Если бы я думал, что в Кронштадте меня встретят с распростертыми объятьями, я бы жестоко ошибся. К счастью, я давно уже не ждал от жизни ничего хорошего, поэтому редко ошибался. Если же нечто прекрасное все же внезапно случалось, тем ценнее оно было.
Но не в этот раз…
Первым делом со сторожевых катеров на борт субмарины поднялись автоматчики в морских бушлатах. Они быстро оцепили верхнюю палубу, но внутрь не совались. Потом по веревочной лестнице залез человек в форме капитана государственной безопасности с тремя шпалами в петлицах.
Тут уже я высунулся из люка с поднятыми вверх руками. Пора встречать дорогих гостей. На меня мгновенно наставили с десяток стволов, лишь капитан сохранял внешнюю хладнокровность. Был он худощав, подтянут, с гладко выбритым лицом, чуть островатым подбородком и тяжелым взглядом из-под густых бровей.
- Не стреляйте! – сказал я. – Эта посудина теперь принадлежит Союзу Советских Социалистических Республик! Я угнал ее и захватил в плен экипаж! Так же на борту присутствуют представители британской разведки и весьма ценные предметы, которые нужно срочно передать представителям Ставки Верховного Главнокомандования. Это очень важно!
Капитан выслушал мою речь со слегка ошеломленным выражением на лице, все его напускное спокойствие куда-то внезапно подевалось.
- Спускайтесь вниз! – потребовал он, наконец. – Только без резких движений!
Я беспрекословно выполнил приказ, понимая, что в противном случае бойцы откроют огонь на поражение – у них были на то основания. Субмарина с нацисткой свастикой на борту всплывает на контролируемой советским ВМФ территории, и какой-то безумный парень рассказывает невероятные вещи, в которые сложно поверить.
Едва я спустился, руки мне мгновенно завернули за спину, до боли, до хруста костей, уронили лицом на палубу, я больно ударился о холодный металл, кажется, рассек бровь. Для профилактики пару раз прошлись сапогами по ребрам, но, вроде бы, ничего не сломали.
Тут же один из бойцов навалился на меня сверху всем весом, надавив коленом на шею.
- Сука, предатель! – ненавидяще прошипел он.
Я захрипел, задыхаясь.
- Полегче! – заметил неладное капитан. – Не калечить!
Давление ослабло, и я смог видеть, что происходит вокруг: немецких матросов одного за другим выводили на верхнюю палубу, за ними шли Флеминг, О'Хара и Джордж. Коммандер даже не посмотрел в мою сторону, видно, обиделся. А вот Джордж, увидев меня, кивнул и негромко произнес:
- Thank you for avenging my brother!
(англ.) Спасибо, что отомстил за моего брата!
Кажется, он решил, что Вольфганга Люта прикончил именно я. Времени его переубеждать у меня не было, да и капитан госбезопасности тут же настороженно покосился в нашу сторону.
- Не разговаривать! – приказал он. – Запрещено!
Понятное дело, не хочет, чтобы мы хоть в чем-то сговорились перед последующей дачей показаний, хотя сделать это могли уже давно. И все же порядок – есть порядок! Капитан еще не понял, с кем имеет дело, но рано или поздно до него дойдет. И тогда… что будет тогда, я и сам толком не знал.
Меня быстро обыскали. Изъяли нож и дипломатический паспорт, выданный Флемингом еще в Лондоне. Я за каким-то чертом до сих пор таскал его в кармане. Более ничего интересного у меня не имелось.
Потом нас разделили. Меня бросили в первый катер, причем довольно грубо, несмотря на приказ капитана. Видно, не верили, что я свой, видели во мне врага, немецкого пособника. Да и кто бы поверил, что один человек способен захватить целую подводную лодку? Более того, доставить ее к месту назначения!
Немцев рассадили по двум катерам под усиленным конвоем, англичан поместили в следующий, а что с ними случилось дальше, я уже не видел. Наш катер лихо отчалил, взметнув в воздух веер брызг и, оставив за собой пенную полосу, помчался к берегу. На субмарине осталась многочисленная охрана, к тому же я заметил, что к лодке стремительно приближаются еще несколько катеров. Скоро тут все перевернут с ног на голову.
Правил боец, еще двое приглядывали за мной, капитан же молча курил, время от времени сплевывая в мутные воды. Меня никто ни о чем не спрашивал, и это настораживало.
- Послушайте, товарищ капитан!.. – начал было я, желая рассказать о «Парадигме» и кодовых книгах, но тут же получил тычок под ребра от одного из бойцов.
