Дай мне шанс. История мальчика из дома ребенка

31 Март 2011 год Влияние Вани

У всех людей, которые в разное время окружали Ваню, так или иначе переменилась жизнь.

Вика говорит: “У Вани есть удивительная способность, которая не раз спасала ему жизнь, — внимательность к людям. Ваня — прирожденный психотерапевт. Он мгновенно запоминает имена людей. Общение с ним обогащает душу. Он дарит тебе то, чего подспудно ждешь, — признание, любовь, понимание.

Помогая Ване, мы не столько отдавали, сколько получали. Со мной, во всяком случае, было именно так. Через Ваню на меня снизошла благодать Господня. И проявились таланты, о существовании которых я даже не подозревала. Прежде я была робкой, излишне замкнутой, неуверенной в себе. Но потом, вынужденная мобилизовывать добровольцев для помощи Ване, вести переговоры с персоналом больниц и всевозможными большими начальниками, я открыла в себе источник неиссякаемой силы. И приобрела колоссальный опыт общения с людьми".

Вика хорошо помнит урок, который судьба преподала ей в 1996 году. “Что такое вера? Я знаю это не понаслышке. Когда исчезает всякая надежда, ты все равно не должен сдаваться. И когда кажется, что сил больше нет, что наступил предел всему, — в этот момент и приходит помощь — совсем неожиданно. Я убедилась в этом на собственном примере. С нашей помощью Бог сотворил чудо. По Ване можно было проверять, с каким человеком имеешь дело — хорошим или равнодушным”.

Некоторое время назад в квартире Вики раздался телефонный звонок. Человек, не назвавший своего имени, хотел извиниться перед ней за оскорбительные звонки, которыми терзал ее в 1997 году. Он сказал, что действовал не по своей воле и теперь жестоко раскаивается.

Сэра продолжает поддерживать благотворительную организацию, созданную ею вместе с подругой в 1995 году. Они помогают нескольким негосударственным организациям, таким как Центр лечебной педагогики, “Про-мама”, “Преодоление-Л”, которые предоставляют образовательные и реабилитационные услуги детям, воспитывающимся в семьях. В 1999 году Сэру пригласили в Букингемский дворец, и королева Елизавета вручила ей медаль Британской империи за заслуги в оказании помощи обездоленным детям в Москве. Сэра все еще злится на Алана за то, что он увез ее из России.

Эмили Спрай, студентка, которая после окончания школы и перед учебой в университете работала в России волонтером и навещала Ваню в больнице № 58, вернулась в Англию и поступила в Оксфордский университет, где изучала английскую литературу. Однако затем она поняла, что ее призвание — быть врачом. Теперь она работает педиатром.

Эльвира, черноволосая девочка, которая подружилась с Ваней в больнице № 58, тоже стала американкой. Ее успели удочерить незадолго до того, как на нее пришла путевка в интернат для необучаемых детей. Теперь она живет в Оклахоме, и ее зовут Елена. В 2010 году она закончила среднюю школу и поступила в колледж, отличившись в первую очередь успехами в математике. “Я очень счастлива, что буду учиться в колледже. И я рада, что могу доказать кому угодно: если ноги не всегда меня слушаются, то с головой у меня все в порядке. Мне не терпится начать новую главу своей жизни”.

Аня, первая девочка, получившая инвалидную коляску в доме ребенке № 10, была отправлена в интернат. В 2007 году она проводила свои дни, мастеря изделия из бисера, и никогда не выбиралась за пределы одного и того же этажа этого государственного заведения. Впереди ее ждал дом престарелых, где ей предстояло пробыть до конца своих дней. Ее участь привела в ярость всех волонтеров, помнивших ее по дому ребенка № 10: яркая и умная девочка была лишена возможности нормально жить и учиться.

Андрей, Ванин друг по дому ребенка № 10, которого Ваня научил говорить, покинул Москву в 1996 году. С тех пор он жил во Флориде, где его отец работал менеджером в пятизвездочном отеле. В 1999 году они почувствовали, что Бог зовет их в Россию. Отказавшись от комфортной жизни, они десять лет занимались помощью несчастным детям. Все это время Андрей с отцом регулярно посещали дом ребенка № 10. Андрей отлично владеет русским и английским языками и мечтает стать переводчиком. В 2010 году семья вернулась в Соединенные Штаты.

Рейчел возвратилась в Лондон в 1999 году и работает секретарем в благотворительной организации, которую они основали вместе с Сэрой. Она не оставила надежды выучить русский язык.

Маша, малютка из второй группы дома ребенка № 10, которую очень любила Вика, умерла вскоре после того, как ее перевели в интернат № 30.

Валерия, та самая девочка с синюшными губами, которой благодаря усилиям Сэры и Алана была сделана сложная операция на сердце, умерла двумя годами позже. Она так и не стала центром чьей-то вселенной.

Дима, который плавал в собственной моче в психоневрологическом интернате в Филимонках, умер в возрасте десяти лет.

Слава, несчастный мальчик, напавший на Ваню, заперт в психоневрологическом интернате в Москве. Просьба повидаться с ним в 2007 году была встречена отказом.

