Дамские пальчики

XXI

Спустя два часа я уже входил в свою квартиру. Я принял душ, побрился, переоделся и снял с руки изрядно замызганную повязку. Опухоль заметно спала, но нитки все еще торчали из швов, как ежовые иглы. Ужасное зрелище. Я перевязал руку, спустился на улицу, проглотил в ближайшем кафе сандвич и отправился в гараж. Ремонт моего «олдса» был закончен.

Откровенно говоря, я не знал, что предпринять. Прогуливаясь по Мэдисон-авеню, я созерцал дорогие картины, выставленные на продажу, любовался дорогими женщинами, предлагавшими себя. Войдя в бар, я заказал виски, но так и не притронулся к нему. Я открыл телефонный справочник Манхэттена.

Наш доктор проживал на Пятидесятой улице, недалеко от Первой авеню. Я заплатил и вышел, оставив нетронутый стакан на столике.

Я остановился перед небольшим, довольно элегантным домом и закурил. Семь этажей — по одной квартире на каждом. Фасад облицован розовым мрамором, и много, много стекла. В вестибюле симпатичный фонтан с лягушкой, извергающей струи воды. Перед домом ни деревьев, ни кустов, только гравий да в беспорядке разбросанные в стиле дзэн булыжники. Пейзаж как раз для делового человека, возвращающегося после тяжелого трудового дня.

У дверей стоял портье в белых перчатках. Над рядом начищенных до блеска пуговиц торчала арбузообразная голова. У лифта маячил еще один тип в белых перчатках. От всего этого разило большими деньгами.

Я вздохнул и выбросил сигарету. Осмотрев меня с ног до головы, портье уставился на мои ботинки. После длительной прогулки они были покрыты толстым слоем пыли. Я стоял и ждал, когда он соизволит произнести что-нибудь типа «здравствуйте», или попросит денег, или даст адрес магазина, где можно купить более элегантную рубашку, чем моя.

— Добрый вечер, — сказал я.

— Что вам нужно?

Еще один вежливый гражданин.

— Добрый вечер, — повторил я. — Постарайтесь сказать это без особого отвращения, — продолжал я ободряюще, одновременно изучая медные таблички с именами жильцов.

Таблички было прочно вделаны в мраморные стенные плиты. Я быстро нашел то, что искал: «Зс, доктор Чарльз Хенли».

— Классный домик, — сказал я.

— Вы ищете неприятностей? — спросил портье, приближаясь ко мне.

Настало время действовать. Я вытащил свой значок. Смешно видеть, как люди, которые надуваются, словно индюки, когда, по их мнению, имеют дело со слабым или незначительным человеком, вдруг выпускают воздух, как дырявый воздушный шар, лишь только заметят, что сами оказались в положении слабейшего. Кажется, что они, стремительно вращаясь вокруг собственной оси, вдруг меняют направление движения, резко останавливаются и падают на землю, превращаясь в маленькие неприметные комочки.

— Где мне найти портье? — спросил я.

Этот вопрос привел его в замешательство, — в подобных местах не бывает даже управляющего, а есть главный администратор.

— Господин Макклилан. Квартира два «м».

— Спасибо.

— К вашим услугам.

Я восхитился его хорошим воспитанием. Он предложил мне подняться на лифте.

Господин Макклилан носил темный костюм бизнесмена. Волосы его были зачесаны назад. Мой визит его обеспокоил. У Макклилана были дубликаты всех ключей, развешанные на доске у стола. Я сразу заметил ключ с биркой «Зс».

Главный администратор нахмурился. Я угадал его мысли: вероятно, он видел калейдоскоп броских заголовков, как вспышки неоновой рекламы в центре ropoда. А вот и приблизительный текст: «Скандальное дело в роскошных апартаментах».

Я заявил, что хотел бы заглянуть в квартиру доктора Хенли.

В его глазах застыл немой вопрос.

— Все, что вы должны сделать, — это впустить меня в его квартиру.

— Но…

— Я прекрасно понимаю, что это не вполне законно. Но вы можете войти вместе со мной и проследить, чтобы я случайно не прихватил в качестве сувенира какую-нибудь пепельницу.

Он не двигался с места. Я вздохнул и поднялся. Макклилан закрылся рукой, будто готовился отразить удар:

— Но доктор Хенли сейчас у себя.

