Господь милостив. На ветровом стекле не было штрафного талона.
В Полицейскую академию я приехал на полчаса раньше срока. Пощелкав ногтем по микрофону, я определил, что он в полном порядке. В зале уже даже был один слушатель. Он курил сигарету.
Двустворчатая дверь открылась, впустив двух врачей. После этого хлынул поток приглашенных. Через двадцать минут половина аудитории оказалась заполненной. Когда поток прибывающих иссяк, я встал и включил микрофон.
— Господа, — начал я, — меня зовут Санчес. Я инспектор первого класса. Мне поручили вести дело об убийстве. Или, может быть, о готовящемся убийстве. Но речь может идти и о нанесении увечий. Я пока не могу определить точно, какая из этих трех версий верна.
В зале воцарилась тишина.
— Три дня назад комиссар полиции открыл маленькую коробочку, полученную им по почте. И обнаружил там женский палец. Указательный. На следующий день пришла вторая бандероль.
На этот раз прислали безымянный палец с обручальным кольцом. Мы полагаем…
— И только ради этого вы притащили нас сюда? — Со своего места поднялся высокий мужчина. Он был в бешенстве.
— Послушайте, — начал я, — мы…
— Я приехал из Нью-Лондона, потому что поверил в чрезвычайную важность вызова. На сегодняшнее утро у меня была назначена серьезнейшая операция. Я полагал, что у вас есть важное заявление.
— Послушайте…
— И что я вижу? Вас надул какой-то студент-медик. — Он протиснулся к проходу, подошел к кафедре, вытащил из кармана листок бумаги, черкнул на нем что-то и бросил передо мной.
— Вот справка о моих расходах, — заявил он. — Я буду благодарен Господу, если деньги мне выплатят в течение четырех месяцев!
Я подобрал его бумажку и объявил:
— Искренне сожалею, что вы это так истолковали. Я лично прослежу, чтобы деньги вам были переведены как можно быстрее.
— Возмутительная некомпетентность!
Он вышел из зала твердым шагом, и я его понимал. Несколько человек, положив свои справки на кафедру, последовали за ним. Я собрал бумажки.
Другие пожелали остаться, и я продолжил свою речь. Я объяснил, что остается определенная уверенность в том, что женщина еще жива. Весь мой доклад занял четыре минуты. В заключение я попросил всех, кто что-либо узнает о женщине, которая каким-то образом могла бы объяснить появление татуировки с последующей ампутацией пальца, позвонить мне домой. Номер моего телефона я написал на доске.
— У кого-нибудь есть вопросы?
Вопросов не было. Большинство не удосужилось оставить мне свои счета. Я отключил микрофон, погасил верхний свет и, усевшись за столик, где осталась гореть настольная лампа, принялся перелистывать счета. Их было около пятидесяти.
Вдруг из глубины тонувшей в темноте аудитории раздался голос:
— У меня есть вопрос, приятель.
Мне даже не нужно было поднимать голову. Это был Хенрехен.
— Слушаю вас.
— И как же вы собираетесь оплачивать эти счета? Эта проблема как раз и занимала меня сейчас. Существовала вероятность, что она так и останется неразрешенной.
— Господь милостив, — сказал я.
— Да? А имеет ли он какое-нибудь влияние на «Фест нэшнл траст»?
Так назывался мой банк. Я пропустил это замечание мимо ушей.
— Если вы не хотите отвечать на этот вопрос, то у меня есть другой. Вы превысили свои полномочия, подписав моим именем список. Вы также утверждали, что получили мое разрешение воспользоваться аудиторией. Правда, хитрость была шита белыми нитками. Но я доволен. Доволен, потому что это доказывает, что вы в отчаянном положении, не так ли?
Я хранил молчание.
— Я хотел лишь отблагодарить вас. Мне как раз необходимы этот ваш список и заявление, подтверждающее, что вы солгали, сказав, что получили мое разрешение воспользоваться аудиторией. Как вам это нравится?
— На вашем месте я сделал бы то же самое, — сказал я.
— Конечно, — подхватил Хенрехен, — это будет хорошим довеском к вашему личному делу. Может быть, я вывешу все материалы на вас в рамках на стене своего кабинета и буду показывать их посетителям: «Не хотите ли полюбоваться прекрасным примером, как можно самого себя потопить? Вот взгляните на эти картины!»
Он вздохнул и поднялся, потом потянулся и зевнул.
Он вышел, и двустворчатая дверь мягко закрылась за ним.
Учитывая, что в зале присутствовало около трехсот человек, жаловаться мне было не на что: я собрал лишь пятьдесят чеков. Большинство медицинских работников проявили понимание. И все же некоторые захотели вернуть свои деньги.
Почти все счета соответствовали расходам на такси или поезд. Но врач, который так бурно протестовал, не ограничился транспортными расходами в 13 долларов 80 центов, он также представил мне счет за четыре часа своей работы — по 35 долларов за час.
Может, мне и удалось бы опротестовать его претензии в Верховном суде, но проще заплатить.
Однако такое решение казалось простейшим лишь при поверхностном рассмотрении проблемы. «Фест нэшнл траст» имел много денег, но очень малая их часть принадлежала мне. Общая сумма счетов, которую я вывел с мазохистской скрупулезностью, составила 374 доллара 25 центов.
Бывают дни, когда меня нельзя выпускать на улицу без охраны.