Черное солнце

Глава 8

Едва я допила свой свежезаваренный утренний кофе, как в дверь несколько раз сильно постучали.

Ада появилась на пороге обеденного зала, улыбающаяся и раскрасневшаяся от мороза. На плечах у нее была накидка с меховой оторочкой и высоким воротником, а легкий камзол сменился кафтаном из плотного бархата, все так же богато украшенным вышивкой. Сегодня набелитка выбрала палитру из черных и изумрудных оттенков — цветов ее Дома.

— А вот и ты! — в своей манере поздоровалась набелитка, стягивая кожаные перчатки, чтобы схватить со стола печенье.

— Если хочешь, попроси у Алисии чашку чая или кофе, — растерянно предложила я.

Хотя, судя по бодрости Ады, кофе ей был явно ни к чему.

— Я эту ослиную мочу, что в Столице называют чаем, даже нюхать не могу, — она притворно поморщилась. — Про кофе я и вовсе молчу. Если захочешь как-нибудь попробовать, какими они должны быть на вкус на самом деле — заглядывай в гости.

— Вообще-то я не ждала тебя так рано, — я мельком глянула на часы, на которых большая стрелка едва только начала смотреть в пол. — Мы же договаривались ровно в одиннадцать встретиться, а сейчас еще и половины нет. Не помню, чтобы ты отличалась такой пунктуальностью.

— Сегодня есть повод, — ее улыбка стала еще шире. — Уверена, нас ждет отличный день. Тем более я та-а-ак устала за эту неделю…

Прошедшие учебные дни и вправду были довольно интенсивными, и мы уж хотели отложить нашу затею на конец зимы, чтобы не отвлекаться во время учебы и нормально отдыхать перед учебным днем. Но Ада настояла, заявив, что за два месяца умрет от нетерпения быстрее, чем от усталости. А потому, чтобы выделить целый выходной для похода по магазинам, все задания, не без помощи Ари, были сделаны заранее.

Позади, в коридоре, раздался шум тяжелых шагов. Я обернулась, думая, что это Ян зашел поторопить нас, однако в проходе, словно огромная статуя, стоял телохранитель Ады. Сейчас он был без шлема, и я могла рассмотреть его целиком.

Ростом он не уступал Яну, куда более широкоплечий и крепкий на вид. И явно моложе на десяток-другой лет. Темная смуглая кожа, не золотисто-коричневая, как у большинства веасийцев, а насыщенного темного оттенка, даже темнее, чем у Нары Сарей. Лицо его было широким и угловатым, с пухлыми губами и большим приплюснутым носом, и лишь белки глаз, будто две капли, сияли на его лице. Под глазами я заметила необычный татуаж из красных и золотых переплетенных линий.

Темнокожий мужчина так и не произнес ни слова, впившись угольками глаз в Аду, молчаливо и беспристрастно наблюдая за своей госпожой. От этого взгляда даже я съежилась, хотя ему не было ни до кого дела в этой комнате. Лицо его не выражало абсолютно никаких эмоций, что только добавляло ему усташения.

«Теперь понятно, почему он постоянно в шлеме — он, наверное, и взглядом убить может…» — думала я, уставившись на гиганта.

— Лучше тебе на него так не пялится, — теплое дыхание Ады щекотало ухо, и я дернулась, когда ее шепот скинул с меня оковы оцепенения. — Арабийцы этого терпеть не могут.

Девушка хихикнула, когда я резко отвернулась обратно к своей чашке, замерла всем телом так, словно бы это могло сделать меня незаметной.

Алисия и Габриэль торопливо убирали со стола грязные тарелки и чашки, оставленные после завтрака, также со страхом косясь на арабийца, тенью застывшего в дверях.

— Ну, так мы идем? — многозначительно спросила Ада.

— Да… конечно.

Я быстрым движением поправила вечно топорщащиеся кудряшки. Волосы я в последнее время стала укладывать на имперский манер, предпочитая уложенный пучок, перевязанный лентами и украшенный небольшими заколками. Служанки очень старательно подходили к моим волосам, и без того вьющимися и непослушными, но в реалиях Столицы ходить с распущенными волосами, как я это предпочитала в Мар-де-Сеале, было невозможно — почти сразу же волосы превращались в пышную львиную гриву.

Я быстро собралась, и в сопровождении Ады и ее телохранителя мы вышли на улицу. Уже несколько дней по утрам были заморозки, а лужи сковало тонкой белой корочкой льда. Я пришла в неописуемый восторг, когда впервые застала затвердевшую воду, похожую на настоящее стекло. И, конечно же, не отказала себе в ребяческом удовольствии наступать на лед, наблюдая как паутинкой расходятся трещины. Однако, несмотря на вязкий дождь и град, снега я пока еще не застала.

Ясное безоблачное небо казалось даже еще более насыщенным, отчего горящая на небосклоне красная звезда рядом с солнцем казалась кровавой каплей на голубом шелке. Свежий морозный воздух ударил в лицо, окутывая словно колючей пеленой. Даже дышать было тяжело. Изо рта облачками вылетал пар, тут же превращаясь в белую дымку, растворяющуюся в солнечном свете. Холодное зимнее солнце совсем не грело, и, как только мы вышли из дома, я поспешно натянула перчатки, а после и вовсе спрятал руки в муфте. Так было хотя бы немного теплее.

Максимилиан уже ждал нас снаружи, его плечи украшал красный меховой плащ. Поприветствовав нас с Адой, он жестом указал на уже ожидающий нас экипаж. Лоуренс, восседавший на месте кучера, потирал друг о друга закоченевшие ладони.

До Пециниии от дома было довольно близко. Путь не занял более получаса, и уже вскоре, преодолев низкий мост, мы шагали по узким улочкам, которые даже сейчас, не смотря на холод, были переполнены зазывающими покупателей торговцами. Были и небольшие прилавки с навесами, и целые магазины с огромными цветастыми витринами, и даже какие-то сделанные из обычных ящиков лотки. Откуда-то доносился аромат свежевыпеченного хлеба и жареного мяса, откуда-то я слышала чудесный парфюм, а следом — яркий запах диковинных специй. Где-то ругались покупатели с торгашами, каждый из которых пытался получить выгодную для себя цену, а где-то ссорилась парочка из-за не купленного подарка… Гомон, шум, буйство красок и запахов — вот из чего был соткан квартал монет, так разительно отличающийся от всех остальных районов города, где царила размеренная тихая жизнь. Но Пециния диктовала свои правила, и весь этот балаган существовал и подчинялся одному Императору известному замыслу.

Впечатляли не только разномастные товары, но и те, кто их продавал. Разные национальности, перемешанные вместе, сотни разных языков и наречий в сплетенных с общим аквилантисом невидимым канатом протягивался по улочкам, перетягиваемый то в одну, то в другую сторону. И даже мар-де-сеальский порт, который славился заморскими диковинками и всяким разным народом их продающими, не мог пойти ни в какое сравнение с этим местом. Словно бы город в городе…

Пока я шла и оглядывалась по сторонам, восторженно озираясь, наши с Адой защитники шли чуть поодаль, о чем-то беседуя.

— Твой телохранитель… Немного необычен, — я всеми силами пересиливала себя, чтобы не оборачиваться через плечо каждую минуту, пытаясь рассмотреть арабийца.

Ада, которая все это время пыталась сориентироваться по указателям, кажется, даже не поняла моего вопроса.

— Муар-джа? Он из клана южных хасаджинов, взращенных суровой пустыней Лайджанар, — будничным тоном объяснила набелитка. — Они видят единственной целью своей жизни — служение нашему Дому.

— Муар-джа — это имя такое? — я смутилась. Прежде мне не приходилось ни слышать, ни читать о арабийцах.

— Ну точно деревенщина, — рассмеялась Ада, по-доброму, без злобы. — Его зовут Дарен. Муар-джа — это название его клана, что-то вроде фамилии. «Муар» — имя его предка-основателя, а «джа» — приставка, обозначающая род деятельности. В его случае — воин.

Я смутилась еще сильнее, но была рада, что Ада не стала язвить как обычно. В те моменты, когда она переставала строить из себя высокомерную богачку, она становилась приятной и интересной собеседницей.

— Арабийцы только военным делом промышляют?

— Ну, в основном да. Еще они неплохие охотники, следопыты и проводники. Они выносливы, легко переносят экстремально высокие температуры, а в бою почти непобедимы. А главное — немногословны.

— И как ты его перестала бояться? — в какой-то момент я почувствовала взгляд угольно-черных глаз Дарена на себе, и по телу волной прошла дрожь. — Да еще эти устрашающие татуировки под глазами…

— Да я и не перестала, — Ада потупила глаза. — Просто привыкла к этому чувству. А татуировки у них на лице — это символы, говорящие о происхождении и заслугах, понятные только самим арабийцам.

После этих слов я почувствовала себя ужасно невнимательной — как я могла не замечать, как напряжена набелитка, как подрагивает уголок ее рта и время от времени мечутся глаза в сторону. Месяц назад я бы списала такое поведение за неуместную горделивость и презрительность. Но то был страх, сковывающий девушку под немигающим пристальным взором. Каждый день, год за годом…

Мне стало ее жаль — жить с самого детства в тени человека, что, подобно тюремщику, наблюдает за каждым твоим действием. И как она только не свихнулась еще, с таким-то давлением.

Неожиданно я почувствовала, как меня взяли под руку. Ада прижалась поближе ко мне и подмигнула. Я хотела было отстраниться, смущенная и обескураженная, однако догадалась, что это ее попытка справится с волнением. У меня никогда не было близких подруг, кроме Каталины, и только она могла позволить себе подобные вольности, зная, как мне тяжело дается контакт с посторонними.

— Знаешь, — начала я. — Я не могла и подумать, что мы с тобой вот так вместе куда-то пойдем. Ты оказывается, довольно интересный человек, если бы не вела себя как заноза.

— Я бы не вела себя как заноза, если бы ты не вела себя, как деревенщина! — она хмыкнула, а потом, задумавшись, добавила. — Ты первая на моей памяти, кто не побоялась ответить мне. Остальные пытались только угодить в надежде оказаться в милости у моего Дома.

— В момент я не стала раздувать конфликт и удержала Максимилиана от дуэли только из-за того, что поняла, кто ты, — я подняла на Аду глаза, рассчитывая увидеть в них разочарование, но девушка внимательно слушала. Черная шелковистая прядь сползла, и Ада быстрым движением убрала ее за ухо. — К тому же я думаю, что насилие — не способ решать проблемы.

— Разве девиз вашего Дома гласит, что сила важна?

— Наш девиз «Сильными не рождаются». Он о том, что сила приходит с упорным трудом, будь то физическая сила, или сила духа, — поправила я ее. — Я не хотела, чтобы обо мне думали, как об истеричке, отвечающей на любой косой взгляд вызовом на дуэль.

Набелит рассмеялась.

— Да, думаю, примерно такую славу бы ты себе и снискала. И, тем не менее, все равно ты к своей персоне решила привлечь внимание, — она запнулась, виновато покосившись. — Я… так и не успела тебя поблагодарить.

— За что? — я удивленно поглядела на набелитку.

— За историю с Десаем. Я тогда сомневалась, думала, что там может быть какой-то подвох, но…

— … Не смогла отказать?

Ада кивнула. Ее рука сильнее сжала мое предплечье.

— Ты нашла в себе силы высказать свое мнение, я — нет. Ты очень честная, это несвойственная аристократам черта, тем более для представителя Великого Дома. И твои слова тогда меня отрезвили… А еще милая, особенно когда пытаешься вести себя, как придворная дама.

Кончики моих ушей загорелись.

— Н-на самом деле я просто не знаю, как себя вести с жителями столицы. Перед отъездом отец предупреждал меня, что люди здесь сильно отличаются как по образу жизни, так и по образу мыслей… И я для себя решила, что всегда буду стараться все делать правильно, чего бы мне этого не стоило.

— А я вот просто не думала, что можно вести себя как-то иначе. Все мои сестры всегда задирали меня, были высокомерны и заносчивы, и в итоге я всегда проигрывала им во всем. Пока не решила, что буду играть по их правилам. И до приезда сюда так и получалось — если я хотя бы на миг не демонстрировала характер, меня считали слабой. Я была уверена, что везде так, во всех провинциях. Но я рада на твоем примере увидеть, что ошибалась.

Подруга уставилась куда-то в сторону, разглядывая стеклянную витрину магазина, но выглядела озадаченной. Я решила сменить тему, чтобы разрядить обстановку и уйти подальше от неприятного разговора.

— Как тебе дался переезд?

— Я была рада вырваться из-под опеки матери, — с напускным безразличием пожала плечами Ада. — Я — девятый ребенок в семье, а потому сама рада, что меня сюда сбагрили.

