Черное солнце

Глава 11

Было несколько непривычно видеть себя в платье на веасийский манер. Пышные юбки и плотные корсеты были не в моде столичных дам, да и я сама уже отвыкла видеть себя в подобном. Плотные тяжелые ткани смотрелись нелепой насмешкой, как чужеродный элемент, но София настояла именно на таком варианте.

— Сеньора Луиза предпочитает национальный колорит, ты же знаешь… — она придирчиво осматривала меня со всех сторон, когда приглашенный портной подгонял на мне наряд за несколько дней до назначенной встречи.

«Вот это посмешище будет очень ей по нраву, да», — подумалось мне, пока портной укорачивал полы платья, а его подмастерье возилась с рукавами.

Я вздохнула, вспоминая легкие шелка, ситец и атлас, которые придавали нарядам в Веасе необычайную легкость и воздушность. Приземленные плотные ткани полностью лишали этого крой, делая наряд до невозможности громоздким. Но София упорно игнорировала все мои причитания.

— Ваш отец очень беспокоится насчет этого приема, — вздохнула наставница.

— Отец очень много тревожится по пустякам, — процедила я. — К тому же, это же наши подданные, наши союзники. Тревожиться не о чем.

— В этом-то и кроется опасность. Если вы заранее доверяете им, значит, и втереться в ваше доверие будет куда проще.

— Если я не могу довериться веасийцам, кому я тогда вообще могу довериться в этом мире? — возмутилась я, на что сестра лишь горько усмехнулась.

— Теперь вы понимаете, как тяжело жить вашему отцу. Он доверяет только своей семье, которой рядом с ним почти не осталось. А потому он очень просил проявить вас благоразумие. Сеньора Луиза не самый приятный собеседник, как и весь ее птичник… — наставница осеклась, поняв, что позволила себе лишнего.

Булавка больно кольнула мое бедро, и я, дернувшись, чуть не рухнула с невысокой табуретки.

— Эй! Поаккуратнее! — буркнула я на подмастерье. Молоденькая девушка съежилась под моим ледяным взглядом.

— Простите, госпожа, больше не повторится… — пролепетала она, уперев взгляд в пол.

Когда последние замеры и корректировки были готовы, портной пообещал прислать мой новый наряд следующим вечером. Я кивнула, даже не вслушиваясь в его восторженную болтовню о том, какая это честь для него, принять заказ от такой высокородной семьи.

Я задумалась над предупреждением отца, высказанного устами сервитуарии. Чего можно было бы добиться от меня? Я не унаследую фамилию, не стану адмиралом или главной торговых картелей. Я не помогу повлиять на решения отца или старшего брата, ровно, как и не могу выдать никакой ценной информации. По крайней мере той, которую бы не знали графы и виконты. А потому я ничуть не разделяла тревоги Эстебана и Софии, которая уже напоминала болезненную паранойю, чем простое волнение за мое благополучие.

Теперь, когда экипаж Лоуренса несся на окраину Нобилиума, в сторону гавани, мне становилось не по себе. София то и дело поглядывала на нас с Каталиной, будто пытаясь что-то сказать нам этими короткими беспокойными взглядами. Я старательно не обращала внимание на наставницу, а подруге и этого делать не нужно было — она мерно посапывала, уперевшись лбом в стекло. Вчера вечером она была на очередном выступлении, которые проходили с завидной регулярностью с момента ее дебюта, и теперь наверстывала часы сна прямо перед приемом. Как она умудрялась совмещать и занятия с Софией, и обучение в консерватории, и выступлениями от Коллегии Бардов, и при этом еще и про свои обязанности моей фрейлины не забывала — мне было сложно вообразить.

Наставница старалась лишний раз не общаться с Андо без надобности, и такое взаимное игнорирование устраивало их обеих. В тот же вечер, после выступления, Каталина вернулась домой как ни в чем небывало, извинилась перед Яном за то, что заставила того волноваться, а с сервитуарией сухо поздоровалась. Я вернулась раньше подруги, и рассказала сестре Софии про частные занятия по музыке и вокалу и получение рекомендаций к зачислению в Коллегию. Женщина внимательно выслушала меня, поблагодарила, но перед Каталиной так и не извинилась. Впрочем, и не упрекала девушку по поводу и без, а той и этого было достаточно — никогда она раньше не воспринимала наставницу всерьез.

Порт при районе знати был небольшой, по сравнению с рыночным, зато с лихвой покрывал ее величием пришвартованных кораблей, мерно качающихся на стальных волнах незамерзающего залива, навевая забытое чувство спокойствия. Но поместье семьи Арелан выделялось на фоне остальных, заполучив не только прекрасный вид на водные просторы, но и собственный причал, на котором сейчас возвышалась «Королева волн», прекрасная каравелла семьи Арелан. Сине-красные паруса были собраны, на мачтах гордо развивались украшенные серебряной чайкой флаги.

— С праздником Единения! — радостно поздравила нас Бьянка чуть ли не у самых дверей, как только слуги сопроводили нас к парадному входу. Облачена она была в кремовое легкое платье, покрыв плечи плотной шалью. И как только ей было не холодно в таком виде? — Пусть Император дарует мир и процветание вам, как когда-то даровал его нашей стране.

— И да будут все наши помыслы обращены к свету Имперских Истин, дабы сохранить его великое наследие, — сразу же отчеканила я формальный ответ на поздравление.

Бьянка сильнее укуталась в шаль, которая, казалось, совсем ее не грела, и любезно вызвалась показать нам усадьбу. Дом был обставлен по-веассийски, с большим количеством изысканной мебели с мягкой бархатной обивкой, лакированными столами, шкафами и тумбами, плотными шторами поверх высоких окон и выкрашенными в светлые цвета стены с деревянными перегородками. Отчего-то почудилось на мгновение, что меня вырвали из Столицы и перенесли домой, в такие родные коридоры и переходы. Если бы только не непривычная белизна за окном да зябкий холод, пропитавший камень насквозь.

Бьянка была отчего-то очень весела и на удивление разговорчива. Она то и дело делилась впечатлениями о прошедшем триместре и переживаниями о предстоящих экзаменах, словно бы рядом шел какой-то другой человек, а не скованная стеснительная девочка, которая ни с кем не решалась заговорить в Академии.

— Я так рада, что у нас гости, — сказала юная виконтесса. — Люблю, когда в доме много людей, сразу так уютно становится… Я в Столице уже полгода, и за все время тут только гранд-ма со своей свитой пребывала пару раз.

— По тебе не скажешь, что ты любишь шумные компании, — озадаченно сказала я, хотя сияющие лицо веасийки не давало повода усомниться в ее искренности.

— Я посторонних боюсь, — призналась та. — Да и гранд-ма строго-настрого наказала не водить дружбы с другими Домами. Мол, еще что-то не так скажу или сделаю, придется еще расхлебывать за мной…

— И все же пришлось, — позади послышался строгий голос, заставивший нас обернуться.

Луиза Арелан собственной персоной, как обычно, уверенная в себе, навевающая трепет одним свои острым, пробирающим до костей не хуже холода, взглядом, она величественно шагала прямо к нам.

— Гранд-ма, — Бьянка тут же растеряла всю свою энергичность, съежилась, не смея поднять на бабушку взгляд. Все присутствующие склонились перед старой маркизой.

