Черный крест

Глава пятая У КЛАДБИЩЕНСКОЙ СТЕНЫ

Шая Грандаевский удобно расположился на обломке могильного камня, плечом прислонился к стене. Она пахла пылью, приятно грела. День сегодня неудачный — солнце перевалило зенит, а на кладбище ни одного нового покойника. Нищие скучали. Шая щурился на солнце, плевком старался попасть в муравья, который деловито волок сухую былинку. Моня, как всегда, ковырял в носу. Этя бормотала непонятное, шлепая отвисшими мокрыми губами. В часы безделья тертая компания вела себя относительно спокойно. Но что начиналось на кладбище, когда нищие чуяли «добычу» — приближение очередной похоронной процессии! Наглые, бесстыжие, с отвратительными глазами идиотов и гнусными физиономиями пропойц, тунеядцы лезли к родственникам умершего и требовали — не просили, а требовали! — подаяния, в случае отказа угрожая страшными библейскими проклятиями. Убитые горем религиозные люди не спорили, щедро одаряя подлую ораву трудовыми деньгами. Так велел закон Моисея, так велось исстари. Столетиями, а может и тысячу лет подряд, плакальщики по покойникам были неотъемлемой принадлежностью похорон, они входили в часть религиозного обряда, прогнать их значило осквернить память умершего. И не один атеист, согласившийся на религиозный обряд, «чтобы стариков не обижать», горько раскаивался здесь в своей беспринципности. Нищих пробовали унять, но вся свора, разыгрывающая из себя слабоумных, немедленно выказала отличное знание законов: они, дескать, не попрошайки, они служители культа, действуют в соответствии с религиозными обрядами. Преследовать их, значит посягать на свободу вероисповедания. Если и это не помогало, нищие на время убирались вон с кладбища, чтобы потом, когда гроза пройдет, явиться снова…

Среди кладбищенской оравы Шая Грандаевский слыл самым настырным, а значит, самым удачливым. Его багровая, опухшая физиономия появлялась как будто сразу в нескольких местах похоронной процессии, хриплый голос не умолкал, клянча подаяние. Даже горбатая Этя, которая не знала удержу в назойливости, глядя на Шаю, завистливо вздыхала, когда похоронный обряд кончался и нищие подсчитывали барыши. Что касается Мони, он безоговорочно и во всем признавал авторитет Грандаевского…

Какими же путями многообещающий питомец хедера, знаток талмуда и других священных книг, Шая Грандаевский, которого прочили в столпы сионизма, сделался нищим, подонком? Почему сидит он не в кнесете — израильском парламенте, а у стены кладбища города Приморска?

Виной всему, считал Шая, война, которая прервала удачное начало его карьеры. Но он надеялся еще выплыть на поверхность, в свои способности верил…

У кладбищенской стены и застал Грандаевского Саша. Моня, отвечая на Сашин вопрос, ткнул пальцем: «Вон Шая».

— Вы Шая Грандаевский? — спросил Саша, подойдя вплотную к нищему. Моня и Этя жадными глазами поглядывали то на молодого человека, то на коллегу, прикидывали, что можно выклянчить.

— Пшли вон! — цыкнул на них, как на собак, Шая, и они удалились, по-собачьему ворча, поскуливая. Затем Грандаевский ответил вопросом на вопрос:

— А что?

— Вы знаете Абу Дайца?

Еще бы, он не знал Абу Дайца! Рыжий, распатланный, некрасивый, Аба всегда умел доставать потрясающих девочек. Тихий особняк на аристократической улице Будапешта, опущенные шторы, ночь напролет в хмельном угаре, женском визге, табачном чаду… Эх, было времечко! Шая служил тогда помощником представителя Еврейского агентства в Венгрии и руководителя «Комитета спасения еврейского населения в Венгрии» Кастнера. Штаб-квартира Еврейского агентства находилась в Вашингтоне, однако это не мешало ее будапештским представителям поддерживать самые лирические отношения с эсэсовским генералом Бехером, правой рукой Гитлера «по еврейскому вопросу», убийцей миллионов Эйхманом и другими фашистскими фюрерами… А до того, как попасть в Будапешт, Шая состоял кем-то вроде адъютанта при Носсиге. Восьмидесятилетний доктор Носсиг был крупным лидером сионистского движения, сторонником так называемой «немецкой ориентации» в сионизме, агитатором за переселение евреев на Ближний Восток и… и шпионом гестапо. Советник гестапо сионист Носсиг помогал гитлеровцам разрабатывать планы полного физического уничтожения евреев. Еврейская боевая организация разоблачила Носсига, он был казнен во время знаменитого восстания 1943 года в Варшавском гетто. Шае чудом удалось спастись… Но уже тогда на него обратили внимание. Сионист, сотрудничающий с гитлеровцами, годится для чего угодно. Пришла необходимость — и Шаю вспомнили.