Адель Владимировна, главный врач дома ребенка № 10, выстояла в неприятностях, причиненных ей усыновлением Вани, и умерла на своем посту. Прощание с ней проходило в доме ребенка. На должности главного врача ее сменила заместительница. В 2007 году топившийся углем котел убрали, однако порядки остались прежними, и детей все так же держали в привязанных ходунках. В 2010 году авторы обнаружили дом ребенка закрытым на капитальный ремонт. В здании должны появиться новые окна, заново проведено электричество и поставлена новая отопительная система. Джон надеется, что дом закроют навсегда, а все дети найдут приют в семьях.

Старенькая воспитательница, угостившая Сэру конфеткой во время прощания с Джоном, была убита в подъезде собственного дома в 2006 году.

Григорий, адвокат, осмелившийся выступить против коррупции в международном усыновлении, был арестован в мае 1999 года и осужден за торговлю детьми. Почти три года его держали в одиночной камере, лишив книг, возможности физической активности, посещений и передач. Шесть месяцев спустя, чувствуя, что стоит на пороге безумия, он, по его рассказу, пережил Божественное откровение. Это случилось в годовщину смерти его матери. Он нашел в себе силы жить дальше. Дело Григория слушалось в суде четыре раза, и он защищал себя сам. Каждый раз судья отводил обвинение за недоказанностью. В апреле 2002 года Григория освободили. Никто не принес ему извинений. Теперь он уважаемый адвокат по правам человека. Он участвовал в некоторых громких правозащитных делах, но особой гордостью его наполняет тот факт, что его бывшие враги, включая государственного прокурора, начальника тюрьмы и агентов секретных служб, обращались к нему с просьбами представлять их интересы в суде. Его заключение в тюрьму дало понять всем российским адвокатам, чем чреват вызов чиновникам, занятым международным усыновлением. Адель Григорий вспоминает с нежностью и благодарностью. Несмотря на сильнейшее давление со стороны властей, она отказалась участвовать в фальсификации свидетельств в возбужденном против него деле о торговле детьми, чем серьезно ослабила позицию обвинения.

Валентина Андреевна (Андреевночка) в 2000 году уволилась из дома ребенка. Когда в 2007 году ей показали фотографии Джона, сделанные в Америке, она от радости расплакалась. Умерла она в 2009 году, на два года пережив своего мужа.

Подростки, которые присматривали за Ваней в Филимонках, все еще остаются жертвами российской психиатрии. Большинство из них содержится все в том же учреждении, которое теперь окружено высокой стеной с колючей проволокой. Им уже за двадцать, но они лишены всех прав. Правда, кое-кто работает на местной птицефабрике. Современные законы позволяют некоторым из них жить вне психиатрической лечебницы, однако долгие годы, проведенные взаперти, и отсутствие всяких связей с родными и близкими делают это практически невозможным.

Юлия, подружка Вани в последние месяцы его пребывания в доме ребенка, сейчас живет в Москве с Леной, бывшей патронатной мамой Вани. Лена добилась, чтобы Юлию приняли в обычную школу по месту жительства, где она сейчас учится в выпускном классе. Она любит готовить и работать за компьютером. Планирует поступить в университет и стать юристом.

Лена, бывшая патронатная мама Вани, до сих пор работает в интернате № 30, где теперь занимает должность инструктора по физкультуре. С футбольной командой интерната она объехала всю Россию. Десятки девочек называют ее мамой.

Сергей Колосков, активно защищавший права детей, обнародовавший доказательства их отчаянного положения в Филимонках и предавший гласности Ванин крик о помощи, теперь занимает официальный пост члена экспертного совета при российском уполномоченном по правам человека. Он — частый гость в государственных интернатах.

Недавно он сказал: “В каждом интернате мы находим одного-двух Вань, которые способны учиться в обычной школе. В полной тишине или среди отчаянных стонов вдруг раздается голос ребенка, умеющего разговаривать. Он просит дать ему игрушку.

В России все еще остается 5000 детей, которых держат на так называемом постоянном постельном режиме. Это означает, что они приговорены всю жизнь провести в кровати.

Я думаю, если нормальный человек хотя бы раз побывает в таком учреждении, он получит незаживающую рану в сердце. Вот и я не могу бросить эту работу, пока существует несправедливость”.

В послании Федеральному собранию 2006 года президент России Владимир Путин заявил: “Поручаю правительству совместно с регионами создать такой механизм, который позволит сократить число детей, находящихся в интернатных учреждениях”. Нынешний президент Дмитрий Медведев в одном из выступлений в 2009 году констатировал: “Необходима современная система защиты детства — сегодня ее просто нет…”

Подводя итоги за 2010 год, Марина Гордеева — председатель Фонда поддержки детей, находящихся в трудной жизненной ситуации, сообщила, что “многое было сделано для защиты прав детей, однако в стране по-прежнему существуют сироты, дети-инвалиды и дети в конфликте с законом, следовательно, перелома не произошло". Мария Терновская, основательница первого патронатного проекта в России “Наша семья", которая вытащила Ваню из дома ребенка и поместила его в патронатную семью, не сумела сохранить свое детище. Пятнадцать лет первопроходства, названного ЮНИСЕФ “путем надежды для российских детей-сирот”, не спасли энтузиастов от чинуш. “Наша семья” стала жертвой бюрократических споров о том, в чьем ведении должна находиться в России забота о детях.