Для своих лет, — а она приходилась почившему задолго до моего рождения дедушке Эрнесту старшей сестрой, — сухая жилистая женщина двигалась на удивление твердо, и каждое движение вызывающе кричало о властности старухи. Даже семенившие за ней фрейлины выглядели куда не увереннее своей госпожи.

— Сеньорита Камилла, мадмуазель Каталина, — голос ее, хоть и был лишен старческой зыбкости, все же звучал сухо и гортанно, оттого Луиза Арелан предпочитала говорить прямо и по существу. Наверное, если бы она отказалась от табака, хрипоты и вовсе бы не было. Но все же тонкая длинная серебристая трубка и едко-горький запах крепкого табака были неизменными спутниками Луизы, сколько я ее помнила. И вот сейчас она коршуном внимательно оценивала присутствующих, делая глубокую затяжку.

Каталина нахмурилась. В который раз Луиза обращалась к ней без полагающегося по статусу фрейлины уважительности — Арелан всегда находила изящный способ оскорбить человека. Софию же, однако, старая сеньора упорно игнорировала.

— Рада видеть вас в полном здравии, сеньора, — я не смела поднять голову.

— Все отказываешься звать меня гранд-ма? — старуха усмехнулась. — Это, знаешь ли, разбивает мое старческое сердце. Подыми голову, дитя, что ты склонилась, как ива под ветром.

Глаза Луизы скользнули, оценивающе рассматривая меня и насупившуюся Каталину.

— Как давно мы с тобой виделись в последний раз, Камилла? Года полтора назад?

— Два, сеньора, — поправила София, на что получила колкий взгляд выцветших карих глаз.

— Кажется, Камилла и сама в состоянии ответить, сестра, — вкрадчиво произнесла она. — Я же не вас спрашиваю?

— На празднике весенних волн два года назад, сеньора, — отозвалась я, когда все вокруг напряглись, почувствовав накалившийся воздух между сервитуарией и маркизой.

— Точно, совсем запамятовала, — глубокие морщины вокруг губ женщины изогнулись в улыбке, такой же тусклой, как и ее тон. — Ты довольно сильно подросла с тех пор, хотя все еще выглядишь, как девочка. Тощая, лицо мальчишечье, груди все так и нет, бедра узкие. Мужу твоему и схватиться-то будет не за что. Неужели наш милостивый Император поскупился выделить вам средства на полноценный рацион?..

Очередной ядовитый укол, и, хоть к нему я была готова, все равно было обидно каждый раз слушать эти ее принижения. София же сделала судорожный вдох — явный признак сильной раздраженности. «А ведь день только начался», — уныло подумала я.

Луиза же только этого и добивалась. Улыбка на сухих губах стала только шире. Я ожидала, что старуха опять будет остра на язык — единственное что у нее не притупилось с годами.

— Я была очень удивлена, что Эстебан сам не решился приехать в столицу, а отправил в качестве заместо себя любимую дочь, — продолжила маркиза. — Вот же нахал. И Валентин ничуть не лучше.

Оре чуть не задохнулась от возмущения.

— У Его величества наверняка немало забот, чтобы тратить свое время на развлечения. А у адмирала и того меньше, — сказала я, не давая повода порадовать госпожу Арелан своим недовольством. — Наверное, ваши супруг и сыновья в этом плане куда менее занятые люди. Не хотите же вы сказать, что вы тут будете заместо них на императорском приеме?

Луиза усмехнулась. Кажется, моя попытка ответить ей позабавила ее.

— Ну да, ну да… Что ж, идемте, остальные уже ждут нас наверху. Тебя это тоже касается, Бьянка. Или нужно отдельное приглашение?

Так и уставившаяся в пол девушка вздрогнула, и засеменила следом.

Просторный зал на втором этаже был заполнен беседующими виконтами и их супругами, усевшихся близ огромного резного камина. Приглашенныйквартет музыкантов играл кортелльскую сонату, которая была неизменным спутником всех веасийских раутов. Каталина живо встрепенулась, начала вслушиваться в музыку, то и дело отчего-то недовольно качая головой, или вздыхая.

— Ну кто ж так рондо играет… — негромко сказала она, но тут же замялась, поняв, что произнесла это вслух.

— Сеньорита Каталина недавно поступила в консерваторию при Коллегию Бардов, — пояснила я Луизе и Бьянке, уставившихся на Андо с почти одинаковым выражением удивления.

— Вот как? — сурово сказала Луиза, ничуть не порадовавшись успехам моей подруги. — Надеюсь, про обязанности фрейлины она не забывает?

— Ну, я ведь и так целыми днями в Академии, — я улыбнулась, что еще больше вызвало у Луизы нескрываемое раздражение. — А так Каталина мне и так сильно помогает со всеми будничными делами и подготовками к приемам… Я все же далека от этого всего. К тому же это было мое предложение найти сеньорите Андо найти себе занятие в свободное время.

Женщина лишь смерила зардевшуюся девушку укоряющим взглядом — отчего-то она терпеть не могла Каталину с самого ее детства. Что бы та не сделала, вызвать удовольствие пожилой маркизы было невозможно. Справедливости ради, кажется, в мире не существовало никого, кто мог бы угодить ей.

Тем временем нам начали представлять присутствующих.

— Эта встреча только для веасийских Домов, но, увы, еще не все успели добраться до столицы, — сказала Луиза и добавила совершенно неискренне. — Какая жалость.

То были младшие сыновья семей Ле Рой, Ривьера, Фальконе… Я нервно покосилась на Софию, та едва заметно кивнула — мы явно думали об одном и том же. На приеме были только те Дома, которые в свое время были против моего отца. Однако же аристократы без толики смущения и с подобающей правилам приличного тона любезностью, подходили, здоровались, интересовались о всяких насущных вопросах: о делах, успехах в учебе, последних сплетнях, о моем мнении по поводу того или иного вельможи, с которым мне уже посчастливилось познакомиться.

Лица гостей казались мне смутно знакомыми, словно бы сотканными из дымки, и пока я старательно припоминала имена того или иного виконта, умудряясь распознавать их только по гербовым цветам и геральдике, изображенной на одежде. Странно было видеть, как каждый из них с такой любезностью общается со мной, как со старой знакомой, а я даже не могу разобрать с кем беседую — с сыном графа или его двоюродным племянником.

София вместе с сервитуарией Бьянки стояла в стороне, не вмешиваясь в разговор, но внимательно наблюдая за происходящим, подмечая каждую незначительную деталь. То и дело она едва заметно одобрительно кивала, если я все делала хорошо, и поджимала губы, если что-то, по ее мнению, шло не так.

Я не сразу поняла, отчего-то поддерживать простые и незатейливые беседы было тяжело. Все дело было в языке. До меня не сразу дошло, что все присутствующие без исключения говорили на веасийском. Настолько обыденно уже было отовсюду слышать аквилантис, что веасийский ощущался тягостно-непривычным и чуждым. И, хоть и переключилась я инстинктивно, незаметно для себя, мне стало не по себе от того, как быстро успела я отвыкнуть от родной речи.

— Рад видеть вас в добром здравии, сеньорита, — из толпы к нам подошел Арно Монрес.

Толстяк выглядел все таким же нервным, что и в нашу с ним последнюю встречу, но теперь к общему его беспокойству добавились мазки многонедельной усталости — потухший взгляд, очерченные темными кругами впалые глаза, осунувшееся лицо. Волос на голове явно поубавилось, и даже, кажется, необъятный живот стал меньше.

