принесли, она без аппетита откусила кусочек бутерброда, похожего на продолговатую французскую булку, разрезанную вдоль и начиненную сыром и ветчиной. Наконец, она спросила официанта, есть ли в кафе телефон, и, извинившись, выбралась из–за стола.

Спенсер отхлебывал из кружки пиво, с растущим интересом обдумывая ситуацию. Он не сумел, когда Шери вернулась, сдержать своего возбуждения.

— Ведь ты звонила Бишопу? — почти обвиняющим тоном спросил он. Шери ответила коротким кивком и снова взялась за бутерброд. — Ну и что он сказал?

— Беспокоиться не о чем.

— Это он сказал или ты говоришь?

— Это общий вывод.

— Тогда зачем ты звонила Бишопу?

— Просто чтобы увериться.

— Мне кажется, вы оба взволнованы больше, чем хотите показать.

— Ты можешь думать все, что хочешь.

— А если у Ла Роза сломалась машина?

— Он бы украл другую. Он очень изобретателен. Вообще–то он мог сменить машину. Может быть, потому мы и не можем его обнаружить.

— Это я и говорил в Перуже.

— Ну что ж, значит, ты был прав.

— Но ты по-прежнему волнуешься?

— Говорю тебе, нет.

— Почему ты тогда не можешь есть?

— Как я могу есть, когда ты заставляешь меня отвечать на все эти вопросы?

Некоторое время они молча жевали свои бутерброды.

— Знаешь, — сказал Спенсер, — я ведь не обязан продолжать все это. Черт с ним, с Бишопом и газетными сплетнями. Все равно дни моральной распущенности уже в прошлом.

Девушка опустила сэндвич, испытывая облегчение от того, что можно перестать есть пищу, не лезущую в горло.

— О чем ты говоришь?

— Об аморальном поведении! О старичках, сбегающих с несовершеннолетними девушками, как я сделал, судя по бишоповской программе. Раньше это было излюбленным поводом студийных юристов для разрыва контракта. Некоторые из моих близких друзей так и исчезли навечно в мрачном море аморального поведения. Но ведь сейчас все это позади, верно?

— Я не знаю.

— Конечно, откуда тебе знать. Но вот тебе мое слово: чем больше распущенности, тем лучше для пресс-агента. Я ведь жил в прошлом. Я был идиотом, поддавшись бишоповскому шантажу. Если я сейчас выйду из этого скандала, что бы ни дала пресса, это позволит поднять мою плату за картину.

— Тогда вали. Кто тебя держит? — Шери была явно огорчена.

Спенсер не мог ответить. Смешанные чувства отняли у него речь. Шери Уокер, сидящая напротив, не была и вполовину так красива, как множество девушек, с которыми он проводил время в молодости. Но она была доводом, через который он не мог переступить. Если бы он сказал ей об этом, то признал бы тем самым постыдную истину: он оказался еще одним стариком, потерявшим голову из–за девчонки, годящейся ему в дочери.

Шери не дала ему соскочить с крючка:

— Думаю, что ты собираешься остаться, потому что понимаешь, насколько это важно. Это вопрос долга.

Спенсер облегченно засмеялся.

— Это худший в мире повод сделать что–то.

— Ты ведь на самом деле не веришь этому.

— Можешь держать пари, что верю. Я взлетал к звездам и больно падал вниз, поэтому знаю, что выживают лишь эгоисты. Единственная беда, что я понял это слишком поздно. Поэтому у меня и нет своей кинокомпании, как у большинства парней моего возраста. Вот почему я на склоне лет гоняюсь за эпизодическими ролями, как бредящий сценой мальчишка, убеждая себя, что вот на этот раз все повернется как надо.

— Это в самом деле для тебя так много значит?

— Тому, кто там не был, этого не понять. Однажды получив все это, а потом потеряв, начинаешь жить, словно в изгнании.

Шери положила свою ладонь на его руку.

— Бишоп все уладит к нашему приезду в Рим.

— Надеюсь, — мрачно сказал Спенсер.

— Ну, а все эти шутки с аморальностью, — произнесла Шери, подмигнув, — я думаю, они ничего не значат.

— Скорее всего нет, — вздохнул Спенсер. — Но моя старозаветная натура снова ополчается на меня. Лучше это для рекламы или нет, но просто не хотелось, чтобы меня упоминали как растлителя малолетних.

— Бишоп обещал.

— Ну тогда поехали? — Спенсер махнул содержателю, чтобы тот принес счет.

— Если тебя это утешит, Бишоп сказал, что он собирается послать навстречу нам в Женеву другого человека, просто для страховки. Но держу пари, к тому времени Ла Роз свяжется с ним.

Ла Роз лежал на секционном столе госпиталя Пресвятой Девы в Дижоне. В комнате рядом инспектор Рошар из дижонской полиции доедал безвкусный казенный завтрак, принесенный ему с больничной кухни, и дожидался заключения патологоанатома. Молодой человек, несвязно бормотавший что–то в комнате наверху, не мог пролить свет на то, что все же случилось на лестнице. Рошар, не желая выглядеть некомпетентным, хотел получить что–нибудь конкретное для сообщения Интерполу в Париж, когда будет звонить им. Судя по бумагам Ла Роза, он был одним из их людей.