Черный крест

Глава десятая ПРИГРАНИЧНАЯ СХВАТКА

Темной туманной ночью группа нарушителей пыталась перейти советскую границу, высадившись на пустынном морском берегу. Но берег только казался пустынным. Пограничники дали возможность преступникам выбраться из резиновой шлюпки на сушу, выгрузить снаряжение, затем окликнули их, потребовали сдаться. В ответ загремели выстрелы. Началась схватка. Пограничников было только двое. Враги видели это по вспышкам выстрелов из автоматов и пытались броситься в атаку, надеясь прорваться к недалекому лесу, который подступал почти вплотную к прибрежным песчаным дюнам.

Обстановка сложилась так, что сержант Васильчук решил пойти на помощь товарищам, оставив свой участок без надзора. Вместе с напарником рядовым Сайфуддиновым, сержант кинулся туда, где стрекотали автоматы. Подмога с заставы явилась быстро. Васильчук и Сайфуддинов вернулись к себе минут через пятнадцать…

Пятнадцати минут хватило, чтобы разведчик, ради которого была затеяна вся кутерьма, благополучно пересек береговую черту, не оставив на гальке никаких следов, и углубился в лес.

Скоро ему опять повезло: наткнулся на узкоколейную железную дорогу, минуту-две спустя услышал недалекое пыхтение паровичка. Показалась «кукушка» — рабочий поезд. Она ехала медленно, солидно. Недолго думая, он ухватился за поручни одного из вагонов, поднялся на площадку. Часа через два был на железнодорожной станции, где кончалась узкоколейка и ходили обычные поезда, а к исходу ночи мчался на курьерском в глубь страны.

Менее удачливые сообщники шпиона, опустошив все автоматные диски и не причинив пограничникам никакого вреда, сдались — путь к отступлению им был отрезан. На допросе они сообщили, что вначале группу составляли пятеро. В последний момент один струсил, отказался высаживаться.

Они не лгали, так оно и было. Но они не знали, что случилось минуту спустя, после того, как их резиновая шлюпка отошла от катера, который привез нарушителей границы.

Четверо были приманкой, жертвами, которых заранее обрекли на провал. Их хозяева понимали, что высадка группы никак не пройдет мимо внимания пограничников. И когда четверо отплыли на шлюпке, пятый, одев акваланг, неслышно направился к берегу. Добравшись до цели, долго ждал, пока не послышалась стрельба. Тогда, рассчитывая, что наблюдение за этим участком ослаблено, выскочил из воды на сушу. Благодаря столь сложному маневру, переход границы удался.

Человек, совершивший этот переход, был профессиональным шпионом. Родился в Южной Америке, в семье русских эмигрантов. Отец его когда-то служил секретным агентом жандармского корпуса последнего «императора всея Руси», мать происходила из рода потомственных ростовских спекулянтов. От отца он унаследовал склонность к интригам и отвращение к честному труду, от матери — восточную внешность: смуглый цвет лица, черные глаза чуть навыкате, часто приобретающие сентиментальное выражение, прямые черные волосы, щеки, всегда сизые, сколько ни скобли их бритвой.

Внешность подсказала маску, которую он надел, отправляясь в советскую страну: служащий из города Орджоникидзе Темирсолтан Дзакоев — щегольские тонкие усики, манера отлично одеваться, легкие гортанные интонации в голосе. Были у него «паспорт», «справка с места работы» и другие «документы» — все в одинаковой мере фальшивые.

В Советский Союз Дзакоев пробрался с точным и определенным заданием: найти доступ на завод, собрать о нем как можно больше сведений.

Переходом границы Дзакоев был доволен, за исключением одного обстоятельства, для него очень важного. Торопясь уйти подальше от берега, он сбился в темноте с тропинки, упал в неглубокий, скрытый кустарником овраг. Ловкий, как кошка, Дзакоев не пострадал от падения, даже не поцарапался. Обеспокоило и встревожило его другое: сунув руку в карман, с ужасом убедился, что потерял пистолет. Несколько минут с лихорадочной поспешностью — ведь за ним могли гнаться! — шарил вокруг. Натыкался на сухие ветки и прелые листья, рискнул посветить фонариком, но тщетно — оружие так и не нашлось. А мешкать недопустимо. Дзакоев не знал, что произошло на морском берегу после того, как он скрылся. Каждую секунду его могли настигнуть. Волей-неволей пришлось прекратить поиски и удирать.