Мария Терновская и ее коллеги были вынуждены уйти из созданного ими проекта.

В настоящее время они создают новый центр “Про-мама” и продолжают помогать детям и семьям уже в рамках негосударственной организации.

Но понимание вреда, который наносится детям, содержащимся в государственных учреждениях, все шире распространяется в академических кругах, среди профессионалов и сотрудников растущего числа независимых организаций, помогающих семьям воспитывать детей из группы риска. В своей недавней статье доктор психологических наук, профессор Санкт-Петербургского университета Рифкат Мухамедрахимов указывает на некоторые негативные аспекты жизни в доме ребенка: “Дети от рождения до четырех лет, содержащиеся в домах ребенка Российской Федерации, живут в условиях высокой нестабильности и низкой отзывчивости социального окружения. Количество взаимодействия и отзывчивость персонала на сигналы младенцев очень низка и наблюдается лишь в рамках рутинных мероприятий, связанных с переодеванием, подмыванием, кормлением. Как правило, график работы персонала “сутки через трое” ведет к тому, что сегодня ребенок не встречается со взрослым, который работал в группе вчера. К тому же за время пребывания в этом заведении ребенок может быть до четырех раз переведен из группы в группу, из одного физического и социального окружения в другое. В итоге в течение двух-трех лет жизни ребенок имеет опыт непродолжительного взаимодействия с 60-100 взрослыми”.

По мнению детского невролога Святослава Довбни и клинического психолога Татьяны Морозовой — специалистов, которые последние 20 лет проводят исследования и развивают программы деинституализации, “в настоящий момент является научно доказанным тот факт, что проживание в учреждении приводит к отставанию в физическом развитии (дети в учреждениях имеют ниже вес, рост и окружность головы по сравнению со сверстниками, живущими в семьях), трудностям эмоционального развития и проблемам в психическом здоровье.

В тяжелых случаях, когда дети находятся в учреждениях с самого рождения, возникают нарушения мозга, которые можно зарегистрировать с помощью различных методов нейровизуализации.

Постоянный стресс приводит к отмиранию определенных участков мозга, которые в первую очередь отвечают за понимание собственных эмоций и намерений других людей.

Даже в случаях, когда ребенок получает достаточное количество питательных веществ и калорий, он остается маленьким из-за специфических условий проживания — он испытывает постоянный стресс от отсутствия рядом близкого человека, и то, что он съел, не усваивается. По данным исследований, проведенных в Румынии, примерно за три месяца такой жизни ребенок теряет один месяц роста и веса. Подобные результаты были получены и в Санкт-Петербурге — за пять месяцев нахождения в доме ребенка дети недобирают одного месяца в весе и росте.

Мы также видим серьезные изменения в когнитивном развитии. Исследования в России и за рубежом показывают, что ребенок за месяц пребывания в подобном учреждении теряет один пункт IQ, за год — 12 пунктов. Есть определенный порог, за которым терять больше нечего и худеть некуда. Ребенок с изначально нормальным IQ к определенному возрасту будет иметь проблемы с интеллектом, а если есть изначальное поражение головного мозга, то проблем с интеллектом станет еще больше”.

Святослав Довбня и Татьяна Морозова заключают: “То, что происходит с детьми в интернатах, такая же медицинская проблема, как дизентерия или грипп. Это болезнь, которую надо лечить. Для младенца отсутствие постоянного близкого взрослого, который бы знал и понимал потребности ребенка, является крайне опасным. Пока такого человека не будет, любые вливания — финансовые, материальные, в виде людских ресурсов и волонтерской помощи — будут, к сожалению, достаточно бессмысленными”.

Остался еще один человек, который не нашел себе места в этой книге. Речь идет о двенадцатилетней девочке из детского дома. Она не помнит свою прелестную маму с вьющимися волосами, которая умерла, когда малышке исполнилось всего восемь месяцев. До недавнего времени девочку навещал пожилой мужчина с палкой, ее отец, однако его уже некоторое время не видно. Девочку зовут Таня в честь бабушки, и у нее унаследованные от матери красивые черты лица.

Много российских пар приходили в детский дом посмотреть на нее, однако их пугала ее медицинская карта, в которой, было сказано, что она “инвалид”. На самом деле у нее была только одна медицинская проблема — заболевание сердца. И эта проблема была давно и успешно устранена.

У меня не было возможности встретиться с Таней, но мне сказали, что, несмотря на долгое пребывание в детском доме, она живой ребенок, умеющий выражать свои мысли и пытающийся завоевать любовь воспитательниц. Во всяком случае, ни один человек из тех, кто с ней виделся, не может ее забыть.