— Я бы хотела и о вас то же сказать, сеньор, — оторопело сказала я. — Вы в порядке? Выглядите… хм-м…

— … Не очень, — он печально вздохнул. — Можете не утруждать себя подбором вежливых фраз. Я видел свое отражение этим утром, и от всех прочих дней оно не сильно отличается.

— Вы чем-то больны? — с участливым беспокойством спросила Каталина.

— Если финансовый кризис и крах надежд моего уважаемого отца на счет своего непутевого сына можно назвать болезнью, то да. Я очень серьезно болен.

Арно опять тяжело вздохнул, будто все тяготы мира обременяли его плечи.

— Неужели те бандиты все продолжают бесчинствовать на ваших землях? — ахнула я, подумав про себя, что Марк явно не торопится держать свое слово.

— О, нет, — толстяк снова тяжело вздохнул. — Грабежи прекратились почти так же внезапно, как и начались. Иногда пара-тройка обозов подвергается нападению, но такое и раньше было в порядке нормы. Мы даже подумали, что…

— Не здесь, Арно, — шикнул на него Шарль Ле Рой, одарив вдобавок многозначительным взглядом. — Тут не место для подобных бесед.

Предчувствие подсказывало мне, что сегодня еще предстоит вернуться к этому разговору, но в другой обстановке. Интересно, что же такое случилось в Веасе, пока я отсутствовала? Похоже, даже София не была в курсе, потому что она внимательно прислушивалась к нашей беседе, стараясь не упустить ни слова. А если не знает она, значит, и отец не в курсе. Любопытно…

После приветствия, мужчины оставили женщин общаться между собой, а сами, усевшись чуть в отдалении с бокалами крепкого бренди, вели тихие беседы.

Каталина, с кислой улыбкой сидела подле меня вместе с остальными фрейлинами, однако впервые на моей памяти она скучала в такой компании. Раньше подруга не упускала шанса сердечно поболтать со знатными дамами, чувствуя себя в своей стихии. Но теперь ее взгляд устремился куда-то за пределы комнаты, чем-то глубоко озабоченная она то и дело невпопад отвечала, если к ней обращались.

— Как вы находите Столицу, сеньорита? — поинтересовалась супруга Фабио Ривьеры, совсем молоденькая веасийка, чуть постарше меня.

— О, город потрясающий. Недаром его называют жемчужным сердцем Империи — он полностью оправдывает свою славу.

— А еще он такой большой, что я ума не приложу, как имперцы в нем ориентируются, — согласилась сеньора Ривьера. — Мой отец — речной купец из Иль-Риоса, иногда брал меня с собой по осени, когда отправлялся на торги в Столицу. Но даже за все эти года до сих пор не везде сумела побывать…

— Я впервые покинула родные края так надолго, — честно призналась я и поймала на себе удивленные взгляды собеседниц.

— Правда? Ни разу? — сеньора Ривьера, кажется, подумала, что я шучу.

— Отчего же так, сеньора? — ахнула полноватая жена Арно Монреса. — Вы же из Великого Дома, которому подвластна морская стихия, и ни разу не путешествовали?

— На корабле мы часто плавали вдоль побережья, — поспешила оправдаться я. — Но до этого года я разве что посещала графство Бланко. Отец очень любил охотиться в лесах графа Эдуарда. Потому мне Столица кажется каким-то невероятным чудом.

— Но ведь слава города не в его стенах, а в великих людях, что в них живут, — вклинилась в разговор сеньора Ле Рой. Густые темно-каштановые волосы, мелкой волной укрывшие плечи, выдавали в ней среднеземские корни. — Каждый из них станет частью истории, и именно это, по мне, делает город по-настоящему великим. Вы же уже успели обзавестись новыми знакомствами, сеньорита?

— Ну, — неопределенно сказала я, придумывая подходящий ответ. — Мне довелось побывать у многих имперских и не только сановников и офицеров. По большей части это были так или иначе родственники моих одноклассников. Ну, и еще довелось познакомиться с Камиши из Дома Десай.

— Слышала, он — что довольно неприятная личность, — сеньора Ривьера поморщила свой маленький припудренный носик. — Доходили даже слухи, что он устраивает наркотические оргии для своих покровителей.

Дамы тут же заохали то ли смущенно, то ли возмущенно, прикрывшись веерами, а вот на бедной Бьянке лица не было. Луиза смотрела на кудахчущих женщин с явным раздражением.

— Думаю, это не больше, чем нелепые слухи, — возразила сеньора Ле Рой. — Допустила бы Гвардия такое, да еще и в самом сердце страны?

— Может, вас с ним тогда лично познакомить? — сухо поинтересовалась Луиза, и женщина замялась.

— Ну, я лично ничего такого не видела, — аккуратно вклинилась я, стараясь, чтобы ложь звучала убедительно. — Тем более мне все же интереснее само обучение, чем подобные слухи о том, кто там что предпочитает.

— Зачем же поступать в Академию, если не ради связей? — искренне удивилась сеньора Монрес. Кажется, эта простушка была действительно такой глупой, какой казалась.

— А разве не важны знания? Это же так интересно узнавать наш мир с разных сторон, его историю, силы, которые лежат в основе мироздания.

— По мне, так просто грамоты и арифметики достаточно, — отмахнулась сеньора Монрес. — Ну и искусство еще. Я обожаю современную литературу, особенно поэзию. На моей родине стихам предают немалое значение, и, на мой взгляд, самые прекрасные поэмы вышли именно из-под пера останских творцов.

— Ох, знаем мы все, какие стихи тебя интересуют, Иветта, — хмыкнула сеньора Ле Рой, отчего толстушка покраснела, прямо как ее супруг.

— А вы знали, что баллада «Ворон и Ласточка» по одной из интерпретаций является отсылкой к Вейкорской экспедиции? — внезапно для всех, включая себя саму, произнесла я, и все взгляды тотчас устремились ко мне, словно бы я сказала какую-то глупость. Я запаниковала — неужели действительно умудрилась ляпнуть что-то не то? И какой шейд меня дернул вспомнить именно сейчас нашу беседу с Александером?

— А ведь и правда, — пораженно выдохнула сеньора Ривьера. — Никогда не думала, что можно так интерпретировать эту историю. Всегда думала, что это просто трагичная история любви, не более.

— Да, — согласилась сеньора Иветта, которой потребовалось время, чтобы сопоставить все факты. — Крайне занятная мысль… И как вы пришли к такому выводу?

— Я недавно услышала исполнение этой баллады, и мой… знакомый поделился вот такими размышлениями об этой песне.

— У вас довольно чутко чувствующий тонкости литературы и исторической эпохи знакомый, — подала голос сеньора Луиза. — Похоже, у вас на курсе учатся очень талантливые молодые люди.

— Это… был не однокурсник, сеньора, — выпалила я, и почти сразу пожалела об этом. Брошенная фраза привлекла внимание старухи, и я начала судорожно искать подходящее оправдание, чтобы не вызвать ненужных расспросов. — Кажется, я это услышала на одном из приемов…

Однако мой лепет ее совершенно не убедил. Ее взгляд, слегка ехидный, с каким-то скрытым намеком, мне совершенно не понравился.

