Денег больше чем у бога. Хедж-фонды и рождение новой элиты

В своем знаменитом заявлении в конгрессе в 1967 году опытный экономист Пол Самуэльсон вынес свой вердикт в отношении сферы управления капиталом. Ссылаясь на недавнюю диссертацию на степень доктора философии в Йельском университете, он обратил внимание на то, что случайно выбранные портфели акций зачастую имели превосходство над профессионально управляемыми фондами во взаимном пользовании. Когда председатель банковского комитета палаты представителей отнесся к этому скептически, профессор продолжал стоять на своем. «Когда я говорю «случайно», я хочу вызвать у вас ассоциацию с игральными костями, случайными числами или игрой в дартс», — подчеркнул он¹. Три года спустя Самуэльсон стал третьим экономистом, получившим Нобелевскую премию, но полученное признание совершенно не смягчило его мнение. «Большинству специалистов, которые принимают решения, касающиеся портфелей акций, следует оставить бизнес и заняться прокладкой водопроводов, преподаванием греческого языка или способствовать созданию годового ВВП, работая управляющими корпорации», — писал он в 1974 году. Даже если совет все бросить — верный, очевидно, это не из тех советов, которым следуют с огромным желанием².

Высказывания Самуэльсона не очень походили на одобрение хеджевых фондов. Но его осуждение профессиональных инвесторов послужило поводом для возражений. Хотя большинство инвестиционных менеджеров могли бы принести обществу больше пользы в качестве водопроводчиков, Самуэльсон полагал, что гигант с действительно свежими взглядами мог бы одержать победу на рынке³. «Людей различают по их росту, красоте, язвительности, — писал он. — Почему не по их PQ, то есть коэффициенту производительности?⁴» Конечно, эти незаурядные инвесторы не стали бы дешево продавать свои способности «Ford Foundation или отделу трастовых операций местного банка. У них слишком высокий IQ для этого». Гиганты должны были бы создать небольшое товарищество, от которого они сами получали бы доходы: скорее они создали бы хеджевый фонд. Самуэльсон всегда чувствовал себя достаточно уверенно — к двадцати пяти годам он опубликовал статей больше, чем ему было лет, — и он естественным образом полагал, что способен выбирать редкие исключения из ряда тех, кому следовало бы быть водопроводчиками. В 1970 году он стал спонсором-учредителем нового инвестиционного предприятия под названием Commodities Corporation, вложив примерно в то же время часть капитала в Warren Buffett³.

Commodities Corporation был одним из первых инвестиционных банков, созданных «квонтами» — компьютерными разработчиками, у которых, что называется, семь пядей во лбу⁶. Исходным условием компании, как было заявлено на первой странице ее рекламного проспекта, являлось «широкомасштабное использование эконометрического анализа, невозможного прежде, до появления компьютеров»⁷. Одним из трейдеров-учредителей Commodities Corporation был Пол Кутнер, коллега Самуэльсона по Массачусетскому технологическому институту, над которым много иронизировали за его вклад в теорию эффективного рынка⁸. Наряду с несколькими другими докторами экономических наук фирма впоследствии наняла программиста, который ранее занимался проектом «Аполло» — он был ракетным ученым в буквальном смысле⁹. С юридической точки зрения предприятие скорее имело структуру корпорации, чем товарищества, но, с другой стороны, оно являлось типичным хеджевым фондом¹⁰. Предприятие занималось приобретением и продажей фьючерсных контрактов. Оно использовало леверидж. Его астрономические прибыли делили между собой менеджеры предприятия и небольшое количество инвесторов. Самуэльсон заплатил 125 тысяч долларов за свою долю в Commodities Corporation и согласился стать активным членом совета директоров.

Участие Самуэльсона заключалось главным образом в ставке на Ф. Хельмута Веймара — с моторчиком внутри, обуреваемого идеями и слегка страдающего манией величия президента компании¹¹. Веймар недавно закончил работу над докторской диссертацией, в которой предложил метод прогнозирования цены на какао: данный метод путем обработки статистических данных позволял определить, насколько в связи с экономическим ростом увеличилось потребление шоколада, а значит, и спрос на какао, насколько засуха или влажность в Западной Африке повлияли на поставки и т. д. Веймар учился в Массачусетском технологическом институте, где он познакомился с Самуэльсоном и Кутнером. Но хотя Веймар рассчитывал, что его учителя помогут ему в совершенствовании его знаний в математической и компьютерной областях, на него не производила впечатления их теория эффективного рынка. «Я считал, что теория случайных блужданий была абсурдом, — говорил он позже. — Вся эта идея о том, что человек не может заработать хорошие деньги, обладая конкурентным преимуществом над остальными участниками рынка, — безумие»¹².