Дзакоев остался без оружия. Для него это было трагедией: появилась непредвиденная опасность, которая лишала душевного равновесия, напоминала о себе каждую минуту, каждый час, каждый день. С пистолетом в руках он рассчитывал постоять за себя, надеялся на благополучный исход даже в самом серьезном и опасном положении, без оружия испытывал растерянность и даже страх.

А для страха вскоре появились веские основания…

Первую остановку он сделал далеко от города, в котором предстояло выполнить задание. Здесь собирался передохнуть, привести себя в порядок, собраться с мыслями.

Хотя документы Дзакоева изготовляли по особому заказу лучшие мастера, идти в гостиницу, где потребуют паспорт, он не рискнул. Побрел на окраину, толкнулся в дверь приятного четырехоконного домишки. «Постояльца примете?» — спросил вышедшего на стук старика. Ответив: «Сейчас, милок, погоди маленько», старик ушел — наверно, посоветоваться.

У старика, которого звали Федором Васильевичем, Дзакоев прожил три дня. На четвертый хозяин попросил: «Ты, милок, паспорт в прописку сдай. Нельзя иначе — закон». «Конечно, у меня сегодня решается, останусь или уеду. Если останусь, завтра прописывай…»

Утром Дзакоев сидел в купе скорого поезда. Он направлялся в один из промышленных городов. Здесь, на Колхозной улице, в доме номер 135, помещается портняжная, в которой работает некий Горбенко. Дзакоев должен подойти к нему и сказать: «Я хотел бы сшить куртку из вельвета». Горбенко спросит: «Из коричневого или синего?». Ответ: «Из синего». Заключительная фраза пароля: «Простите, я сейчас узнаю, есть ли у нас синий вельвет».

Для первого раза Дзакоев заходить внутрь не стал, а только прошел мимо мастерской, оглядев ее незаметно и зорко. Сквозь широкое окно увидел несколько манекенов, одетых с присущим манекенам щегольством; прилавок, на котором лежали рулоны пестрых тканей; миловидную блондинку — прижав плечиком к уху телефонную трубку, она что то записывала на клочке бумаги.

Осторожность никогда не мешает, — это незыблемое правило не раз избавляло Дзакоева от бед. Он направился к ближайшему телефону-автомату.

Номер телефона «пошивочного ателье» узнал в справочной. Когда Дзакоев позвонил в портняжную, послышались частые гудки — занято. Обождав, набрал нужный номер снова.

— Пошивочное, — прощебетал в трубке бойкий девичий голосок.

— Попросите Горбенко.

— А Горбенко у нас не ра… — что называется «с налета» выпалила девица и вдруг голосок ее оборвался, как бы налетев на невидимое препятствие. Секунду спустя, заговорила совсем другим тоном. — Обождите, я позову его… Кто спрашивает?

— Заказчик, — ответил Дзакоев. — Не беспокойтесь, я лучше зайду сам, — и повесил трубку.

Ясно! Горбенко арестован. Дура-девка проболталась, хотя ее, конечно, строго-настрого предупредили, чтобы не отвечала на вопросы о Горбенко, старалась узнать, кто им интересуется… Оплошность девицы спасла Дзакоева… Если бы явился в «пошивочную», там бы сразу задержали… Но звонком он подал контрразведке вести о себе… Надо немедленно скрыться…

А куда?..

Об этом он подумает после. Сейчас главное — не дать возможности нащупать свой след. Конечно, девица уже сообщила о телефонном звонке, могло быть и так, что сотрудник госбезопасности дежурит в ателье, — слышал разговор о Горбенко. Дзакоев знал, с кем имеет дело, не сомневался, что меры по его розыску будут приняты быстрые, энергичные и решительные. Надо немедленно оставить город, пока не начали вести наблюдение за вокзалами.

В пути Дзакоев подвел итог, происшедшему и наметил план дальнейших действий. Других явок у него нет. От города, в который его послали, следует держаться подальше. Опыт шпиона подсказывал, что сейчас слишком «горячо», следует до поры до времени затаиться. Может, даже подумать о возвращении за кордон… Лучше всего для этой цели годится один из морских южных портов…

Так Дзакоев попал в Приморск.

И тут ему подвернулась очень удачная встреча.