Раз двадцать я, как автомат, повторил про себя: «Я не должен принимать желаемое за действительное. Я не должен принимать желаемое за действительное».

Макклилан ни в коем случае не должен был предупредить доктора о моем приходе. Я попросил его подняться вместе со мной и позвонить Хенли. Я хотел застать его врасплох.

— А что я ему скажу?

— Вы бы не работали здесь, если бы были идиотом.

Мы вошли в лифт. На каждой стенке висело по зеркалу в человеческий рост. Была даже ваза с одной-единственной розой. Я спросил Макклилана, не выписали ли они эту кабину из Версаля, но он был слишком занят своими невеселыми мыслями.

Я вытащил пистолет, снял его с предохранителя и сунул в карман пиджака. Макклилан побледнел. Я ему объяснил, что в случае перестрелки он должен упасть на пол и ждать, пока я не разрешу ему встать. На его лице появилась гримаса ужаса.

— Что он натворил? — прошептал он.

— Купил четыре блока сигарет в Нью-Джерси, — ответил я.

Несмотря на свое состояние, он наградил меня презрительным взглядом.

Он надавил на кнопку звонка. Из-за двери раздался голос:

— Да?

— Я… — начал Макклилан, но голос его сел из-за недостатка слюны.

— Да? — повторил Хенли раздраженно.

— Вас дожидается полицейский. Это по поводу вашей машины. Он утверждает, что вы припарковали ее слишком близко к пожарному крану.

Блестящая идея. Этот Макклилан далеко пойдет. Он прекрасно знал, что любой американец, даже если он замешан в преступлении, обязательно переставит свою машину, чтобы избежать штрафа в пятнадцать долларов.

— Передайте этому невеже, что моя машина стоит за километр от пожарного крана! — прокричал Хенли.

Я глянул на Макклилана. Можно было довериться человеку, придумавшему историю с пожарным краном.

— Но он стоит рядом со мной, — заявил главный администратор. — Он не хочет уходить.

— О Господи!

Звякнула цепочка, ключ повернулся в замке, и дверь открылась. Макклилан прижался к стене. Правой рукой я сжимал в кармане пистолет, а левой протянул Хенли мой значок. Если бы он сделал малейшее подозрительное движение, я бы бросил значок ему в лицо, чтобы отвлечь.

Мне стало ясно, почему не слишком симпатичная докторша потеряла из-за него голову. Не говоря уже о медсестрах и молодых матерях.

Он был здоров как бык, носил коротко стриженные седеющие волосы. Он походил на одного из парней, позирующих для культуристских журналов. На нем была обтягивающая футболка, из тех, что производят специально для типов вроде Хенли, чтобы они могли демонстрировать свои мощные бицепсы.

Мои бицепсы тоже достаточно мощны, но все же не до такой степени. Мне бы не хотелось встретиться с ним один на один. Его брюки цвета хаки имели безукоризненные стрелки. Он был загорелым до черноты, имел белоснежные ровные зубы, голубые с искрой глаза и маленькие аккуратные уши.

Он спокойно и внимательно изучил мой значок:

— Теперь штрафы назначают инспекторы полиции?

Я взглянул на Макклилана. Теперь я понял, почему он так не хотел звонить доктору. Глаза Хенли были похожи на две маленькие льдинки. У меня возникло впечатление, что этот человек способен на хладнокровное убийство.

— Это я попросил администратора сказать так, — пояснил я.

— Вы слишком часто ходите в кино, — откликнулся Хенли. — Если вы хотели поговорить со мной, достаточно было сказать мне об этом, так поступают все нормальные люди.

— Нам слишком часто приходится встречаться с людьми, которые бегают от полиции, как мыши от кота. Так что это у нас вошло в привычку.

— В таком случае заходите, мистер…

— Инспектор Санчес.

Услышав мое имя, он удивленно повел бровями.

— В этой стране все имеют равное право на труд, — объяснил я. — Сейчас власти особенно внимательны к национальным меньшинствам.

Я вошел и закрыл дверь перед носом загрустившего Макклилана. Он, должно быть, чувствовал себя страшно несчастным — теперь он вряд ли дождется от Хенли традиционного рождественского подарка.

Я переложил свой кольт тридцать восьмого калибра из кармана в кобуру.

— Проблема стоянок, должно быть, сильно вас беспокоит, если вы вламываетесь в квартиру только из-за того, что машину поставили слишком близко к пожарному крану, — сказал он.

