Как только я позвонил в квартиру З-А, дверь сразу открылась. Должно быть, она держала палец на кнопке. Однако ей некуда было торопиться. Поднимаясь по лестнице, я пытался вспомнить, сколько времени я воздерживался от танцев под одеялом. Три недели. Слишком долго.
Я только что проглотил огромный бифштекс, так что был в отличной форме.
Я надавил на кнопку звонка. По квартире пошел тарарам. Можно было подумать, что к двери подвешена музыкальная шкатулка. Она открыла на последней ноте, как будто специально дожидалась конца мелодии. Это была женщина спокойная и хладнокровная — как раз то, что мне нравится. Полная противоположность герцогине. Ни тебе скандалов, ни хлопающих дверей, ни оскорблений.
На незнакомке был бледно-зеленый балахон — под цвет ее изумрудных глаз. Края одежды волочились по полу. Я заметил ступни голых ног с окрашенными в зеленый же цвет ногтями.
Она медленно подошла ко мне. Ее макушка оказалась прямо перед моим носом. Я глубоко вдохнул приятный аромат ее духов и еще какой-то устойчивый запах. Где я встречал этот запах? Она стояла слишком близко, и мне никак не удавалось сконцентрироваться на этой загадке. Я занялся зеленым балахоном.
Казалось, на нем было не меньше четырехсот пуговиц. Они начинались от самого пола, поднимались вдоль ног, бедер, делили на две равные части живот, струились между грудей и заканчивались на шее. В результате своих исследований я выяснил, что пятнадцать верхних пуговиц расстегнуты, что позволяло мне созерцать небольшой отрезок ложбинки, разделявшей ее груди. Потрясающее зрелище.
Меня обрадовало отсутствие на ее одежде молнии — можно было провести упоительнейших полчаса, расстегивая все эти пуговицы. Сначала расстегиваем верхнюю пуговицу. Затем переходим сразу к нижней. Возвращаемся наверх и вновь опускаемся вниз. А можно еще одну наверху и две снизу. Существует неограниченное количество комбинаций. Увлекательная задача для любого математика.
— Какое симпатичное платье! — восхитился я.
— Из Марокко. Только потрогайте материал!
Она захватила мою руку, ловко избежав прикосновения к грязной повязке, подняла ее ладонью книзу и прижала к своей левой груди. Под легким шелком ничего не было, а когда моя рука соприкоснулась с грудью, она специально чуть сдвинула мою кисть вверх, отчего мягкая округлая масса встрепенулась под материей. Я выдернул у нее свою руку и повернул кисть. Такую приятную тяжесть нужно ощущать ладонью, а не тыльной стороной.
Однако, когда я уже собирался овладеть этой спелой дыней, увенчанной маленькой твердой ягодкой, она на шаг отступила, оставив мою руку протянутой в пустоту, будто я собирался узнать, не идет ли дождь. Мерзавка.
— Кажется, это шелк, — сказал я.
— Не хотите ли выпить?
— С удовольствием.
Да, у нее была холодная голова! Может быть, даже слишком холодная. Что ж, чем труднее, тем лучше, сказал я себе. Мне нравится преодолевать трудности. И потом, я был совершенно свободен до девяти часов завтрашнего утра.
Она жила в классической двухкомнатной квартирке, в каких обычно проживают незамужние работающие женщины в ожидании брака. Никакой оригинальности, никакого уюта. Почти как тюремная камера. В такой банальной обстановке, с вечной репродукцией Ван Гога, светлым дубовым буфетом и кушеткой, фантазия разыгрывается вовсю.
Она пересекла комнату и вдруг резко обернулась. Балахон слегка разошелся, открыв на мгновение щиколотки, и вновь закрыл ее зеленые ногти. Мне нравится, когда женское тело полностью укрыто одеждой. Вполне достаточно щиколоток — это возбуждает больше, чем все мини-юбки на свете. Забавно, должно быть, было жить в 1900-м году: увидев лишь пятку женщины, приподнявшей платье при посадке в трамвай, мужчина вспоминал о своей удаче весь день.
Я понял, что моя новая подружка ох какая тонкая штучка.
— Бурбон, скотч, ирландское виски? — декламировала она.
— Ирландское.