Так мы просидели, убивая время бессмысленными пустыми разговорами, пока прислуга не пригласила нас в обеденный зал. Накрытый стол так и ломился от яств, по которым я так сильно успела соскучиться — маленькие закуски коперчио, разнообразные приправленные оливковым маслом овощные салаты, да и сами маринованные с начинками оливки, разнообразные сыры и хамоны, пряная сытная выпечка с натертыми томатами, чесноком и травами. Из основных блюд подали густой томатный суп с фасолью и копченостями, рис с морепродуктами в различных его вариациях. А главным блюдом стал запеченный целиком лебедь — исконно считавшаяся в Веасе птицей зимней поры, а потому праздник Единения не обходился без диких лебедей, уток или гусей. Ну и, разумеется, вино: и охлажденное, и подогретое со сладкими цитрусами, яблоками, корицей, бадьяном и чабрецом — неизменный согревающий напиток в прохладную зимнюю пору.

Все эти запахи манили, заполняли изнутри, обостряя не только голод, но и тянущее чувство тоски и ностальгии. Обед, как ни странно, тоже не проходил в тишине. Я боялась, что пиршество омрачит нависшее неловкое молчание, но разговоры лились рекой, как и наполняющие бокалы вино. То и дело каждый из гостей поднимался, чтобы произнести тост — почтить прошедший год и пожелать собравшимся удачи и успехов.

Когда с места поднялась сеньора Арелан, все смолкли в почтительном ожидании. Старуха сделала три глубокие затяжки, прежде чем вымолвить речь:

— Пусть этот год Император благословит наши Дома и отведет от нас невзгоды. Будем надеяться, что свет Имперских Истин озарит наш путь и поможет преодолеть его. А также пусть он обережет тех, кто стоит на нашей защите, тех, кто ведет нашу провинцию за собой, — женщина вперилась в меня взглядом. — За Дом Кустодес!

— За Дом Кустодес! — вторили ей все присутствующие, и мы пригубили напитки из своих бокалов.

Горячее вино немного горчило, но потом приятным огнем разливалось по рту и горлу. Чего нельзя было сказать о произнесенном Луизой тосте. Слова костью встали поперек горла, не давая продохнуть. И то, как мрачно переглянулись в этот момент сеньоры, лишь подстегивало мое волнение.

Десерт подали вместе с чаем с розовыми лепестками и красным перцем, когда мы перешли обратно в гостевой зал. Сытость заметно расслабляла, и я почти утонула в мягком кресле, когда мы вновь уселись близ камина. Я было уже подумала, что день прошел не так уж и плохо, как Рамон Фальконе слегка коснулся моего плеча, сгоняя сонное наваждение.

— Сеньора Арелан ждет вас в своем кабинете. Только вас, — быстро но четко произнес он, когда я встрепенулась.

София тут же подошла к нему.

— Я не могу оставить свою госпожу, — твердо сказала она, и Рамон, не желающий спорить с ней, коротко кивнул.

Дав понять встревоженной Каталине, что все в порядке, мы прошли на третий этаж, где в своем роскошном кабинете восседала на напоминающим трон кресле Луиза. Тут тоже был камин, который мягким теплым светом озарял озадаченные лица всех присутствующих — Шарля Ле Роя, Фабио Ривьеру и Арно Монреса.

Выражение сеньоры Арелан омрачилось, когда вслед за мной в комнату зашла София. Ее укоряющий взгляд метнулся на Рамона, но тот невозмутимо прошел в кабинет и взял уже наполненный стакан.

— Садись, дитя, — Луиза трубкой указала на кресло напротив нее, а затем оскалилась, обнажая желтые зубы. — Не бойся — я не кусаюсь.

— Так… хм-м… По какому поводу здесь такое собрание?

Никто не торопился отвечать на вопрос. Арно то и дело нервно поглядывал на карманные часы, будто бы куда-то опаздывал. Шарль неторопливо потягивал бренди, а Рамон смотрел в сереющий горизонт залива, распростертый в полукруглом панорамном окне.

— Для начала, я бы хотела лично извиниться перед тобой за историю с моей непутевой внучкой, — Луизы выдохнула слова вместе с дымом. — Из всех ублюдков, расплодившихся в Столице, как пиявки в пруду, ей не повезло попасться самой мерзкой из них. И она показала слабость, бросившую тень позора на Дом Арелан.

— Не стоит, сеньора, любой бы…

— Нет, — отрезала она. — Не любой. Тебе хватило мозгов заподозрить неладное. А ей — нет. Теперь осталось ее только, как порченный товар, спихнуть в какую-нибудь семью низкого происхождения, где ее сорванный цветок не вызовет вопросов, — на лице заиграла кривая усмешка. — В Останию, например. Там рады любыми объедками довольствоваться.

Я закрыла глаза и сделала судорожный вдох. Я лишь догадывалась о произошедшем после моего ухода тем злосчастным вечером, но даже подумать не могла, что для Бьянки все закончилось вот так…

— Я… не знала…

— И она тоже не знает. Пусть так и остается. Она мало что помнит о той ночи, так что пусть продолжает жить в счастливом неведении, — Луиза сделала затяжку. — А жаль. На девочку были такие планы…

Сердце разрывалось еще больше от осознания, что от самой девушки скрыли правду. Но зная, насколько она хрупкая и нежная, жестокая правда могла бы ее сломить, и ложь была лучшим выходом для нее. Оставалось молить Императора, чтобы она и продолжала жить в неведении, и эта правда никогда не вскрылась.

В горле пересохло.

— Простите, сеньора, но вы не вправе решать будущее госпожи Бьянки, — ледяным голосом процедила Оре. — Без утверждения и одобрения Ордена Сервитуариев вы не можете…

— Да ну? — улыбка стала еще шире. — А Валентину его брак тоже одобряли?

Сестра София застыла, недоверчиво вглядываясь в морщинистое лицо.

— Это было согласованное решение.

— А мне вот донесли, что мой дорогой племянник принял это решение единолично на пару с этим свином Эдуардом. А знаешь, с чего я это решила? Одна из моих внучек была кандидаткой в невесты будущего герцога. И нет, Орден не увидел тут опасности близкородственного кровосмешения. Она всего-то его троюродная сестра, видали браки и похуже, когда в том была необходимость… Вот только, почему-то Его Высочество даже не потрудился ознакомиться со списком предложенных Сервитуариумом партий. Ну, что на это скажешь?

София, наверное, впервые на моей памяти, не знала, что ответить. Она стояла растерянная, тем только подтверждая правдивость брошенных обвинений.

— Эстебан, по своему обыкновению, поступил так, как считал правильным, и что получил по итогу? — старуха самодовольно затянулась табаком. — Моя дорогая Виттория уже двоих сыновей подарила тану Бьергену. А на что же оказалась способна наш пустоцвет Арианна Бланчи?

Сил терпеть больше не было. Я вскочила с кресла, разгневанная таким пренебрежением обиженной на весь белый свет старой карги.

— Сеньора, — я без толики страха смотрела прямо на старуху. — Если вы хотели, чтобы я просто посидела и послушала, как вы унижаете моих отца, брата и невестку — то прошу избавить меня от подобного. Я не намерена терпеть такое оскорбление.

— Сеньора… — с нажимом предупредил Фальконе, бросив на Луизу обеспокоенный взгляд.

— Ладно-ладно, поняла, — старуха недовольно цокнула языком, все еще глядя на Софию с неприкрытой ненавистью. — Налей мне еще крепленого вина, Рамон. А то тошно смотреть на эту драную лисицу, которая мне тут еще будет указывать, что я могу делать, а что не могу. Ишь, нашлась важная птица.

