Машина Бишопа наконец вырвалась из утомительных городских переулков и в сумерках помчалась по Южному шоссе к Орли. Бишоп сидел рядом с водителем в мрачном каменном молчании.
Получасом раньше Эмбоа сошел с поезда на Лионском вокзале в Париже. Он утешал себя тем, что актер, которого он упустил в поезде, так и не показался. Затем, игнорируя домогательства носильщиков, проскользнул через толпу в зале, донеся свой саквояж собственноручно до очереди такси, не ведая о команде агентов Бишопа, работавших, передавая его друг другу, чтобы не раскрыться, и уже выследивших его. Они довели его до аэропорта и запросили по радио дальнейших инструкций. Эмбоа зарегистрировался у стойки агентства “Алиталия”, где они узнали, что он путешествует под защитой дипломатического паспорта.
— Национальность выяснили? — спросил Бишоп. Он разговаривал из своего автомобиля, стоявшего на бульваре Дидро, напротив Лионского вокзала.
— Синобар, — передал ответ агент.
— Тогда наше дело сделано. Это все, что нам надо было знать. — В голосе Бишопа не было и тети торжества. Агент в аэропорту не удивился этому. В победе или в поражении Бишоп был человеком, не дававшим волю чувствам. Агент в аэропорту не знал, что полчаса назад Бишоп обнаружил Шери Уокер в поезде, уютно устроившуюся в уголке своего купе, положив голову на спинку кресла. И мертвую. Он вызвал фургон без надписей и кресло на колесиках.
Из поезда постарались вынести ее так естественно, как только было можно, усадив в кресле, укутав ноги пледом, бледную задремавшую больную, вызвав не больше внимания, чем сочувственный взгляд случайного прохожего. Бишоп смотрел, как ее безжизненное тело в кресле поднимают в фургон. Потом он вызвал Олсена, агента в аэропорту:
— Я хочу, чтобы вы его взяли!
— Он дипломатический курьер! — запротестовал агент.
— Я хочу, чтобы вы задержали этого подонка до моего приезда! Это приказ! — В голосе Бишопа прозвучала стальная нота, сделавшая невозможной дальнейшую дискуссию. Агент подтвердил приказ и отключился.
Солнце таяло на горизонте, когда машина Бишопа приближалась к Орли. Водитель включил фары.
— Думаете, что будет переворот? — спросил водитель.
— Вполне возможно. Просто обязан быть. Масаба получит приглашение на государственный визит и не вернется обратно.
— Наверное, это лучшее, что может случиться с тамошним народом, — сказал водитель, как будто переворот, срежиссированный Вашингтоном, требовал морального оправдания.
— Может быть, — согласился Бишоп. — Но это дело других. А вот джентльмен в аэропорту — он мой.
— Что вы намерены с ним делать?
— Ничего, — сказал Бишоп. — Сейчас я ничего не могу. Но если я правильно возьмусь за дело, он, возможно, сделает это сам.
Эмбоа сидел неестественно прямо на пластиковом стуле в центре маленького служебного зала ожидания в аэропорту. Он держал саквояж на коленях, сомкнув пальцы на ручке. Кожа на суставах натянулась. Трое людей Бишопа — один спиной к окну, другой у двери, третий в нескольких футах за спиной Эмбоа — следили за каждым его движением. Раздался стук в дверь. Агент, стоявший рядом, приотворил ее и заглянул в щель. Затем открыл дверь совсем и отступил в сторону.
Эмбоа метнул желтый взгляд в сторону двери. Человек, похожий на гнома с массивной головой, розовой и безволосой, как у младенца, остановился, обменявшись неслышными репликами с агентом.
Костюм вошедшего был измят, башмаки стоптаны, а носки их задраны. На Эмбоа он не произвел впечатления, и он перевел свой холодный взгляд на плакат в углу.
Пришедший пересек комнату и на мгновение остановился перед Эмбоа. Затем он оперся руками на стол, слегка подпрыгнул и устроился там. Ноги его не доставали до пола. Белые носки без подвязок, видневшиеся из–под брюк, свободно болтались вокруг лодыжек. Достав из нагрудного кармана очки в серебряной оправе, он надел их. Затем принялся изучать Эмбоа, словно коллекционер жуков, получивший новый интересный экземпляр. Эмбоа ответил ему таким же взглядом, скрывая свою тревогу; янтарные глаза выражали недовольство. Наконец его противник заговорил.
— Так вы что, “леди-киллер”, что ли?