— Девятый?! — ужаснулась я.

— Ах, прости, тебе, наверное, не слишком знакомы наши традиции, — спохватилась Ада. — На самом деле, у моей матери я лишь третий ребенок, но в гареме падишаха не принято делать различий между родственниками. Они все мне матери, братья и сестры. Так уж у нас заведено. Есть старшая жена, ею становится та, кто первая рожает наследника падишаху, обычно это первая взятая в жены девушка. Хотя бывают и исключения — я слышала, что у пра-пра-пра-деда была супруга, которая родила ему семь дочерей, и несмотря на то, что была его первой женой, так и не стала старшей. Старшая жена имеет некоторые преимущества при дворе падишаха и перед остальными женами-султаншами, а также следит за гаремом, в том числе и за наложницами.

— А разве не могут этим заниматься городские стражи или личная стража падишаха? Вон, те же арабийцы…

— Мужчинам запрещено приближаться к гарему, если они не евнухи. Знала бы ты, как часто несчастные султанши ищут утешение в объятиях других мужчин… — в голосе Ады промелькнула еле заметная грусть.

Я знала о традициях Дома Набелит в очень общих чертах, никогда не углубляясь в восточную культуру слишком сильно. Для меня подобное было немыслимым.

— Если жена правителя будет поймана на измене, ее ждет смертная казнь, — очень серьезно сказала Ада. — Ее сыновья становятся евнухами, а дочерей отдают в наложницы или на красные улицы. Естественно, своего положения в Миреме и родового имени они лишаются, как и любых привилегий. Таким дают новую фамилию — Мулахт, «запятнанные» в переводе с набиреса.

— Зачем же они ищут себе отношений на стороне?

— Ох, не понять тебе женское сердце, Камилла, — Ада потянула меня за руку, и мы завернули в очередной проулок. — Кто-то ревнует. Кто-то несчастен из-за того, что супруг не уделяет им достаточно внимания. А кто-то был выдан замуж против воли за нелюбимого человека. Это их слабость, за которую платят ни в чем не повинные дети.

Тем временем перед нами открылся вид на портовую часть Пецинии. Я, закрыв глаза, втянула воздух, сразу же вспомнив порт родного города — знакомые звуки, шелест волн, крики чаек… Все это стояло перед глазами, но все же различия сразу бросались, стоило открыть веки. Например, никогда не думала, что порт может быть таким чистым. Словно бы всю грязь пытались убрать подальше от глаз столичных жителей. Вычищенные доски почти блестели на солнце — отродясь такого не видела в мар-де-сеальском городском порту. Не было ни праздно шатающихся моряков с бутылками в руках, ни дворняг, вынюхивающих съестное.

Корабли стояли в ряд у длинных уходящих в залив причалов. Разнорабочие то и дело разгружали и загружали ящики с товаром, по причалам расхаживали гвардейцы, проверяющие накладные и прочие документы, а также следящие за порядком в порту.

Так мы шли по мощеной набережной, наблюдая, как в порту кипит жизнь еще более бурная, чем в остальной части квартала.

— Получается, у тебя восемь братьев и сестер, в том числе и от других жен твоего отца? — продолжила я свои расспросы. — Прости, мне такое кажется немного…

— Диким. Понимаю, — хмыкнула Ада. — Только на самом деле у меня двенадцать сестер и десять братьев. Ну, из тех, кто еще живы, разумеется. Моя родная матушка была третьей из десяти супруг падишаха Рушана. Как ты понимаешь, каких-то особых надежд на мой счет никто не испытывает, — она сделала мечтательный взмах рукой, словно бы в ее руках была волшебная палочка. — Представь, что я стану магом, первым за сотни лет. На меня сразу посмотрят по-другому.

— Так значит, тобой движет не только желание помогать крестьянам, но и собственные амбиции? — съехидничала я.

Она задумалась.

— А помогать крестьянам — это не амбиции?

— Помогать из альтруизма — одно. Помогать ради признания — совсем другое.

— Но, по сути, ты все равно помогаешь, а это благая цель, разве нет?

— Если ты собралась помогать крестьянам только ради собственной выгоды, то это больше смахивает на лицемерие…

— Ну а как бы использовала магию великая Камилла Кустодес? — с излишней торжественностью произнесла Ада, явно задетая моими словами.

Мне вспомнились все те истории про злых колдунов, которые портили жизнь простым людям и захватывали древние королевства.

— Я была бы очень осторожна в использовании дара. Я всегда бы поступала правильно, и никогда бы не стала использовать магию для самоутверждения или как демонстрацию превосходства. Может быть, возродила бы древние искусства, научилась бы строить замки и крепости, как в древности, постигала бы все таинства самых древних текстов, защищала людей от несправедливости…

— А я бы вылечила бы Ари, чтобы он мог стать воином, как хотел. А не чах над книжками, — Ада сказала это с такой простой и искренностью, что я несколько оторопела от такого признания. — Он бы служил в Гвардии, как твой брат.

Набелитка вдруг резко оживилась, и заискивающе прижалась ко мне поближе, словно кошка, учуявшая свежие сливки.

— Ты же меня с ним познакомишь когда-нибудь? — глаза Ады засияли коварными огоньками, такими же как у Каталины, которая придумала очередную авантюру.

— Пф, еще чего… Вдруг околдуешь, и мне придется с тобой породниться, — насмешливо фыркнула я. — Я и сама-то его видела всего раз за все это время, он постоянно занят на службе… Золотые гвардейцы оказывается что-то вроде местных знаменитостей.

— Удивлена, что ты этого не знаешь, ведь твой отец тоже довольно известный в Империи человек. И не только потому, что он герцог.

— Ты из-за истории, что ему пришлось покинуть Белую гвардию? — осторожно спросила я.

— Да, таких случаев же немного было за всю историю, — закивала Ада. — У меня три старших брата служат в Столице, но я не знаю, чем они заняты. Да и, если честно, не особо то и хочу знать. Один смог даже в ряды белых гвардейцев попасть. Помню, когда он все же решился на эту должность и его отлучили от рода, отец даже запретил ему появляться в родном доме. Он тогда сказал что-то вроде «имперской шавке стоит побираться подле своего нового хозяина».

— А мой отец отреагировал спокойно, хотя и не был доволен выбором Леонарда. Старший брат, Валентин, куда острее воспринял решение брата. Наверное, поэтому Лео за все эти год не навестил нас… Даже на свадьбу к Валентину не приехал, хотя его приглашали…

— Возможно, тут есть какая-то другая причина, — пожала плечами Ада. — Иногда проблема лежит несколько глубже, чем тебе кажется. И уж тем более братья могут не всем с тобой делиться… Кстати, мы, кажется, пришли.

Перед нами был небольшой магазинчик. Вывеска над массивной резной дверью с изящно отлитой ручкой отсвечивали в лучах солнца, отражая ясное небо подобно зеркалу.

— Останься снаружи, — твердым голосом приказала Ада, даже не оборачиваясь к Дарену, когда наша охрана подошла и встала рядом со входом.

— Как прикажите, Адилия-шехзаде, — арабиец говорил со странным акцентом, произнося слова немного в нос.

Я кивнула Яну, и тот понял меня без слов. Было заметно, что компания Дарена ему не слишком по душе. Интересно, о чем они тогда переговаривались?

Внутренний декор ювелирного магазина был роскошным, но не переходил грань вычурной безвкусицы. Красный ковер под ногами был вычищен, стены украшали картины в массивных рамках, изображающие портреты молоденьких красавиц и знатных дам, на шеях и пальцах которых были изящные драгоценности. По периметру магазина были выставлены остекленные стеллажи и стойки, во всей красе демонстрирующие товар. Я никогда не испытывала тяги к украшениям, но здешний ассортимент привел меня в восторг. Сразу было понятно, что определенный стеллаж выделялся под изделия определенного мастера. Я уже была знакома по лекциям искусствоведения со стилями разных провинций, и без труда смогла отличить их.

Арраканские украшения были зачастую из металлов, украшенные травлением или гравировками с их излюбленными орнаментами из геометрических форм и фигур, складывающиеся либо в какие-то абстрактные, либо природные узоры. Драгоценный камень в каждом таком украшении, был как вишенка на торте, дополняющий всю композицию и гармонично вписываясь в отделку украшения.

Набелитские ювелиры напротив, отдавали большее предпочтение работе с драгоценными камнями, составляя их них великолепные композиции, где золото и серебро служили лишь дополнением к богатому убранству самоцветов. Узоры были изящные и тонкие, с грациозностью плавных линий. Словно бы текущая вода, они завивались во всевозможные спирали, круги, овалы и каплевидные формы, вытекающие одно из другого. В отличие от однородных арраканских изделий, набелиты не гнушались делать составные изделия из множества отдельных ячеек, что делало украшения похожими на спелые гроздья винограда.

Но если арраканцы были воплощением минималистичной грациозности, а набелиты — воплощением роскошной напыщенности, то имперские украшения выглядели как нечто среднее между ними. На фоне набелитских драгоценностей, скромно оформленные камни в металлической огранке смотрелись блекло, но зато имперские мастера брали своим исполнением, отдавая предпочтения смелым огранкам крупных самоцветов и инталиям. Конечно, смотрелись некоторые элементы слишком вычурно, на мой взгляд, однако в тонкости работы им не было равных — вырезанные из камней, минералов и костей портреты, растения, звери и птицы были настолько реалистичны, что, казалось, птицы вот-вот вспорхнут, а голова того и гляди сейчас подмигнет своему покупателю.

Так я и рассматривала витрины, пока старичок-продавец радушно встречал нас, низко поклонившись.

— Рад приветствовать, юные дамы. Надеюсь, среди нашего ассортимента вы подберете себе украшения по вкусу. У меня продаются только лучшие изделия арраканских, набелитских и имперских ювелиров. Многие знатные особы предпочитают именно мои изделия, а среди моих постоянных клиентов есть даже сама Джамилия-султан из Дома Набелит, — он указал на один из портретов, висящих на стене, изображающий надменную темноволосую женщину с массивным колье на шее. Глаза Ады чуть сузились, когда взгляд ее скользнул по картине.

Оглядывая витрины, я начинала думать, что, далеко не все тут будет по карману даже благородным дамам из Великих Домов, однако же Набелит выглядела скучающей и равнодушной, рассматривая ассортимент с таким видом, словно бы ей такие драгоценности приходится каждый день выбирать.

— Я хочу подобрать себе какое-нибудь необычное украшение иp необычных материалов… — спросила я с робкой улыбкой. — Электрум, к примеру? Или эбонит?

Пожилой мужчина немного удивился.

— Никогда не слышал, чтобы из эбонита делали украшения, если, конечно, «поделки» островных аборигенов вы можете назвать таковыми… Но вот из электрума есть кое-что. Уверяю, вам понравится, госпожа.

Он достал из-под стекла поднос, на котором на небольших бархатных подушках лежал комплект из темного матового металла — кольцо, браслет, серьги и подвеска. Посреди выгравированных узоров в гнездах сверкали синие камни разного размера. Электрум был неоднородным, по структуре очень напоминающий янтарь — внутри также были видные небольшие вкрапления более плотного материала, поблескивающие, как маленькие искорки.

— Лунный метал и электрум, работа мастера Чали Ши-Лина. Подвеска и серьги — пятьсот пятьдесят золотых, кольцо — сто золотых, браслет — двести золотых. А полный комплект украшений обойдется всего лишь в семьсот пятьдесят золотых. Крайне выгодное предложение.

Услышав цену, мне потребовалось приложить немало усилий, чтобы не выдать своего замешательства. Да за такие суммы у нас дома прислуга год работает! А тут всего лишь какие-то побрякушки… Мысли лихорадочно блуждали в голове — у меня с собой было всего пятьдесят золотых, которые мне любезно выдала София для похода по магазинам. Я была уверена, что этого мне хватит не только на подарок для Лео, для которого я и просила выделить средства, но и для всего остального, однако я не подозревала, что Ада потащит меня в настолько дорогое место! Неужели она может себе это позволить?..

— Ада, посмотри, — нарочито громко привлекла я ее внимание. — Что скажешь? Как тебе это колечко?

Я взяла в руки одно из колец и осмотрела его. На свету металл стал переливаться синевато-фиолетовыми отблесками, словно бы поверхность покрывала мыльная пленка.

— Колечко красивое, но я бы взяла браслет. Не люблю, когда много металла в украшениях.

— Да за такое я в жизни не расплачусь… — горячо прошептала я, склонившись над браслетом чтобы казалось, будто мы его внимательно рассматриваем. — У меня нет лишних двухсот золотых…

Ада пробежала оценивающим взглядом, пока продавец несколько обескуражено наблюдал за клиенткой.

