Всю весну Пола смотрела и пересматривала присланное из Москвы видео. И ее решение стать мальчику матерью только крепло. В то же время она постоянно ощущала некое смутное беспокойство, не понимая, что служит ему источником. Гора бумаг, которые ей предстояло заполнить, смущала ее меньше всего — она каждый день работала с огромным количеством документов. В конце концов она определила, что заставляет ее нервничать. Кому-нибудь другому проблема показалась бы пустяковой, но Пола не могла просто так от нее отмахнуться: она не слишком уверенно водила машину и очень не любила совершать дальние поездки, особенно по незнакомым местам. Но делать было нечего. Хочешь не хочешь, а придется выбрать время и съездить в Филадельфию, — а это семьдесят километров. Там, в службе иммиграции, с нее снимут отпечатки пальцев и дадут заполнить анкету на усыновление.
Помощь пришла неожиданно. Возвращаясь как-то с работы, Пола обнаружила перевернутый почтовый ящик и записку с извинениями от провинившегося водителя. Женщина подписалась: Стейси. Несколько часов спустя раздался стук в дверь. Пришел муж Стейси — Грег, готовый оплатить стоимость нового почтового ящика. Это предложение Пола отвергла, но сказала, что будет очень благодарна Грегу, если он поможет ей установить новый ящик, который она купит сама. Грег протянул ей бумажку с номером телефона, нацарапанным на обратной стороне квитанции за проезд по платной магистрали.
— Я каждый день езжу по этой дороге в Филадельфию, — пояснил Грег.
— А где вы работаете, если не секрет?
— Я на государственной службе.
— В каком департаменте?
— В иммиграционном.
Тогда Пола рассказала, что собирается усыновить мальчика из России и как раз ждет вызова из этого департамента. Может быть, Грег прихватит ее с собой, если ему не трудно?
— О чем разговор, мэм! Если надо, я и с работы отпрошусь, но обязательно вам помогу.
Вызов пришел уже на следующий день, и Грег отвез Полу в офис иммиграционной службы, избавив ее от нервотрепки за рулем и в очередной раз подтвердив старую истину, что мир не без добрых людей.
Сэра, которая внимательно следила за всеми перипетиями Ваниного усыновления, решила, что пришло время съездить в Москву. Она хотела завершить работу над альбомом фотографий, запечатлевших все этапы Ваниной жизни. Как бы ни сложилась его судьба, мальчик должен знать, откуда он родом. Да и подписи под фотографиями не мешало перевести на английский язык.
К тому же на нее свалилась еще одна миссия. “Едва Мария услышала, что я собираюсь в Москву, как попросила меня переговорить с Ваней и подготовить его к переезду в Америку, — вспоминает Сэра. — Мне это показалось странным. Я не видела Ваню целый год! Почему это деликатное дело Мария хочет поручить мне, а не его патронатной матери? Я терялась в догадках”.
Июнь в Москве — самый лучший месяц. Шумит молодая листва, все вокруг полно свежести и жизни! Не то что Иерусалим с его голыми горами и безжалостным солнцем, раскаляющим стены каменных зданий! Сэра шагала по центральным улицам российской столицы, и голова у нее кружилась от пьянящего аромата — цвели липы. Она прожила в этом городе целых четыре года. Как же быстро пролетело время!
Первым делом Сэра отправилась к Марии. Она привезла ей в подарок деревянный крест из Вифлеема. Та была рада встрече, но от внимания Сэры не укрылось, что она похудела и выглядит бледной и уставшей. Нетрудно было догадаться, что она работает на износ.
— Молодец, что заглянула ко мне до того, как увидишься с Ваней, — похвалила Сэру Мария. — Должна тебя предупредить: смотри, не проговорись ему об Америке.
— Но почему? — удивилась Сэра. — Разве не для этого я приехала в Москву?