…Воспоминания вихрем проносились в мозгу Шаи, когда он отвечал, по своему обыкновению, вопросом:

— А какое отношение имеет к вам Аба Дайц?

Карие глаза Саши вспыхнули. Почувствовав сопротивление, он стал воспитанником «колледжа свободы» — разведчиком решительным и волевым. Калмыкова учили, как вести себя с подонками, отребьем, а он понимал, что сейчас видит человека, морально опустошенного, падшего духом. На него надо прикрикнуть и тогда из Грандаевского можно, что называется, веревки вить. Играло роль и религиозное чувство — к единоверцу Калмыков отнесся бы совсем иначе, а к «еретику»…

— Зачем вы отвечаете вопросом на вопрос! Уверен, что с генералом Бехером вы в свое время говорили иначе. А я не он — зла вам не желаю.

При упоминании о Бехере Грандаевский вздрогнул. Небритая сизо-багровая физиономия запойного пьяницы посерела. Однако Шая постарался овладеть собой.

— Ка… Какого Бехера? Чего вы от меня хотите? Я не знаю никакого Бехера.

— Странно, — не меняя спокойного тона, сказал Калмыков. — А он вас знает. И, что еще важнее для нас обоих, хорошо помнит. Помнит, как ваш шеф Кастнер договорился с эсэсовцами об эвакуации из Венгрии тысячи лиц еврейской национальности. Вывозились богачи и каждый готов был заплатить сколько угодно, лишь бы вырваться из фашистского ада. Кастнер заработал тогда неплохо, но и вы тоже! Тысячу вывезли, а полмиллиона простых людей отдали на растерзание гитлеровцам. Среди них были известные ученые, врачи, инженеры… А о скольких никто не узнал и никогда теперь не узнает!..

Шая молчал. Он чувствовал, как в груди что-то вздрагивает и всеми силами старался не выдать страха. А Калмыков отлично видел, что творится в душе Грандаевского, — умение наблюдать, разгадывать чужие мысли входило в число «наук», которые изучали в «колледже свободы».

— Когда англичане послали из Палестины в Венгрию еврейских патриотов для организации движения Сопротивления, Кастнер выдал их гестапо. Погибли храбрые люди, гордость народа.

— Я не участвовал в этом! — быстро заговорил Шая. — Впервые слышу от вас.

— Верю, — кивнул Калмыков. — Но то, что Кастнер своими показаниями спас эсэсовского головореза Бехера от кары на Нюрнбергском процессе и во время суда по денацификации в Германии, вы знали.

Калмыков с самого начала взял верный тон. Его «там» предупредили, что представляет собою Грандаевский и как с ним надо обращаться. Наглость ясно читалась на гнусной физиономии Грандаевского, а наглые люди обычно трусливы. Напуганный Грандаевский станет, как шелковый, выполнит все, что требуется. Доносить на нового «знакомого» никуда не пойдет.

Калмыков стремился скорее кончить разговор. Ему было неприятно считать себя хоть чем-то напоминающим Грандаевского.

Шая понимал, что дела его плохи. Другим голосом, чем до сих пор, — тихим, заискивающим, попросил:

— Отойдемте подальше.

Пошли по аллее мимо грустно клонящихся к земле могильных надгробий. Вокруг не было ни души. Шая остановился. Он успел снова овладеть собой и опухшие глаза его угрюмо заглядывали в лицо Саши, старались отгадать, что за неизвестный человек, чего он хочет.

— Я — Шая Грандаевский, вы правильно угадали. Будем знакомы.

Саша сделал вид, что не замечает протянутой ему руки — грязной, с давно не стриженными ногтями.

— Чего вы хотите? — спросил Грандаевский, опустив руку. — Где вы встречали Абу Дайца?

— Аба Дайц, мистер Абрахам Дайц, живет в уютном коттедже очень далеко отсюда, имеет постоянную хорошо оплачиваемую работу, вполне доволен жизнью, шлет вам привет.

Шая вздохнул. Подлец Аба сумел-таки удержаться на поверхности.

Грандаевский еще больше подивился бы способностям своего бывшего приятеля, узнав, что сионист Дайц, в свое время успешно сотрудничавший с гитлеровцами, теперь (за достойную мзду, конечно) вошел в контакт со «свидетелями Иеговы». Это ему пришла на ум удачная мысль использовать Шаю для помощи очередному «пионеру», засланному в Советский Союз.

— Дайц сказал, что для вас кое-что можно сделать, если вы не будете дураком. А дураком вы, кажется, не были.

— До сих пор не был. — Шая проговорил это неуверенно, будто сам сомневался в своих словах.

— Тем лучше, значит, мы поладим.

Это Шае уже не нравилось. Он начал догадываться, что за незнакомец, откуда явился. Риск попасть в тюрьму Грандаевского не устраивал. Одно дело нищенство под видом исполнения религиозных обрядов, другое… Шая даже мысленно не хотел назвать «другое»… И еще дознаются о прошлом его, что он бежал из Венгрии в Советский Союз под видом «угнанного фашистами в Германию»…

— Что нужно? — в упор спросил Шая.

