Ваня лежал в кровати с железными прутьями. После очередной порции сильных седативных препаратов в голове стоял туман, но после многочисленных визитов в комнату с коричневой плиткой на стенах он успел привыкнуть к такому состоянию. В первый раз он побывал в ней после того, как дежурная воспитательница попыталась сунуть ему в рот бутылку. Тогда он отвернулся и заявил: “Я уже большой и не ем из бутылки. Я ем за столом”. Мгновением позже его вытащили из кровати, куда-то отнесли и уложили лицом вниз на кушетку. Ваня почувствовал боль в ягодице. Когда его вернули в кровать, то еды не дали, даже в бутылке.
Сегодня, лежа в полузабытьи, Ваня не стал просить, чтобы ему принесли горшок. Обычно его просьбы оставались безответными, но он все равно не переставал просить. Ване было противно, подобно остальным детям, писать на матрас, но ему не оставили выбора. Поначалу, когда лужа разливалась по матрасу, становилось тепло, а потом холодно, и мальчик мечтал, чтобы кто-нибудь пришел и вытер матрас, но ждать порой приходилось и по полдня. Ему становилось стыдно, когда он вспоминал Андреевночку, которая приучила его пользоваться горшком и не целовала его, если у него случалась осечка.
Напичканный лекарствами, Ваня услышал какой-то звук. Похоже было на крыс, которые по ночам скреблись под стенами. Собрав все силы, мальчик поднял голову. С другой стороны матраса на него большими глазами смотрела огромная крыса. Ваня хотел сесть и закричать, но лекарства сделали свое дело, лишив его не только подвижности, но и голоса. Ему пришло в голову оттолкнуть крысу ногами, но ноги его не слушались. Крыса сидела на краю матраса, словно это была ее кровать, и насмехалась над Ваниной неподвижностью. Осмелев, она улеглась на все четыре лапы и стала быстро ползти к Ваниной голове. Ваня до смерти испугался. Крыса подбиралась к его лицу. Она хотела укусить его, а он не мог пошевелиться. Тогда Ваня зажмурился и стал ждать. Он слышал, как зверь стремительно пронесся мимо и сбежал по ножке кровати на пол.
И Ваня вновь уступил действию лекарств. Ему больше не хотелось двигаться, не хотелось шевелить руками и ногами. Он закрыл глаза. Время шла… И вдруг что-то тяжелое упало ему на грудь, отчего у него перехватило дыхание. Ваня открыл глаза и увидел Славу, мальчика с соседней кровати, который обычно лежал связанный. Каким-то образом Славе удалось освободиться от веревок, вылезти из своей кровати и оказаться в Ваниной. Он сидел на груди у Вани и прыгал — вверх-вниз, вверх-вниз. Сбросить Славу у Вани не хватало сил, ведь ног он практически не чувствовал, и тогда он, напрягши руки, попытался стащить Славу с себя. Но Слава схватил Ваню за руку и больно ударил по ней. Ваня закричал. Но это лишь подстегнуло Славу. Он наклонился к Ване и вцепился зубами ему в ухо. Обеими руками Ваня отталкивал обидчика, несмотря на боль в ухе и руке.
Слава дрался, черпая силы от демонов, не оставлявших его в покое. Ваня же сражался за свою жизнь. Так продолжалось довольно долго. И только в ту минуту, когда Ваня понял, что больше не выдержит, кто-то поднял Славу с его груди. Теперь он мог вздохнуть. Когда Славе расцепили челюсти и освободили Ванино ухо, он услышал мужской голос: “Хватит. Перестань”. Сильные пальцы освободили Ванину руку, и его голова снова упала на жесткий матрас. Ваня видел, как несли Славу, как он бился руками и ногами и как его положили в кровать. Спаситель подошел к Ване и внимательно осмотрел его окровавленное ухо и руку в синяках.
— Пожалуй, тебя надо вымыть, — сказал он, беря Ваню на руки. Ваня видел перед собой молодое мужское лицо, взлохмаченные рыжеватые волосы и веснушки. На шее у спасителя висел крест на шнурке. Ваня не мог отвести благодарных глаз от полуребенка-полумужчины.
Он с радостью пошел к нему на руки, и тот понес его куда-то по коридору. “Неужели это и есть мой ангел-хранитель, — думал Ваня. — Значит, так выглядят ангелы”.