— Сеньорита, — Арно подался вперед, с тревогой поглядывая то на Арелан, то на меня. — На самом деле мы хотели бы просить помощи.

— Тогда вы выбрали не самую лучшую тактику, чтобы искать моей поддержки.

— Я всего лишь сказала правду, дитя, — Луиза мягкими движениями покачивала бокал, наблюдая за плещущимся вином. — Для тебя это должно быть несметной роскошью, но все-таки кто, как не твои преданные подданные, скажут тебе правду в лицо, какой бы она не была?

— Видите ли, сеньорита… — Арно замялся. — Нам очень важно, чтобы вы сказали правду. Все, что знаете и помните.

Я вопросительно подняла бровь.

— Помогу, чем смогу. Клянусь именем Императора.

Все присутствующие переглянулись. Сервитуария недовольно покосилась на меня, но не посмела встрять в разговор. Пока что.

— Дело все в этих разбойниках, — объяснил Рамон. — Из-за них нам всем сейчас очень тяжело. Больше всего из-за срыва поставок это сказалось на Монресах и Фальконе, но такое, на первый взгляд незначительно событие, оказалось незначительным только на первый взгляд.

Я похолодела, чуя неладное. Они как-то смогли узнать, что я связана с Красным Синдикатом?..

— Продолжайте…

— Мы проводили собственное расследование, — подал голос Фабио Ривьера. — Но прежде, чем мы предъявим обвинения, хотим убедиться. Сеньорита, — мужчина всматривался мне в лицо так, словно бы от этого зависела его жизнь. — Что вы помните о том отряде гвардейцев, которые вас сопровождали?

Я оторопело смотрела на него. Уж точно не такого вопроса я ожидала, но слово, данное обеим сторонам конфликта, вынуждало ужом изворачиваться от правды. И, разумеется, чтобы моим словам поверили, я должна вспомнить то, что мы наплели помощникам Арно, когда те застали нас в дороге.

— Ну, ничего толкового… — промямлила я, и было это почти правдой. — У нас сломалось колесо на ухабистой лесной дороге, и нам пришлось чинить ее в полевых условиях. И тогда показался тот отряд…

— Они вышли из чащи, с лесной дороги? — уточнил Шарль. — Не со стороны тракта или границы?

— Д-да… кажется… — растерянно ляпнула я, поздно спохватившись, что могла запутаться в собственных словах, но Шарль удовлетворенно кивнул, призывая меня продолжить рассказ. — Ну, мы объяснили им ситуацию, попросили их помочь нам, и, поскольку нам было по пути, они согласились сопроводить до Столицы.

— Их лейтенант не упоминал, откуда они и с какой целью были в Веасе? — Шарль старательно пытался скрыть свое нетерпеливость.

— Н-нет… — я снова замялась, лихорадочно припоминая тот день четыре месяца назад, который казался воспоминанием из прошлой жизни. — Он кажется, говорил, что у него были какие-то дела в одном из форт-постов, что-то про комиссарскую инспекцию… Да-да, кажется, это была инспекция или что-то вроде того…

Аристократы вновь переглянулись, на их лицах читалась угрюмая удовлетворенность.

— Все сходится, — выдохнул Арно, и в порыве чувств стукнул кулаком по каменной полке над камином, отчего стоящие там бутылки зазвенели.

Луиза, прикрыв глаза, как греющаяся на весеннем солнце кошка, внимательно слушала и молчала.

— Ч-что «сходится»? — я непонимающе смотрела на Арно.

— Спасибо за твою честность, дитя, — сеньора Арелан с благодарностью наклонила голову. — Теперь мы точно знаем, кто виновен в произошедшем.

Ледяной озноб пробежался по телу волной мурашек. Когда этот разговор только начинался, я была полностью уверена, что смогу контролировать ситуацию, смогу ловко все разыграть так, чтобы отвести любые подозрения, но, кажется, сама попала впросак. Я абсолютно не представляла, какие выводы сделали на основе моего рассказа, и неведение ввергало в панику.

София резко выступила вперед, словно прикрывая меня, желая упрятать от бед, голос ее пропитался праведным гневом:

— Если вы продолжите давить на госпожу Камиллу, я буду вынуждена, как ее сервитуария, прервать этот… этот допрос. И доложить о происходящем.

— Да? — карие глаза Луизы без тени страха насмешливо смотрели на сервитуарию. — И кому ты жаловаться побежишь? Своему Ордену или герцогу?

Ситуация накалялась быстрее, чем распалялся лесной пожар в знойный засушливый сезон. Луиза продолжала невозмутимо потягивать вино, тем самым больше выводя из себя Софию.

— Сеньора, возможно, вы забылись, но подобное обращение с сестрой Ордена непозволительно.

— Это ты забываешься, милочка. Кто ты такая, чтобы ставить меня, маркизу из Великого Дома Кустодес, на место? Этот разговор не предназначался для твоих ушей и ушей моего племянника.

— Вы обвиняете меня в шпионаже?

— Не обвиняю, — сухо усмехнулась Луиза. — Я констатирую факт. Камилла уже достаточно взрослая, чтобы принимать решения самостоятельно. Вы же с Эстебаном не планируете держать ее подле себя всю ее жизнь. Или… может дело в том, что ты так боишься, что у девочки, наконец-то, откроются глаза?

Я переводила недоуменный взгляд с Софии на Луизу. О чем они? Сейчас же речь шла совсем о другом, так почему же София с такой опаской глядит на старуху, будто бы она сейчас поразит меня спрятанным кинжалом? О чем таком может рассказать Луиза Арелан?..

— Госпожа, — Оре наклонилась ко мне, с мольбой вглядываясь в глаза. — Я настоятельно рекомендую покинуть прием. Уверена, что…

— Так сильно хочешь укрыть ее под своим крылом, сорока? — маркиза изогнула бровь, сохраняя все то же уверенное надменное лицо, не давая Софии и шанса ответить на нападки. Все ее внимание было приковано ко мне. — Если ты хочешь остаться и узнать все, чем мы располагаем, пусть она выйдет вон.

Ноздри Софии раздувались, как у разъяренного быка.

— Да как вы…

— Прикажи ей выйти вон, — Луиза даже не смотрела на сервитуарию. Только на меня, прямо в глаза. — Если, конечно, ты и дальше не хочешь жить в мире, где тебя потчуют одной только ложью.

Мертвая тишина, стоявшая в комнате, нарушалась лишь мерным тиканьем часов. Давление, исходящее от молчаливого противостояния сеньоры Арелан и моей наставницы, казалось, сейчас сильнее, чем под толщей морской воды.

— София… — негромко начала я, стараясь не поднимать глаза на наставницу. Я не хотела видеть ее лица в этот момент. — Оставь нас. Пожалуйста.

Тик. Так. Тик. Так.

Мое сердце билось в ритм старинных часов, отмеряя секунду за секундой.

— Как пожелаете, госпожа, — в конце концов, София почтительно склонила голову, и резко развернувшись на каблуках, вылетела из залы, словно гонимая ветром грозовая туча.

Арно нервно сглотнул, остальные же облегченно выдохнули.

— Вам это припомнят, сеньора, — заметил Фабио.

— Ну и что? — отмахнулась старуха, самодовольно улыбаясь. Происходящее ее только забавило.

— Не боитесь, что на этот раз герцог не оставит это просто так?

— Пускай черная сорока несет сплетни своим хозяевам. Расскажите Камилле все, что знаете, — приказала Луиза, не сводя с меня пристального взгляда.

