Дебют четырех коней. 1946-1947

Интерлюдия 4

— Господа! — Президент Соединенных Штатов встал перед рабочим столом, упершись в столешницу задом, и обвел собравшихся в овальном кабинете внимательным взглядом. — Джон Даллес не далее как сегодня утром проинформировал меня о сообщении пришедшем из Дакара. Де Голль собирается в Москву на переговоры с красными, и оттого что он предварительно поставил нас в известность заранее, ситуация лучше не становится. Я не хочу нагнетать, однако не отказался бы от пары толковых предложений. Что нам делать дальше?

В кабинете президента этим утром были только «свои». Вице-президент Джон Брикер, которого изначально Дьюи буквально навязали в качестве «второго номера», но который успел за три года проявить себя вполне неплохим командным игроком. Он отвечал в кабинете за внутреннюю политику и связи с представителями банковского капитала, набравшими за время войны немалый политический вес.

Джон Фостер Даллес — друг, ближайший соратник и госсекретарь в кабинете Дьюи. Профессиональный дипломат и человек имевший на президента огромное влияние. Настолько большое, что именно его брату в прошлом 1946 году доверили реформировать управление стратегических служб в полноценную разведывательную спецслужбу. Аллен Даллес не смотря на шепотки за спиной — мол назначение было исключительно результатом влияния его брата — за короткий период времени успел показать себя с лучшей стороны и пробиться «узкий круг» президента.

Дуглас Макартур — министр обороны. Хоть Дуг и не показал себя с лучшей стороны непосредственно на фронте и был заменен на посту главнокомандующего Эйзенхауэром, во многом наличие боевого генерала в команде республиканцев обеспечило им решающий перевес на выборах 1944 года. Дуг был несколько туговат в плане соображалки и имел отвратительный характер, но и заменить его было просто некем.

Последним в кабинете был Джордж Хамфри занимающий пост министра финансов. Он, что интересно и немного парадоксально, попал в кабинет Дьюи «по квоте» промышленного лобби и в первую очередь всегда отстаивал интересы крупных производителей.

— Мы не можем на лягушатников надавить хорошенько, чтобы они не думали дергаться? — Бросил в сторону госсекретаря недовольный взгляд Макартур. — В конце концов они от нас зависят в плане оружия и снабжения чуть более чем полностью, а мы вроде бы как хотели бойкотировать этот Московский «конгресс».

— Можем, — кивнул старший Даллес, — но тогда правительство в Париже сформируют без них, а потом просто попросят убраться из колоний. А дальше либо французские колонии останутся верны Парижу и тогда де Голля и Рейно отправят вон пинком под зад, либо начнется конфликт.

— Разве это плохо? Или лучше отдать красным вообще все без боя?

— Лучше, вот только боюсь убедить де Голля начать гражданскую войну между метрополией и колониями за наши интересы будет достаточно сложно, — сарказма в голосе директора ЦРУ было столько, что даже привыкший ко всему президент невольно усмехнулся.

— Тогда нужно сделать так, чтобы французы не долетели до Москвы, — выдал следующее предложение министр обороны, — это кажется уже по вашему профилю такие штуки?

— Мы рассматриваем подобный вариант, — кивнул глава ЦРУ. В том, что американцы чувствовали себя во французских колониях как дома, не было ничего удивительного. Выражаясь финансовым языком, все заморское имущество было уже французами заложено-перезаложено несколько раз для поддержания видимости некой самостоятельности в борьбе с Германией.

— Господа! — Неожиданно подал голос министр финансов. — Вы кажется не понимаете всю глубину той задницы, в которой мы находимся. Франция нужна нам полностью и без капли влияния Москвы. Небольшая гражданская война на заднем дворе комми — это конечно приятно, не спорю, вот только нас она никак не спасет.

— Хм… А можно подробнее, — Макартур вытащи изо рта дымящуюся сигару и сделал рукой неопределенный жест в воздухе, — и по возможности человеческим языком, чтобы далеким от вашей кухни людям было понятно о чем речь.