Сойдя с поезда, Дзакоев неторопливо шагал по улице, раздумывая, как быть дальше. Внешне выглядел спокойным, беспечным — хорошо одетый, даже фатоватый, средних лет, любитель женского пола, лишней рюмки коньяку в приятной компании… Но травленый волк не дремал, всегда был готов к сопротивлению или бегству, сторожко озирался.

Характерная внешность, походка вперевалочку мужчины, что шел впереди, привлекла внимание Дзакоева. Он уже видел когда-то и где-то такую квадратную голову, широкое в бедрах туловище, короткие руки. Дзакоев чуть прибавил шагу, посмотрел сбоку. И сразу узнал: Крыжов, был помощником бургомистра в захваченном гитлеровцами городке, куда Дзакоев попал со своей военной частью. Тогда палач-доброволец и верный слуга «нового режима» не раз встречались по общим служебным делам, даже выпивали вместе — на банкете в честь дня рождения «фюрера»… Конечно, Крыжов этого не забыл…

Не колеблясь, Дзакоев нагнал сзади Крыжова, взял под руку:

— Здравствуйте, господин Крыжов.

Резким движением Крыжов вырвал руку. С разбега остановился, в упор посмотрел на человека, обратившегося с неожиданным приветствием. Тусклые глаза-копейки блеснули страхом, потом, на мгновение, страх сменила злоба. Крыжов тотчас упрятал ее далеко-далеко — копеечные глаза опять сделались тусклыми.

— Нонче, уважаемый, господ нету.

Показав этой репликой, что он слышал сказанное Дзакоевым, Крыжов повернулся и неторопливой перевалочкой зашагал дальше.

«Нет, так быстро ты от меня не отделаешься», — мысленно воскликнул Дзакоев.

— Как называть прикажешь? Не «товарищем» же?.. Хотя были товарищами.

— Что было, то сплыло, — пробубнил Крыжов, не останавливаясь. — Занимались бы своими делами, уважаемый.

«Дипломатия» шпиону надоела. Он привык говорить и действовать по-другому.

Дзакоев снова схватил Крыжова за локоть и прошипел бешеным голосом:

— Брось дурака строить! Не узнал, что ли? Помнишь в . . .ске?!

— Я много чего помню. Ежели все…

— Перестань! Я тебе зла не желаю. Пойдем поговорим.

— А чего говорить? Мне с вами говорить нечего…

Крыжов бормотал свое, но по тону Дзакоев чувствовал, что поладить со старым знакомым удастся. Раскрываться до конца нельзя — ни перед кем нельзя раскрываться! — но кое-что дать ему понять нужно. Крыжов не опасен. Если бы он изменился за эти годы, то вел бы себя по-другому. Дзакоева он узнал, как ни хитрит, как ни петляет…

Крыжов не знал и не мог знать, что представляет собой сейчас бывший доброволец гитлеровского карательного батальона. Но кровавое прошлое тянуло след свой в сегодняшний день. Как Дзакоев в Крыжове, так и Крыжов в Дзакоеве, разгадал «своего». Нутром почуял антисоветчик-сектант подобного себе ненавистника советской власти. «Гнать его нужды нет, — мысленно рассуждал Крыжов. — Погляжу, с Макрушей обмозгуем, может, к делу какому и определим…»

— Старое быльем поросло, ворошить нечего, — вслух продолжал Крыжов. — Ежели вспоминать хочешь, то дороги у нас разные — тебе направо, мне налево или наоборот.

— Вот теперь дело! — Дзакоев так же быстро успокоился, как вспылил. — Лишняя болтовня без пользы.

Увидел через улицу ресторанчик.

— Присядем?

— Можно. С хорошим человеком я всегда…

Полчаса спустя каждый из встретившихся старых знакомых знал о другом ровно столько, сколько тот счел нужным сообщить. Для Дзакоева Крыжов «решил в вере укрепиться, о боге думать, а суетная жисть — тьфу! и ничего боле». Дзакоев поведал о себе: прошлое перечеркнуто начисто, устроился бухгалтером, нашлись завистники, «дело пришить» хотели, уехал.

Это были, так сказать, внешние рассказы, от которых особая правдоподобность и не требовалась. Дзакоев понял: бывший помбургомистра взглядами своими вряд ли особенно изменился, не выдаст. Крыжов без особого труда разглядел Дзакоева: «Каким был, таким остался, — думал Крыжов. — Парнюга отпетый, что хочешь сделает».