Они оказались в выложенной белой плиткой комнате, в которой Ваня прежде не был. Подросток огляделся, ища, куда бы посадить Ваню, и посадил его в таз.
— Вернусь через минуту. Не залей тут все кровью.
Он улыбнулся, и Ваня заметил, что с правой стороны у “ангела” не хватает одного зуба.
Свесив ноги, Ваня сидел в тазу, из уха у него капала кровь, но мальчик не обращал внимания на боль. Все неприятное отошло в сторону под наплывом счастья, ведь теперь у него появился общительный приятель. После месяца, проведенного в психиатрической больнице, хоть кто-то ему по-доброму улыбнулся.
Подросток вернулся с большой коричневой бутылью и тряпкой. Он вылил немного жидкости на тряпку, которая сразу же стала зеленой, и протер ею Ванины раны, отчего все предплечье у Вани стало зеленым. Малыш морщился при каждом прикосновении тряпки к его телу.
— Не плачь, малый. До свадьбы заживет.
— Заживет до свадьбы, — повторил Ваня. — Так говорила Андреевночка, когда я ушибался.
— Ты умеешь разговаривать? Как тебя зовут?
— Ваня. А тебя?
— Алеша.
— Ты мой ангел-хранитель?
Алеша удивился:
— О чем это ты?
— Вика сказала, если я попаду в беду, то мне нужно позвать своего ангела-хранителя, и он прилетит. Слава бил меня, а ты меня спас. Значит, ты мой ангел-хранитель.
— У меня есть крылья и нимб? — с улыбкой спросил Алеша. Давно ему не приходилось слышать ничего столь забавного.
— Ты не мой ангел-хранитель. — Ваня не смог скрыть своего разочарования. Он задумался и вспомнил, что ни разу не видел воспитателя-мужчину. — Сегодня твое дежурство?
— Вроде того. Меня часто заставляют убирать за малышней.
Алеша поставил бутылку и наклонился, чтобы взять Ваню на руки, и Ваня пришел в ужас оттого, что ему опять придется лежать в кровати между корчащимися и стонущими детьми.
— Алеша, отнеси меня во двор, — в отчаянии попросил он. — Ненадолго.
— Мне нельзя.
Ваня удивился:
— Но ведь ты работаешь тут.
— Ваня, ты не понял. Я здесь живу. Так же, как ты.
Алеша умолк. Но, увидев выражение Ваниного лица, он предложил:
— Я сейчас отнесу бутылку, а потом мы посмотрим телевизор. Сейчас начнется моя любимая передача. Сегодня я присматриваю за твоей палатой, так что никто не заметит, что тебя нет в кровати.
Алеша понес Ваню по коридору, который в конце расширялся, образуя мрачный холл. Они сели на обитую тонкой материей скамейку перед стареньким телевизором, на котором стоял белый пластмассовый горшок с умирающим растением. Ваня тихо радовался, что его не вернули в кровать. Тем временем Алеша включил телевизор, и тотчас коридор преобразился, наполнившись прекрасной музыкой.
У Вани глаза стали круглыми. По телевизору показывали сильных молодых людей, которые наслаждались солнцем, прекрасными домами с цветущими садами, мерцающим морем и странного вида деревьями, растущими в песке.
— Это Санта-Барбара в Америке, — сказал Алеша. — Там целый день светит солнце. И никогда не бывает ни дождя, ни снега. Там все богатые.
На экране был мальчик примерно Ваниного возраста, причесанный как Ваня, когда Андреевночка одела его в форму майора. Появились две женщины, каких он никогда не видел в жизни. Так как на них не было белых халатов, то они больше походили на Вику и Сэру, чем на воспитательниц. Однако Вика с Сэрой не носили таких цветастых, блескучих нарядов.
Одна из женщин была светленькая, другая — темненькая. Они ссорились из-за мальчика. Ваня привык, что воспитательницы кричат на него, но мальчик на экране совсем не выглядел испуганным, когда женщины кричали друг на друга. Он напоминал Андрея, когда тот замыкался в себе.
Темноволосая женщина орала: “Он мой сын. Не подходи к нему”. Блондинка кричала в ответ: “Он всегда был моим. Ты украла его у меня! Я его настоящая мать!” Она положила руку на плечо мальчику, защищая его, а опечаленная темноволосая женщина покинула комнату.
