Дай мне шанс. История мальчика из дома ребенка

18 Июль 1998 года Рождественский пудинг в июле

Линда уехала — и как в воду канула. Она даже не потрудилась сообщить, что они благополучно добрались до дома. Ни разу не позвонила, чтобы узнать, как там Ваня. От нее не было ни слуху ни духу. После унизительной встречи Линды с госпожой Морозовой прошло больше двух недель, и вот шестеренки российской бюрократии со скрипом провернулись, чтобы родить новый список требований: еще пять документов, которые Линда должна была предоставить московским чиновникам.

На протяжении шести дней Сэра упорно пыталась дозвониться до Линды, но общалась лишь с автоответчиком. Она продолжала набирать номер, который успела выучить наизусть, попутно яростно сортируя вещи, скопившиеся за четыре года жизни в Москве.

Дай мне шанс 269 Паковщиков ждали со дня на день, а Сэра не понаслышке знала, что это — стихийное бедствие сродни торнадо.

Застав, наконец, Линду, Сэра постаралась, чтобы ее голос звучал не слишком пессимистично:

— Вы не поверите, Линда, но они опять недовольны! У них новые претензии к английскому агентству, выдавшему заключение об условиях содержания ребенка.

— Да? А я думала, мы с этим покончили, — холодно отозвалась Линда.

— Им нужна справка, подтверждающая квалификацию социального работника, причем нотариально заверенная и конечно же с печатью.

— Ну разумеется.

— Еще возникла проблема с подтверждением ваших заработков. Они не понимают, что такое свободная профессия. Социальный работник должен написать письмо с опровержением ранее предоставленной информации и указанием, что на самом деле вы домохозяйка.

Сэра торопливо перешла к следующему пункту:

— Они считают, что британский департамент здравоохранения недостаточно компетентен. Уверяют, что им прислали не тот закон об усыновлении, который требуется. Им нужен закон о международном усыновлении.

— Я не понимаю, о чем идет речь.

— Григорий говорит, подойдет любой текст объемом в одну страницу, лишь бы в нем говорилось об усыновлении детей из-за рубежа.

Было ясно, что для Линды этого уже более чем достаточно, но выбора у Сэры не было, и ей пришлось читать список дальше.

— Еще они требуют согласие местного совета на предоставление ежегодного отчета о том, как идут дела у приемного ребенка. Представляете?

Эти же самые чиновницы два года назад упекли Ваню в психушку, и плевать они хотели, жив он там или умер.

На другом конце провода воцарилось молчание, но у Сэры оставался еще один, последний, пункт. Линда должна получить новую справку из полиции. Прежняя для российских чиновников уже устарела. Линда не выдержала:

— В Скотленд-Ярде сказали, что она действительна три года. Им этого недостаточно?

— Может быть, они считают, что за это время вы могли стать гангстером из Ист-Энда?

Наконец-то Линда издала нечто напоминающее смешок. И тут же раздраженно добавила:

— Судя по всему, их претензиям не будет конца. У меня есть только одно объяснение. Эти женщины ненавидят Григория. Они ему мстят. Я видела это собственными глазами. Это безнадежное предприятие.

— Знаю, вам тяжело. Но вспомните, как вы отлично уладили все с английской бюрократией. С российской вы тоже справитесь. Я уверена, у вас получится.

Но Линда не попалась на эту удочку. Она сказала, что совершенно измотана. А оформление и переоформление пакета документов съело почти все собранные деньги.

Линда все-таки нашла в себе силы получить документ, подтверждающий квалификацию социального работника. Она сама поехала в Хитроу, чтобы убедиться, что письмо не задержится в дороге. После этого она сказала, что ей нужен перерыв, так как она больше ни на что не способна, однако подтвердила свою решимость усыновить Ваню. И телефон замолчал еще на две недели.

Приближался отъезд Сэры и Алана, а у них еще оставалось много дел. Сэра, как могла часто, навещала Ваню, выполняя за сотрудниц Адели их работу. Она ходила с ним, поднималась по лестнице, подолгу разговаривала и поддерживала в нем надежду. Ваня постоянно спрашивал, когда будет суд и когда он поедет в Англию.

Однажды Сэра принесла ему леденцы на палочках.

— Можно их грызть?

Сэра утвердительно кивнула.

— Нет, неправда. Линда сказала, что грызть нельзя.

Линда стала центром его вселенной, фокусом его надежд и авторитетом во всех вопросах. Она не дала ему любви, но указала ее границы, так что Ване ничего не оставалось, как придерживаться ее правил.