Оказалось, в процессе усыновления возникло очередное препятствие. Шесть дней назад Марию срочно вызвала к себе госпожа Морозова — та самая чиновница, которая два часа “мариновала" Линду в коридоре, пока сама, никуда не торопясь, обедала. В этом же коридоре теперь сидел представитель православной церкви, заинтересованный в усыновлении Вани. Вскоре к нему и Марии присоединились сотрудники дома ребенка № 10. Адель, как всегда, была перепугана и цеплялась за свою заместительницу, которая громким шепотом успокаивала ее: мол, все уладится, мы не сделали ничего плохого. Но дальнейшее показало, что Адель боялась не зря.
Госпожа Морозова восседала за большим полированным столом, рядом с ней стояла ее заместительница. Чиновная дама сразу заговорила на повышенных тонах. Мгновенно вычислив слабое звено в команде, она обрушила свой гнев на Адель.
Как могло произойти, почти визжала она, что какая-то американка пронюхала об этом мальчике из дома ребенка № 10 и теперь предлагает его усыновить? И — самое ужасное — без ее ведома? Она этого так не оставит и выяснит, кто за всем этим стоит!
Потом она сунула Адели ручку и лист бумаги:
— Все! Пишите заявление об уходе. По собственному желанию. И скажите спасибо, что вас не увольняют по статье.
У Адели дрожали руки, и она плакала, подписывая документ, который должен был положить конец ее тридцатилетней работе в доме ребенка № 10.
Мария не желала молча смотреть на подобное издевательство. Она напомнила Адели, что учреждение, которое она возглавляет, подчиняется другому министерству. Так что госпожа Морозова не имеет никакого права отдавать ей приказы. Адель с сомнением отложила ручку и, окончательно смутившись, опустила глаза.
Госпожа Морозова тут же переключила внимание на Марию:
— Значит, этот мальчик под вашей опекой. С чего это кому-то захотелось усыновить вашего ребенка? Вы что, за моей спиной рекламировали своих детей? Если я не ошибаюсь, вы обещали, что не будете участвовать в международных усыновлениях?
Мария очень спокойно ответила, что не искала приемную мать в Америке.
— Тогда как американка вышла на мальчика?.
Мария сказала, что понятия не имеет. Кажется, она узнала о его существовании, когда он еще находился в доме ребенка № 10.
Госпожа Морозова молчала, обдумывая полученную информацию. Это позволило Марии задать главный вопрос: когда будет готово разрешение на усыновление.
— Никакого усыновления не будет! — отрубила госпожа Морозова. — Пакет документов не полон.
Мария изумилась. Она лично собирала Ванины документы, включая медицинские карты. Все сложила, как требуется, и передала представителю церкви.
Тут и заместительница госпожи Морозовой подала голос:
— Вы очень небрежно работаете с документами. Вечно у вас то одного не хватает, то другого. — Заместительница удалилась и через пару минут появилась снова с Ваниным досье в руках. — Вот, посмотрите сами. Здесь далеко не все, что нужно.
Мария взяла папку и стала листать документы. Действительно, некоторых справок не хватало. Оставалось предположить, что их специально вынули из папки. Мария подавленно молчала, а госпожа Морозова тем временем обрушила свой гнев на представителя церкви:
— А вы, вы-то! Вы что, не знаете, как надо действовать? Как у нас полагается? А то развели тут самодеятельность!
Госпожа Морозова махнула женщинам рукой, предлагая им покинуть кабинет. Представитель церкви остался — очевидно, для конфиденциального разговора.
Заместительница вышла вслед за ними и направилась дальше по коридору. Мария, не раздумывая, последовала за ней, стараясь ступать как можно тише. Никем не замеченная, она поднялась вверх по лестнице и без стука вошла в кабинет заместительницы. На столе лежали пропавшие документы. Заместительница, как и подозревала Мария, изрядно распотрошила папку, прежде чем отнести ее начальнице.
Увидев рядом Марию, женщина от изумления разинула рот, но было уже поздно. Мария протянула руку и взяла документы.
