Дебют четырех коней. 1946-1947

Глава 17

Летом 1947 года произошло еще одно знаковое событие, предопределившее судьбы сотен миллионов людей.

21 июля неизвестными террористами был взорван автомобиль, в котором ехал Махатма Ганди. Лидер индийской нации, духовный глава страны и просто человек, который пользовался бесконечным авторитетом миллионов людей по всему миру.

Вместе с Ганди погиб водитель и два охранника, а также случайно находившийся в тот момент на улице рядом с дорогой ребенок. Однако несмотря на обилие жертв и волну народного гнева, поднявшуюся впоследствии, точно установить заказчиков убийства следствие так и не смогло. Было арестовано несколько человек из ближайшего окружения Ганди, в том числе и среди тех, кто должен был обеспечивать безопасность национального лидера, однако никто из них признательных показаний в итоге не дал. Можно было только гадать и рассуждать кому именно была выгодна смерть этого человека.

А желающих отправить Ганди на тот свет — или на встречу новому перерождению, если исходить из постулатов индуистской веры — было на самом деле не так мало. Собственные политические противники внутри «ИНК», радикальные индуисты, считающие невозможными любые уступки сепаратистам, иностранные спецслужбы, которым сильный лидер во главе бывшей колонии был совершенно не нужен. Ну и конечно те самые сепаратисты, мусульманские на западе и востоке, а также дравидийские на юге.

Здесь нужно сделать небольшое отступление и дать пояснения насчет национальных особенностей Индийского субконтинента. Дело в том, что весь юг Индии населяют народы — при том, что они также исповедуют индуизм — выделенные в отдельную группу национальностей. Тамилы, телугу, малаяли, каннара, гонды и еще россыпь более мелких народностей, чья суммарная численность на момент 1947 года составляла около семидесяти-семидесяти пяти миллионов человек, то есть каждый пятый примерно индуист был дравидом. При этом различия между живущем на юге тамильцем и делийцем с севера Индии будут куда как более заметные чем между делийцем-индуистом и делийцем-мусульманином, которые жили бок о бок сотни лет.

Во-первых, язык. Язык юга Индостана принципиально отличается от севера. Настолько Дравидийские языки выделены в отдельную семью, не имеющую с индоевропейской ничего общего. Во-вторых, внешний вид. Дравиды несколько отличаются ростом, пропорциями и цветом кожи от своих северных соседей, что послужило причиной их выделения в самостоятельную южноиндийскую расу. Ну и конечно, в-третьих, — огромное количество национальных и культурных особенностей, связанных в первую очередь с те, что до появления на субконтиненте британцев собственно Индии никогда и не существовало. Тут веками была целая россыпь мелких, связанных между собою нитями сложных вертикальных и горизонтальных связей, государств что естественно не приводило к созданию общего культурного пространства.

Толчком для обретения национального самосознания на юге Индостана стало появление японцев, которые сознательно пропагандировали сепарацию дравидов от остальных индийцев. И хотя воины страны восходящего Солнца уже давно покинули эти земли, брошенные ими семена раздора — удобренные большим количеством вооружения, оставленного при эвакуации и пролитой совместно кровью — дали свои плоды.

Смерть Ганди на корню уничтожила наметившийся было консенсус по созданию некого конфедеративного государства, в которое моли бы войти все части бывшей Британской Индии. План был достаточно утопический сам по себе, поскольку умеренное левое правительство Джавахарлала Неру, еще при живом Ганди занявшего пост премьер-министра и желавшего направить страну по социалистическому пути развития, мало сочеталось с откровенно националистическими силами юга полуострова и радикальными мусульманами северо-запада.

Кроме того, уже с начала 1947 года дравидийские сепаратисты начали получать помощь в своей борьбе из-за океана. Американцам большая, объединённая, сильная, да еще и социалистическая Индия была не нужна абсолютно, поэтому в Вашингтоне была сделана ставка на сотрудничество с Карачи и Мадрасом.

В результате всех этих событий 17 октября 1947 года была провозглашена независимость Мусульманской Республики Пакистан со столицей в городе Карачи. При этом пакистанцы заявили о претензиях на весь Кашмир и призвали к обмену населением для уменьшения напряженности и недопущения впоследствии новых конфликтов.

А 21 октября — так, чтобы ни у кого не осталось сомнений в согласованности этих двух мероприятий — было объявлено, что республика Дравидистан так же отделяется от Индии и собирается строить свое независимое государство со столицей в Мадрасе.

Новые государства практически стразу были признаны в Вашингтоне, Лондоне и прочих «свободных» государствах, после чего на Дели было оказано мощнейшее дипломатическое давление для скорейшего окончания боевых действий и окончательного признания сложившегося статуса «кво». В особенности в Вашингтоне были довольны тем, что сложившаяся ситуация не допускала никакой прямой связи между СССР и склонным к левизне делийским правительством Центральной Индии. Все подходы по суше перекрывались Пакистаном и Тибетом, что делало практически невозможными прямые поставки оружия с севера. Понятное дело, что был еще и морской путь, однако в обозримом времени Советский Союз объективно был не способен заиметь флот достаточный для конкуренции с США и Британией в столь отдаленной акватории коей являлся Индийский океан. А если учитывать то, что Суэц оставался под контролем американских войск — так и вовсе.