— То есть вы хотите сказать, что за этот кусок железа вы хотите двести золотых?! Вы в Столице совсем страх потеряли?!

Мужчина явно не ожидал таких нападок и теперь выглядел не только обескураженным, но и оскорбленным.

— Вы понимаете, что это эксклюзивные вещи, сделанные лучшими мастерами, с которыми мы сотрудничаем? — начал он, сверля Аду потемневшими от гнева глазами.

— Удивляюсь, где вы нашли этих бездарей, — продолжила возмущаться девушка, презрительно окинув стенды и стеллажи. — Работа недоучек. Наверняка вы у них это по дешевке берете, а сами втридорога впариваете… Тут даже невооруженным глазом видно, насколько некачественная работа!

— Да, я и не заметила, что качество тут не самое хорошее, — подыграла я ей. — Сразу видно, что в Доме Набелит привыкли только к лучшему. Может, нам стоит посмотреть что-то в другой месте?

Продавец побледнел, а старое лицо вытянулось так, что даже морщины разгладились.

— Т-так вы д-дочери падишаха Набелит? Н-наш магазин был бы… — он раболепно затрясся, начал запинаться, но Ада резко его одернула.

— Вы разве настолько слепы, что не можете отличить фамильные гербы и цвета?! — Ада стала похожа на настоящий ураган, яростный и неумолимый. Подбоченившись, она демонстративно вытянула руку, словно герольд, объявляющий о прибытии знатного гостя, и торжественно представила меня продавцу. — Моя дражайшая подруга из Великого Дома юга, почтенная дочь герцога Кустодес!

Я вошла в роль и накинула на себя надменное выражение, хотя, конечно, до Ады мне было далеко.

— Думаю, нам нечего делать в магазине, владелец которого не может отличить, что за покупатель перед ним, — я вздернула подбородок, изображая глубокую обиду. Так иногда делала Каталина, когда была чем-то недовольна.

Теперь бедный продавец вытаращил глаза, его взгляд метался между мной и набелиткой, и, казалось, он вот-вот задохнется от паники. На лбу старика выступил холодный пот.

— Дамы, я готов сделать для вас солидную скидку, только умоляю — сохраните эту историю в тайне, — услужливо начал он, улыбнувшись настолько радушно, насколько ему позволяли онемевшие от страха мышцы лица. — Я не хочу, чтобы мой магазин потерпел репутационные издержки…

Внутри росли радость и волнение от того, что ловкая задумка Ады удалась, но нужно было продолжать играть оскорбленную аристократку.

— И за сколько вы готовы продать этот браслет? — продолжила набелитка свой спектакль.

Продавец, видимо, решивший, что гнев благородных дам сменился на милость, выдохнул с облегчением. Наверное, если бы он был на пару десятков зим моложе, сегодня его шевелюра украсилась бы парой седых прядей.

— Сто пятьдесят золотых, госпожа. Кольцо можете считать подарком, в качестве извинения.

Набелитка вытащила из поясной сумочки увесистый кошель. Раскрыв его, я была готова ахнуть вместе с продавцом — там было монет разного номинала суммой не меньше пятисот золотых.

— Берем, — она самодовольно отсчитала нужную сумму, и стопка монет звякнула о стеклянную поверхность.

— Куда теперь? — весело спросила я у Ады, как только мы, несколько минут спустя, уже стояли снаружи, пока мороз приятно покусывал разгорячившиеся щеки.

Устроенный набелиткой скандал поднял мне настроение, и я чувствовала настоящий кураж — до этого я бы никогда в жизни не смогла позволить себе такое поведение. Однако у меня все еще не укладывалось в голове, с какими суммами Ада позволяет себе расхаживать по городу.

— Ну, теперь можно отправиться на поиски подарка твоему брату. Заодно может и лавку, где эбонит продается, найдем, — предложила Ада, спрятав приобретенные украшения в поясной сумке под плащом. — Ты уже решила, что хочешь купить?

— Н-ну… — замялась я, ибо до сих пор так и не поняла, что можно подарить человеку, у которого и так есть все, чего он хочет.

Глядя на мое виноватое лицо, Ада вздохнула и обратилась к Дарену.

— Подскажи, что обычно принято было дарить моим братьям?

Арабиец с готовностью кивнул.

— Ваши старшие братья предпочитали получать в подарок оружие, лошадей, табак, книги и алкоголь. Несколько раз им дарили охотничьих соколов, экзотических животных и редкий антиквариат, — голос Дарена был глухим, не выражающим ни единой эмоции, словно бы он без выражения зачитывал текст с листка. Жутко…

— Я сама лично никогда этим не занималась, обычно то была забота прислуги, — как бы извиняясь, объяснила набелитка, вновь беря меня под руку.

— Животные сразу отпадают, а вот остальное… — я задумалась, перебирая в голове подходящие варианты.

— Тогда будем заходить во все лавки подряд, пока не найдем то, что нужно, — радостно решила Ада и потянула меня на широкий тротуар, уводящий вверх по улице.

Мы заходили в оружейные, ювелирные и антикварные лавки, книжные магазины и даже зачем-то в лавки парфюмеров. Но все было без толку. В оружии я не разбиралась, и даже Ян резонно отметил, что дарить оружие без знания пристрастий будущего владельца такая же трата денег, что покупка для дамы дорогого платья, не зная ее параметров. На моей памяти Лео не курил, а потому табак вскоре тоже отпал сам собой. Ровно, как и книги — брат никогда не был ценителем литературы, предпочитая чтению занятия по фехтованию.

Я уже было отчаялась, и даже предложенный Адой перекус в одном из небольших ресторанчиков по пути, не вызвал у меня никакого энтузиазма.

— Не волнуйся. Уверена, мы что-то подберем, — приободрила меня девушка, пока мы ждали наш заказ.

Я с сомнением поглядела в окно, успев оценить обстановку помещения. Ян и Дарен все так же покорно стояли снаружи, ожидая нас, и я почувствовала укол совести. Будь мы вдвоем с Яном, непременно перекусили бы вместе, но я невольно подстроилась под поведение Ады. Набелитка даже не подумала позвать с собой Дарена, и я последовала ее примеру. Обязательно нужно будет захватить для Яна что-нибудь…

Небольшой зал, плотно заставленный столиками, был почти пуст, не считая пары-тройки набелитов, с наслаждением пьющих горячие напитки из небольших чашек. Ада уверила, что здешний владелец готовит неплохой кофе, а десерт «алханат-альхув» довольно близок к тому, что подавали при дворе в Миреме. Я готова была ей поверить — витавший в воздухе пряный аромат кофе и сладостей раззадоривал нагулянный аппетит.

— Прости, что заставила таскаться по рынку, — виновато произнесла я.

— Да брось, я люблю ходить по магазинам, — заверила девушка, то и дело нетерпеливо поглядывая по сторонам. — В Миреме я иногда сбегала в город, чтобы прогуляться по базару. Ох и доставалось мне потом после этого, но это того стоило — на ярмарках столько всего можно было увидеть!

Девушка и вправду выглядела бодрой несмотря на то, что за эти несколько часов мы обошли не одну рыночную улицу, заглядывая почти в каждую лавку.

— Я пару раз сбегала в город с Каталиной, — призналась я. — Но город вблизи оказался куда менее живописным, чем мне представлялось.

Сама я редко выбиралась из поместья, и большую часть времени исследовала территорию Каса-де-Вентос и близлежащих территорий. Мне не давали свободно гулять по Мар-де-Сеалю, ссылаясь на опасность городских улиц. Зато вопросов к безопасности маленькой девочки на неогороженной отвесной скале ни у кого почему-то не было.

Ада рассмеялась.

— Да, согласна. Особенно запах. К нему долго привыкаешь. Столица в этом плане кажется слишком фальшивой. Ни попрошаек на улицах, ни помоев… Во всех этих недостатках и несовершенствах есть некая романтика.

— Вы бы с Каталиной поладили, — я горько усмехнулась. — Она постоянно сбегала в город. Ей нравилось веселиться в тавернах и вечерами гулять по порту, играть в азартные игры и танцевать на площадях под музыку вместе со всеми, пить охлажденное вино с фруктами и знакомиться с разными людьми… Но когда она показала мне все это, я не заметила всего того, что она мне рассказывала.

— Твоя фрейлина куда более пробивная, чем ты. Брала бы с нее пример.

— П-пример? — я задохнулась от смущения и возмущения. — Она моя подруга, однако ее пристрастия не достойны воспитанницы Великого Дома…

— Ты ведь просто завидуешь ей, — прямолинейно заявила Ада. И на это я не могла ничего возразить. — Пока нас держат под замком, воспитывая идеальных покладистых собачек, она успела перепробовать куда больше нас. Неужели ты готова мириться с этим?

— Нет, но и бросаться в полымя я не намерена.

— Пф, ну и зануда же ты, — Ада насмешливо скривилась. — По твоим рассказам мне теперь сложно понять, кто более невыносим в вашей семейке. Нужно уметь радоваться каждому прожитому дню, и я думаю, Андо умеет это делать куда лучше нас.

Ада снова начала крутить перстень на пальце, играя зеленым камнем на свету.

— Наверное, поэтому ты и не можешь подобрать подарок своему брату, — задумчиво произнесла она.

— Потому что я не сбегала тайком со своей фрейлиной?

— Потому что ты не знаешь людей… Люди очень отличаются от литературных героев, а кроме книжек у тебя ничего и не было ведь. Взять твоего брата, к примеру. Вы с ним не виделись семь зим. Думаешь, ты можешь знать, что он за человек?

— Конечно, — я недоуменно уставилась на нее. — Это же мой брат. Я выросла вместе с ним, я знаю какой он…

— Неужели? Думаешь, за семь зим он ничуть не изменился?

— Нет. Ну… Ну конечно, он вырос, но он не поменялся…

— Возможно. А возможно это просто твои детские воспоминания накладываются на действительность, и ты не хочешь видеть иного. Он провел годы своего взросления вдали от родного дома, такое всегда меняет человека. По сути, если не считать ваших с ним кровных уз, вы друг другу чужие люди. Ты пытаешься сделать ему подарок, не зная ни его вкусов, ни интересов.

Для меня было загадкой — пыталась Ада сейчас меня задеть или как-то помочь. Но и сейчас она отчасти была права. Я не знала, чем интересуется брат помимо службы, как проводит досуг, с кем дружит, кто ему симпатизирует, а кто выводит из себя…

— И как мне это сейчас поможет?..

— А ты попробуй подойти к этому по-другому, — набелитка ободряюще улыбнулась. — Подумай о такой вещи, которая бы выражала твои чувства к нему. Все же ты — его сестра, и он тобой дорожит. Это то, что у вас не отнимет никто. Если ты подаришь что-то от себя, от души, он оценит его сильнее, чем все эти пустые безделушки.

Незаметным движением она сильно сжала свою руку, словно бы укрывая перстень от чужих глаз. Интересно, это был тоже чей-то подарок? От кого-то очень важного для нее?

Буквально через пару минут нам принесли кофе и сладости. Взгляд, которым меня наградили Ада и официант, был таким диким, словно бы я нанесла им смертельное оскорбление, хотя я всего лишь спросила о сливках и сахаре…

— Простите ее, она никогда раньше не пила кофе, как полагается, — извиняющимся тоном сказала Ада официанту. — Что южане могут знать об этом, не правда ли…

— А что я не так сказала? — пробурчала я, после того как мужчина, еще раз напоследок недовольно зыркнув на меня, ушел прочь.

— Настоящий кофе не портят сливками и сахаром. Так делаю только малые дети или имперцы, — Ада, поднеся свою чашку ко рту, с наслаждением вдыхала ароматный запах. — Этот готовили на песке, самый древний и самый правильный способ готовки на моей родине. Ах, знала бы ты, какой вкус получает на красных песках…

Девушка решительно сделала глоток и с наслаждением смаковала послевкусие, чуть ли не мурча, как кошка. А я вот ее удовольствие не стремилась разделять. Памятуя свои ощущение от первого знакомства с кофе, я осторожно, с недоверием, попробовала напиток и почти сразу же закашлялась. Кофе был крепким и горячим настолько, что я чуть не обожгла себе язык. Горечь сразу же ударила по вкусовым рецепторам, перебивая все остальные ощущения, и я поморщилась.

— Попробуй это, — Ада пододвинула ко мне пиал с нарезанным небольшими кубиками десертом. Алханат-альхув был сладким, со сливочным привкусом, очень нежным и воздушным, с прослойкой из теплого шоколада, который теперь растекался во рту, перебивая кофейный привкус.