В тайниках моего сознания вдруг вспыхнула красная лампочка. Я давно научился распознавать эти дружеские сигналы, которые время от времени посылала моя память. Что-то было неладно. Но что? Может быть, подумалось мне, у меня был неудачный опыт с хладнокровной зеленоглазой женщиной? Может быть, этот красный свет предупреждал об опасности? Я быстро ввел в свою память данные обо всех женщинах с зелеными глазами, которых когда-либо знал. Изучил результаты. Зеленоглазые были. С холодной головой тоже были. А вот с холодными глазами — нет. Странный запах? Тоже ничего.
Она положила в стакан несколько кубиков льда. Порция виски была такой, что в один вечер разорила бы любой бар. Красный огонек продолжал мигать. Вдруг у меня возникла идея, и красный свет тут же превратился в зеленый.
— У вас очень милая квартирка, — одобрил я. — Мне нравится, как вы ее обставили. — Она оценила мою лесть. — Сколько здесь комнат?
— Две с половиной.
Я решил побродить по квартире. Заглянул в спальню. Кровать мне показалась вполне на уровне. Зашел в ванную, осмотрел кухню. Девушка осталась в гостиной. Она выбирала пластинку. Я обследовал кухонные шкафы, полки, холодильник. Газировка, джинджер. Тоника не было. Я вернулся в гостиную и весело сказал:
— Немного крепковато для меня. У вас нечем разбавить?
— Газировка и джинджер. Что предпочитаете?
— Больше всего я люблю тоник. У вас нет?
— Ирландское виски с тоником?
— Это может показаться гадостью, но на самом деле это великолепно. Вы никогда не пробовали?
— Фу!
Я полностью разделял ее мнение.
— Так у вас его нет? — спросил я разочарованно.
— Кончился.
Я поставил свой стакан.
— Но я не могу без него, — сказал я. — Я, конечно, понимаю, что веду себя как беременная женщина, которая просит свежей клубники зимой, но ничего не могу поделать. Где здесь ближайший магазин?
— Здесь есть лавочка, которая открыта всю ночь. Через три дома отсюда.
— Я мигом, — сказал я.
Она смотрела на меня, как смотрят на тихих сумасшедших. И ее не в чем было упрекнуть.
Я спустился на лифте и отыскал табличку с именем квартиросъемщика. Андерсон. Это ничего не давало. Пришлось разбить мою красную лампочку и свалить осколки в темном углу. Интуиция — это хорошо, но улики гораздо лучше.
Значит, напрасно я прошагал шесть кварталов. К тому же в этой лавке обирали покупателей, продавая товары в ночное время на три цента дороже, чем в любом другом магазине. Большие круглые зеркала вращались на потолке в четырех разных местах, отпугивая жуликов. Однако каждый настоящий американец должен был бы стать жуликом, чтобы вернуть свои денежки.
Я вернулся к своей приятельнице. Играла музыка. Она смешала тоник с виски, добавила три кубика льда и протянула мне стакан:
— Вы сами этого хотели!
Я отпил из стакана и изобразил на лице глубокое удовлетворение. Она оказалась права: это была самая отвратительная смесь из всех, что мне когда-либо приходилось глотать. Впрочем, пойло из виноградного сока и плохого джина, которое я попробовал однажды в семнадцать лет, было еще хуже. Тогда меня тошнило три дня подряд.
Усевшись, она спросила, как меня зовут. Я сказал. Это привело ее в восторг, и она заявила, что моя жизнь, должно быть, увлекательна и полна приключений. Я полностью с ней согласился.
— Мне нравятся мужчины, которые любят свою работу, — сказала она.
Я спросил, как ее зовут. Люси Грин. Разведена, живет на алименты и путешествует. Иногда от скуки устраивается на полставки на какую-нибудь работу. Например, работала приемщицей в картинной галерее, распорядительницей в хорошем ресторане.
Мой стакан опустел. Хозяйка незамедлительно предложила мне второй. Желудок начинал потихоньку бунтовать. Пришлось цыкнуть на него, и он забился в угол, откуда чуть слышно стонал и причитал.
Она села напротив и поинтересовалась, не занят ли я каким-либо захватывающим делом, на что я ответил, что не хотел бы вспоминать о делах до утра.
— А что же будет утром?