— Можно, — покладисто согласился Хамфри. — За два последних года наш госдолг вырос до 350 миллиардов долларов или до 155 % от суммарного валового внутреннего продукта в годовом исчислении. При этом в первом полугодии этого 1947 года впервые за последние восемь лет отмечается падение уровня промышленного производства. Инфляция выросла до 4,5-й процентов, но хуже того — начал проседать курс доллара по отношению к золоту на международном рынке. Если в 1932 году тройская унция стоила 20 долларов, в прошлом году в Бреттон-Вудсе мы предлагали закрепить стоимость золота на уровне 31 долларов за ту же унцию, то сейчас спустя всего год цена золота выросла до 35 долларов.

— Джордж, — обратился к министру финансов президент, — мы здесь все не настолько хорошо владеем цифрами как ты. Что означает все вышеперечисленное? На сколько это плохо?

— Хорошо, — Хамфри бросил быстрый взгляд на Макартура и вздохнув принялся объяснять более образно. — Мы взяли уйму денег в долг — порядка 250 миллиардов долларов, если быть точным — на финансирование войны рассчитывая потом забрать свое за счет расширения рынков и скажем прямо эксплуатации Старого Света и их колоний. Но долг настолько большой, а успехи нашей армии столь малы, что кредиторы уже потихоньку перестают нам верить. И даже наши собственные промышленники, видя, что поток заказов скоро может резко снизится, начинают сокращать производство уже сейчас. Деньги, ранее вложенные в фабрики, выливаются на потребительский рынок, а бытовых товаров не хватает. Отсюда рост инфляции, и падение курса к золоту.

— А еще короче и понятнее? — Нахмурился министр обороны.

— Хорошо. Аналогия такая: мы взяли кредит в банке, купили участок земли, построили фабрику, наняли людей, обучили их хорошенько, произвели пробную партию товара, отдали ее бесплатно в рекламных целях, рассчитывая подгрести под себя весь рынок, потом запустили линию на полную катушку, а теперь оказалось, что наши покупатели стали брать товар на другом заводе. Мы в долгах и с кучей никому не нужного барахла на складе. В общем мы в глубочайшей жопе! Скоро в дверь начнут стучаться кредиторы. Так понятно! — От такого напора Макартур аж опешил на секунду, но быстро взял себя в руки и хотел было что-то сказать, но его оборвал президент.

— Господа, давайте не будем нервничать. Чуть спокойнее пожалуйста, — он задумчиво потер красные от недосыпа глаза и бросил короткий взгляд на вице-президента. Тот коротко кивнул, подтверждая все сказанное министром финансов. В банковской сфере, глядя на успехи американской армии начала нарастать тихая паника по поводу итогов войны. Пока истерику банкиров удавалось сдерживать, но долго ли продлится такое шаткое равновесие, сказать было просто невозможно. Дьюи вздохнул и переспросил министра финансов. — Что может нам помочь?

— Нужно всего лишь загнать русских обратно в их берлогу, убедить кузенов поделиться их рынками в колониях, — пожал плечами министр финансов, — потом не пустить комми в Китай, это даст возможность спокойно переварить Юго-восточную Азию. Индия опять же…

Сказать это было явно проще чем сделать. Из всех рынков, на которые рассчитывали Американцы плотно удалось влезть только во Французские колонии, но эти 40 миллионов нищих оборванцев — даже меньше, поскольку во Французском Индокитае пока царила полная анархия безвластия — никак экономику США спасти не могли. Китай за последние три года, когда все побережье контролировалось японцами и контакты с Гоминьданом были сведены к минимуму, попал под сильное влияние советов, и в ближайшее время надежд на улучшение ситуации не просматривалось.

Более-менее обнадеживающая ситуация складывалась в Индии. Британцев оттуда выпнули, Советы еще не дотянулись, а гражданская война потихоньку двигалась к своему завершению. Вот только индусы были бедны, а события последних лет делали эту бедность совсем уж отчаянной. Голодный человек, которому нечего есть — плохой клиент. Ему ничего кроме еды не продашь. Штатам же нужно было продавать самолеты, машины, корабли, станки — сложную, дорогую и высокомаржинальную продукцию. Рынок под эти товары в Индии сформируется еще не скоро.