— А теперь попробуй еще один глоток, — девушка улыбнулась, а я рискнула последовать ее совету.

И… удивительно. Теперь, хотя я все еще чувствовала горькое послевкусие, оно быстро уходило, раскрывая другие оттенки напитка. Я отчетливого чувствовала корицу и бадьян, но все остальное сливалось вместе с кофе, каким-то чудесным образом скрывая его недостатки и подчеркивая достоинства. И хоть все равно я не могла сделать не больше одного маленького глотка, напиток раскрылся для меня с абсолютно другой стороны. А восточные сладости лишь помогали ему раскрыться и притупить горечь, делая вкус еще насыщенней. Удивительное сочетание.

Если бы не набелитка, мне бы никогда не довелось такое попробовать. Я вдруг поняла, как мне сложно открывать для себя что-то новое. Привыкнув жить с четко выстроенными самой собой границами, с четким разделением всего и вся, что и забыла, что в мире есть и другие вещи, которые оставались далекими и непостижимыми. Словно бы выстроила стену между собой и окружающим миром, из-за которой я могла наблюдать со стороны без опаски для себя.

Мы не общались с братом много лет, но не попыталась узнать его. Я видела в нем только повзрослевшего паренька, который играл с младшей сестрой и водил ее на скалистые утесы в тайне от отца, чтобы нырять в море. Но теперь это был взрослый мужчина, со своей жизнью, проблемами и интересами. Точно так же я судила и Каталину, и Софию, и даже Максимилиана, не пытаясь взглянуть на все с другой стороны. Потому что не хотела. Потому что это не укладывалось в мою картину мира. Так может, это со мной что-то не так, а не с ними?

Я попросила завернуть с собой немного сладкого, и на выходе, торжественно вручила картонную коробочку Яну. Тот с удивлением принял ее и не без удовольствия распробовал сладкие кубики алханат-альхува, поблагодарив за угощение.

Мы продолжили нашу прогулку, не торопливо шагая по улочкам, заглядывая в приглянувшиеся нам прилавки. После беседы в кафе я не пыталась думать о том, чтобы подобрать что-то полезное или то, что может понравится Лео, но и никак не могла приглядеть ничего, что привлекло бы меня.

Так, уже постигнув некоторое отчаяние и смирение, мы зашли в небольшой просторный антикварный магазин. Продавец что-то рассказывал престарелой даме и ее сопровождающей, не сильно обратив на вошедших клиентов внимания. Старушка, судя по всему, уже была слаба слухом, и продавец терпеливо и громко пытался ей что-то объяснить. Пока он был занят, я без особого интереса оглядывала товар.

— Могу я чем-то помочь вам, госпожа?

Голос принадлежал второму продавцу, постарше, чем первый. Одинаково пышные завитые усы подсказывали, что они были родственниками. Может, отец и сын?

— Я ищу подарок для своего брата, — начала я, удивленно глядя в улыбающееся морщинистое лицо.

— Конечно! — заверил он. — Для меня будет большой честью помочь подобрать презент для самого Леонарда Кустодес.

— Вы знаете моего брата? — ошарашенно спросила я, тут же покорив себя за свою глупость. Конечно же, он же из Золотой гвардии, тут все их имена знают… Я никак не могла привыкнуть к такой известности своего брата.

Продавец снисходительно улыбнулся, видимо, решив, что это забавная шутка.

— Я же не настолько стар, чтобы не различить гербовые цвета, сеньорита. Я родом с земель графа Ривьера, и помню еще старого герцога Эрнеста. Хоть мы и не живем в Веасе уже многие годы, имена наследников Великого Дома, нам хорошо известны.

Мужчина жестом подозвал меня к одному из стеллажей, на которых были представлены декоративные предметы — позолоченные курительные трубки, шкатулки и табакерки, рамки, карманные часы и прочая мелочевка. Все то, что мы видели в десятке магазинов до этого…

— Конечно, офицер, да еще и такого статуса, как ваш глубокоуважаемый брат, вряд ли найдут нечто примечательное в подобных местах, — начал продавец, показывая мне одно изделие за другим. — Молодые люди предпочитают в подарок искусное оружие, но может быть вас заинтересует что-то из этого…

Пока он аккуратно доставал с полок предметы, мой взгляд упал на два парных перстня. Спрятанные где-то в самом углу полки подальше от глаз посетителей, словно бы никому не нужные, они серебрились уже успевшим потемнеть металлом на витиеватых узорах. Словно два наблюдающих за мной разноцветных глаза сверкали инкрустированные камни — один лазурный, другой — ультрамариновый. Почему-то один взгляд на них навевал мысли о доме…

— А-а-а, — понимающе заулыбался продавец, заметив, что привлекло мое внимание. Он усмехнулся. — Недаром говорят, что родные вещи сердце всегда узнает.

— Простите?.. — непонимающе переспросила я.

— Это парные печатки из Веаса, — он аккуратно достал небольшую черную подушечку, на которой лежали перстни. — Наши ювелиры, увы, нынче не в моде, но стоит отдать должное их изобретательности. Они лежат тут уже многие зимы, и я уже отчаялся их продать, но теперь думаю, что они просто дожидались своего владельца. Вот, посмотрите сами.

Он взял один из перстней в руку, тот, что с лазурным камнем. Узоры были мягкие и изящные, как летние волны, мягким прибоем накатывающие на берег. Продавец слегка надавил на камень, внутри щелкнул механизм, и крышка с камнем отскочила в сторону. Внутри на плоской поверхности печаткой был выгравирован замысловатый орнамент, в котором я без труда узнала часть нашего фамильного герба — щит.

— Белое золото, — начал описывать изделия старик, крутя в пальцах открытую печатку так, чтобы перстень заиграл всеми бликами. — Камни-близнецы, марион и темпесис. Слышали когда-нибудь о таких?

— Отвердевшее море, — почти шепотом произнесла я, беря в руку второй перстень. Гравировка и узоры на нем были более хаотичные, словно морская буря.

— Да, у нас эти минералы называют именно так. Думаю, и легенда их возникновения вам известна?

— Конечно. Этот минерал рождается из скоплений морской соли в море, один более светлый — марион и темный — темпесис. Несмотря на разную структуру, они всегда рождаются как единое целое. По легендам, когда-то жила морская принцесса, что влюбилась в человека, но не могла быть с ним. Ей была подвластна морская стихия, и она всегда старалась, чтобы море был тихим, когда ее возлюбленный выходил под парусом. Она приходила к нему, они проводили часы вместе, и тогда ее слезы счастья превращались в марион, цветом как безмятежная водная гладь. Однако для человека чувства морской принцессы ничего не значили, и он женился на другой, и тогда в горькие слезы отчаяния морской принцессы, упав в море, стали темными камнями темпесиса. Поднявшаяся буря забрала с собой в морскую пучину и ее возлюбленного, и его супругу. Так стала принцесса Морской ведьмой, и плач ее до сих пор призывает шторма, губящие моряков.

— Веас всегда славился печальными и трагичными легендами, — продавец тяжело вздохнул. — Этот камень всегда символизировал двойственность чувств — всегда будет и счастье, и горе, и они будут неразрывно следовать на нашем пути.

Последовав примеру продавца, я отщелкнула механизм крышки. На печатке, с узорами под стать самому перстню, в яростных морских волнах вырисовывался меч.

Должно быть, это был подарок самой судьбы — найти лучшего подарка мне точно не представится.

— Сколько?

— Двадцать золотых за оба перстня, — улыбнулся продавец, и я потянулась за своим кошелем. — Мы подгоним их под нужные вам размеры и…

— Камилла! Я хочу сделать тебе подарок! — мы вместе с продавцом немного вздрогнули — мы уже и забыли об Аде.

— Зачем? Мой день рождения еще не скоро, только в третьем месяце весенней поры…

— А ты думаешь, подарки делают только к важным датам? Мы же подруги теперь. А друзьям принято делать подарки, — девушка подмигнула, а потом полушепотом добавила. — Будем считать это извинением за тот раз, что я тебя толкнула.

Подруги… Я и не знала, что на это сказать. Уж от кого, но от Ады Набелит, выскочки, что пыталась всеми силами испортить мне жизнь, я не думала когда-то услышать такое.

Я окинула взглядом стеллаж. Среди множества предметов, аккуратно разложенных по бархатным подушкам, взгляд мой упал на небольшое складное круглое зеркальце из красноватого металла.

— Ну вот это зеркальце вполне себе ничего… — неуверенно сказала я.

Без лишних слов продавец достал его для меня. Крышку украшала цветастая набелитская роспись, с огромным количеством мелких и кропотливо проработанных деталей. Да, такой подарок точно будет напоминать мне об Аде.

Наши кошельки еще немного полегчали, но зато на пальце у меня красовался новоприобретенный перстень с темпесисом, а в сумке лежало небольшое, но увесистое зеркальце. Продавец обещал подогнать печатку с марионом под мужской палец, и в течении нескольких дней гонец доставит его ко мне домой.

Продавец любезно подсказал, где можно раздобыть эбонит.

— Пару кварталов выше есть магазинчик, — начал объяснять старик. — Его владелец довольно… своеобразный человек, но он любит скупать всякий хлам у приезжих. На подобные вещи есть спрос среди столичных жителей, которые любят необычные диковинки. Может, там вы найдете то, что вам нужно, госпожа.

Какое-то время мы шли в тишине, наслаждаясь звуками жизни, которая уже текла полным ходом. Людей было столько, что едва хватало места, чтобы разминуться на тротуаре, а по дороге то и дело проезжали тележки с товарами, экипажи и конные всадники.

Мы свернули вглубь района, и теперь шли вдоль канала. Как ни странно, даже в такой мороз находились смельчаки, что предпочитали передвигаться на гондолах. Поток Альбария был быстрым, а потому река даже не думала замерзать, но вода наверняка была жутко холодной, не говоря о соленом прохладном ветре.

Ада вдруг стала на удивление молчалива. Что-то испортило ее настроение, но я никак не могла понять что.

— Ты в порядке? — осторожно спросила я затихшую девушку. — Устала?

— Нет, просто… задумалась, — девушка поджала губы. — Поняла вдруг, что сильно завидую тебе.

— Почему это? — я удивленно заморгала глазами.

— Я бы не могла себе представить ситуацию, чтобы мои братья или сестры ходили и выбирали мне подарок так, как ты делаешь для Леонарда… — она вздохнула. — Да и я сама бы не стала так делать ни для кого из них. Тебе очень повезло — любящая семья, верная подруга, заботливая сервитуария, добрый телохранитель…

— Ну ведь и у тебя так же, разве нет? — возразила я.

— Дарен — мой тюремщик, — мягко возразила набелитка. — Брат Матиас вечно указывает, что благородная дама делать должна, а что нет… Родная мать меня любила конечно, но дела до меня ей не было. Остальные же видели во мне лишь позор семьи. Братьям, зачастую, со мной было не интересно, а старшие сестры предпочитали всячески отыгрываться на младших.

Мне не сложно было представить, как ей было одиноко дома. Наверное, тут, в столице, ей льстило повышенное внимание со стороны других набелитов, которые не видели в ней жалкое ничтожество, а дочь Великого Дома.

— Тогда почему бы просто не наслаждаться тем временем, пока мы здесь?

— Потому что все равно придется вернуться, хочется мне того или нет, — набелитка поморщилась так, словно бы ей уже завтра предстояло возвращаться в отчий дом.

— Я пока не стараюсь заглядывать настолько далеко, — задумчиво произнесла я. — Отец не слишком доволен тем, что я отправилась на обучение, но все равно сделать с этим он ничего не сможет. А потому я буду наслаждаться этими годами так, как смогу… Но чем заниматься потом — понятия не имею.

— Меня, скорее всего, как закончится обучение, сразу выдадут замуж за какого-нибудь второсортного мирзу или пашу, чтобы я не болталась под ногами, — ее слова были пропитаны печалью и безысходностью.

— А мне кажется, ты тут даже в более выгодном положении, чем я. В нашей семье из троих детей я одна девочка, и партию мне будут подбирать с особой тщательностью. И хотя отец уверяет, что я сама смогу выбрать себе супруга, я ему не очень-то верю… А вот у тебя есть шанс выйти замуж по любви.

Щеки набелитки, и так румяные от мороза, сильнее налились краской.

— Если бы все так просто было… Ты же знаешь, что к девушкам из рода Набелит особое отношение? — уточнила Ада, будто бы я упускала из вида какую-то очевидную деталь.

Я нахмурилась, припоминая уроки сестры Софии и наши лекции по истории.

— Это вроде как-то связано с историей вашего Дома, верно?..