Чем больше я буду говорить, тем меньше мне придется пить и тем меньше я буду думать о тонике и ирландском виски, которые, развязав жестокую войну между собой, атаковали стенки моего бедного желудка. Я отставил свой стакан в сторону и сказал, что в девять утра усядусь перед горой телефонных справочников и начну разыскивать по телефону агента по продаже недвижимости, который снял на лето дом для моего подозреваемого.
Она вздрогнула:
— Это очень увлекательно!
Она закинула ногу на ногу, что заставило шелк еще больше обтянуть ее бедра, и принялась медленно покачивать ногой. Наклонилась вперед, положила локти на колено, позволяя мне в полной мере оценить ее формы; теперь передо мной открывалось уже десять сантиметров декольте.
Ее поведение выглядело слегка наигранным. Все было слишком хорошо подготовлено.
Зазвонил телефон. Подружка хотела бы занять у нее дорожный утюг. Затем была затронута тема новых платьев. Потом — куда поехать в отпуск: в Пуэрто-Рико или на Ямайку?
Я встал и принялся бродить по комнате, дожидаясь, пока они закончат болтовню. Подошел к миниатюрной этажерке: подшивка «Ридерз дайджест», «Альманах», «Долина кукол», Ежегодный справочник колледжа. Интересно, какая она была, когда получала свой диплом? Я посмотрел на букву «А». Здесь не было Андерсон. Должно быть, фамилия мужа. Я поискал Грин. Ее тоже не было. Я лениво листал страницы и вдруг увидел ее фотографию. Симпатичная, хрупкая и ранимая. Такая, казалось, готова поверить любому слову. В общем, недотепа. И ни капли цинизма. Под фотографией оказалось двустишие:
Нам бремя жизни спины гнет,
Но Форсайт движется вперед.
А в рубрике «Планы на будущее» было: школа медсестер и замужество.
Я медленно положил справочник на место. Она ничего не заметила, продолжая болтать по телефону. Теперь обсуждалась проблема ручной клади. Взяв со столика журнал «Вог», я притворился, что читаю. Итак, моя внутренняя система безопасности все-таки в прекрасном состоянии. Пришлось перед ней извиниться. Ведь меня предупреждали, что я уже где-то видел эти глаза. Например, в операционной, когда они пристально наблюдали за мной поверх маски во время разговора с Моррисоном.
Она заметила меня у Бруно и, может быть, даже услышала часть моего разговора с метрдотелем. Потом притворилась больной и передала мне записку. Легкий незнакомый запах — ведь это запах больницы! Он остался у нее в волосах, потому что, вероятно, она не мыла в этот вечер голову.
Вероятно, у нее была связь с доктором Хенли. А может быть, она даже влюблена в него. Припомнилось молодое лицо с фотографии, полное страсти и наивности. Конечно, она уже не была наивной девочкой, но безусловно осталась способной на любовь.
Несомненно, она знала, что он задумал и где находится. Я даже допустил, что она играет определенную роль в его планах на будущее. Я встречал менее красивых женщин, которых преступники повсюду таскали за собой, и даже хранили им верность.
Щебетание по телефону продолжалось.
Я встал:
— Сейчас вернусь.
Она прикрыла трубку рукой.
— Уже заканчиваю, — сказала она. — Там есть голубое полотенце.
Я зашел за угол и скрылся из ее поля зрения. Войдя в ванную, открыл кран, вышел и плотно прикрыл за собой дверь. Прислушался. Она предупреждала свою подружку об опасности первого загара и советовала, какие кремы лучше всего применять.
Тут же была спальня. Я проскользнул туда и быстро открыл шкаф. Там покоились три совершенно новых набитых вещами чемодана. Висело несколько платьев, однако, довольно поношенных, из тех, которые предпочитают бросить, а не брать с собой в дальний путь. Я выдвинул ящики комода — ничего особенного: старые свитера, вытертые простыни и полотенца.
В углу второго ящика под стопкой наволочек лежал авиабилет «Эр Франс» до Парижа и далее самолетом «Сабены» до Леопольдвиля. Отлет в 830 завтрашнего утра из аэропорта Кеннеди. Я восстановил все, как было до моего вторжения, и вернулся в ванную. Моя хозяюшка все еще сидела у телефона. Впервые в жизни я по достоинству оценил женский телефонный разговор. Завернув кран, я крикнул:
— Нет ли у вас запасной зубной щетки?