— В Нью-Йорке вообще весело живется.

Он вошел в комнату, смело ступая по персидскому ковру, который стоил никак не меньше семи тысяч долларов. Для меня семь тысяч огромная сумма, как для того мальчика, у которого спросили его мнение о деньгах.

«Восемьдесят семь долларов — вот это деньги», — ответил он. Мебель была старинная, тонкой и дорогой работы. На стенах несколько картин — черные линии по белому фону. Овальный столик украшала серебряная ваза, наполненная оранжевыми цветами, похожими на маленькие крапчатые трубочки. Букет отражался в полированной, темной поверхности стола. Все было роскошно и строго.

— Не хотите ли выпить что-нибудь?

— С удовольствием.

Он улыбнулся:

— Я думал, полицейские не пьют при исполнении.

— Я иногда нарушаю устав.

Ответ ему явно понравился. Он, видимо, соответствовал его собственной философии. Я почувствовал, что его враждебность постепенно улетучивается. Хенли взял хрустальный графин и наполнил два стакана.

— Лучший самопальный бурбон, — сказал он. — В свое время у меня был клиент из Теннесси, он каждый год присылает мне партию. Правда, он не платит федеральных налогов. Дело совершенно незаконное. У вас нет возражений?

— Мы в Нью-Йорке. Тем хуже для федеральных властей.

Это замечание ему тоже понравилось. Я сел.

— Вам нравится этот стул?

— Очень симпатичный.

— Это чиппендейл красного дерева, — похвастался он. — А охотничий столик я нашел в графстве Армаг.

— Армаг?

— В Ирландии. Родовое поместье Хенли. Вишневое дерево, начало восемнадцатого столетия. — Он ласково провел рукой по блестящей, шелковистой поверхности крышки. — Десять слоев бесцветного лака, положенного вручную. Создается впечатление, что дерево прозрачное.

Я прикоснулся к столику кончиками пальцев.

— Как шелк, — сказал я. И, не меняя тона, прибавил: — А где доктор Лайонс?

Иногда неожиданным вопросом можно застать человека врасплох. Но только не такого человека.

— Дорогой мой, откуда же мне знать, где она?

— Насколько мне известно, вы достаточно близки.

— Да. Когда-то были. Она стала слишком навязчивой, и я порвал с ней.

— Вот так просто?

— Да, так просто. Налить вам еще?

— Конечно.

На этот раз он налил мне двойную порцию.

Некоторое время я молча попивал свое виски. Да, у него был неплохой приятель в Теннесси. Я еще раз обвел взглядом комнату. Зачастую молчание и спокойное поведение заставляют преступника нервничать. На лбу выступает испарина, рубашка темнеет от пота под мышками, лицо бледнеет. Человек начинает то и дело облизывать губы, пить много воды.

Лоб Хенли остался сухим. Он не вспотел, был румян и не облизывал губы.

Это вовсе не значило, что он не был виновен, просто он не ощущал угрызений совести. Да, этот парень был крепким орешком.

Я опустил свой стакан на столик.

— Я хотел бы осмотреть вашу квартиру.

— У вас, конечно, имеется ордер на обыск, в котором указано, что вы ищете?

Он прекрасно знал, что у меня не было ордера. Я ему в этом и признался:

— Нет.

На его губах играла усмешка. Он смотрел на меня так, будто у меня расстегнута ширинка, а я об этом не догадываюсь.

— Я мог бы вам указать на дверь, вы это знаете?!

— Нет, вы не можете этого сделать. Вы сами пригласили меня, не забывайте. Но я действительно не имею права проводить обыск в вашей квартире.

— Что ж, если вы хотите произвести осмотр, то я, как лояльный гражданин, не буду чинить вам препятствий.

Я встал. Ситуация была предельна ясна. Здесь нечего было искать. Однако в надежде на то, что он мог совершить какую-нибудь маленькую ошибочку, я начал открывать все ящики подряд. Я искал бумагу, бечевку или коробочку, похожие на те, что были получены по почте. Может, посчастливилось бы отыскать скальпель, который отсутствовал в аптечке на яхте «Радость». Ничего.

Он следовал за мной по пятам, останавливая мое внимание на ящичках, которые я не заметил.