— Да, — вздохнула она. — Когда ханы объединились в Великую Орду, первый халиф взял себе в жены дочерей других ханов, сплотив их кровной связью. Так появился избранный всем нашим краем Дом, носящий имя родной земли — Набелит. Мы носим в себе кровь наших предков, а потому дочери падишаха часто обещаны в гаремы пашей и мирз из Малых Домов. Это знак дружбы и уважения между Домами, негласный договор. Меня вряд ли ждет какая-то иная судьба, нежели других сестер. Придется смириться, как пришлось смириться и моей маме.

Я вдруг спохватилась.

— Та женщина, на портрете в ювелирном магазине, это была твоя мать?

— Джамилия-султан? Нет. Ну, точнее… — спешно добавила она. — Не родная. Она старшая супруга. Моя родная мать не набелитка.

Глаза распахнулись от удивления.

— Я думала у вас принято жениться только на набелитских Домах, разве нет?

— Представь, как быстро мы выродились бы в таком случае? — фыркнула Ада в ответ. — Не даром же Сервитуариум так бдительно следит за родословными Домов и не допускает кровосмешения, особенно в Набелите. Разумеется, чтобы не допускать близкородственных браков, в гаремах есть жены и из других провинций. Одной стрелой двух фазанов убивают — и выгодный союз заключают, и Империя лишний раз не лезет со своими нравоучениями…

Она прервалась, уставившись на толпу любопытных зевак, образовавших небольшой полукруг. Подойдя ближе, мы увидели двух серых гвардейцев с мушкетами наперевес. Они проверяли документы у довольно нервного подозрительного типа, в руках которого был мешок с каким-то амулетами и подвесками. Мужчина что-то громко причитал и доказывал офицерам.

— …Я уверяю вас, мой товар полностью сертифицирован, господин сержант! — недовольно говорил он, косясь на третьего гвардейца, пристально изучающего содержимое мешка.

В отличие от остальных, на которых были утепленные камзолы в светло-серых цветах столичной стражи с алыми сержантскими шевронами, третий был одет в темно-серую, почти черную униформу без опознавательных знаков. За несколько месяцев пребывания в городе, я научилась различать имперцев по цветам их одежды — среднеземцы обожали стандартизировать внешний вид граждан, чтобы с легкостью отличать положение людей и их род деятельности по фасону, цвету и символике на одежде. Но такую униформу, как на странном гвардейце, я до этого ни разу не встречала.

Стражники же продолжали свои нападки:

— У вас указано, что вы продаете «магические артефакты на удачу», однако я не вижу у вас разрешения на торговлю маналитами.

— Ну… — маленькие глазки торгаша быстро заметались. — Ну это…

— То есть, хотите сказать, что вы либо продаете товар без лицензии, либо подделки? — сурово уточнил второй гвардеец. — Вы же знаете, чем карается мошенничество?

Несчастный барыга уже хотел, наверное, убежать, бросив свое барахло, лишь бы оказаться подальше от полицейских, но вдруг тип в темных одеждах оторвался от изучения амулетов и, замерев словно пес, учуявший добычу, медленно поднялся на ноги. Он начал резко крутить головой, словно бы искал кого-то. По телу пробежалась дрожь, когда он уставился прямо на меня. Я не видела его лица, скрытого под забралом шлемом из темного металла, но готова была поклясться — он следил именно за нами, пока мы проходили мимо.

— Давай быстрее, мне не по себе, — горячо прошептала Ада. Я почувствовала, как дрожит ее рука, когда она вцепилась в мою ладонь.

Она ускорила шаг и потянула меня за собой, желая убраться подальше. Мы не смели обернуться, но чувствовали этот странный пронизывающий взгляд сквозь толпу до тех пор, пока Ада не затащила в небольшой магазинчик в переулке.

— Ты тоже это почувствовала? — спросила я, когда мы пришли в себя. Я еще смотрела в окно, словно ожидая, что за нами будет погоня, однако снаружи лишь необузданным потоком торопились по своим делам горожане. Ян и Дарен остались снаружи магазина, не решившись зайти внутрь.

— Да… не хотела бы снова встретиться с этим. У меня от него мурашки, хотя я просто мельком его увидела, — судорожно вздохнула девушка, оглядываясь по сторонам. — О, как удачно… Кажется, мы пришли по адресу.

Это был небольшой магазинчик с этническими раритетными вещицами. На первый взгляд он казался заброшенным — воздух был затхлый, товары небрежно раскинуты по полкам, а через грязные стекла еле пробивался приглушенный мутный свет. Наверное, пыль была тут какой-то особенной, потому что иначе я не знаю другой причины, почему хозяева так ленились протирать полки и свои товары. На прилавках все товары были свалены вместе — бусы, странные камни, книги, пергаментные свитки, жуткого вида картины и панно, какие-то музыкальные инструменты, хотя возможно это были орудия пыток… Все эти заваленные товары грудами лежали и на полу, и на стеллажах, и на столах.

От спертого тяжелого воздуха, я не удержалась, и громко чихнула, еле успев прикрыться рукой.

— Будьте здоровы, — из глубины магазина донесся сначала умиротворенный бесцветный голос, а затем из глубины зала выплыл и его обладатель — высокий, худощавый мужчина, настолько же неопрятный, как и помещение. Пыльный пол приглушал его шаги, из-за чего он двигался бесшумно, с неестественной плавностью.

— Юные дамы, чем я могу вам помочь? — он приблизился к нам, в глаза бросились его восковая желтоватая кожа и полусгнившие зубы. И хотя он вызывал отвращение всем своим видом, выглядел он скорее блаженным, нежели угрожающим.

— Я… мы… — я лихорадочно пыталась собраться с мыслями, пока мужчина выжидающе навис над нами. — Я хотела бы купить эбонит, у вас, случаем, не продается?..

Он неторопливо кивнул, и скрылся за пологом. Сзади раздался перезвон висящих на входе колокольчиков, оповещая о новом посетителе, и сердце невольно замерло. На секунду я испугалась, что это может быть тот гвардеец, но тут же облегченно выдохнула — краем глаза я приметила, что в магазин зашла женщина и сразу же направившись к стойке с ловцами снов и натянутыми между прутьев кожаными то ли щитами, то ли барабанными, исписанных непонятными символами.

Прошла буквально минута, и хозяин появился в другом конце магазина, искусно лавируя между полками и сваленными на пол ящиками. В руках у него была корзина, наполненная небольшими овальными камнями и пучками сушеных трав.

Он протянул мне корзину, и я нерешительно взяла один из камней. Он на ощупь был теплым, почти горячим, и от неожиданности я чуть не выронила эбонит прямо на пол. Мужчина улыбнулся, продолжая наблюдать за мной немигающим взглядом, а потом легким движением расколол один из камней. Внутри, словно бы это было яйцо, огненным желтком колыхалось негаснущее пламя.

— Эбонитовая жеода с вершины Эйдор что на восточном острове Ас`реот. Местные племена использует его в шаманских обрядах, кладя в него дурманящие травы, — он говорил очень медленно, из-за чего казалось, что голос доносится не изо рта. — Так же у меня есть те самые травы, если вас это заинтересует. К сожалению, только сушеные, но, уверяю вас, опыт будет… незабываемым. За один камень я попрошу два серебряка и тридцать медяков за связку травы.

— Д-давайте только жеоды, — я вежливо отстранилась. Этот тип меня пугал, и я мечтала побыстрее отсюда убраться.

Я отсчитала нужную сумму, пока продавец бережно укладывал пять жеод в плотный мешочек, и как только он вручил мне мою покупку, я повернулась, ища глазами в царящем хаосе Аду. Мне хотелось сделать ей какой-то ответный подарок, но я не была уверена, что она посмеет хоть что-то из этого барахла нацепить на себя.

Девушка стояла на другом конце магазина, склонившись над пыльной стеклянной витриной. Подойдя ближе, я увидела, что Ада, как зачарованная, пялилась на странный браслет. Он состоял из маленьких черепков птиц и грызунов, покрытых замысловатой гравировкой. В пустые глазницы были вставлены разные самоцветные камни.

Продавец уже тут как тут стоял рядом с нами, напугав меня.

— Скуггор, амулет от сглаза. Очень распространен в северных землях, — пояснил он, все так же меланхолично выговаривая слово за словом. — Это оригинальный, добытый у северных горных кланов, а не сделанный в Столице.

Мне почему-то вспомнился тот несчастный мошенник, что попался гвардейцам, и во мне закрались какие-то сомнения. Уж не хочет ли этот тип нас одурачить?

— А есть какие-то отличия?

— Разумеется. Он действует в отличие от того хлама, которым пытаются торговать шарлатаны.

— И у вас есть лицензия на такие товары? — недоверчиво спросила я. — Не страшно вам подобным торговать под носом у гвардии?

— А вам, госпожа, самой не страшно ходить по столице под носом у гвардии? — в его голосе не было угрозы, но его проникновенный голос и странная улыбка пугали не меньше, чем странный гвардеец.

— П-простите?

— В этом городе есть многое, за чем наши доблестные стражи порядка не могут уследить. Людей так легко обвести вокруг пальца…

— Вы намекаете, что хотите одурачить нас и продать подделку? — я нахмурилась.

— Нет. Браслет такой же подлинный, как и камень, что украшает вашу прелестную шею.

Теперь по всему телу мурашками прошлась холодная волна — ухун был спрятан под меховой накидкой. Продавец улыбнулся еще шире, показал два пальца:

— 2 золотых и масло для ухода за костью в придачу, — прошелестел он.

— Тебе понравилась эта штучка? — тихо спросила я, наклонившись к Аде.

— Ага, я думаю, куплю ее себе, — она нехотя оторвалась от прилавка. — Пускай все на званых вечерах будут думать, что я ведьма.

Она уже потянулась за кошельком, но я жестом остановила ее.

— А вот и нет, теперь моя очередь делать подарок. Беру, — кивнула я продавцу.

На его сухой физиономии растянулась улыбка. Он ловко выудил браслет длинными, словно паучьи лапы, руками, положил его в небольшую коробку и протянул Аде.

— Жду тебя снаружи, — радостно сказала она, скрывшись за полками, пока я рассчитывалась с продавцом.

— Учтите, что браслет требует особого… ухода. В коробке лежит инструкция, и я очень не рекомендую ею пренебрегать, — сказал он, подсчитав протянутые ему монеты.

Я колебалась. Меня разрывало между желанием убежать отсюда как можно быстрее и задать интересующий меня вопрос. И все же, набравшись смелости, я негромко выпалила:

— А лазуритовый хрусталь у вас случайно не продается?

Продавец замер, перестав отсчитывать монеты в своей ладони. А затем повернулся ко мне. Его пугающая улыбка сползла, оставив на лице непроницаемую маску.

— Зачем вам это, юная госпожа?

— Я… просто так интересуюсь…

— Такими вещами не интересуются просто так, — негромко начал он, окидывая меня оценивающим взглядом. — Вы же знаете особенности сего минерала?

— Конечно…

— Тогда вы должны быть осведомлены, насколько задавать такие вопросы опасно.

— Опасно? — я задумчиво посмотрела на продавца, пытаясь припомнить справку из учебников по поводу класса опасности, однако ничего такого припомнить не могла. — Простите, но я не помню, чтобы лазурный хрусталь был опасным или запрещенным…

Выражение на маске лица смягчилось, и продавец вновь странно улыбался.

— Вот оно как… Нет, госпожа, подобным товаром вы не сможете разжиться нигде в Столице, если не хотите для себя проблем.

— Почему? Насколько мне известно, этим минералом пользуются продавцы и ювелиры.

— Эта вещица опасна для тех, кто хочет сохранить свои тайны, — сказал мужчина, вновь нависнув надо мной. — В Столице хватает укрывающихся от голубых глаз. Так что не рекомендую вам «просто интересоваться» таким.

Опасно? Голубые глаза? Что за бред он несет? Не желая задерживаться тут ни минуты, я поблагодарила продавца и попятилась к выходу.

От сильного удара спиной обо что-то, у меня на мгновение полетели искры из глаз. Сама я чуть было не снесла ближайший прилавок с какими-то бусами. Чудом ничего не сломав и удержав равновесие, я опомнилась и бросилась проверить пострадавшего.

— Простите, я…

Я подняла глаза и тут же замерла. Передо мной стояла та самая незнакомка, что зашла вслед за нами. Женщина была до безумия красива, столь же прекрасна, сколь и пугающая. Бледная кожа, черные волосы, уложенные пучком, скрывались под широкополой шляпой, черты четкие и тонкие, словно бы воздушные, а ее холодные насыщенно-карие глаза разрезали меня острыми лезвиями. Незнакомка легко поймала равновесие, и даже ее узкое белое имперское платье никак не сковывало ее грациозных движений.