Ваня заметил, что Алеша очень взволнован происходящим на экране. Он дрожал и не мог говорить. Тогда Ваня опять повернулся к телевизору и постарался понять, о чем там идет речь.
Теперь мальчик с аккуратно причесанными волосами познакомился с девочкой немного старше его. “Брандон, это твоя сестра", — проговорила его новая мама. Мальчик сказал: “Я всегда хотел иметь сестру". Мама, мальчик и девочка обнялись. “Больше мы никогда не расстанемся”, — пообещали они друг другу.
На этом передача закончилась, и Алеша выключил телевизор. Ваня видел, что он плачет, но старается это скрыть. Когда Алеша успокоился, он посмотрел на Ваню и сказал:
— Это Америка. Мамы в Америке не бросают своих детей. Он борются за своих детей. Вот это страна!
Дети из Ваниной палаты пребывали в необычайном возбуждении. Естественно, он этого не знал, однако причина была простая — закончились транквилизаторы. Те, кто мог сидеть или стоять на коленях, раскачивались и прижимались головой к железным прутьям. Лежачие жалобно стонали. Между ними металась единственная замотанная воспитательница. Окна были плотно закрыты, но даже сквозь грязные стекла пробивался солнечный свет, рисуя на полу светлые полосы. Слышалось жужжание мух, пирующих на экскрементах. Отдыхать насекомые усаживались на лица малышей.
Ваня много раз пытался заговорить с детьми на соседних кроватях. Маленькая девочка, которую взрослые называли Ивановой, сидеть не умела. Чтобы хоть немного “развлечься”, она вертела головой, мотая ею из стороны в сторону. Все ее тельце постоянно находилось в напряжении, а ножки были согнуты в коленях. Обычно она лежала, отвернув от Вани лицо, и он видел у нее на затылке проплешину, образовавшуюся от соприкосновения с голым матрасом. Девочка ни разу не произнесла ни слова. Через несколько дней до Вани дошло, что она даже не стонет и вообще не издает ни звука. На его оклики она не реагировала. Воспитательницы продолжали три раза в день совать ей бутылочку, но она, похоже, не проявляла никакого интереса к еде. Вскоре Ваня заметил, что воспитательницы стали все чаще пропускать ее кормления.
По другую сторону от Вани стояла кровать Славы. Руки у него были скручены за спиной тряпкой, а сам он был крепко привязан к железным прутьям кровати. Лишенный возможности двигаться, он с силой раскачивался взад-вперед. Ваня пытался позвать его по имени, но безуспешно. Тогда он стал улыбаться своему соседу, но тот ни разу не улыбнулся в ответ. В отличие от Вани он явно не стремился к общению. Кажется, он так и не научился узнавать Ваню — даже два месяца спустя.
Посреди лба у Славы красовался синяк, который из красного быстро превращался в фиолетовый. Раньше Ване не приходилось видеть ничего подобного, и он не сводил со Славы любопытных глаз. Он не забыл, как однажды Слава напал на него, и с удовольствием вспоминал лицо парня по имени Алеша, который спас его и обработал ему раны, полив их зеленой жидкостью. Хорошо бы он опять пришел. Когда он появится, Ваня попросит его полить Славе лоб зеленой водой. Потом они о чем-нибудь поговорят, потому что Слава все время молчит, а Алеше ведь тоже надо с кем-нибудь болтать.
Ваня едва сдерживал волнение — так ему хотелось, чтобы его мечта поскорее осуществилась. Он прислушивался, не звякают ли бутылки, — это был сигнал, возвещающий, что настал обеденный час. Обычно Алеша приходил именно в это время. Ваня повернулся лицом к двери, почти убежденный, что вот сейчас она откроется и на пороге появится его друг.