— После того, как мне доложили, что с вами все в порядке, — сбивчиво начал Арно, который никак не мог совладать с обуревающими его чувствами. — Я поначалу подумал, что все хорошо. Что о гвардейцах не знал, потому что отец не удосужился мне сообщить об этом. Такое бывало, тем более у него было столько дел тогда… Но потом выяснилось, что граф Люсьен никаких запросов ни в Четырнадцатый, ни во Второй Легион не отправлял. Не должно было быть этого отряда на наших землях. Тогда мы стали искать больше информации, но ни Фальконе, ни Арелан, ни Ривьера — никто из близлежащий земель не запрашивал никаких комиссаров, никаких дополнительных отрядов напрямую из Столицы, а потом… — Арно запнулся, перевел дыхание, на нервах опустошив бокал крепленого вина одним махом. — Потом мы нашли разграбленную деревню в лесу, — пропыхтел он. — Как раз недалеко от того места, где, если верить оставленных следам, сломался ваш экипаж. Да и от лесопилки той давно не поступало дерево, нужно было проверить что у них случилось… Жители там были перебиты. Все до единого. А дома стояли новехонькие, словно недавно выстроенные.

Монрес чуть не задохнулся от судорожного кашля.

— Мы нашли следы длительного пребывания гвардейцев в той деревне. Следы пыток, жестоких казней, остатки гвардейского обмундирования, — объяснил Фабио, пока Арно пытался справиться с нашедшей на него отдышкой. — И все факты указывают на то, не разбойники стояли за всеми этими нападениями, а Имперская Гвардия. Поначалу мы думали, что в этом замешан Красный Синдикат, но не нашли ни одной улики в пользу этой теории. Все выглядит так, словно бы злоумышленники хотели, чтобы мы подумали на Синдикат. Были бы разбойники, то деревню бы пожгли и разграбили, а все вещи остались месте. Там же мы нашли и то, что было украдено на трактах за все эти месяцы.

Я застыла, словно мраморное изваяние. В голове тяжело стучало сердце, подпитывая одну-единственную страшную мысль — что я наделала?.. Ужас накатывал волнами от того, что такая незначительная, на первый взгляд, ложь теперь большим снежным комом неслась вперед, нарастая и готовясь смести все на своем пути.

Могла ли я подумать тогда, на исходе третьего месяца летней поры, что совершу величайшую ошибку, когда в милосердном порыве не дала зарубить пяток крестьян, преградивших нам дорогу через мост. Когда в том же милосердном порыве захотела восстановить справедливость?

Нет, не могла. Потому что не думала, что моя ложь во благо сможет ввести в заблуждение целых пять Малых Домов, выводы которых определенно выльются в настоящие проблемы для всего полуострова…

— Ты уже встречалась со своим братом? — проскрипела Луиза, которая, кажется, совершенно иначе истолковала мое побледневшее лицо.

— Д-да, недавно… — голос звучал отчужденно, словно кто-то говорил вместо меня.

— Тогда, у нас будет еще одна просьба, — женщина резким движением стряхнула пепел, разметав искры. — Ты сможешь поговорить с ним обо всем этом в ближайшее время? Обрисуй сложившуюся ситуацию, порасспрашивай его, какие слухи ходят в центуриях и полках, были ли какие странные поручения — солдаты любят по пьяни потрепаться да хвалиться. Мальчик вроде как всецело ратует за правосудие и честность, можно сыграть на его порядочности.

— Зачем вам помощь Леонарда? — оторопело спросила я.

Если во всю эту историю окажется втянут Лео, то моя маленькая ложь выльется в еще большие проблемы, чем сейчас.

— Хоть он и присягнул на верность Империи, но все же в нем течет кровь Великого Дома, — сказал Рамон. — Мы надеемся, что в случае чего, у нас будет свой человек в высших чинах гвардии, на которого мы сможем положиться. Может, он что-то рассказывал? Что-то такое, чем можно было бы компрометировать этого лейтенанта… Как же его…

— Александера Вибера, — мертвым голосом подсказала я.

— Да, точно, — согласился Фальконе. — Поэтому мы хотим попросить тебя узнать у Лео, чтобы он стал свидетелем с нашей стороны. Может, он сможет что-то рассказать об этом всем, что может сыграть нам на руку в деле…

Чуть помедлив, Арно негромко объявил:

— Мы собираемся предъявить Имперской Гвардии и Трибуналу официальную жалобу по поводу незаконной диверсии со стороны Имперской Гвардии, подорвавшей деятельность, по крайней мере, четырех Малых Домов.

Во рту пересохло.

— Сеньора Арелан, моему отцу может не понравиться, что вы принимаете такие решения у него за спиной.

— Дитя, твоему отцу много что не нравится, — Луиза вытянула руку с бокалом, который тут же был любезно наполнен. — Но он ничего не посмеет сделать без разрешения.

— Разрешения? — я непонимающе уставилась на Луизу.

— Думаю, пришло время поговорить с тобой на чистоту. Пожалуй, это единственное место во всей Империи, где можно себе такое позволить, — старуха в очередной раз проигнорировала мой вопрос, прикрыв глаза, пока наслаждалась золотистым крепленым вином. — Начнем издалека… Думаю, для тебя не секрет, что я не поддерживаю права Эстебана?

Ее прямолинейный вопрос поставил меня в тупик. Чего она хочет добиться? Если я признаю, сочтут ли остальные это за оскорбление и выход на прямую конфронтацию.

Я неопределенно кивнула, но Луизе, видимо, хватило и этого.

— Ты уже довольно взрослая, чтобы понимать, что мир не так прост, как тебе кажется. И уж тем более далек от того, что в тебя вбивал твой отец.

— Я не понимаю, к чему вы клоните…

— Сеньорита, — в разговор подключился Фальконе. — Мы говорим о том, что решение вашей сеньоры-бабушки основывается не на ненависти к вашему отцу. Поймите, все несколько сложнее.

— Веас уже многие столетия находится в упадке, — продолжил Арно, рассеяно наполняя свой бокал. — Времена после объединения под властью Империи были для нас золотым веком — мы помогли Империи избавиться от еретиков, которые хотели магией развязать войну. Мировую войну. Веас был выгодным союзником, и мы приняли помощь Империи, и с тех пор сотрудничали на равных, что делало нас выгодным, но опасным союзником. Пока не случилась…

— …Вейкордская экспедиция, — выдохнула я, поняв, к чему он клонит.

— Именно, — мрачно подтвердил Шарль Ле Рой. — Наши предки потеряли не только сбережения на этой авантюре, но и вложенные человеческие и природные ресурсы. И более от этого пострадали именно Кустодес. И с того момента наша провинция стала зависима от Империи, словно новорожденный щенок от суки. Вот только в отличие от матерей, что кормят и помогают своему потомству безвозмездно, Империя поняла, что может влиять на нас тем больше, чем больше выделяет денег в долг Великому Дому. А вы должны понимать, как это сказывается на остальных.

— Но какое отношение имеет мой отец ко всему этому? Он же из всех сил стремиться поддерживать мирные и взаимовыгодные отношения с Империей, разве не так?

— Вот только вы никогда не задумывались, для кого это выгодно на самом деле?

Вопрос повис в воздухе, словно занесенный над шеей топор палача. О чем они? К чему клонят? Чем дальше заходил этот разговор, тем страшнее мне становилось. Кулаки сжали плотную ткань платья так сильно, что, казалось, еще немного, и я ее порву.