— В аптечке, наверху.
Щетка была совершенно новой, в пластиковом футляре. Я чистил зубы и размышлял. Рано или поздно она должна позвонить Хенли, чтобы предупредить его об опасности. Но для этого нужно тем или иным путем избавиться от меня. Или дождаться, когда я усну. Конечно, она не прибегнет к последнему способу — слишком велика опасность, что я подслушаю разговор. Таким образом, она во что бы то ни стало постарается удалить меня из квартиры.
Мы были в равном положении. Моя задача не отличалась от ее. Мне нужно было избавиться от нее, чтобы тоже кое-куда позвонить. Я осмотрелся: ванна, раковина, унитаз. Ага. Это подойдет.
— Что это за звук? — спросила она, положив трубку.
Я тоже прислушался:
— Похоже на воду в туалете.
Поднявшись, я направился в ванную.
— Действительно, течет бачок.
Она глянула из-за моей спины.
— Я плохо в этом разбираюсь. Так что возлагаю эту ношу на ваши плечи. — Я оглянулся и увидел вспыхнувший в ее глазах злобный огонек. — Пока вы тут мастерите, я приготовлю вам что-нибудь выпить, — весело проговорил я, покидая ванную.
Я прекрасно понимал, что она меня, мягко говоря, недолюбливает. Из ванной послышался характерный звук: она сняла крышку бачка.
Сняв трубку, я попросил соединить меня со старшей телефонисткой. Назвав себя, я дал номер телефона моей хозяйки и попросил проконтролировать все ее звонки. Она ответила, что займется этим. Поблагодарив, я положил трубку. Прошло двадцать секунд.
Полстакана виски благополучно исчезли в мойке. Я вернулся в ванную со стаканом в руке, делая вид, что потягиваю виски маленькими глоточками.
Все ее старания были тщетны.
— Видите это отверстие? — сказала она. — Через него вытекает вода, а вот эта штучка должна закрывать отверстие и останавливать воду. Но я никак не могу ее остановить! — Она опять глянула на меня с плохо скрытой злостью.
Я поставил стакан, нахмурил брови, взял согнутый мной рычажок и осмотрел его.
— Ага, — сказал я.
Выпрямив рычажок и поставив на место поплавок, я спустил воду. Система работала великолепно.
— Не могу понять, как это получилось, — сказала она. — Все было в порядке.
— Просто иногда не выдерживает металл.
— Вы очень способный человек, — проговорила она приближаясь.
Она явно хотела отблагодарить меня за ремонт и подумывала, не дать ли мне небольшое вознаграждение, прежде чем под тем или иным предлогом выставить из квартиры.
— Да, и не только в этой области, — ответил я.
Мы стояли совсем рядом. Я нагнулся и поцеловал ее в шею. Девушка вздрогнула. Ей предстояло решить маленькую проблему. Она должна была позвонить своему господину и предупредить его, что я близок к цели. Но я не уходил, и это все осложняло. Ведь я мог остаться на ночь. В этом случае ей пришлось бы, как говорят французы, иметь дело со своей совестью. Должна ли она рассказать об этом Хенли? Она хотела бы оставаться с ним до конца честной, потому что любила его. А если он придет в ярость? Нет, малышка Форсайт никогда не будет хорошей шпионкой.
Она порылась в карманах, пошла в гостиную, поискала на столах.
— Что вы там ищете? — спросил я.
Я ощущал себя суфлером, который подсказывает актеру-любителю реплики.
— О, черт! У меня не осталось сигарет!
Нет, она не актриса.
— Хотите, я схожу куплю? — предложил я. — Какие вы предпочитаете?
Она назвала марку.
— Больше ничего?
Она покачала головой.
— Вернусь через минуту, — сказал я. — Думайте обо мне.
— Пока вы ходите, я подберу несколько хороших пластинок.
— Что-нибудь возбуждающее, дорогая?
Приблизившись, мисс Форсайт прильнула ко мне, и ее язычок ловко проскользнул сквозь мои приоткрытые губы. Делая мне этот подарок, она праздновала свою маленькую победу, ведь я собирался оставить ее на некоторое время одну.
— Я буду ждать вас.
— Побыстрее выбирайте пластинки, — сказал я. — Я весь горю!