- Без разрешения не говорить со мной или кем-либо еще! – отрывисто бросил капитан, даже не соизволив повернуться ко мне.
- Но там на борту… - попытался я все же достучаться до него, и тут же согнулся от боли. Второй раз врезали крепко. Больше пробовать я не стал. Не хотите, как хотите. В конце концов, я сделал все и даже больше. И если здесь не оценят мои подвиги, что же, потом они точно пожалеют о своих действиях, как только рапорт об этом происшествии ляжет на стол того, кто поумнее и посообразительнее.
Остаток пути я провел, глядя на волны, вдыхая свежий морской бриз, столь разительно контрастирующий с тяжелым, неживым воздухом субмарины. Нет, увольте меня от подобных путешествий! Все, что угодно, лишь бы не замкнутое, тесное пространство плавающего смертоносного гроба. Даже малюсенькая камера с крохотным окном, ведущим в тюремный двор, из которого временами дует легкий ветерок, лучше, чем нагоняющее тоску внутреннее пространство подводной лодки.
Так я искренне полагал… ровно до того момента, пока судьба не сыграла со мной в очередную игру под названием: «Хотел? Получай!»
Я думал, что мы идем в Кронштадт, но катер обогнул Котлин и понесся дальше в сторону видневшегося впереди Васильевского острова.
Мне так и не дали объясниться. Как только катер причалил к пирсу, меня под руки вытащили наружу и тут же сунули на заднее сиденье «ГАЗ-67Б» с вырезами вместо дверей. По бокам, крепко зажав меня с обеих сторон, сели два бойца. Капитан устроился впереди. Тент сверху был поднят, дверные вырезы задернули брезентом, и машина резво тронулась с места, разбрызгав во все стороны грязь.
Погода стояла по-настоящему осенняя – все же ноябрь месяц. Видно было, что дожди здесь шли долго, почти не прекращаясь. Небо задернулось серой пеленой с черными грозовыми облаками на самом горизонте. Но мне казалось, что я уже чувствую дыхание приближающейся зимы – слишком промозгло дул ветер, словно пронизывая насквозь всю мою сущность.
Я непроизвольно поежился. Ох уж этот Питер и его окрестности – всегда тут так. Сколько бы я ни приезжал прежде в этот город, он каждый раз встречал меня туманом и дождем, даже в самой середине лета. Нет, ходили слухи, что и здесь иногда выглядывает солнце, но я не знал людей, кто бы видел его воочию хоть однажды. Более того, я не знал даже тех, у кого имелись подобные знакомые счастливчики.
Оглядеть окрестности из машины не получалось – мои сопровождающие не давали мне даже шевельнуться, куда уж там рассматривать достопримечательности. Но ничего, надеюсь, позже еще представится случай побродить по городу.
Мы на всех парах гнали куда-то вперед, кажется, проехали по мосту, потом тряслись по мостовой, но скорость водитель не снижал. Наконец, машина свернула в неприметный двор, окруженный высоким кирпичным забором, и остановилась у вытянутого двухэтажного серого дома с зарешеченными окнами.
Капитан вылез первым, с удовольствием потянувшись, потом выбрался один из бойцов, и тут же меня буквально вытолкнули наружу.
- Осторожнее нельзя?! – недовольно вырвалось у меня, и тут же я пожалел о сказанном, в очередной раз согнувшись пополам от сильного удара в солнечное сплетение.
Вот же мерзавцы! За что?!..
Пытаясь восстановить дыхание, я вспомнил свои прежние встречи с представителями СМЕРШа и осознал, как же мне тогда везло. Но, кажется, моя удача закончилась. Эти сегодняшние были не такие вежливые, и с врагом, за которого меня принимали, даже не пытались церемониться.
Судя по всему, я попал в руки контрразведки Военно-морского флота, где главным был комиссар Гладков. До этого же я всегда имел дело с людьми Абакумова – начальника Главного управления контрразведки СССР. Скажу честно, флотские мне понравились меньше, больно уж крепко и не раздумывая били.
Нет! При первой возможности уберусь как можно дальше от моря! Я – человек равнин, не люблю ни горы, ни воду. Мне бы в танк, там я чувствую себя, как дома…
Был бы у меня именной пистолет – подарок Берии, да документы, ордена и медали, глядишь, отнеслись бы к моей личности иначе. Но, увы, все сгорело, когда «Уралец» принял свой последний бой. Точнее, оружие могло и уцелеть, но вряд ли кто-то вытащил его из обгоревшей груды железа, в который превратился наш танк.