Окончание боевых действий в Европе, — вернее не само окончание, а их конечные результаты — привели к резкому взлету количества приверженцев коммунистической и других левых идеологий. Пока в Германии, Франции и других странах у руля освобождённых от нацизма государств встали временные правительства, в Великобритании прошли первые более чем за десять лет Парламентские выборы.

Оглашенные 12 сентября результаты выборов были воистину ошеломляющие. Во-первых, с треском пролетели консерваторы, которые в своей предвыборной кампании в первую очередь апеллировали к авторитету премьер-министра Черчилля. Однако экономическая и социальная обстановка на островах была крайне тяжелой и совсем не способствовала любви народа к правящей партии. Опять же в число победителей Великобритания вошла чисто номинально, никакой пользы от для себя от поражения Германии не получив.

Общие экономические убытки страны — достаточно условное число, учитывая невозможность объективно подсчитать стоимость потерянных колоний — применю оценивались в 200 миллиардов фунтов и это при курсе британской валюты 4к1 по отношению к доллару США. Государственный долг Великобритании вырос с 9 миллиардов фунтов в 1939 году до 21 в 1947, особенно резко взлетев в небеса в последние пару лет, после того как США резко прикрутили кран ленд-лиза. И это при том, что планируемый на 1947 год бюджет королевства верстался из расчета доходов на уровне около 4 миллиардов фунтов. Условно говоря за неполный десяток лет войны британцы «просадили» то, что их предки зарабатывали полвека.

Нет ничего удивительного в том, что простые англичане устали от войны, от постоянных смертей, от национального унижения, от пустых полок в магазинах, от талонов даже на самое необходимое и проголосовали за тех, кто в первую очередь говорил о послевоенном восстановлении, а не о «величии нации».

В результате лейбористы — социал-демократы на английский лад — взяли 431 место в парламенте. То есть больше 50 %, что дало им право формировать Кабинет Министров без оглядки на любом друге политические силы.

Ну а другой большой неожиданностью, и это во-вторых, стало то, что коммунистическая партия Великобритании, еще недавно совершенно маргинальная и гордящаяся целым одним представителем в парламенте улучшила свой результат 1935 года аж в 22 раза! Плюс резко улучшила свои предыдущие показатели еще одна левая партия — Независимые Лейбористы. НРП занимала на идеологическом поле позицию между социал-демократами и коммунистами, причем склоняясь в сторону Троцкизма. В предыдущем парламенте они имели всего три мандата, а в 1947 году получили 14. В итоге суммарно все левые вместе с независимыми кандидатами, отстаивающими левую повестку, набрали 472 места из 640 или 73 % всех мандатов!

Нет, понятное дело, что до статуса третьей силы или до возможности вообще хоть как-то влиять на политику несистемным левым было еще очень далеко, но даже сам факт столь резкого прогресса изрядно встревожил определенные круги заинтересованных лиц. Начали даже раздаваться призывы совсем запретить коммунистическую партию. Исключительно в целях поддержания национальной безопасности, конечно.

Однако новое правительство, которое возглавил лейборист Клемент Эттли видело в таком полевении взглядов населения возможность для себя относительно безболезненно договориться с Москвой о некой взаимовыгодной форме совместного существования, которая бы не предполагала бесконечное прямое противостояние.

Логика в этом была более чем прагматичная. Открытое противостояние со всей Европой — за исключением Норвегии, Испании и Португалии — означало бы, по сути, континентальную блокаду по типу наполеоновской. Только во второй половине 20 века огромный флот дабы преодолеть 30 километров Ла-Манша уже стал не нужен. Иметь же под боком советские бомбардировщики с атомными бомбами под крыльями — данных о советской ядерной программе в Лондоне не было, но обычный здравый смысл говорил, что русские совершенно точно над бомбой работают — способные за полчаса стереть с лица земли полстраны? Удовольствие сильно ниже среднего.

С другой стороны, и «дружба» с Соединёнными Штатами, которая всего за пятьдесят лет сделала из империи, над которой никогда не заходит Солнце, кровоточащий обрубок не претендующий ни на какие лидирующие позиции в «мировом концерте», уже тоже не казалась особо привлекательной. После того как янки сначала подставили Англию под немецкий химический удар возмездия, потом заморозили военную помощь, а под конец тупо ограбили, забрав себе наиболее лакомые куски в Средиземноморье — кроме Гибралтара американцы так же не торопились уходить с Мальты, с Кипра и из зоны Суэцкого канала, не аннексируя эти территории официально, но и не возвращая их «законному» хозяину — отношение общества к заокеанским партнерам было крайне отрицательное.