Поднявшись на четвереньки, он с такой настойчивостью смотрел на дверь, что, когда она и правда открылась, ему показалось, будто он грезит наяву, как случалось с ним после посещений комнаты с коричневой плиткой. Однако в дверях стоял не Алеша, а высокий мужчина с длинными черными волосами с проседью. Вокруг рта у него тоже росли волосы. В нем все было огромно — нос, руки, не говоря уж о росте. Из нагрудного кармана рубашки он вынул пластмассовую трубочку с дырками и сунул ее в рот, после чего стал перебирать по ней длинными пальцами. Маленькая трубочка в его очень больших руках выглядела на редкость нелепо. Он подул в нее, и она заиграла. Мужчина неловко, словно танцующий медведь, переступал с ноги на ногу, пробираясь между кроватями, на несколько минут наклоняясь над каждой. Ваня видел, что все лица повернуты в сторону танцующего музыканта. Даже Слава перестал вертеться и прислушался к звучащей мелодии.
Остальные дети лежали тихо, но Ваня нетерпеливо подпрыгивал на кровати, боясь, как бы его не обошли стороной. Этот человек не должен уйти, не поздоровавшись с ним. Это очень важно! Важнее всего на свете. Музыкант должен подойти к Ване и поговорить С ним.
К счастью, дудочник направлялся в Ванину сторону. По пути он несколько раз останавливался, но в конце концов все же добрался до Вани и склонился над мальчиком. Когда он играл, то опускал брови, словно стремясь забыть об окружающем мире и сконцентрироваться на бегающих по дудочке пальцах. Потом он поглядел наверх, сделал в воздухе широкий жест рукой и снова заиграл. Вынув дудочку изо рта, он погладил Ваню по голове.
— Здравствуйте, молодой человек. Вижу, вам нравится моя музыка.
— Очень, очень нравится.
— Ты умеешь говорить! Как тебя зовут?
— Ваня. Я знаю, кто вы! Вы мой ангел-хранитель! Правильно?
Дудочник рассмеялся:
— На самом деле я пианист. Но мне нравится быть твоим ангелом-хранителем.
— Вика сказала, что ты придешь, если я посмотрю на небо и помолюсь. Вот только мне не видно неба, потому что на окнах решетки.
— Я знаком с Викой. Она рассказала мне, как ты сюда попал.
— А Сэру ты тоже знаешь?
— Конечно.
— Передай ей привет от меня. Скажи, что я думаю о ней.
— Скажу. А теперь я сыграю другую мелодию, специально для тебя.
И снова палата наполнилась веселыми звуками музыки. Ваня был счастлив, что привлек внимание мужчины с добрым лицом. Слушая его, он напрягался изо всех сил, размышляя, что бы еще такое ему сказать.
Никто не слышал, как отворилась дверь, но музыку вдруг прервал сварливый голос:
— А вы кто такой? Что вы тут делаете?
— Я музыкант. Пришел поиграть детям.
— Вам сюда нельзя. Посторонним вход запрещен.
— Но ведь за детьми никто не смотрит.
Ваня узнал женщину с гремящими ключами, которая посадила его в эту кровать, когда он приехал в интернат.
— Я привез им немного фруктов.
Музыкант показал на пластмассовый ящик, оставленный возле двери.
— У них есть все что нужно. Их кормят три раза в день. И свежие фрукты им ни к чему. Они все равно ничего не соображают.
— Еще я привез несколько раскрасок.
— Да вы на них сами посмотрите! Какие им еще раскраски? Я повторяю: у них есть все что нужно.
— Как вы можете так говорить?
Ваня понял, что посетитель не на шутку рассердился. Он уже почти кричал, но не так, как кричат от испуга, и не так, как кричат воспитательницы, когда злятся.
— Вы ничего не даете детям! А им нужна любовь, им нужна помощь. Их нужно учить. Они же люди!
— Здесь вам не образовательное учреждение. Нет здесь никаких учителей. Вы хоть знаете, что я одна дежурю, да еще две санитарки, а у нас шестьдесят детей на руках?
— Тогда вы должны радоваться, если кто-то приходит вам помочь.
— Я же сказала, это закрытое учреждение.
— Тогда я вам тоже скажу. То, что вы тут творите, противозаконно. В Финляндии эти дети учились бы в школе.
Музыки больше не было, и дети плакали громче прежнего.
— Посмотрите, что вы наделали! Всех переполошили. Как нам теперь их успокаивать? Сегодня они уже не уснут. Уходите!
Вздохнув, дудочник наклонился над ящиками с подарками. Выпрямляясь, он встретился взглядом с Ваней. Этот взгляд как будто говорил: я тебя не забуду. Потом музыкант развернулся и покинул палату.