— Все в порядке, — ее улыбка была ледяной, а глаза на мгновение, как мне показалось, блеснули красным отблеском.

— Я… я… я… — у меня пропал дар речи. Кажется, именно таких женщин называли роковыми. И именно так мне представлялись знатные аристократки из столицы — статные, величественные и внушающие почтение и страх.

— В следующий раз будьте аккуратнее, госпожа, — коротко сказала она и прошла в глубь магазина, не удостоив меня и взглядом…

— Камилла, ну где ты там?! — Ада стояла уже у выхода, нетерпеливо высматривая меня за стеллажами. — Иди сюда скорее!

Я с трудом отвела взгляд от роковой незнакомки, подошла к выходу. Ада схватила меня за руку, и вытащила наружу.

— Смотри! — чуть ли не кричала она, указывая в небо.

Вокруг нас опускались крупные хлопья, усердно укутывая брусчатку. Я, изумленная, стянула перчатку и, не взирая на холод, вытянула руку. Снежинки, одна за другой, словно бы маленькие птички, осыпались мне на руку, почти тут же превращаясь в мелкие капли.

Ада радостно крутилась на месте, как собачонка, раскрыв рот и пытаясь ловить снежинки ртом. Я рассмеялась и последовала ее примеру, совершенно не думая о том, что даме не пристало так вести.

Сейчас для меня это не имело никакого значения.

Впервые в жизни я увидела настоящий снег.

Поместье Игнация Раомоса было куда скромнее, чем я ожидала. Трехэтажное кирпичное здание было окружено небольшим ореолом сада, который сейчас выглядел как частокол черных силуэтов голых деревьев. Наверное, когда весной сад приходит в цвет, поместье становится очень уединенным и спокойным, защищенное от лишнего шума и любопытных глаз, но сейчас вид из окна комнаты Ари навевал лишь тоску.

Всего неделю, как я наконец-то воочию увидела снег, а однообразные белые пейзажи уже успели наскучить. Конечно, вид покрытого коркой льда реки или сияющие в солнечном свете белые холмы, которые сверкали, как усыпанные мелкими бриллиантами украшения, поражали воображение. А вот под колесами и ногами горожан мостовые и тротуары тут же превращались в грязное стекающее в канализацию серое месиво.

— Я смог сделать примерный план первого этажа, — сказал Ари, склонившись над нарисованной от руки схеме. — Когда мы очутимся в лаборатории, я постараюсь запомнить все куда лучше.

Как только на следующее после похода в Пецинию утро мы сообщили Ари, что успешно приобрели нужные для эксперимента компоненты, вместе мы приступили к разработке плана. Манолис не сводил с меня глаз на каждом практикуме, наблюдая за моими «успехами». Конечно же, не обошлось без помощи Ари и его познаний в экспериментальной магии, которых теперь было куда больше стандартной учебной программы за первый курс — наши вечера в библиотеке не прошли даром. Я бы в жизни одна не смогла бы рассчитать ни сопротивление материала, ни силу манаизлучения, ни коэффициент преломления маны, которые вычислялись с помощью сложных формул из учебников старших курсов. Манолис, который, судя по всему, не верил, что я смогу справиться хоть с чем-то, был удивлен, хотя и не понятно — приятно или же нет.

Такое пристальное внимание ко мне дало друзьям шанс чуть внимательней изучать учебные помещения, запоминая расположение и наполнение комнат. На последующих занятиях мы сделали еще несколько измерений маналитов, но уже в другой лаборатории, без использования лазуритового хрусталя, чему мы с Адой были несказанно рады. Каждая из нас боялась, что ненароком может привлечь лишнее внимание, если каким-то образом реакция сферы снова повторится. И теперь, благодаря усилиям ребят, у нас был примерный план классов центрального крыла, в котором проходили наши занятия. А заполнить недостающие пробелы мы собирались с помощью сопровождающего старшекурсника, который любезно проведет нас по лабораторному комплексу.

Асцилла Амициус, как и ожидалось, с радостью откликнулась на такое предложение. Вызвался попросить об экскурсии Ари — лучшего кандидата, чем талантливый северянин с отличной успеваемостью, у нас не было. Назначенный день, альбос[пр.: первый день недели], уже завтра, а мы до сих пор не знаем, как все будет проходить и даже кто будет нашим сопровождающим. Вспоминая, чем закончилось незапланированное посещение лабораторного крыла в прошлый раз, я не могла не беспокоиться, что, попавшись на глаза Манолису или его помощникам, навлеку на нас беду.

— Брось, это же все с официальным разрешением, — Ада махнула рукой. когда я поделилась с ней своими переживаниями. — Мы же не сами по себе будем. А для нас главное — как можно лучше понять, как устроен корпус. Иначе план нам не составить.

Предварительно Ари предложил такую идею: во время одного из занятий задержаться, спрятаться в подсобном помещении, а вечером, когда в комплексе будет мало людей, быстренько пробраться в подходящий кабинет.

— Самое сложное — это раздобыть ключи. Мы даже не знаем, где они хранятся, — сказал Хус, обводя нас внимательным взглядом.

Ада заверила, что у нее есть навык по взлому, и даже продемонстрировала нам их, с легкостью пять раз подряд вскрыв замок комнаты под наши удивленные взгляды.

— А вас разве не запирали в детстве на денек-другой? — она удивленно и смущенно посмотрела на нас. Мы дружно замотали головой, и девушка залилась румянцем.

Мы с Каталиной хоть и не отличались хорошим поведением, но обычно все ограничивалось строгим выговором, на худой конец — поркой. А разочарованного взгляда отца, если весть о наших проделках достигала его ушей, хватало, чтобы осознать свою вину куда яснее телесных наказаний.

— И ты что, сама этому научилась? — поинтересовался Ари, не сводя глаз с тонкой заколки в руке набелитки, которой она ловко орудовала.

— Нет, конечно, — насупилась она. — Меня брат научил. Он всегда находил заточение несколько… обременительным и скучным. Откуда он научился этому — я не знаю.

Ада снова начала нервно покручивать на пальце перстень, явно смущенная нашей реакцией на ее «талант».

— Может, когда получится и замок в лаборатории вскрыть… — Ари задумался, явно внося у себя в голове коррективы в наш план.

— Что ж, тогда остается только заполнить наши пробелы завтра, и можно будет уже всерьез задумываться о том, как мы пронесем все нужные для ритуала составляющие… — начала было я, но осеклась.

В комнату постучали, и Ари резко накрыл все наши записи раскрытыми наобум учебниками.

— Юный господин, ужин почти готов. Ваши… кхм, друзья присоединятся к нашей трапезе? — в дверном проеме появился брат Арсений, сервитуарий семьи Хус. Заметив, что мы с Адой устроились по бокам от отигнира чуть ближе, чем полагалось по нормам приличия, он наградил нас полным осуждения взглядом.

— Да, с удовольствием, — оживленно ответила Ада, не дав нам открыть рот.

Арсений кивнул и удалился. Мы с Ари недовольно посмотрели на нее.

— Ну а что? Почему бы и нет. Мне интересно попробовать северную кухню, — пожала плечами она.

Я не хотела оставаться у Ари дольше положенного. Царившая в его доме атмосфера не располагала к гостеприимству. С Игнацием мне, хвала Императору, не пришлось пересекаться, а брат Арсений был крайне подозрительным человеком, который словно бы старался огородить своего воспитанника от любого стороннего влияния, как пекущаяся о своем птенце хищная птица. Странно было видеть такую привязанность от старика, хотя, наверное, ни один сервитуарий не может не проникнуться симпатией к ребенку. Прислуга в доме Игнация была серой и не заметной. Ари сказал, что дедушка меняет ее раз в месяц — он боится, что они могут шпионить за ним или пытаться выведать какие-то тайны, а потом юноша даже не старался из запоминать в лицо или по именам.

Свернув все наши заметки, мы спустились вниз. Дарен и Максимилиан дожидались на первом этаже, в специальной отдельной комнате. Большой лакированный стол из темного дерева в обеденном зале был уже сервирован, служанки торопливо выносили блюда.

К разочарованию Ады, повар не был знаком с северной кухней — на ужин были представлены типичные столичные блюда из рыбы и морепродуктов с разнообразными соусами и овощами. Но, тем не менее, выглядел ужин довольно аппетитно, и мой живот тихонько заурчал — я только сейчас осознала, насколько проголодалась.

Брат Арсений любезно пригласил нас ко столу.

— Господин присоединится к нам позднее, он еще занят работой. — чопорно заявил он, и, глядя на бесцеремонно усевшуюся за стол набелитку, которая тут же утащила несколько крупных золотистых виноградин, поморщился.

За трапезой Ари резко стал робок и неразговорчив, молча ковыряя запеченную с пряностями и лимоном рыбу, и пока сервитуарий не обращался к нему с вопросом, не смел открыть рта. Даже Ада чувствовала нависшую над столом холодную напряженность и умерила свою беззаботную манеру. Они любезно общалась с Арсением на отвлеченные темы, в основном касательно учебы, не смея вольничать при строгом сервитуарии.

— Ну а вы, госпожа? — мужчина обратился ко мне. — Как вы находите свое пребывание тут?

— О, город просто потрясающий, — учтиво ответила я. — До сих пор трудно поверить, что люди смогли не только создать нечто настолько грандиозное, но и сохранить в неизменном виде сквозь века.

— Да, я тоже после долгого отсутствия позабыл, насколько же величественна жемчужина Империи. А уж тем более я не помню такую раннюю и снежную зиму в Столице. Должно быть, я привез ее за собой. За эти года снежные просторы мне кажутся почти родными.

— Госпожа Джордис когда-то говорила нечто похожее, — я скромно улыбнулась.

— Вы знакомы с матерью юного господина? — мужчина непонимающе уставился на меня.

— Да. Разве вы не знали, что когда-то ярл Хус гостил в Веасе вместе с семьей и свитой?

Арсений задумался, но вскоре его лицо прояснилось.

— Прошу простить, госпожа, запамятовал. Я плохо знаю жизнь юного господина до того, как меня определили в его наставники. Это, конечно, крайне редкий случай для нашего Ордена — Великий Дом остался без услуг сервитуария…

— Я слышала от сестры Софии, что людей в Сервитуариуме всегда было в дефиците.

Арсений вздохнул.

— Увы, это правда, госпожа… Молодые аколиты приступают к своим обязанностям не раньше совершеннолетия, но их обычно определяют в Малые Дома. Несмотря на то, что даже двадцатилетний сервитуарий сможет дать достойное образование по всем стандартам нашего Ордена, многие старинные семьи убеждены, что чем старше сервитуарий, тем качественней будет воспитание.

Сразу же мне вспомнились надменные, как я поняла уже много позже, слова Джордис в адрес Софии.

— А сколько воспитанников у вас уже было, Арсений? — поинтересовалась Ада.

— До господина Хуса я воспитывал двух молодых баронов из Дома О’Рейли, маркграфа Грессер, затем прожил в Набелите, служа одной из жен паши Арслана Белава, однако моя воспитанница скончалась в раннем возрасте.

— Я знаю эту историю, — печально вздохнула Ада. — Кажется, она и ее дети подхватили гнилянку. Был целый скандал, боялись, что вспышка гнилостной оспы в столице могло привести к эпидемии. Я тогда была совсем маленькая, но запомнила, что умершая девочка была моей ровесницей, а сыну Белавы было около пятнадцати, как моему старшему брату.

— То была ужасная трагедия, — закивал Арсений. Карие глаза старика потускнели. — После того, как господин Белава отказался от моих услуг, поскольку у других детей уже были наставники, меня направили на дальний север, в Витгранс. И когда с молодым господином случилось несчастье, то…

Ари поднял на него ледяные глаза, и сервитуарий умолк, но все было понятно и без слов. Теперь все становилось на свои места. Арсений, который только что потерял свою юную подопечную, умершую у него на руках, попал в еще одну семью, где мальчик резко заболел неизвестной хворью.

— Я бы предпочел не подымать эту тему за столом, Арсений, — заметил Ари раздраженно.

— Как пожелаете, молодой господин.

На какое-то время молчание нависло над столом грозовой тучей.

— Получается, что вы уже не вернетесь в Нортланд? — вдруг спросила Ада. — Через три года Ари станет совершеннолетним, и вы будете освобождены от своих обязанностей. Вас приставят к другой семье или вы отойдете от службы?

— Скорее всего я уже останусь тут, в столице и займу место среди магистров Ордена, чтобы обучать молодых аколитов. Однако, если госпожа Джордис подарит ее супругу еще сыновей и дочерей, я почту за честь остаться в Белом Очаге и воспитывать наследников ярла Айварса. Ну а если Император будет милостив ко мне, и я проживу еще десяток-другой, то, возможно и детей будущего ярла.