— Позвони маме, Сэра, скажи, что я скучаю, что я сильно скучаю.

Сэра объяснила, что у Линды возникли трудности со сбором документов для усыновления. Ваня внимал каждому ее слову.

— Я все думаю, как помочь маме. Вот бы все документы собрали уже завтра! Ну, или хотя бы послезавтра. — Ваня немного помолчал. — А я пока буду собирать документы для Юли. Чтобы она тоже могла уехать.

Он все время вспоминал дни, когда Линда была в Москве. Вспоминал, что в некоторые дни она к нему не приходила, и ему говорили, что она "заболела*. Ом не мог понять, как это так бывает.

— Помнишь, она все время заболевала, а лотом вдруг сама по себе выздоравливала?

Вернувшись в Англию, Линда полностью сосредоточилась на внуках и сыне. Когда Сэра дозвонилась до нее, она не задала ни одного вопроса о Ване, не выразила о нем никакого беспокойства.

Сэра понимала, что одна не справляется, но, к счастью, ей на помощь пришли три вполне подготовленные женщины. Первой была Рейчел, здравомыслящий юрист и специалист по переговорам. Она дважды виделась с Ваней и сразу же прониклась к мальчику искренней симпатией. Не раздумывая она бросилась помогать со сбором документов. Но главное, она согласилась сама звонить Линде.

Второй была Энн, социальный работник, с ангельским терпением слушавшая бесконечные жалобы Линды. Она согласилась посетить дом ребенка и вынести независимое профессиональное суждение о Ваниных способностях. Ей было очевидно, что ребенок травмирован неуверенностью в будущем. Кроме того, его крайне беспокоило отсутствие писем от Линды.

Ну и наконец, Мэри, американский психолог, эксперт по проблемам усыновления и приемных семей. Вместе с Игорем, молодым российским адвокатом, она колесила по России, добывая медицинские визы в Америку для российских сирот, — ни дать ни взять Бэтмен с верным Робином. Казалось, ее энергии нет предела. Срок действия ее собственной визы давно истек, однако она каким-то образом ухитрялась проходить все милицейские проверки. Обычно она делала вид, что не понимает ни слова, пока проверяющим не надоедало с ней возиться и они не отпускали ее на все четыре стороны. Сэра познакомилась с Мэри в больнице, где обе навещали Эльвиру, подружку Вани. И Мэри незамедлительно предложила свою помощь в Ванином деле.

Как только заработал новый комитет поддержки Вани, объявился Григорий. Его сообщение произвело эффект разорвавшейся бомбы. К этому часу паковщики уже носились по Сэриной квартире, как стая саранчи, демонстрируя поразительный сплав чудес эффективности с полнейшим отсутствием здравого смысла: им, например, ничего не стоило упаковать грязную пепельницу вместе с окурками просто потому, что та попалась под руку.

— Назначена дата судебного слушания, — объявил Григорий, в голосе которого вдруг прорезались властные ноты. — Седьмое июля.

Сэра остолбенела:

— Какого черта? Не может быть!

— Я вдрызг разругался с тетками из министерства. Они бы так и тянули кота за хвост. Поэтому я перешел к плану Б и отправился прямо к судье.

Краем глаза Сэра заметила, что паковщики собрались сунуть самую тяжелую кастрюлю Le Creuset в ящик со стеклом.

— Но, Григорий, осталось всего двенадцать дней. Не думаю, что документы поспеют вовремя.

— Не важно. Забудьте о них. Судье они не нужны.

— Ради бога! Мы землю носом роем, чтобы их добыть, а вы говорите — не нужны.

— Ну да, ну да. Документы требовали в министерстве. Сейчас за все отвечает судья, а она сказала, что они ей не нужны.

Это было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Неужели бюрократов так легко обойти, словно в сюжете комикса? Григорий стоял на том, «что закон на его стороне. Но в одном судья была непреклонна. На слушании должны присутствовать оба приемных родителя. Если одного из них не будет, слушание перенесут на другой день. Григорий сказал Сэре, что она должна донести это до Флетчеров.

Сэра оставила послание о потрясающем достижении Григория на автоответчике Линды. День слушания дела был назначен, и чиновники больше ничего не могли поделать. Слушания — формальность, ведь судья уже принял документы. Все проблемы как будто остались позади. Оставался пустяк — предупредить Линду и Джорджа, чтобы вовремя приехали в Москву и присутствовали на слушаниях. И можно забирать Ваню с собой.