Томас Дьюи вздохнул и сделал глоток виски из стоящего на столе стакана. Два с половиной года президентства дались ему нелегко. Резко начала седеть голова, появились морщины на лице и вообще он как будто постарел лет на десять. Из глянцевого красавчика, коим Дьюи выглядел еще несколько лет назад, он стремительно превращался в солидного, но уже не молодого джентльмена с уставшими глазами. Не слишком приятная трансформация.

— Хорошо, — президент перевел взгляд на сидящий по левую руку от него «силовой блок», — мы можем сейчас что-то сделать с русскими? Хотя бы теоретически?

— Теоретически — да, практически — нет, — покачал головой Макартур. — У нас в запасе сейчас всего две Бомбы и в ближайший год новых не появится. О проблемах с ураном известно, повторять их не буду.

— А без Бомбы?

— А без Бомбы… — Эхом откликнулся министр обороны, — боюсь, что они раскатают нас еще эффектнее чем немцы в 1942. У них под ружьем 7 миллионов бойцов, прошедших отличную учебу за прошедшие три года и мобилизационный потенциал еще миллионов на 10. Плюс немецкая армия, которая теперь, судя по всему будет подчиняться Москве. А у нас лучшие дивизии застряли на островах и французы.

Последняя ремарка вызвала волну смешков. Французы были отличными солдатами и практически в одиночку сдерживали бошей 2 года, вот только нынешнее состоящие из «черных» на 70–80 % французские дивизии их же армии образца 1940 года были совсем не ровней. Совсем.

— Аллен?

— Мы уже начали работать, — пожал плечами директор ЦРУ. — Далеко не все в Европе довольны возможной советизацией. Есть контакты и в Германии, и в Дании, и во Франции, но это все игра в долгую. Так чтобы именно здесь и сейчас… На ближнем востоке есть еще британские выходы на некоторых людей, которые недовольны тем, как советы перекраивают карту. Суннитское духовенство, которое отодвинули в сторону шииты из Ирана, Иорданская и Иракские верхушки, которым идея социализма не близка. Курды, которых, кажется, опять собираются прокатить с собственным государством. С этим можно работать, вероятно даже удастся устроить какое-нибудь восстание, но без внешней помощи комми раскатают арабов в тонкий блин без особой пользы для нас.

— Ну да, — пробормотал Дьюи. — Все это звучит не очень внушительно. Джон, что нам может дать конференция в Москве? Имеет смысл вообще в ней участвовать или может есть какие-нибудь другие варианты?

— Два дня назад я разговаривал с русским послом Громыко. Он передал, что советы готовы обсуждать прекращение поставок Японцам топлива и других военных грузов. Более того намекнул на возможное вступление СССР в войну.

— Нам это будет выгодно?

— О да! — Макартур уверенно кивнул, — на острова русские все равно не полезут, а если они отрежут от метрополии Маньчжурский промышленный район, Япония лишится большей части военного производства. Вероятно, на этом война будет закончена. Опять же вряд ли у них получится сделать это быстро. Японских войск в составе Квантунской армии сосредоточенно около миллиона штыков. Даже если они продержатся месяца два-три, отвлекая на себя советы, это развяжет нам руки в других местах.

— А сами мы не справимся?

— Справимся конечно. Еще полмиллиона убитых и покалеченных парней, а также год времени. Как раз успеем новую порцию Бомб изготовить.

— Год — это слишком долго, — министр финансов недовольно поерзал задницей на диване. — Боюсь года у нас просто нет.

— Тогда нужно договариваться, — подвел черту под обсуждением старший Даллес. — Вопрос только в условиях, на которые мы готовы пойти.

— А что советам вообще от нас нужно? — Подал голос, молчавший до этого вице-президент. — Складывается ощущение, что сейчас мы выступаем с гораздо слабейших позиций. Комми все свое уже взяли силой.

— Можно попытаться их припугнуть Бомбой, — пыхнул табачным дымом Макартур. — Они же не знают, что у нас осталось всего два заряда.

— Аллен, — президент повернулся к директору ЦРУ, — есть данные об атомной программе русских? Что мы знаем об этом.