Эмбоа не моргнул. Он сохранял свою позу ледяного спокойствия и высокомерного превосходства.
— Если это американский коллоквиализм, я его не понимаю.
— Конечно, нет.
— Вы лицо, ответственное за мое задержание?
Бишоп развел руками, как бы признавая свою вину.
—- Вы осведомлены, что я дипломатический курьер?
Бишоп кивнул, подтверждая.
Эмбоа сыграл гнев.
— Тогда вы должны знать, что это нецивилизованное нарушение дипломатического этикета!
— Склоняюсь перед вашим суждением. Из того, что мне известно, вы выглядите серьезным авторитетом по цивилизованному поведению.
— Тогда вы должны знать и то, что, если меня немедленно не отпустят, последствия будут очень суровыми.
Бишоп задумчиво кивнул, соглашаясь.
— Тогда я могу идти! — это было скорее утверждение, чем вопрос.
Бишоп кивнул, явно признавая поражение.
Эмбоа встал, железной хваткой сомкнув пальцы вокруг ручки саквояжа. Он демонстрировал, что может быть щедрым победителем:
— Я попрошу свое посольство рассматривать этот инцидент как ошибку, возникшую из–за несогласованности.
Бишоп не стал падать на колени и благодарить его. Он по-прежнему сидел на столе и болтал ногами.
— Я боюсь, мистер Эмбоа, что ваша щедрость несколько неуместна. Это вы допустили грубую ошибку, а не я. Теперь позвольте мне быть великодушным и дать вам совет. Забудьте о подаче жалобы. Даже не возвращайтесь домой, если вы умны.
Высокомерный взгляд Эмбоа уступил место явному изумлению. Бишоп соскочил со стола и принялся расхаживать по комнате. Эмбоа отступил на шаг, оберегая саквояж. Бишоп остановился.
— Да не дрожите вы так за свой чемодан. Я не собираюсь его у вас отнимать. Мне это не нужно. Я знаю, что внутри. — Голова Эмбоа дернулась, как от удара. — Свинцовые болванки! Я сам клал их туда прошлым вечером в Париже. — Лицо Эмбоа словно расплылось. — Вы проиграли, мой друг. Вы раскрыли свою страну — и ни за что. Вы тащите ящик балласта. Как вы думаете, чем вас наградят за него там, в Синобаре?
Нижняя губа Эмбоа мелко задрожала. Он прикусил ее и постарался унять дрожь, но ничего не мог поделать с нервным тиком, возникшим на левом веке.
— Если вы стараетесь запугать меня, — выдохнул Эмбоа, — этим ловким блефом, то вы просчитались...
— Я это вижу... — вздохнул Бишоп, бесстрастно наблюдая за дергающимся веком Эмбоа. — Можете идти.
Эмбоа помедлил только секунду. Затем он расправил плечи и прошествовал к двери. Бишоп кивнул Олсену, агенту, стоявшему у двери. Олсен повернул ручку и слегка толкнул дверь, отворяя. Он отступил в сторону, давая Эмбоа пройти. Бишоп кивнул Аллену и Льюису, двум другим агентам.
— Следуйте за ним.
Льюис занял позицию у дверей, откуда он мог видеть путь Эмбоа через зал ожидания.
— Не лучше ли вызвать кого–то еще? — спросил Аллен. — Мы провели с ним почти час. Он знает нас.
— Тем лучше, — ответил Бишоп. — Теперь у него есть те, к кому он обратится, когда решит искать убежище. Следуйте за ним до Аддис-Абебы: это последняя пересадка перед Синобаром.
— А потом? — спросил Аллен.
— Потом — если он захочет продолжать путь до Синобара, пустите его. Мы же не можем больше нарушать международный этикет, верно?
— А почему он может не захотеть?
— Потому что у него нет уверенности, блефовал я или нет с этими болванками. И он знает, что проверка может стоить ему жизни. Если он откроет этот свинцовый ящик и заглянет внутрь проверить мою версию и убедиться, что я лжец и у него там в самом деле плутоний, — тогда он все равно что мертв, потому что получит смертельную дозу радиации. — Бишоп умолк и просмаковал эту мысль. — С другой стороны, если он не примет мой блеф и полетит в Синобар с целым ящиком балласта, — выражение полного превосходства мелькнуло на лице Бишопа, — тут возникает единственный спорный вопрос: какой из способов умереть самый неприятный.
— А что нам делать, если он решит не возвращаться в Синобар? — спросил Аллен.
— Ну, тогда он теряет свой дипломатический иммунитет. Можете прикончить этого сукина сына.