На последнюю фразу Ари раздраженно повел плечами, однако, похоже, тот снова залился румянцем. Ада усмехнулась, прикрыв рукой улыбку.

До конца ужина брат Арсений больше не подымал вопрос о Витграсе. Он рассказывал о том, как в свое время был один из учеников Академии, о том, какими были профессора и преподаватели, делился воспоминаниями о бытности своей молодости. Хотя было сложно представить сморщенного лысого старика в нашем возрасте.

Время текло, ужин неумолимо приближался к завершению, а Игнаций так и не удостоил нас своим присутствием. Я покосилась на пустующее место во главе стола.

— Прошу простить негостеприимность полковника, — Арсений смиренно наклонил голову в извиняющемся жесте. — В преддверии карнавала и праздника Единения, у Серой гвардии столько забот. Все-таки, такая торжественная дата…

Что ж, с ним было сложно поспорить. Через месяц должен был начаться главный праздник Империи — Единение, ознаменовавший собой начало нового года, а также память о возникновении единой Империи. И в преддверии четырехсотлетнего юбилея празднества обещали провести с необычайным размахом. Целых две недели люди будут веселиться, пить, гулять, посещать театры и арены, горланить песни. Ну а уж говорить о том, как потяжелеют кошельки торговцев, трактирщиков и управляющих борделей и вовсе не приходится.

Самой необычной и отличительной чертой праздника всегда считался маскарад. Горожане подбирали себе костюмы заранее, а тематикой становились различные персонажи сказок и легенд, исторические персоны и мифические герои, или просто нечто экстравагантное. Наши однокурсники-среднеземцы уже которую неделю только и говорили как о этом, обсуждали запомнившиеся им наряды прошлых лет, что очень подымало ажиотаж и предвкушение у ребят из провинций, у которых праздник обходился без карнавального фестиваля.

Поэтому, когда София торжественно вручила нам с Каталиной наши приглашения, украшенные позолоченной печатью имперского солнца, мы обе с трепетом и волнением взломали печати, пергаментные с оттиском листы тряслись у нас в руках. Андо даже не стала сдерживать себя и завизжала от радости, перечитывая раз за разом выведенные аккуратным подчерком буквы.

— Помните, что вы будете представлять Дом Кустодес, — София старалась говорить строго, но не могла сдержать улыбку, глядя как мы обе радостно чуть ли не скачем по гостиной. — В этом году Император пригласил на свое торжество всех, однако Эстебан и Валентин не смогут присутствовать. А потому к вам обеим будет повышенное внимание.

В Веасе Единение и не праздновали с таким размахом. Обычно аристократы ограничивались пиром в честь наступления нового года, простолюдины просто веселились и отдыхали. Соседствующие с Империей северные графства иногда устраивали карнавальные вечера, но крестьяне и горожане находили эту традицию обременительной, а потому такие мероприятия так и оставались за закрытыми дверьми дворянских поместий.

София позаботилась о том, чтобы мы с Каталиной не выделялись из числа столичных жителей, заранее заказав нам костюмы. Чести быть приглашенными на бал-маскарад в императорский дворец были удостоены только знатнейшие аристократы, вельможи и высшие чины, и на таком приеме нужно будет показать себя только с лучшей стороны.

— Ари, а ты тоже приглашен? — поинтересовалась Ада, с озорным интересом повернувшись в сторону юноши.

— Да, — недовольно процедил тот, продолжая нехотя ковыряться вилкой в тарелке — аппетита у него явно не было.

— Господин Раомос очень долго обдумывал это решение, — строго заявил Арсений. — Однако держать мальчика взаперти все шесть зим обучения не получится, как бы полковнику того не хотел. Поэтому, по такому случаю, все же было сделано исключение.

— Но ведь нет ничего в том, чтобы иногда посещать приемы? — нахмурилась набелитка. — Он ведь наследник Хус, Великого Дома севера. Как по мне, это отличный шанс показать всем имперцам, что северяне далеки от стереотипного представления других провинций.

— В ваших словах есть доля истины, госпожа Набелит. Однако полковник считает, что здоровье его внука может подвести. Не хотелось бы попасть в неприятную ситуацию. Боюсь, что состояние молодого господина может быть неправильно истолковано, и вызовет некоторые вопросы. И в этом я разделяю его мнение…

Сначала мне показалось, что сзади что-то рухнуло — громкий звон посуды и металлический лязг заставили всех присутствующих за столом вздрогнуть и обернуться.

Ари стоял на ногах, уперевшись ладонями на стол. Его бокал описывал дугу по гладкой поверхности стола, разливая содержимое. Вилка и нож упали на пол, как и небольшой разбившийся вдребезги пиал с перечно-томатным соусом. Тарелка от его удара по столу умудрилась подпрыгнуть, разбрызгав остатки еды белыми каплями не только стол, но и руки юноши, однако тот не обратил на это внимание. Его взгляд, полный ненависти и гнева, которых я никогда прежде не видела на исхудавшем лице, был устремлен прямиком к сервитуврию. Казалось, еще немного, и Ари вцепится в глотку своего наставника, словно бешеный пес. Мне стало не по себе, дыхание застыло в груди. Ада побелела как полотно, а узкие глаза в страхе широко распахнулись.

— Ужин окончен, — процедил Ари. — Увидимся завтра.

Даже не взглянув на нас, он пнул ногой оказавшийся у него на пути опрокинутый стул и быстрым шагом скрылся в глубинах поместья, оставив собой гробовую тишину и красные следы испачканной в соусе ногой. В приглушенном свете они чудовищно походили на кровавые.

Арсений потупил взгляд, на лице старика было странное выражение.

— Пожалуй, нам пора, — сказала Ада, и в тишине ее голос казался громогласным.

Девушка выглядела больше чем-то расстроенной, нежели шокированной внезапным поведением друга. Сервитуарий что-то неразборчиво пробубнил, а затем подозвал двух служанок, которые сопроводили нас из столовой в прихожую. Максимилиан и Дарен дожидались нас, готовые к выходу. Как только арабиец сообщил, что их транспорт уже дожидается их, Ада быстро нацепила на себя свою темную шубку и, вяло попрощавшись, торопливо покинула поместье.

Ян вышел вслед за Адой и Дареном, чтобы подготовить вместе с Лоуренсом нашу карету. Я осталась в полном одиночестве в окружении прислуги, которые учтиво подавали мне мою верхнюю одежду.

— Госпожа Кустодес? — уставший голос заставил меня обернуться.

— Полковник, — я спохватилась и сделала реверанс. — Я думала, что вы слишком заняты, чтобы почтить нас своим присутствием… Надеюсь, произошедшее тут не отвлекло вас от ваших дел?

Среднеземец лишь тряхнул седой головой, отчего его волосы растрепались. Но знакомым движением тут же поправил их.

— Я должен извиниться за поведение своего внука. Вы должны понимать, что в его положении на него свалилось куда больше, чем он пока может вынести. И требований к нему тоже стало куда больше, чем дома. И иногда он… не выдерживает этого.

— Я понимаю, господин Раомос, — глаза сами опустились в пол, под его взглядом я чувствовала, будто это я виновата в том, что парень вспылил. — Ари и так успел пережить то, но я не думала, что тема его недуга может вызвать подобную реакцию…

— «Подо льдом таится ярость», — напомнил Игнаций, а затем вздохнул так тяжело, будто на его плечах вмиг оказалось невыносимо тяжелое бремя. — У моего внука крайне непростой характер. На вид он мягкий и спокойный, но жесткий и вспыльчивый внутри. Больше похожий на Хус, чем мне бы того хотелось. Однако и на отца своего он не слишком похож — тот обычно всегда говорил прямо, а потому такие вспышки гнева не были для него чем-то странным, — он замолк, задумавшись о чем-то. — Наверное, поэтому я думал, что моя дочь будет лучшим выбором, чем Рената.

Мое стеснение отступило, как только я услышала знакомое имя. Однако Игнаций был последним человеком, от которого я рассчитывала его услышать.

— Вы… вы о моей матери? — я смотрела прямо в суровое сухое лицо.

— О ней. Вы очень похожи на нее, госпожа Камилла. Внешностью, конечно, вы пошли в отца, но глаза, взгляд… Словно бы она снова на меня смотрит, как и четверть века назад.

— Вы знали моих отца с матерью? — я не смогла скрыть свое недоверие. Да и не пыталась.

Моя реакция смутила старого гвардейца. Он нахмурился и уточнил:

— Разве вы не знали, что Эстебан и Айварс состояли на службе в Серой гвардии под моим командованием?

— Нет… — я чувствовала себя сокрушенной, подавленной. Как же надоело, что каждый встречный знает о моей семье больше меня самой.

— Что ж, тогда и о том, что оба они претендовали на руку Ренаты, вам тоже не известно.

Я помотал головой. Жгучая злоба яростно пульсировала обидой в груди. Сколько еще всего от меня скрыли? Игнаций без труда прочитал это, его лицо жалостливо смягчилось.

— Я не раз видел ее, когда она приходила навестить Эстебана, если ему не получалось покинуть Беламию из-за службы. Видел и завистливый взгляд Айварса. Моей Джордис тогда было не больше пятнадцати, и она была влюблена в этого вспыльчивого громогласного северянина, а потому я невольно присматривался за развитием драмы, что разворачивалась в моем корпусе. Не хватало только, чтобы эти олухи, не приведи Император, вызвали друг друга на дуэль насмерть. Но когда они объявили о помолвке, Айварс сдался а потом в тайне начал видеться с Джордис. Много зим спустя, когда Хус уже покинул гвардию и стал ярлом, Айварс вернулся просить ее руки и увез ее в свой заснеженный край. Я был приглашен на свадьбу Ренаты и Эстебана тут, в Столице. А в последний раз видел ее на свадьбе дочери, в Витгрансе.

— Я… не знала этого, — сделав судорожный вдох, я подавила желание расплакаться от несправедливости. Отец так много утаивал, что было сложно поверить, что у него могла быть хоть сколько-нибудь нормальная жизнь.

Похоже, что тут, в Империи он был искренне счастлив, был на своем месте. Зачем он согласился стать герцогом? Зачем он отдал все, чтобы потерять такую жизнь? Чтобы стать угрюмым, недоверчивым, молчаливым и скрытным?

— Я не хотел расстраивать вас, Камилла, — голос Игнация внезапно потеплел. Похоже, он не ожидал, что его рассказ вызовет такую реакцию. — Все это вам точно следовало узнавать не от меня. Ваш отец немногословен, как я погляжу. Впрочем, оно и к лучшему. Империя не любит, когда кто-то болтает за ее стенами. Но увидев вас еще тогда, у сенатора Фелативы, я сразу же вспомнил былые времена. Прошу простить мне мою… сентиментальность. Я просто слишком давно не виделся с дочерью.

На секунду маска строгого высокопоставленного офицера отошла в сторону, и за ней я разглядела старика — уставшего, тоскующего и растерянного. Игнаций хотел было что-то добавить, но за входной дверью послышались шаги. Через мгновение Ян, покрытый тонким белым снежным пушком, показался в дверном проеме:

— Госпожа, мы готовы к отбытию… — он осекся, увидев, что я не одна, и вежливо поклонился Игнацию.

— Уже иду, Ян.

— Камилла, передайте мои извинения за поведение внука и госпоже Набелит от моего имени. И пусть, милостью Императора, вы доберетесь домой в порядке. Погода, кажется, ухудшается. Да озарит вас свет Имперских Истин.

На улице, окутанной ночью, медленно и мирно падали крупные хлопья снега. Огни Столицы сверкали, делали город даже в такое темное время суток, вырисовывая контурами силуэт высокой свечи башни императорского дворца, как маяк.

Я шагала вслед за Яном, погруженная в свои мысли, и всю дорогу обдумывала случившееся этим вечером. И рассказ Арсения, и вспышка гнева такого спокойного и уравновешенного Ари, и столь внезапное откровение от Игнация…

— Все в порядке? — обеспокоенно спросил Ян, от которого не укрылось мое подавленное настроение.

— Да, — неубедительно солгала я.

— Ари Хус повел себя не слишком красиво в присутствии гостей, но он молодой парень, у него кровь горит. Я сам когда-то был таким же.

— Нет, Ян, не был. Ты никогда не был хилым калекой, которому еще и постоянном напоминают об этом.

Хан согласно кивнул.

— Это так, однако я могу понять, когда окружающие от тебя требуют больше, чем ты можешь. Не забывайте, что мой отец был прославленным мечником, а уж когда его супругой стала сеньора от крови Великого Дома, то и отношение к нему изменилось. Ему, без роду и имени, пришлось делом доказывать, чего он стоит и что с ним надо считаться. Звание Первого меча он заслужил потом и кровью. И от сына своего он ждал свершений не меньше. Так что тут я молодого Хуса понять могу как никто лучше.