Сообщение на автоответчике Сэра оставила утром по английскому времени. Ни в тот день, ни на другой ответа не было. Вечером второго дня Сэра, наконец, застала Линду, и та призналась, что слышала сообщение, однако перезванивать не захотела. Она как раз собирала вещи, чтобы ехать на выходные. Ей нужен отдых. Вернется она в понедельник. В тот вечер Сэра доверила дневнику свои худшие предположения: Линда раздумала принимать Ваню в свою семью.

Приближался понедельник — решающий день. Вновь поверивший в себя Григорий отправил Линде факс. За два дня до этого президент России подписал закон о том, что в суде должны присутствовать оба приемных родителя. Утром Григорий переговорил с судьей, которая напомнила ему, что слушание будет отложено, если кто-то из приемных родителей не явится. Судья особенно подчеркнула, что обойти это требование невозможно. Тем временем Алан убедил “Бритиш эйруэйз" предоставить Флетчерам бесплатные билеты, чтобы они прилетели в Москву на судебное заседание и потом забрали Ваню с собой.

На сей раз долго ждать ответа не пришлось. После шести часов вечера заработал факс. Это было письмо, написанное от руки и адресованное суду. Линда сообщала, что ее полуторагодовалая внучка сломала ногу, и теперь она должна помогать дочери, присматривая за остальными детьми. Что, как частно практикующая медсестра, она не может ни с того ни с сего отменить назначенное пациентам время. Что ей пришлось бы взять в Москву своего пятнадцатилетнего сына, прервав его занятия и понеся дополнительные расходы. Что она готова послать в Москву своего мужа с доверенностью, подтверждающей его право представлять ее в суде.

Все эти отговорки гроша ломаного не стоили в сравнении с судьбой ребенка. Григорий просто фыркнул, услышав подобную чепуху. Ясно, что семья стушевалась перед трудностями усыновления.

Через два дня раздался звонок из “Бритиш эйруэйз”: собираются Флетчеры забирать свои билеты или нет? Последний срок: двенадцать ноль-ноль по Гринвичу. Попросили Рейчел дозвониться до Флетчеров и внушить Линде, что тянуть больше нельзя и пора принимать решение. Опять пришлось оставлять сообщение на автоответчике.

Линда ответила через два часа. В словах, которые она произносила, было много горечи и боли. Она отказывалась верить, что с билетами нельзя повременить. На нее оказывают недопустимое давления. Она ведь объяснила, почему не может выбраться в Москву, и привела достаточно веские причины. Она приедет в сентябре, как и обещала. В разгар лета собачьи гостиницы переполнены, а ей не на кого оставить своего пса. У внучки перелом ноги. Муж потеряет работу, если будет так часто отпрашиваться. И вообще, после обследования ее семьи, когда ее как будто публично раздели, ей нужно время, чтобы залечить психологические травмы. Но, несмотря ни на что, она не отказывается от усыновления.

Все окончательно запуталось. Линда не собиралась лететь в Москву, но и не собиралась отказываться от Вани. Парадокс!

Поздно вечером в квартире Сэры за кухонным столом собрался антикризисный комитет — обсудить, что происходит, и выработать план действий. Естественно, в роли эксперта выступила Мэри, которая не только объездила всю Россию, организуя усыновления брошенных детей, но и сама усыновила и удочерила восьмерых. На следующее утро она улетала в США, так что от нее ждали немедленного анализа ситуации.

Паковщики вымели из кухни все подчистую, но на верхней полке шкафа Сэра отыскала забытый рождественский пудинг. Они ели его со сметаной, запивая кофе.

Мэри объяснила, что главное в усыновлении — прочная душевная связь между матерью и ребенком. Если она есть, все уладится само собой. Мы должны понять мотивы, движущие приемной матерью, говорила Мэри. Существует два типа приемных матерей. Она взяла листок бумаги и разделила его пополам.

Дай мне шанс 277 В колонке “А", озаглавленной “Эгоизм", она написала: “У меня есть потребность, и ребенок должен ее удовлетворить”. В колонке “Б”, озаглавленной “Бескорыстие" — “У этого ребенка есть потребность, и я ее удовлетворю”.

Разумеется, предпочтительнее матери из колонки “Б”. Они готовы предоставить нуждающемуся ребенку место в сердце и в доме, да и свой банковский счет в придачу. Опыт показывает, что лучшие приемные матери получаются именно из них.

У женщины, которая думает об удовлетворении собственных потребностей и усыновляет ребенка ради самоутверждения, взаимоотношения с ним будут складываться гораздо драматичнее. Это приемные матери из колонки “А”. Честно говоря, заметила Мэри, мотивы обычно перемешаны, и чистые типы “А” и “Б” выделить очень трудно.