— Полагаю, это как раз те документы, которых вы не могли найти, — произнесла Мария.
— Ах да, — залопотала та. — Наверно, выпали из папки…
Мария вернулась в кабинет госпожи Морозовой, крепко прижимая к груди найденные документы.
Сэра слушала рассказ Марии и громко возмущалась жестокостью чиновников, сознательно препятствовавших Ваниному счастливому будущему. Их заботило одно — собственное благополучие и власть.
С присущей ей скромностью Мария отмахнулась от похвал в свой адрес, уверяя, что сделала то, что на ее месте сделал бы любой. Но и десять лет спустя сотрудники дома ребенка № 10 все еще с радостью вспоминали тот замечательный день, когда “неукротимая” Мария дала отпор высокому начальству.
Мария надеялась, что теперь, пойманные за руку, чиновники не посмеют столь же откровенно чинить им препятствия. Нелепое обвинение, что она и Адель каким-то образом связаны с тайным преступным сообществом, занимающимся торговлей детьми, было с них снято. Но, конечно, им следует быть готовыми к новым задержкам и проволочкам — надо же чиновникам показать, кто тут главный. Поэтому лучше пока ничего не говорить Ване о приемной матери в Америке. Но оказалось, что это в любом случае невозможно.
Рейчел и Сэра молча преодолевали один лестничный пролет за другим, не зная, какого приема ждать от Лены. Но та встретила их приветливо. Ради гостей она надела свой лучший костюм. Сэру — она, как и Рейчел, была в джинсах и без макияжа — это тронуло. Похоже, Лена была уверена, что западные женщины одеваются исключительно в дизайнерские модели. Лена проводила их в гостиную. Здесь в напряженном молчании сидели Ваня, его приемная сестра Кира и бабуля. Сэра привезла Ване новый конструктор, но мальчик даже не посмотрел на коробку. Нервозность прямо-таки витала в воздухе.
Сэра присела рядом с Леной и дружелюбно заговорила с ней. Рейчел устроилась рядом с Ваней, по другую сторону журнального столика. Лена начала рассказывать о своей работе в интернате, где на ее попечении было больше десяти брошенных девочек-подростков. Она принесла шкатулку с письмами, в которых девочки умоляли ее принять их в свою семью.
Сэра видела, что Лена принадлежит к числу тех энтузиастов, которые готовы героически сражаться за судьбу каждого несчастного ребенка. Она впервые встретила человека, который, работая в государственном детском учреждении, воспринимал своих воспитанников как нормальных детей, нуждающихся в любви и заботе. Однако Сэра и Рейчел приехали не ради этого. Лена продолжала делиться подробностями о своей работе в интернате, и тут Ваня шепнул Рейчел:
— Пойдем со мной. Я покажу тебе кухню.
Сэра очень надеялась, что Рейчел поймет Ванин призыв. Наверное, он хотел хоть одну из них увести из гостиной и расспросить о своем будущем. К сожалению, Рейчел не расслышала его слов. В свою очередь, Лена упорно обходила молчанием все, что касалось их жизни с Ваней. Она даже ни словом не обмолвилась о его успехах. Разумеется, тему усыновления никто не затрагивал. Гостьи предложили погулять с Ваней, но Лена настояла на том, что пойдет с ними. Увы, Сэре так и не удалось переговорить с Ваней один на один.
Прощаясь, Сэра утешалась одним — младшая сестра и бабуля явно хорошо относились к Ване. Но поведение Лены — ее подозрительность и собственнические инстинкты — остались для нее и Рейчел загадкой. Собираясь в Москву, Сэра представляла себе, как они вместе с Ваней и Леной будут вклеивать в альбом новые фотографии и обсуждать его будущую жизнь в Америке. Теперь она снова не знала, что за будущее его ждет.
Много лет спустя Лена объяснила Сэре свою тогдашнюю настороженность. Она до последнего надеялась, что усыновление сорвется, американская мама не приедет за Ваней, и она в конце концов оформит над ним опеку.