Я открыл их все, пытаясь отыскать одно из компрометирующих Хенли писем Лайонс, которое дало бы мне возможность его арестовать.

Сигареты, спички, канцелярские скрепки. Писем не было. Ничего не было. Да и что там могло быть? Этот человек был умен. Рейтинг его интеллекта наверняка превышал мой.

Шкафы тоже не хранили ничего интересного. Я почувствовал, что краснею под его вежливым, внимательным и чуть насмешливым взглядом. Доктор Лайонс не лежала связанной в бельевом мешке. И платьев ее тоже не было. Впрочем, это ни о чем не говорило. Ведь она провела немало ночей у него в квартире.

Вернувшись в гостиную, я остановился у охотничьего столика и положил на него руку. Поверхность была прохладной, гладкой, шелковистой — я подумал о герцогине.

— Прекрасная мебель, не правда ли?

Он стоял у меня за спиной, чуть сбоку. Голос его оставался абсолютно спокойным, расслабленным. Я опустил глаза и увидел в зеркальной поверхности стола отражение его лица. Он смотрел на мою спину и не догадывался, что я вижу его.

Мне еще никогда не доводилось наблюдать выражение столь страшной ненависти на человеческом лице. А ведь я встречал преступников, обладавших особой способностью к ненависти. Но что поражало больше всего, так это контраст между спокойным голосом и звериной злобой в глазах. Он был великолепен. Никто на его месте не мог бы столь блестяще владеть голосовыми связками, одновременно проявляя так наглядно дикие инстинкты убийцы.

Такой человек вполне способен посылать женские пальцы по почте шефу полиции. Он способен заставить женщину сделать татуировку на безымянном пальце. Он способен проводить ложные операции. Он способен на все.

Осознав, что нахожусь всего в пятидесяти сантиметрах от Хенли, я почувствовал неприятное покалывание в левой почке. Не собирается ли он всадить мне в почки скальпель? Впрочем, доктор наверняка знает и более уязвимое место. Он, кроме всего прочего, мог захватить мою шею мускулистой левой рукой, которая была раза в два толще моей, а правой преспокойно отобрать у меня пистолет.

Впрочем, это было бы неразумно с его стороны, — во всяком случае, не сейчас. У меня не было улик против него, и он это знал. Однако подмеченный мной контраст между его голосом и выражением лица заставил меня быть предельно осторожным.

Я слегка отодвинулся в сторону, готовый отразить нападение.

Ничего не случилось.

— Какие красивые цветы! — сказал я.

— Тигровые лилии.

— Они долго стоят?

— Не особенно. Я меняю их каждые два дня.

— Я бы тоже купил таких. Они дорогие?

— Не слишком — для этого района. Если вы их купите, поставьте в медную вазу. Они прекрасно сочетаются с красноватым цветом меди.

Мы мирно беседовали об искусстве декора, сильно смахивая на двух гомиков, я даже, грешным делом, начал подозревать его в определенных намерениях по отношению к моей особе.

— Спасибо за совет.

— Могу еще чем-нибудь быть полезен?

Да, ты можешь сказать, где прячешь доктора Лайонс, подонок.

— Нет, пока все.

Заставить его нервничать. Обескуражить. Может быть, тогда он чем-нибудь выдаст себя. Показать, что я достаточно осведомлен. Такой метод хорош с людьми, чей интеллектуальный рейтинг колеблется от 65 до 115. Но проблема в том, что рейтинг этого парня достигает, видимо, 190.

Я вошел в лифт.

— До свидания, — сказал я портье.

Он повторил мои слова, прибавив «мистер». Когда-нибудь, может быть, он будет вежлив и с людьми, у которых не окажется полицейского значка.

Минут двадцать пять я бродил по кварталу. Зашел во все цветочные лавки. Их было девять, ни в одной из них никогда не продавали и не собирались продавать тигровые лилии.

— Почему? — спросил я у последнего торговца.

— Почему? Потому что на них нет спроса, вот почему.

— А жаль, такой красивый цветок.

— Да уж. Мне они тоже нравятся, даже больше, чем орхидеи. Но они растут повсюду на северо-востоке. А то, что растет просто так на лужайках возле домов, не покупают. Как на Амазонке — там не покупают орхидеи.

Вот и тема для размышлений. Я занялся этой проблемой, направляясь к ночному бару, где между Лайонс и Хенли произошла ссора.