Далече от брегов Невы

«Воды мне были очень нужны»

На Горячих водах прожили месяц. Оттуда перекочевали на «железные воды» — в будущий Железноводск.

Железные воды отделяли от Горячих всего двенадцать вёрст. Но большим экипажам приходилось добираться в объезд, что составляло тридцать пять вёрст. Другой дороги не было.

Источники, вытекающие из поросшей густым лесом Железной горы, ещё не благоустраивали. Жаждущие исцеления взбирались до половины горы и располагались на каменной площадке вблизи главного источника. Кроме него действовали и другие. Говорили, что их отыскали солдаты, охотясь в горном лесу на диких кабанов.

«Здесь мы в лагере как цыгане, на половине высокой горы, — писал генерал Раевский, — 10 калмыцких кибиток, 30 солдат, 30 казаков, генерал Марков, сенатор Волконский, три гвардейских офицера… составляют колонию. Места так мало, что ста шагов сделать негде — или лезть в пропасть, или лезть на стену. Но картину перед собою имею прекрасную, т. е. гору Бештовую, которая между нами и водами, которые мы оставили. Купаюсь три раза».

Солдаты и казаки охраняли генералов и сенатора.

Ванной для лечебных купаний здесь служил выложенный камнем небольшой водоём, куда по деревянному жёлобу стекали воды источника. Сверху водоём закрывал шалаш из веток.

Пушкин и здесь лечился ваннами. Ему нравилась простая походная жизнь в крытых белым войлоком калмыцких кибитках, крутые тропинки на краю пропастей, восходы и закаты в горах. Продираясь сквозь заросли цветущего шиповника и дикого винограда, скользя на осыпях, цепляясь за корни деревьев, они вдвоём с Николаем Раевским взбирались на Железную гору и отсюда, с высоты, стоя на ветру, обозревали окрестности. В синем небе над Железной горой кружили орланы и коршуны. Они здесь гнездились.

Недели через три с железных вод перебрались на кислые.

Дорога была недальняя, но в одиночку не ездили. Два раза в неделю собиралось по нескольку карет и под конвоем казаков трогались в путь. У казачьего пикета прихватывали и пушку.

Дикость места, крутизна нависающих над дорогой гор с ущельями, страшные рассказы… У наиболее впечатлительных девиц и дам разыгрывалось воображение. Забившись в угол кареты, они каждую минуту ожидали нападения. Повсюду им чудились черкесы с кинжалами. Но кроме одинокого горца, мирно понукающего волов, впряжённых в скрипучую арбу, обычно навстречу никто не попадался.

От так называемой Шелудивой горы до речки Ессентуки, впадающей в Подкумок, дорога пошла открытой долиной, затем берегом Подкумка, то поднимаясь, то опускаясь к самой воде. Места здесь были живописные, но безлюдные. Аулы разорены, жители ушли в горы. «Дикие черкесы напуганы; древняя дерзость их исчезает. Дороги становятся час от часу безопаснее, многочисленные конвои — излишними. Должно надеяться, что эта завоёванная страна, до сих пор не приносившая никакой существенной пользы России, скоро сблизит нас с персианами безопасною торговлею». Пушкин, как и его друзья — декабристы, как и Раевские, считал, что присоединение Кавказа необходимо России для безопасности её границ, для торговли; что маленькие горские народы не смогут сохранить самостоятельность, окажутся во власти Турции или Персии и тогда в этом крае никогда не наступит мир.

Вёрст за пять до места переправились вброд через Подкумок, и вскоре глазам путешественников открылась «счастливая долина Кисловодская».

В самом начале века здесь, в зелёной долине, между гор возведена была русская крепость, обнесённая земляным валом и окружённая рвом. Под защитой крепости с гарнизоном, пушками, кавалерийским резервом и казачьими пикетами вырос небольшой посёлок, состоящий из глинобитных лачужек отставных и женатых солдат. Умеренный климат, горный воздух, а главное, целебные свойства Богатырской воды — нарзана привлекли сюда первых паломников из глубины России. С каждым годом их число увеличивалось. Подле солдатских лачужек появились приглядные домики, построенные предприимчивыми людьми специально для сдачи внаём. Один купец из Астрахани умудрился привезти в Кисловодск семь готовых деревянных домов, рассчитывая получить с них большой доход. И всё же домов не хватало. Их снимали богачи. Остальные же, как и в Горячеводске, жили в калмыцких кибитках, палатках, а то и в собственных экипажах.

К 1820 году Кисловодскую долину уже несколько благоустроили. Источник нарзана — Кислый колодец — заключили в овальный бассейн. Для прогулок «водопиец» по берегу узкой речки Хозады проложили бульвар, обсаженный липками. Через речку перекинули мостики. В двух домиках поместили нарзанные ванны: в одном для мужчин, в другом для дам.

Пушкин и здесь лечился водами. «…Воды мне были очень нужны и чрезвычайно помогли, особенно серные горячие. Впрочем, купался в тёплых кисло-серных, в железных и в кислых холодных». В «кислых холодных» Пушкин купался в Кисловодске, пил он и нарзан.

Так писал доктор Рудыковский. Он грешил и прозой и стихами. Прочитав его вирши, Пушкин советовал ему:

В Кисловодске Пушкин с любопытством наблюдал «водное общество». Здесь не встречал, как в Горячеводске, увечных на костылях, скованных ревматизмом, «расслабленных» на носилках. Сюда приезжали «укрепляться» после горячих и железных ванн, а то и просто жуировать — пожить приятно и весело.

Грузины, армяне, русские, военные, штатские, дамы в модных нарядах, девицы с мамашами, ищущими для них женихов, скучающие франты… Они толпились у Кислого колодца, располагались на скамейках вблизи него, прогуливались по бульвару, стараясь перещеголять друг друга в роскоши. Зачерпывали нарзан стаканами на шнурке — хрустальными с позолотой, серебряными, а то и золотыми.

В Кисловодске пробыли чуть меньше недели и вернулись в Константиногорск, чтобы отсюда пуститься в путешествие в Крым. Там, в Гурзуфе, уже ждали генерала Раевского его жена и две старшие дочери.

Выехали 5 августа, оставив на водах Александра Раевского.

Пушкин покидал Кавказ, романтический край, побудивший его юную музу принять новое обличье.

Расставаясь с Кавказом, Пушкин увозил с собой незабываемые впечатления, всё то, что вскоре с такой поэзией и верностью изобразил он в поэме «Кавказский пленник».