— Пустяки. У меня нет знакомых в Приморске, а в гостиницах места заняты. Пустите меня к себе переночевать, завтра сходите по нескольким адресам, которые я укажу.

— И все?

— Все.

— А… кто вы такой?

— Какое вам дело! Документы мои в порядке.

Достал паспорт, показал Шае. «Ну, что ж, — думал Шая. — В таком виде все выглядит вполне благопристойно…» Человек обращается с невинной просьбой, показывает документы, ничего подозрительного нет. Шая косо глянул на раскрытую перед ним зеленую книжечку. Черт его знает, фальшивый паспорт или нет, наверно, фальшивый. Но я не обязан разбираться в паспортах…

— Откуда вы знаете Дайца?

— И это вам безразлично. То, что я рассказал о нынешней жизни Дайца и его планах относительно вас, — правда. Остальное не имеет значения.

— А как может Дайц мне помочь?

— Мало ли есть способов. Разными путями попадают люди в Польшу, оттуда в Западную Германию, оттуда в Америку или еще куда-нибудь.

Туманные обещания Шаю не устраивали.

— А если я откажусь принять вас?

— Вряд ли… Сейчас я введу вас в курс последних событий.

— Каких еще событий?!

— Для вас важных. Вы знали, что после войны ваш бывший покровитель Кастнер занял неплохой пост в министерстве торговли и промышленности государства Израиль. Конечно, Кастнер мог бы помочь вам, но… — Саша сделал скорбное лицо.

— Что «но»? Что? — еле переводя дыхание, спросил Шая.

— Но он уже не поможет никому на свете. Гринвальд…

— Какой еще Гринвальд? — перебил Грандаевский.

— Он состоит в какой-то религиозной партии и имеет отель в Иерусалиме, если вам так уж интересны подробности… В Палестину эмигрировал из Венгрии, здесь начал рассылать всем знакомым письма с разоблачениями делишек Кастнера в военные годы. Упоминались в письмах и другие видные сионисты, правительственные чиновники, политики и прочие из тех, кто, как вам известно, фактически правит в Израиле…

Шая слушал не дыша.

— Разгорелся скандал, — все так же спокойно продолжал Калмыков, делая вид, что не замечает волнения собеседника. — Бывший министр торговли и промышленности Израиля Дов Иосиф сделал контрманевр, начав судебный процесс против Гринвальда по обвинению в клевете… Но… просчитался министр, факты подтвердились. Тогда Кастнера попросту убили и судебное разбирательство кончилось на вполне законном основании… Поговаривают, что это дело рук секретной полиции Израиля, но для нас с вами не все ли равно?..

— Откуда? Откуда вы все это узнали?!

— Очень просто. В архиве убитого Кастнера обнаружили ваше письмо. Оно прошло много рук, пока не попало к Абе Дайцу, который сумел найти ему применение.

Весь вид Грандаевского выражал полную растерянность. Рассказ нового «знакомого» потряс Шаю. Саша дал ему время прийти в себя, потом продолжал:

— Теперь вы понимаете, что отказываться нельзя. Вы не захотите кончить жизнь нищим у кладбищенской стены без всякой надежды вернуться в цивилизованное общество.

Шая наморщил лоб. Он отвык думать. Тем более — принимать ответственные решения. А решать надо было сразу. На мгновение к Шае вернулась былая энергия.

— Хорошо, идемте, — согласился он.

— Не вместе. Мы слишком… непохожи, — чуть улыбнулся Саша. — Такая пара обращает на себя внимание. Идите впереди, я — за вами. У вашего дома остановитесь.

Шая тоже понял, что его потрепанный запойный вид слишком несхож с приличным обликом незнакомца. Рядом они бросаются в глаза, запомнятся.

— Ладно, следуйте за мной, здесь недалеко, — согласился Шая…

Может, это покажется странным для тех, кто бросает попрошайкам трудовые копейки и гривенники, но нищенство давало Шае неплохие доходы. Комната, в которую он привел Сашу, выглядела солидно. Достав из холодильника две бутылки пива, Шая откупорил их. Разлил по стаканам пенящуюся жидкость. Саша с удовольствием отхлебнул пиво, такое приятное после пыльной, ветреной улицы.

— Значит, остаетесь ночевать у меня? — спросил Шая с тайной надеждой на отказ.

— Да, — ответил Саша. — Я остаюсь у вас, а завтра вы пойдете, куда я укажу, это нетрудно.

Добавил уже совсем мирно:

— Постараюсь не доставлять вам беспокойства.

Грандаевский поморщился. Кто знает, выполнит ли этот человек свои обещания, а хлопоты уже начались. Но рискнуть надо. Других средств подняться Шая не видел. Окончить жизнь у кладбищенской стены Грандаевскому очень не хотелось…