При этом попытки Великобритании договориться о новых кредитах тут же наталкивались на неприятные условия политического толка. Вашингтон уже тоже не видел в Британии хоть сколько-нибудь равноправного партнера и готов бы разговаривать с островитянами исключительно как младшими. Администрация Дьюи настаивала на удалении из парламента тех же коммунистах, на присоединении к финансовой системе, основанной на долларе, на размещении на островах американских военных баз. Очевидно условия были для Лейбористов не слишком приятные.

Вместо этого едва придя к власти, лейбористы объявили о начале масштабных преобразований во всех сферах. Сокращение армии до минимально возможных минимумов, сокращение прочих непрофильных бюджетных издержек, национализация тяжелой промышленности, объектов критической инфраструктуры, и Банка Англии. Улучшение трудового законодательства, увеличение субсидирования образования, создание национальной системы здравоохранения и так далее.

В отношении же внешней политики показательным стало назначение Эньюрина Бивена, одного из лидеров левого крыла лейбористкой партии, на должность министра иностранных дел. Не менее показательным стало то, что первый свой иностранных визит Бивен совершил не в Вашингтон, а в Москву, где были проведены переговоры о возможном получении кредитов от Советского Союза, а также о возможном создании некой общеевропейской структуры безопасности, в которую войдет и Великобритания.

Такой неожиданный и резкий разворот в сторону коммунистов привел консерваторов во главе с Черчиллем в натуральное бешенство. Не то чтобы старый боров сильно любил янки, после всего, что произошло, однако коммунистов и легших под них бошей он ненавидел гораздо сильнее. 21 ноября 1947 года в ходе своей поездки в США он выступил со ставшей впоследствии знаменитой Филадельфийской речью, в которой обличал коммунистов, коммунизм в целом и ставил знак равенства между нацизмом и коммунизмом.

Филадельфийская речь была, если разобраться, нацелена не столько «вовне», сколько «вовнутрь», на непосредственно английского избирателя и ставила целью дискредитацию правительства Эттли, а не формализацию противостояния между «западом» и «востоком». Это противостояние началось на четыре месяца раньше во время Синайского инцидента и не нуждалось в дополнительном обосновании.

Результат Черчеллевского демарша вышел, однако строго противоположным ожидаемому. Вместо роста собственных рейтингов произошел их дальнейший обвал. Слишком свежи в памяти лондонцев были события «химической» ночи, стоившей Британии сотни тысяч жизней, чтобы простой англичанин всерьез пожелал начала нового военного противостояния.

Ситуация накалилась настолько, что с обращением к народу выступил даже король Георг VI. Никогда не отличавшийся сильным здоровьем в ту памятную ночь монарх также пострадал от немецкой химии, что привело к поражению легких, закупорке артерии на ноге с последующей ее ампутацией. Теперь не старый еще пятидесятилетний мужчина передвигался исключительно на коляске и дышал через кислородную маску. Двор постепенно уже готовился к смене монарха — на трон должна была взойти младшая дочь Георга Маргарет — однако король нашел в себе силы чтобы выступить по радио, изложив свое видение сложившейся ситуации.

— Я обращаюсь ко всем жителям Британии, которые с надеждой смотрят в будущее и желают мира. Великобритания за последние десять лет потеряла слишком много, чтобы вновь сейчас, не залечив еще прошлые раны, ввязываться в новые военные противостояния. Да, среди нас есть люди, — даже через радио были слышно, как королю, потерявшему свое здоровье и старшую дочь во многом благодаря политике Черчилля, тяжело даются слова и как он через каждые несколько секунд прикладывается к кислородной маске, — ослепленные гордыней, жаждой мести и желанием сжечь весь мир на алтаре своих амбиций. Однако я верю, что большая часть моего народа мечтает о ровно противоположном…

В целом было понятно кого именно так завуалированно поименовал Георг VI, и от выбора какого рода политического курса он предостерегал своих подданных. А учитывая, что уже через три недели английский король умер, эта речь была воспринята жителями островов как некое завещание, изрядно усилившее в итоге позиции тех политиков, которые отстаивали необходимость политики разрядки напряжения, сложившегося между Британией и СССР.

Забегая чуть-чуть наперед нужно отметить, что усилия кабинета Эттли направленные на нормализацию советско-британских отношений дали свои заметные плоды уже в перспективе нескольких лет. Нет, возможно часть британского политикума все также желала бы ориентироваться на Вашингтон, однако делать это имея под боком тотально красную Европу выглядело изощрённым способом самоубийства, поэтому прагматичный подход в итоге победил.

В течении следующих десяти лет между Москвой и Лондоном было налажено достаточно тесное сотрудничество в сфере проектировки и производства, например, реактивных самолетных двигателей, английские верфи строили для СССР торговые корабли, в которых красная империя имела огромную нужду, а при учреждении в 1962 году международной программы «Интеркосмос» Великобритания стала одной из первых ее участников. Если брать страны, не входящие в «соцблок», так и вовсе — первой.

На выборах 1964 года занявшей первое место Лейбористской партии не хватило в итоге голосов для создания собственного кабинета министров, и Вильсону пришлось искать союзников, коими стали получившие в тот год 44 мандата коммунисты. Этот год стал первым, когда в Кабинет министров королевства попал политик-коммунист.