— Почему все так? — я подняла глаза на спокойное лицо, так сильно отличающееся от жесткого Игнация. — Почему мы не в праве выбирать, что лучше для нас самих? Почему нам приходится руководствоваться только тем, что решили за нас?

«У нас нет выбора»…

Голос отца тихо прошелестел в голове.

— Госпожа?.. — Ян непонимающе уставился на меня.

— Разве не было бы лучше, если бы отец остался на службе в Гвардии? На звание герцога было столько претендентов, отдали бы власть нашим двоюродным дядьям или кузенам. Почему он выбрал быть несчастным, вместо того чтобы быть тут, на своем месте?

Телохранитель долго не решался ответить.

— Смог бы он смотреть в глаза своим детям, если бы поступил так эгоистично? Да, он отрекся от своей фамилии, когда встал на службу Империи, но он был и оставался Кустодес, оставался братом Грегора, сыном Эрнеста и внуком Элизара. Мог он предать их наследие и жить потом с этим? Интересы Дома и семьи всегда должны быть выше своих собственных, девочка моя. Сколько раз он это говорил и вам, и вашим братьям? И вам не следует забывать об этом.

Желчь, просочившаяся из последней фразы, заставила меня нахмуриться.

— О чем это ты?..

— Несомненно, я рад что вы смогли найти единомышленников среди ваших сверстников, однако вы не должны забывать о том, что вы не должны сближаться с ними слишком сильно.

— Они мои друзья, Ян, — я опешила.

— Другие Дома нам не друзья, госпожа, — в словах Яна сквозил отцовский тон.

Нет, Ян не понимал. И отец тоже. Ничто не делало нашу связь с Адой и Ари прочнее, чем общая тайна, которая сплотила сильнее чем наше происхождение и положение. Не могла же я рассказать ему, во что мы умудрились влезть и что уже стоит на кону. Пути к отступлению отрезались с каждым днем, что мы проводили в поисках информации и составления плана. Страстное желание докопаться до истины было сильнее и сильнее, особенного сейчас, когда мы так близки к свершению желаемого…

Мне оставалось лишь раздраженно повести плечами, не в силах никак ответит на претензию Максимилиана. Тот продолжил свои упреки:

— Признаться, я несколько удивлен, что у вы в итоге стали общаться именно с Хусом и Набелит. Из всех возможных вариантов, вы выбрали тех, кто, так или иначе, соперничает с Веасом. Ваш отец предпочел бы, чтобы вы выбрали в качестве своего круга доверенных лиц кого-то из Малых Домов…

— Да причем тут отец? — я уже готова была взорваться от негодования, однако опасения ледяной волной мигом остудили мой пыл. — Подожди. Уж не хочешь ли ты сказать, что отец в курсе о том, с кем я общаюсь в Академии? Вы ему и об этом докладываете?!

Отец успел прислать мне всего два письма из дома, сухих и скупых, и каждая строчка в голове отдавалась его голосом. Однако ни в одном из них он не разу не упоминал, нет, даже не намекал о том, что ему не угоден мой круг общения или мои интересы.

— Пока вам не исполнилось двадцать, вы находитесь под попечительством Софии Оре. Разумеется, она отсылает в Мар-де-Сеаль раз в две-три недели с почтовым судном отчеты и о вашей успеваемости, и о вашем времяпрепровождением. Это, разумеется, включает и круг вашего общения, а также список тех, у кого вы успевали побывать в гостях.

Отца нет рядом, однако я все еще нахожусь под его чутким надзором. Я вздрогнула, чувствуя тяжелый пристальный взгляд даже находясь за тысячу миль от дома…

— Отцу было мало того, что он контролировал мою жизнь в Каса-де-Ветрос, — ночная стужа сквозила в моем голосе. — Он уже решил за меня с кем мне общаться, а с кем — нет?

— Это для вашего же блага, госпожа, — Ян был непреклонен. — Я думал, история с Камиши Десаем должна была вас научить хоть чему-то.

— Ян, я же придерживаюсь всех заветов отца, но неужели мне нельзя действовать самой? Тем более я учусь на своих ошибках и больше их не повторю.

— Есть ошибки, последствия которых нельзя обратить. И если я или София сможем вас уберечь о них, чтобы сохранить вашу часть и гордость вашей фамилии, мы приложим все усилия ради этого, — он чуть наклонился ко мне, и я невольно услышала знакомый приторный запах. — Поверьте, доверие к Аде Набелит и Ари Хусу может обернуться для нас лишь проблемами.

Я всматривалась в полумраке в лице Яна. А ведь раньше я могла делится с ним секретами, плакаться, когда отец был несправедлив или холоден. Ян всегда был моим защитником. Тем, кто во что бы то ни стало, был на моей стороне. Жалел, когда мне было плохо. Умел развеселить, когда я грустила, и смеялся, когда я была счастлива. Но теперь мне казалось, что он всегда был таким — человеком моего отца. Нет, не так — человеком герцога. Он служил и моему деду, и моему брату, храня их секреты и верно защищая своих хозяев. Как много он рассказывал Эстебану из того, что чем я могла поделиться только с ним? Чувство внутри, словно тугой опустошающий ком, сжимало сердце, раздирая его на куски.

— Что еще вы передали отцу? — сухо поинтересовалась я. — Надеюсь, о событиях в деревне вы умолчали?..

Но скорбное выражение лица все расставило на свои места.

— Мы не могли обойти стороной такое значимое происшествие, госпожа. О чем бы вы не договорились с этим лейтенантом и главой Синдиката, нам дали уйти лишь по доброй воле. Прямым текстом в письме передавать такую информацию было опасно, но я намекнул, что Валентину следовало бы усилить морские патрули и гарнизоны близ отдаленных восточных портов у Перешейка. Этого хватило, чтобы принять мой совет к сведению. Но разговора с Его Высочеством, когда вы вернетесь домой, вам все равно не избежать. Имейте это ввиду.

Я судорожно выдохнула. Кислая горечь разочарования разливалась во рту, и я невольно скривилась.

— Что ж, по крайней мере, у меня есть время, чтобы придумать для него убедительное оправдание.

Ян попытался ободрить меня улыбкой, но я лишь откинулась на обитое замшей сиденье. До конца поездки я не проронила ни слова, делая вид, что мне нравится пейзаж за окном. Поняв, что я более не расположена к беседе, Ян, так и не нашедший слов поддержки, задремал, скрестив руки на груди.

Как же все было запутанно и тяжело. Отец велел мне поступать так, как я считаю правильным, но, похоже, сам в это не верил. Да и что теперь правильно? Уезжая из дома, мой мир был строго поделен на черное и белое, но даже столь немногое, что я успела пережить, уже поставило под сомнение все, в чем я была беспрекословно уверена. София ведь тоже предупреждала, что нужно быть готовой к такому, а я все сопротивлялась этому.

Но ведь я сама стала дружить с мальчишкой, который раздражал меня в детстве. Подружилась с девчонкой, что меня задирала и презирала. Я заключила сделку с ворами и убийцами, носивших маску невинных крестьян, и с ворами и убийцами, носивших маску благочестивых гвардейцев. Меня передернуло — я оглянуться не успела, как моя жизнь превратилась в грязные оттенки серого.

Экипаж плавно затормозил, чуть проскользнув по заледеневшей брусчатке. Час уже был поздний, но теплый яркий свет все еще горел в окнах дома. За занавешенными шторами тенями мелькали фигуры, и сердце, и без того изнеможденное, тревожно заколотилось. На мгновение, я позволила себе понадеяться, что Лео снова решил навестить нас, но чем ближе я подходила ко входной двери, тем больше становился слышен шум.

Мы с Яном переглянулись и поспешили зайти внутрь.

— … Ты уже совсем из ума выжила?! Хоть бы раз подумала головой, а не тем, что у тебя между ног!

Громогласный голос Софии разлетался по гостиной. В таком гневе сервитуарию я не видела уже очень давно. Ее лицо раскраснелось, волосы, обычно идеально зачесанные, выбились и теперь походили на разгневанных змей горгоны. Даже вены на висках заметно вздулись и пульсировали.

Каталина, которая, судя по всему, и была причиной потерянного самообладания Оре, стояла у окна, скрестив руки. Она была хмурой и рассерженной, и, видимо, тоже не слишком сдерживалась — щеки ее раскраснелись, а глаза влажно блестели.

— Что случилось?! — вскрикнула я, вбежав дома прямо в верхней одежде, оставляя за собой шлейф из слетающих и тающих снежинок.

Девушка и женщина обернулись, заметив нас с Максимилианом, София тут же немного взяла себя в руки, а во взгляде Каталины появилась некая надежда.

— Госпожа, — процедила наставница сквозь зубы, бросив негодующий косой взгляд на Каталину. — Я принесла с собой из Ордена неприятные и, не побоюсь этого слова, порочащие нас вести. Мне доложили, что она, — палец резким обвиняющим жестом указал на мою подругу. — Была несколько раз замечена в компании имперских вельмож, причем замужних.

— Это правда? — я перевела ошарашенный взгляд на подругу.

— Нет! — с жаром выпалила она, но тут же прикусила губу. — Точнее, да. Но…

— Как ты могла! — я взорвалась от негодования. — Мы же с тобой говорили об этом, но я не думала, что ты будешь действовать настолько прямолинейно…

— Да послушай же! — отчаянно взмолилась она. — Поверь, там не было ничего такого! Я не соблазняла их, просто…

— … Просто посещала их дома в вечернее время, — закончила за нее София. — Ты считаешь, что это допустимо? Мы не получали никакого приглашения от этих людей, а значит ты действовала только в своих интересах. Я терпела твое поведение в Каса-де-Вентос, хотя и там до меня доносились разного рода слухи о твоем разгульном образе жизни, но закрывала на это глаза. Благодари за это герцога Эстебана и его безграничное терпение. Но я не думала, что тебе хватит ума на подобное тут!

— Да не спала я с ними, — твердо сказала она. — Сколько раз повторять! Это были… деловые встречи.

София покачала головой.

— Да какие у тебя могут быть «деловые встречи»? Да даже если бы это было так, не могла же ты не подумать, что это не никак не скажется на нас?! Пока ты находишься здесь, под этой крышей, твои слова — это слова Дома Кустодес, твои действия — это действия Дома Кустодес, твоя честь — это честь Дома Кустодес.

— Да, Дома, к которому я даже не принадлежу! — выпалила она так яростно, что даже Оре оторопела. — Я привязана к Кустодес, хотя я даже не знаю почему! Я не состою в кровном родстве, не нареченная, и даже не бастард. Но почему-то все решили, что для меня так будет лучше, а уж тем более я должна быть благодарна за это! Я почти совершеннолетняя, но не имею права распоряжаться своей жизнью!..

Кап. Кап. Кап.

Слезы одиноко капали с лица девушки на пол, словно маленькие жемчужины. Тонкие губы Каталины подрагивали, она еле сдерживала подступающую истерику. Она резко повернулась ко мне, и ее рыжие локоны метнулись вслед ее движению. В изумрудных глазах читались мольба и отчаяние.

— Ну а ты, Камилла… Ты мне тоже не веришь?

Лицо предательски дрогнуло, выдав мои чувства. Мы же говорили с ней об этом. Я предупреждала, что такое может случиться. И вот мы здесь.

Если София и вправду услышала это от своих братьев и сестер из Ордена, то дело совсем плохо. Разумеется, и для Софии это большой удар — воспитание Каталины было результатом ее трудов, как сервитуарии. И такое пятно, как распутство воспитанницы или хотя бы даже слух об этом, наверняка скажется на ее репутации…

Что уж говорить обо мне.

Если даже ничего и не было, как она утверждает, для посторонних может показаться, что Кустодес пытаются выведать информацию, дать взятку или попросту шантажировать. А любые слухи в Столице, особенно неправдивые, распространяются как лесной пожар.

Нет, при любом раскладе поступок подруги нельзя никак оправдать.

«Ну ты же не дура, Каталина, ты могла просто быть осмотрительней…» — печально думала я, и мои мысли отразились на лице.

— Понятно… — Каталина сделала глубокий судорожный вдох, чтобы попытаться вернуть себе толику самообладания. Затянувшееся молчание было истолковано ей верно. — Что ж, видимо, твоя наставница права. Из шлюхи благородной дамы не сделать.

Прежде чем я успела что-либо ответить, девушка в два шага преодолела гостиную и, схватив накидку, вылетела в таящуюся за порогом зимнюю ночь, оставив за собой одинокую вереницу темных следов.