Она засмеялась и занялась своей коллекцией дисков. В прихожей я выдвинул ящик маленького столика, на котором она оставила шляпку и сумочку, — он был набит пачками сигарет.
Я закрыл за собой дверь. Все-таки жаль, что мне не удастся забраться к ней в постель, несмотря даже на ее неискренность.
Пройдя по коридору, я позвонил в четвертую дверь. Открыла прелестная старушка.
— Простите, — сказал я, — я ищу мисс Форсайт. Может быть, я ошибся домом?
— Нет, вы не ошиблись. Она живет в квартире три «а».
— Но там стоит фамилия Андерсон, — ответил я.
— Мисс Форсайт снимает квартиру у миссис Андерсон. Она просто не успела заменить фамилию. Очень спокойная девушка. Ненавижу шумных жильцов. Я переехала в этот дом, когда его только что построили, в сорок восьмом году! Уверяю вас, домовладелец прислушивается к моему мнению!
Она могла бы продолжать в таком духе целую вечность. Я вежливо прервал ее, поблагодарил и спустился вниз на лифте. Особенно торопиться было незачем. Я выкурил половину сигареты, стоя возле телефонной будки. Этого времени ей с лихвой должно хватить, чтобы дождаться, пока он подойдет к телефону из глубины густого сада, и сказать: «Милый, мне тебя так не хватает! До встречи в Леопольдвиле, где нас ждет счастливая жизнь».
Я выбросил окурок и позвонил на телефонную стан-
— У меня есть для вас информация, — сказала телефонистка.
— Слушаю вас.
— Абонент позвонила по номеру… — Она назвала номер.
— Где это?
— Нью-Хоуп, Пенсильвания.
Как раз напротив Нью-Джерси, на другом берегу реки и в ста десяти — ста двадцати километрах от Нью-Йорка.
— Не могли бы вы соединить меня с телефонисткой в Нью-Хоуп?
— Пожалуйста.
— Говорит инспектор Санчес, Нью-Йорк. Мне нужен адрес и имя абонента… — Я назвал номер.
Через минуту я получил ответ:
— Джордж Кларк, семьсот двадцать девять, Ривер-роуд.
Это, должно быть, был владелец дома. Хенли снял дом и пользовался телефоном Кларка.
— Спасибо. Дайте, пожалуйста, комиссариат.
— Сержант Брилл у телефона.
— Сержант, говорит инспектор Санчес из Нью-Йорка.
— Что я могу сделать для вас?
— Скажите поточнее, где находится дом семьсот двадцать девять по Ривер-роуд.
— Та-а-к… Вы знаете Нью-Хоуп?
— Боюсь, что нет.
— Хорошо. По мосту Ламбервиль вы попадаете в Нью-Джерси. Сразу за мостом свернете направо. Это и будет Ривер-роуд. Километров через пять дорога резко сворачивает влево. Ошибиться почти невозможно, там висит большое желтое табло. А вправо отходит узкая проселочная дорога, которая приведет вас к мосту через канал. За ним, примерно через сто пятьдесят метров, и будет вилла Кларка. Это единственный дом в том районе. Немного смахивает на полуостров.
— Спасибо, сержант.
— Чем еще можем вам помочь?
Они могли многое сделать. Например, окружить дом сотней парней, вооруженных гранатами со слезоточивым газом, да еще послать снайперов на случай, если Хенли вдруг начнет проявлять ко мне антипатию.
Но я знал, что вся полиция Нью-Хоупа состоит из трех-четырех парней, а мои подозрения основывались на весьма туманных предположениях, поэтому я решил рискнуть и поехать туда в одиночестве. Мне не очень-то хотелось выглядеть круглым идиотом, если доктора Лайонс там не окажется.
— Нет, мне просто нужна была информация.
— К вашим услугам, Нью-Йорк.
Я повесил трубку и вышел из кабины.
Первое, что я увидел на улице, — красный автомобиль, «мазерати»… Но кажется, в Нью-Йорке была только одна такая машина… Или я ошибался?
Я спокойно переходил улицу, размышляя над этим забавным совпадением. Из-за угла показалось свободное такси. Подняв руку, чтобы остановить его, я непроизвольно взглянул на номерной знак красного автомобиля. Р167.
Черт возьми, это моя «Мазерати»!