— Отец… Герцог Эстебан всегда думает в первую очередь о благополучии своего Дома и…

— Вот именно, дитя, — кивнула Луиза. — Он думает о благополучии своего Дома. Но не более. Ты не находишь странным, что во времена его правления наши доходы упали? Что наш регион беднеет из-за того, что приходится продавать наши корабли и услуги конвоирования, считай, задаром? Что нам приходится быть все больше зависимыми от поставок из Набелита, Остании и Арракана? Что приходится заламывать немалые ценники и налоги, отчего простой люд все больше предпочитает уезжать на заработки в Столицу, оставляя целые деревни пустовать? Хотя, откуда тебе знать… Твоя сладкоголосая певчая птичка никогда не посмела бы рассказывать тебе о чем-то, что «очернит» герцога в твоих глазах.

— Вы о Софии? Она всегда учила меня тому, что…

— Тому, что выгодно Империи, — в очередной раз закончила за меня пожилая дама. — Ведь когда бы еще у Императора появился такой замечательный шанс поставить во главу стратегически важного региона того, кто прожил в Столице дольше, чем на своей родине? Сможет ли человек, отдавший службе его «истинам» восемнадцать зим своей жизни, думать в интересах тех, кого он никогда не знал, да и не желает знать?

Меня бросало то в жар, то в холод. Я успела пожалеть, что не послушала сестру Софию, и еле сдерживалась, чтобы не вскочить и не выбежать вслед за сервитуарий, обвинив всех присутствующих в клевете. Но что-то внутри меня жаждало остаться и услышать все, что будет произнесено дальше. Любопытство, которое грозилось лишить меня покоя, приковало меня к креслу, вжимало, не давало продохнуть.

— Но ведь отец был вторым сыном… — возразила я. — Когда он поступил на службу он не мог знать, что ему уготовила судьба.

— Судьба ли?

Ложь. Предательство. Заговор. Ересь.

Это было единственное, что крутилось у меня в голове в тот момент. Но Луиза не собиралась останавливаться.

— Смерть Грегора и Фелиции никто не расследовал. Как только их тела выбросило на берег, они было поспешно преданы погребальному огню. А тем более буквально незадолго перед крушением, Грегора пытались оклеветать, обвинив в предательстве, и Максимилиан Хан отстаивал его честь на дуэли. Не настораживает такая последовательность событий?

— Но ведь это действительно была просто случайность! — возразила я, словно бы хотела достучаться до столь простой и очевидной истины, которую почему-то никто не хотел принимать.

— Давайте посмотрим на всю ситуацию в целом, сеньорита, — мягко, почти с жалостью предложил Рамон. — Представьте. Вы — правитель огромного государства, недавно пережившего потрясение от крупного восстания, повлекшее за собой свержение Великого Дома и ряда верных ему Малых. В важной провинции стоит сильный лидер, который с каждым днем все больше выходит из-под вашего контроля. Этот лидер имеет хорошую поддержку со стороны своих подданных и всех слоев населения, и раз за разом побеждает на бюрократическом поле — там, где вы обычно чувствуете себя, как рыба в воде. Вам нужен способ усмирить лидера, поставить его на колени, заставить служить вам на нужных вам условиях. «Мирным» путем у вас ничего не выходит, поскольку на провинции завязаны все регулируемые вами торговые передвижения. Но — какая удача! — у вас в услужении его младший брат, всецело преданный вам. Ну, а в случае чего, если и младший вдруг захочет пойти против вашей воли, всегда можно угрожать его семье, чтобы быть точно уверенным в том, что он точно не будет идти против вас. Какой бы ход вы сделали в этой партии, располагая такими фигурами на столе?

Я лихорадочно соображала, пытаясь придумать достойный контраргумент, но… Фальконе говорил слишком складно. Если смотреть на ситуацию под таким углом, то смерть Грегора как нельзя была на руку Империи. Вот только отчего у меня было такое мерзкое чувство, что ситуация эта уж больно схожа с судьбами моих старших братьев?

— История кажется непредсказуемой, — Рамон будто бы прочитал мои мысли. — Однако же, на деле, она имеет свойство повторяться. Тот, кто не учится на ошибках прошлого, обречен совершать их снова и снова. Потому так важно чтить и помнить нашу историю — и наши достижения, и наши провалы. Сейчас мы в таком положении, что ситуация пугающе схожа с тем, что мы наблюдали двадцать зим назад. И знаем, чем все может обернуться.

— И можем исправить, пока не стало поздно, — закончил за ним Шарль. — Потому мы и хотим знать, насколько Леонард остался предан нам, и можно ли на него положиться в случае, если мы… хм-м… захотим направить амбиции его брата в определенное русло.

— Это как?

— Валентин человек крайне вспыльчивый, — вздохнул Фабио. — Мой дядя немало мне поведал о том, что периодически случается за стенами дома ветров. Мальчик всеми силами, в отличие от своего отца, стремится доказать свою преданность Веасу, чтобы с ним считались. И решение это крайне мудрое, вот только реализует он его очень неумело. И своими действиями вскоре доведет до открытой конфронтации с Империей, и все повторится вновь.

— Так вы… хотите убрать Валентина? — спросила я, подбирая слова со всей осторожностью.

— Зачем? — удивленно уставился на меня Ле Рой.

— Вы же хотели, чтобы титул герцога достался графу Рамиро, раз сеньора Луиза не может унаследовать титул сама по праву рождения, значит он должен достаться ее супругу…

— То дела давно минувших дней, — печально вздохнула Луиза. — Зачем пытаться выиграть битву, которая уже окончилась. Что имеем, то имеем, но пока Валентина распаляет бездействие Эстебана, он продолжит невольно накалять ситуацию. Однако если получится окружить Его Светлость правильным кругом общения, которые будут направлять, подталкивать к верным решениям, то Валентин может стать одним из величайших правителей и сможет снова привести нас к величию.

— Но разве на консилиуме не присутствуют все представители Малых Домов Веаса? Почему вы считаете, что именно к вашему мнению не прислушиваются?

— Эстебан уже достаточно сильно разобщил нас, окружив себя только теми, кому он якобы может доверять, — сказал Рамон. — У семей Каррон и Гарсия ныне куда больше привилегий, чем у нас, неугодных. Даже Дюфоры, которые постоянно лезут на рожон и подначивают парня усиливать военный флот вместо торгового, и того больше влияния имеют на решения молодого адмирала. Уж молчу про борова Бланчи, который после удачного брака все сливки снимает. Когда такое было, чтобы нас, Фальконе, на которых держатся все торговые картели, ставили ниже, чем Бланчи! Если так пойдет, то к своему чашнику Валентин будет прислушиваться больше, чем к нам.

Мужчины согласно закивали.

— Пренебрегать своими подданными только за то, что они не смотрят ему в рот, а высказывают свое мнение, отличающееся от его собственного… — Шарль недовольно покачал головой. — Не лучший пример показывает герцог будущему сыну. И если так оставить, он и сам потом продолжит так же к нам относиться. Возмутительно!

— Только подумай — в мое время, при дворе в Каса-де-Вентос были воспитанники почти из каждого Малого Дома, а у меня в фрейлинах служили не меньше четырех девиц, — поддакнула сеньора. — И все благородного происхождения, а не подобранные с улицы безродные побирушки. И делалось это не из прихоти, а чтобы все будущие графы, виконты и виконтессы знали, что могут полагаться на мудрость и благосклонность Великого Дома.