Так что предъявить местным контрразведчикам, кроме слов, мне было нечего. А на слово тут не верят. Мой фальшивый паспорт же, наверняка, вызвал лишь еще большее подозрение. Зря я его вообще не выкинул.
Охрана на входе в здание была не слишком серьезная – лишь один боец топтался у дверей. Но над самим домом была натянута маскировочная сеть – видно, его причислили к стратегическим объектам, и таким образом пытались уберечь от бомбардировок.
Капитан пошел первым, мне же вновь заломили руки за спину, щелкнули браслеты наручников, и я мог видеть только грязную землю под ногами на пару шагов вперед.
Мы зашли в здание. Внутри было даже холоднее, чем снаружи, пахло затхлостью и плесенью.
- В допросную его! – услышал я приказ капитана.
Меня поволокли дальше по коридору, так и не давая возможности осмотреться. Я прикидывал шансы. Смогу ли освободиться в случае чего? Держали меня двое – им неудобно в узком коридоре. Полшага вперед, чтобы один из бойцов чуть ослабил хватку и потерял равновесие, потом резко крутануться на месте и пнуть второго по колену, затем достать ключи, снять наручники, отобрать пистолет, а дальше… впрочем, нет. Не время.
Я – честный человек, герой, можно сказать. Да, попал в плен, но бежал. Более того, захватил целую подводную лодку с шифромашиной! Меня наградить должны, а не мариновать в застенках. Они ведь во всем разберутся рано или поздно? Подозрения оправданы, но правда – есть правда.
Скрипнула дверь, меня, головой вперед, швырнули в узкую комнату и коротко бросили:
- Ждать!
Руки, кстати, не освободили, они так и остались скованными за спиной наручниками. Поэтому я с трудом удержал равновесие, но все же врезался грудью в стоявший посреди комнаты стол.
Больно!
Стол оказался прикрученным к полу и даже не шелохнулся. С двух сторон от него стояло по стулу, тоже крепко зафиксированных. Подумав, я сел на тот, который, скорее всего, предназначался следователю: спиной к крохотному забранному решеткой окошку на высоте пары метров.
Что же, подождем развития событий. Паники я не чувствовал, страха тоже.
Прошло десять минут, потом полчаса… через час я начал волноваться, не забыли ли обо мне? Через полтора клял местное начальство за неторопливость, через два уже просто недоумевал – им что, неинтересно узнать про лодку и все остальное?
Руки в наручниках стали затекать. Ситуация начала меня раздражать своим очевидным идиотизмом.
Наконец, на исходе третьего часа ожидания, дверь скрипнула, и в комнату вошли двое: давешний капитан со знакомыми черными ножнами в руках и здоровенный, двухметровый мужик – поперек себя шире, со сбитыми костяшками на кулаках и скучающим выражением на лице. Понятно. Первый будет допрашивать, второй – бить. Известный метод. Нет, определенно местные ребята мне не нравились.
- Встать! - неприятным голосом приказал капитан.
Я лениво потянулся и не шелохнулся. Вы не спешили, и я торопиться не буду.
Капитан очень удивился, настолько, что несколько долгих секунд не мог принять решение, видно не привык к подобному поведению своих подопечных. Потом все же кивнул здоровяку, и тот шагнул вперед, разминая руки. Он по очереди похрустел всеми пальцами и потянул ко мне огромные, как саперные лопатки, ладони.
Бить будет? Лицо у меня не казенное, а организм, хоть и усиленно заживлял раны до сих пор, но тоже устал от постоянной необходимости работать в экстренном режиме.
Эх, жаль, что наручники с меня так и не сняли. Но ноги-то у меня были свободны!
Особо не задумываясь, совершенно на автомате, я пнул громилу, удачно попав ему прямо между ног в причинное место. Тот заорал от резкой боли, ноги у него подогнулись, и он рухнул на пол. А я тут же добавил для верности носком сапога по ребрам. Будешь знать, сволочь, как связанных людей избивать! Ненавижу таких! Боец уже не орал, а лишь тихо поскуливал. Короткий пинок в челюсть – замолк.
Все произошло настолько стремительно, что капитан даже не успел осознать случившееся. Но потом до него дошло, его рука судорожно схватилась за кобуру. А я уже перешагнул через тело поверженного палача и прыгнул на капитана, всем весом впечатав его в стену.