Когда Линда приехала в Москву в первый раз, она, по-видимому, была ярким образцом типа “Б” — свидетельством чему ее готовность приложить все силы, чтобы помочь Ване и принять его в свою семью. Но уже через год она скорее вписывалась в колонку “А” — по-прежнему хотела взять ребенка, но уже не ради его самого, а ради собственного самоутверждения в качестве матери.

— Что у нее случилось за этот год? — спросила Мэри, глядя на Сэру.

— Она теперь без конца говорит о внучке. Хотя в первый приезд и словом о ней не обмолвилась.

— Почему?

— Может, между ней и дочерью произошла размолвка? — Сэра вдруг все поняла. — Но для того чтобы местные власти вынесли благоприятный отзыв о ее семье и дали разрешение на усыновление, ей было необходимо восстановить хорошие отношения со всеми родными.

— Значит, они с дочерью помирились?

— «Видимо, так.

— Вот вам и ответ, — проговорила Мэри. — У Линды исчезла потребность в усыновлении чужого ребенка. Теперь она полностью занята внуками. Ваня ей больше не нужен.

Сэра вспомнила майские события, и ей стало стыдно. Она призналась Мэри, что поощряла Ваню показывать Линде, как он ее любит, однако ответной реакции мальчик так и не дождался. Мэри не удивилась. Нельзя получить то, чего нет.

— Вы забыли еще кое о чем, — вмешалась Рейчел. — Линда не подумала, как к усыновлению Вани отнесется ее сын-подросток. Здесь, в Москве, было очевидно, что ему явно не улыбается быть отодвинутым на второй план.

— Тогда почему Линда продолжает настаивать на усыновлении?

— Не желает признавать поражения. Слишком много сил они с мужем вложили в это дело. Но в душе у них нет желания доводить его до конца. Ноша оказалась им не по плечам.

Энн предложила взглянуть на происходящее с точки зрения Линды. Прочитав статью Алана в “Телеграф”, она восприняла ее как крик о помощи и поспешила на него отозваться. При этом она полагала, что Алан расчистит перед ней дорогу и уберет с нее все препятствия.

— А разве у нас был выбор? — пожала плечами Сэра. — Конечно, мы стали ей помогать. Она была так решительно настроена. И не могла себе позволить обратиться к услугам агентства.

— Правильно. А теперь посмотрите, что из этого вышло, — подытожила Рейчел. — Без вас она не одолела бы и половины пути. Вы внушили ей уверенность в собственных силах. Которых на самом деле нет. Увы, на настоящий момент у них нет ничего — ни средств, ни сил, ни желания действовать.

Встал вопрос, что делать дальше. Сэра отыскала запыленную бутылку голубого Кюрасао, последнюю в доме, и пустила ее по кругу.

Рейчел посоветовала Сэре и Алану больше ничего не предпринимать для помощи Флетчерам. Не приедут на слушание, и не надо. Внятных объяснений они предоставить не смогут, и вопрос будет закрыт.

Да, но как быть с Ваней? У Рейчел была одна идея по спасению мальчика от психушки. Она попробует связаться с Марией — энергичной и чрезвычайно дальновидной женщиной, которая приступила к осуществлению первого в России проекта по воспитанию детей-сирот на условиях патроната. Цель проекта — снизить приток детей в государственные детдома. Правда, Мария раньше никогда не брала под опеку детей, не способных ходить, и еще не факт, что она согласится принять Ваню. Но, если это случится, его будут лечить в домашних условиях. Его патронатная мать будет получать зарплату и поддержку целой команды специалистов.

— Идеальный вариант! — воскликнула Энн.

— Только имейте в виду, — добавила Рейчел. — Прежде чем я начну переговоры, Линда должна отказаться от усыновления.

Побеседовать с Линдой вызвалась Мэри. Алан отдал ей свою международную телефонную карту, чтобы она могла позвонить в Англию из Соединенных Штатов. Мэри пообещала, что сделает это при первой же возможности, улучив свободную минуту, — она ехала на свадьбу дочери, и ей предстояло множество хлопот.

В три часа ночи Мэри с адвокатом Игорем стали прощаться, чтобы успеть на рейс, вылетавший в шесть утра. Небо уже светлело, и Мэри, подняв вверх голову, вдруг спросила:

— Может, заедем повидаться с Ваней? По пути в аэропорт?

— Ну уж нет, только не в этот раз. Опять на самолет опоздаем, — возразил Игорь.

На самолет они успели. Мэри сдержала слово и поговорила с Линдой. Пять дней спустя она позвонила Сэре. Линда почти признала, что обстоятельства вынуждают ее прекратить процесс усыновления.