— Только то, что она есть. Есть косвенные сведения, что русские начали активно искать уран на своей территории еще в 1942 году и вроде бы что-то нашли. Где-то на юге между Черным и Каспийскими морями, — географию СССР собравшиеся представляли себе достаточно смутно, поэтому название «Ставропольский край», им бы ни о чем не сказало. — Насколько далеко они продвинулись, сказать сложно. Наши яйцеголовые настаивают, что русские не смогут получить бомбу раньше 1950 года. Не позволит в первую очередь технологическая отсталость. Плюс война опять же тяжелая на своей территории, явно не увеличивает количество свободных ресурсов.

— То есть теоретически года 2–3 у нас есть…

— Вот только как мы дотянемся до собственных территорий русских, — старший Даллес представлял себе географию Европы луче всех просто по долгу службы. — Ближайшая точка откуда мы сможем поднять самолет — в Италии и оттуда даже по прямой тысяча миль до ближайших крупных городов советов. А учитывая, что нужно будет облетать воздушное пространство Балканской Антанты — в полтора-два раза больше. Про Москву и говорить нечего, и они это понимают.

— Хорошо оставим Бомбу в качестве запасного варианта, — кивнул президент, принимая точку зрения госсекретаря. — Есть конструктивные предложения?

— Есть, — кивнул тот. — Сейчас у нас, ну или у кузенов, сидят как бы законные правительства Франции, Бельгии, Нидерландов, Польши, Чехословакии и Италии. Если советы пойдут по жёсткому сценарию советизации Европы, то естественно мы их ставленников не признаем. Не то, чтобы Москву это сильно волновало, но тогда все эти страны — лишатся колоний, а это весьма солидная территория по любым меркам. Миллионы квадратных километров и десятки миллионов жителей. Можно попробовать обменять колонии Франции, Бельгии и Нидерландов, а также наше согласие отозвать признание правительств Бенеша и Миколайчика, на хотя бы частичный доступ на континент.

— Что это нам даст? — В глазах Дьюи в первый раз за время разговора мелькнула тень хоть какой-то надежды на приемлемый выход из ситуации. Президент хотел в 1948 году баллотироваться на второй срок, и падение во вторую великую депрессию никак бы не способствовало этим планам.

— Хорошо бы получить хотя бы часть заказов на послевоенное восстановление европейских городов и промышленных предприятий. Вряд ли русские обладают достаточными мощностями чтобы удовлетворить спрос. Тем более, что у них и самих весь запад страны разрушен, — принялся перечислять Даллес. — Это поможет нашей промышленности, а заодно даст нам рычаги влияния на внутренние дела той же Франции или Германии. Ну а дальше будем работать: искать недовольных коммунистами — таких будет много, это очевидно, — и тащить их наверх. Обычное в общем-то дело.

Ну и по Японии хорошо бы с красными договориться, тем более, что они первые выразили желание прийти к компромиссу по этому вопросу. А заодно может быть полюбовно разделит и другие сферы влияния.

— Это мне нравится, — кивнул Дьюи. — Это уже похоже на план. В таком случае думаю, что на этом можно закончить, жду от вас предложений по нашей позиции на переговорах в Москве. Дуг, задержись.

Все остальные встали и попрощавшись покинули кабинет. Дьюи подхватил бокал с виски обошел стол и тяжело плюхнулся в рабочее кресло.

— Да, господин президент?

— Что по Сардинии?

Макартур хищно оскалился и кивнул.

— Заканчиваем приготовления. Вопрос недели-двух.

— У вас есть неделя, — Томас Дьюи умел быть, когда нужно, достаточно жестким руководителем. — Хорошо бы подгадать нашу демонстрацию к конгрессу в Москве. Продемонстрировать силу.

— Да, господин президент, — такой подход министру обороны был куда более близким нежели финансы или дипломатия. Продемонстрировать силу генерал Макартур всегда был готов. — Сделаем в лучшем виде.

— Русские ничего не пронюхали, надеюсь?

— Вроде тихо, по крайней мере никакой суеты с их стороны заметно не было.

— Хорошо, сообщи, когда все будет готово, — президент коротко кивнул, отпуская министра обороны.

Когда Макартур вышел, Дьюи опрокинул в себя остатки виски и закрыв глаза откинулся на спинку кресла. Президент США чувствовал себя сапером на минном поле: одна ошибка и все рухнет.

Значит ошибок допускать нельзя.