Пистолет он так и не достал, а удар получился чуть сильнее, чем я рассчитывал. Что-то хрустнуло, воздух вышел из капитана, словно из лопнувшего пузыря, и он осел на пол.
Все, что я хотел – лишь показать собственную силу. Есть люди, которые только такие методы и понимают.
- Вот же незадача… - вспомнил я любимую присказку бригадира Корякина.
Капитан был без сознания, а жив или нет, я понять не мог. Но не помер же он от столкновения со стеной?
Присев на корточки рядом с телом, я проверил его карманы. Было неудобно, но я справился, и, к счастью, в одном из карманов обнаружил ключи от наручников. Сняв браслеты, я с облегчением потер затекшие руки. Потом все же проверил пульс у капитана. Живой! Ну и слава богу, убивать его я не собирался, все же свой, как ни крути. Второй тоже был жив, и тоже в отключке. Хилые какие-то ребятки!..
Так-с, и что мне делать дальше? Лучше бы я вытерпел пару тычков от здоровяка, слишком калечить меня бы не стали, пока не вытрясли бы все сведения. Капитан просто хотел припугнуть, чтобы на вопросы я отвечал без заминки, выпаливая ответы, как «Клятву пионера» при вручении красного галстука.
Задним умом все мы гении! Варианта у меня имелось аж целых два. Первый – дождаться, пока капитан и его боец очнутся, покаяться, выдержать усиленную порцию зуботычин – прости в очередной раз, мой организм! – а потом все же честно рассказать обо всех моих приключениях. И второй: бежать отсюда куда глаза глядят. Собственно, что мне делать в застенках СМЕРШа? Ждать, пока меня проверят на надежность? Это может длиться месяцами, если не годами. Сейчас во мне видят лишь диверсанта-провокатора, засланца с той стороны, имеющего целью… что, интересно, они придумают? Внедрение для осуществления диверсий? Заговор? Попытка убийства первых лиц страны? И, конечно, представят меня не иначе, как агентом японской или немецкой разведки. А дальше расстреляют по-быстрому, пока приказ из Москвы не пришел. Потом, конечно, пожалеют о содеянном, но будет поздно. А мне их раскаяние не поможет. Вон я от обычной пули чуть не помер – спасибо Флемингу, спас, а уж после встречи с расстрельной командой точно не уцелею. Даже мой лучший в мире организм такое не вытянет.
- Прости, капитан, не сложился у нас разговор, - негромко сообщил я бездыханному телу, после чего повернулся к крупному и бесцеремонно начал стаскивать с него одежду.
За несколько минут я управился, облачившись в видавшую виды гимнастерку, галифе и кирзовые солдатские сапоги. Подпоясался ремнем, к которому подвесил родные ножны с клинком внутри. Мой черный нож – талисман, без которого я чувствовал себя словно голым.
Живем, братцы!
Окинув прощальным взглядом тела – придут в себя примерно через полчаса, - я вышел в пустой, полутемный коридор, - лишь одинокая лампочка тускло светила в дальнем его конце, - и пошел налево, - именно оттуда мы пришли, я запомнил.
За побег меня, конечно, по голове не погладят, это я прекрасно сознавал. Но что, собственно, мне тут делать? Доказывать, что не верблюд? Спасибо! Даже если останусь жив, ничего ответственного уже не доверят. Еще бы: был в плену, общался с немцами, англичанами, явно был завербован и разыгран втемную, а то и не втемную – это решат в процессе, в зависимости от того, какую линию будет гнуть следователь.
Пусть во всем спокойно разберутся, а я пока пересижу где-нибудь. Страна большая, мест, где можно укрыться, множество. Потом разведаю обстановку, и если обвинения с меня будут к тому времени сняты, сдамся сам. Не бегать же всю жизнь! Я на фронт хочу, да не в штрафные роты, а к своим.
Коридор резко вильнул, и я вышел прямо к двери, ведущей во двор. Там дежурил все тот же одинокий боец, весьма удивившийся моему внезапному появлению. Впрочем, долго терзаться сомнениями ему не пришлось. Резко сократив разделяющее нас расстояние, я ударил его в подбородок снизу вверх, подхватил обмякшее тело, аккуратно прислонил его к стене и вышел из здания.
Моросил мерзкий дождь. Я улыбнулся – все как обычно!
Быстро пройдя двор насквозь, я толкнул резную решетку, она нехотя поддалась, выпустив меня на мощенную мостовую.
Питер!.. Нет, какой еще Питер – это будет позже, в совсем иной жизни.
Ленинград, здравствуй, я вернулся!