Они проговорили больше часа. Мэри убеждала Линду, что та должна думать о своих истинных чувствах, а не о воображаемом долге. Связь с ребенком возникает мгновенно или не возникает вовсе. Нельзя насиловать свою природу.

Линда жаловалась, что постоянно ощущала на себе давление, как будто ее к чему-то подталкивали и ею манипулировали. Никто не требует от нее больше того, что она может дать, отвечала Мэри, и ей не следовало самой себя загонять в угол. Линда должна в первую очередь разобраться в собственных чувствах. Без душевной связи с мальчиком ее жизнь превратится в кошмар, и первой жертвой этого станет ребенок.

Насчет душевной связи с Ваней Линда не беспокоилась. Она полагала, что такая связь возникнет позже, когда она привыкнет к мальчику, как родная мать привыкает к новорожденному младенцу. Но Мэри напомнила ей, что долгая борьба за усыновление мало чем напоминает рождение малыша. И надеяться на счастье можно лишь тогда, когда воспринимаешь приемного ребенка как своего собственного. К концу беседы они так и не пришли к согласию, но у Мэри появилась уверенность, что Линда близка к отступлению.

Потребовался еще один долгий телефонный разговор — на сей раз вела его Рейчел, призвавшая на помощь все свое мастерство переговорщицы, — чтобы добиться от Линды отказа от Вани. Линда заливалась слезами, снова и снова повторяя одни и те же фразы. Но, кажется, Рейчел нашла нужную тональность, и у нее сложилось впечатление, что она все-таки достучится до сердца и разума Линды. В разгар беседы до Рейчел вдруг донесся из кухни звон битого стекла. Она вздрогнула — это ее четырехлетняя дочка уронила стакан. Но тут же вспомнила, что девочка не босиком, а в туфельках, — значит, не порежется. И, наступив на горло материнскому инстинкту, Рейчел продолжила разговор:

— Представьте себе, что двое решили пожениться. Подготовка к свадьбе идет полным ходом, но у одного из будущих супругов вдруг возникают сомнения. Что вы им посоветуете? Идти к венцу?

— Н-нет, — помолчав, произнесла Линда.

— Вот и вы сейчас в такой же ситуации.

Рейчел поняла, что Линда начала проникаться серьезностью положения, и поспешила развить успех.

У Вани, сказала она, будут и другие возможности. Линда очень много сделала для него. Именно она два года защищала его от психушки. Без нее Ваня пропал бы. И все же, если она испытывает хотя бы малейшие колебания, от усыновления лучше отказаться.

Назавтра Линда послала Григорию факс и попросила его забрать из московского суда ее заявление.

Вечером в посольстве Великобритании состоялся прощальный обед в честь Сэры и Алана. Накануне они написали одно письмо, на которое возлагали большие надежды. В число приглашенных, помимо дипломатов, журналистов и представителей делового мира, они включили еще нескольких человек, которых знали как основателей новых инициатив для детей с ограниченными возможностями.

Одним из таких гостей была Мария — основательница первого в России патронатного проекта “Наша семья”. В адресованном ей письме Алан и Сэра просили ее позаботиться о Ване и найти ему приемную мать, чтобы ребенок не кончил свои дни в интернате. “Нам известно, что раньше вы никогда не принимали детей из государственных учреждений, но просим вас для этого мальчика сделать исключение”, — писали они. Шансов на успех было немного, но другой надежды на нормальную жизнь у Вани не оставалось.

Прием удался на славу. Гости обедали за длинным полированным столом под зажженными канделябрами и в окружении портретов британских министров иностранных дел в золоченых рамах. Послеобеденный кофе подали в белом с золотом зале, из окон которого открывался великолепный вид на реку и сверкающие купола кремлевских соборов. Мария была в превосходном настроении, и, прощаясь с ней, Сэра вложила письмо ей в руку:

— Прошу вас, прочитайте, когда приедете домой.

Когда наутро Сэра проснулась, ее уже ждал мейл от Марии, которая благодарила ее за то, что она обратилась к ней за помощью. Ванин случай, писала Мария, вызовет бурную реакцию и привлечет внимание ко множеству “подобных же случаев, и в результате мы сможем немного измениться сами и изменить мир”. Она обещала сделать все, что в ее силах, чтобы помочь Ване. Даже вступить в борьбу с бюрократией, хотя такого опыта у нее пока не было. Также она предупредила, что ничего не сможет предпринять, если мальчика отправят в интернат. Надо шевелиться быстрее, иначе будет слишком поздно.