Знай Крыжов, что перед ним иностранный разведчик, он вряд ли отнесся бы к нему спокойно. «Слуга килки» не мог идти на рискованное знакомство, хотя, конечно, не поступил бы с вражеским агентом, как подобает патриоту. Недаром «свидетели Иеговы» всячески подчеркивают свою «свободу от политики», заявляют о себе, как о гражданах «государства Иеговы». Но и на действенную помощь иеговиста шпион не надеялся. Совсем иное — маска обычного прохвоста. Такие «свидетелю Иеговы» по сердцу.

И Крыжов повел Дзакоева к себе.

Как всегда, стол был заставлен закусками, бутылками с коньяком и водкой. Не поверил бы глазам своим рядовой сектант, увидя «святых пастырей» в такой обстановке. Но рядовым сюда доступа не было…

Буцан смачно жевал кусок колбасы. Слыша его причавкивание, Макруша морщился. Сам он ел и пил очень мало.

Калмыков отсутствовал. Последнее время он все реже появлялся у «братьев», сидел дома. Настроение его характеризовалось одним словом: тоска. Лютая тоска, при которой ничего не хотелось делать, никуда не хотелось идти, ни с кем не хотелось разговаривать… ничего не хотелось! Обычно энергичный и деятельный, Саша все чаще чувствовал непонятную апатию. Временами казался себе больным, хотя и знал, что совершенно здоров.

Войдя, Дзакоев обвел всех быстрым взглядом, поздоровался с каждым за руку.

— Дзакоев, — представил Крыжов. — Когда-то вместе со мной работал.

— Кассиром, — добавил Дзакоев.

— Был кассиром, стал без денежек, — в своей обычной придурковатой манере ляпнул Буцан.

Макруша посмотрел на него, «как рублем подарил».

— Нет, зачем же, — спокойно ответил Дзакоев, ни мало не обидевшись глупому замечанию. — Деньги у меня есть.

Повернулся спиной к сидящим за столом. Пошарил за пазухой. После долгих манипуляций извлек из под рубашки и бросил на стол пачечку банкнот. Спокойно пояснил:

— Мой вклад в дело общины.

Дзакоев сразу понял, с кем имеет дело и как надо воздействовать на новых знакомых. Лучшим образом зарекомендовать себя он не смог бы никакими молитвами. Глаза Крыжова подернулись умильной влагой. У Буцана отвисла челюсть, он громко проглотил слюну. Даже Макруша приподнял голову и с одобрительным любопытством посверлил Дзакоева острыми глазками.

— Хорошо, одобряю, весьма одобряю, — наконец выговорил Крыжов, впадая в обычный при посторонних елейный тон. — Пойдут деньги на божье дело.

— Нет, — так же спокойно, как говорил до сих пор, возразил Дзакоев. Черные выпуклые глаза его блеснули, поочередно обводя каждого из сидевших за столом. — Деньги пойдут на вполне земные дела. Какие — увидим.

Макруша еще более внимательно посмотрел на гостя. Взгляд, лицо Макруши выражали полное одобрение.

Зато на физиономию Крыжова сразу набежала тень. Он с испугом глядел на старого дружка, с вожделением — на деньги. Жирный лоб Крыжова пересекла морщина. Он боролся с собой. Жадность победила. Дзакоеву не ответил. Потянулся к бутылке, налил себе коньяку.

Макруша, все так же пристально глядя на Дзакоева, проговорил:

— Ты, парень, мне, вроде, приглянулся.

— Посмотрим, — многозначительно ответил Дзакоев. — Если ты мне приглянешься, — счастливый будешь.

Присел рядом с Макрушей. Без церемоний наполнил две рюмки водкой, одну протянул Макруше.

Чокнулись, глядя друг другу в глаза.

Будь здесь Калмыков, он бы, конечно, очень удивился тому, как быстро нашел этот незнакомец общий язык со «свидетелями Иеговы». Ведь у самого Саши до сих пор настоящей духовной близости ни с кем из «братьев» не налаживалось несмотря на все его старания.

Крыжов взял деньги, вышел из комнаты. Отсутствовал долго. Вернувшись, сразу сказал, предотвращая нежелательные для себя вопросы о применении денег:

— Делу время — потехе час. Обсудим, как «крестить» будем. Буцан, место нашел?

— Нашел.

— Докладай.

Буцан начал «докладать». К «крещению» все было готово.