— Каталина — не безродная, — вскипела я. — Хоть и не высокого происхождения, но все-таки дочь офицера.

— Ну, это так Его Высочество утверждает, — пожала плечами Луиза, стряхивая табачный пепел из своей трубки и забивая новую порцию табака. — Я лично не помню ни одного офицера с фамилией Андо на службе. Да и фамилия эта дается только тем, чье происхождение остается под вопросом. Лично я бы не стала держать рядом со своими внучками неизвестно кого. Преданность дворовой собаки всегда будет под сомнением, ведь так легко подманить ее более сочным куском мяса.

— И все же она — благородная дама. Нас воспитывали вместе, сам герцог считает ее своей воспитанницей, и образование ей дали равное с моим.

— А еще я слышала, она отлично умеет солдат обслуживать, — с безжалостной насмешкой сказала Луиза, вогнав меня в краску. — Мне что же, думать, что и ты подобными навыками обладаешь? Не спорю, женское обаяние — опасное оружие, только владеть им надо более осмотрительно. Это как бой — мужчины любят размахивать мечами наголо, в то время, как женщина способна изящно отразить атаку спрятанным в платье кинжалом. И будет куда опаснее.

— П-почему вам так важно, в ком какая кровь течет? — я готова была сгореть от стыда. Заявлять такое, да еще и в присутствии мужчин, аристократов, а старая карга даже и бровью не повела… — Людей надо оценивать по их поступкам.

— Так я и оцениваю, моя дорогая. Но сильнее всего на наши поступки влияет наше окружение, — Луиза чуть наклонилась, окатив меня едким табачным дымом. — Ты и половины не знаешь о тех, кто окружал и воспитывал тебя, но продолжаешь их защищать?

— Меня окружали мудрые и заботливые люди, — возразила я. — Которые привили мне понятия чести, долга, преданности и справедливости — Имперские Истины. Разве это так плохо, что я руководствуюсь столь правильными ориентирами?

— Иногда я смотрю на вас, сеньорита, и становится печально, — вздохнул Шарль. — Его Высочество, кажется, забыл, что воспитывал не сына, а дочь. Разумеется, все эти качества очень ценны, но вам порой будет не хватать гибкости. Той самой женской гибкости и хитрости, которая порой ценнее, чем прямолинейная справедливость.

Я хотела было с жаром возразить на подобную вольность, но Луиза вновь перехватила инициативу в разговоре, не дав мне и шанса ответить.

— Сеньор Ле Рой не собирался оскорбить ни тебя, ни твоего отца, — сказала она. — Но лишь просит прислушаться к его словам. И я с ними согласна. Тебе не хватало женской руки, которая бы показала, какими путями может действовать женщина, оставив тебе в наследство только мужскую упертую уверенность в собственной правоте. Знала бы ты, сколько раз я предлагала взять тебя под свою опеку, чтобы ты росла в Белламаре вместе со сверстницами, а не в пустующем замке на краю мира. Но Эстебан решил сделать по-своему, заперев тебя в золотой клетке, даже не дав шанса увидеть мир своими глазами до того, как тебя выкинут в суровую действительность. Посчитал, что достаточно будет вбить в твою прелестную головушку только Имперские Истины, чтобы у тебя и мысли не было поступать как-то иначе.

— Тогда разве так важно, что лично я считаю правым? — сухо спросила я, прищурившись. — Я не хочу участвовать в этих интригах и влезать в ваши заговоры, что вы строите за спинами моих отца и брата. В этой игре для меня нет места, и роли никакой я не сыграю.

Хватит с меня и одного решения, за которое теперь придется расплачиваться отцу.

— Дорогая, ты даже не представляешь, насколько ты ценна, — заверила Луиза голосом сладким, как мед. — Ты можешь сыграть существенную роль в будущем нашей провинции. И не только, как выгодная партия. Если обзаведешься нужными связями, научишься использовать их в своих целях, то сможешь заручиться верными союзниками и возыметь немалое влияние на политической арене. Если, конечно, сможешь понять, какое общество для тебя подходящее.

— Иными словами, я для вас — запасной план? — выпалила я, забыв следить за тем, что говорю. Надоело играть в эти игры и подбирать слова, пока мой опять вертят, как хотят. — В случае, если ни Валентин, ни Леонард не оправдают ваших надежд, попробуете использовать меня, как когда-то хотели сами посягнуть на титул, не так ли?

От этих слов все присутствующие заметно занервничали. Видно, я попала точно в цель. Луиза Арелан недовольно поджала сухие сморщенные губы.

— Вот об этом я тебе и пытаюсь сказать, дорогая. Твоя категоричность может тебе дорогого стоить. Этот мир держится на правилах, устоях, которые надо соблюдать, иначе ты становишься источником проблем. Ты же не хочешь, чтобы из-за твоих поспешных действий и решения, которые ты считаешь справедливыми и верными, пострадали другие?

Я закусила губу, невольно покосившись на задумчиво молчащего Арно. Да, уже из-за одного моего поспешного решения пять Домов готовы начать разбирательство с беспощадной имперской бюрократической машиной.

— Уверена, что мои близкие смогут помочь мне решить, что будет лучше для меня, и направят, если окажусь на неверном пути. Или вы считаете, что знаете лучше, что мне подходит?

— Тебя окружают те, кто хочет чтобы ты думала так, как тебе прикажет твой отец. Твоя наставница, которая шпионит и для Империи, и для герцога. Твой телохранитель, до мозга костей преданный герцогу и всем его приказам. Даже твоя фрейлина шпионит за тобой, хотя для кого — даже для меня пока остается загадкой. Я уж молчу о твоей матери, — фыркнула Луиза.

— А причем тут госпожа Рената? — нахмурилась я, чувствуя, как злость пламенеет в теле от столь неуважительного обращения к матери.

— Ну, например… Ты знала, что она состояла в Ордене? — как бы невзначай поинтересовалась сеньора Арелан, внимательно наблюдая за моей реакцией. — Как так удачно совпало, офицер из древнего великого рода, который только-только встал на путь служения Императору, по уши влюбился в безродную сиротку-воспитанницу из сервитуариев?

— Что?.. — еле выдохнула я. — Нет, этого не может быть, она была…

— Кем? — беспощадно продолжила Луиза, делая затяжку. — Кем она была? Тебе хоть кто-то пытался про нее что-то рассказать? Может, твоя ненаглядная сестра София? Она ведь вместе с ней в аколитах была. А после смерти — и снова, какое совпадение! — именно она была назначена в великую семью, приучать новорожденного ребенка ко всем имперским ценностям. Ах, вот почему я терпеть не могу этих выскочек. И детей с внуками стараюсь огородить от влияния Ордена, которые только и могут, что растить новых удобных Империи слуг, которые еще и благодарят Императора за свое рабское положение.

— Н-нет… — пролепетала я, стараясь найти во всем этом хотя бы надежду на то, что старуха ошибается. Но ничего не выходило, и оставалось только наблюдать, как мир потихоньку рушится у меня на глазах, как карточный домик.

— Ну вот подумай на досуге, — сеньора Арелан сделала еще пару глотков, опустошив бокал. — И от предложения нашего не отказывайся. Обдумай все хорошенько, взвесь все за и против. Надеюсь, ты примешь правильное решение.