Веймар был высокого роста, в очках, широкоскулый, с изысканной североевропейской внешностью, унаследованной им от своих родителей — немцев. В детстве ему приходилось часто переезжать из города в город, и под влиянием этого жизненного опыта у него сформировался самостоятельный характер и стремление заработать столько денег, сколько необходимо, чтобы ни от кого не зависеть. Еще будучи аспирантом, он изобрел амбициозную математическую модель для отрасли замороженного апельсинового сока, и когда в соответствии с этой моделью оказалось, что цена на концентрат апельсинового сока вырастет вдвое, он занял 20000 долларов для покупки огромной партии на складе. Модель оказалась верной, и цена, как и предполагалось, подскочила. Единственным препятствием оказалось то, что местные супермаркеты с недоверием отнеслись к оптовой покупке апельсинового сока у студента. Веймар вынужден был продать сок обратно на склад, в результате чего лишился пятой части своей прибыли.¹³

После завершения докторской диссертации, посвященной рынку какао, Веймар стал работать на продуктовую компанию Nabisco, где вскоре убедил своих боссов использовать его прогнозы. Идея была в том, что, когда цены на какао упадут в соответствии с прогнозами, сделанными в его модели, Nabisco закупит какао, чтобы обеспечить свои потребности для производства шоколада; если цены поднимутся выше, чем предполагала модель, то Nabisco приостановит свои закупки. Как только начались торговые операции в соответствии с программой Веймара, цены на какао упали значительно ниже, чем предполагала модель, поэтому Веймар стал закупать фьючерсы на какао в большом объеме. Затем цена упала еще больше, что означало, что Веймар потерпел убытки; но, следуя своему прогнозу, Веймар продолжал покупать, несмотря ни на что. Главный финансовый директор Nabisco начал беспокоиться, и Веймару пришлось отражать его нападки, прикрываясь дымовой завесой квантитативного жаргона; тем временем он обнаружил, что количества какао-бобов достаточно, чтобы обеспечить производство Nabisco на два года. «Вы уверены, что вы знаете, что делаете?» — не раз спрашивал Веймара его босс; и Веймар, сколько мог, демонстрировал уверенность, хотя внутренне был очень обеспокоен. Но пока Веймар нервничал, в Африке случился неурожай, и цены на какао выросли почти вдвое. Веймар продал обратно часть своих запасов с огромной прибылью. «В тот период моей жизни я не был в высшей степени скромен и не сомневался в себе», — признавался он впоследствии¹⁴.

Окрыленный этим успехом, Веймар решился создать свое собственное предприятие. Он начал составлять проект вместе с Фрэнком Ваннерсоном, еще одним новоиспеченным доктором экономических наук, который примкнул к нему в отделе прогнозирования Nabisco. Вряд ли эти двое были парой. Веймар был полон радостной уверенности, в то время как Ваннерсон был удрученным бородачом; один из коллег говорил, что он похож на средневекового странствующего монаха в кожаных сандалиях и плаще с капюшоном; другой полагал, что от него веяло дружелюбностью психотерапевта¹⁵. Но Веймар и Ваннерсон были близкими друзьями, и докторская диссертация Ваннерсона, посвященная рынку пшеницы, дополняла знания и опыт Веймара на рынке какао. Веймар привлек других сообщников, и они вместе решили осуществить проект. Когда был собран начальный капитал в 2,5 миллиона долларов, учредители открыли магазин в Принстоне, штат Нью-Джерси, недалеко от места, где жили Веймар и Ваннерсон. Их штаб-квартира в доме на ферме была окружена цветущими деревьями и газоном большой площади. В свой первый день в офисе Веймар был в костюме. Ваннерсон появился в рубашке цвета хаки с короткими рукавами, со своей собакой по кличке Арахис¹⁶.

В офисе Веймара был поставлен огромный директорский стол из орехового дерева и большое красное кожаное кресло; сочетание, которое прекрасно ему подходило. Но неофициальный, эгалитарный стиль Ваннерсона вскоре стал преобладать в компании; если в Commodities Corporation проходила встреча, то на нее приглашали и повариху Агнессу. В сообщество в старом доме на ферме входила также немецкая овчарка по кличке Какао, которая потеряла одну лапу, попав под машину. Небольшой штат сотрудников Веймара, включавший семь профессиональных работников и шесть человек вспомогательного персонала, иногда занимался бросанием подков во время обеда и игрой в софтбол после закрытия рынков. Непринужденная обстановка свидетельствовала о том, что фирма находилась вдали от нью-йоркской суеты: Commodities Corporation не занималась торговлей и налаживанием связей и не была похожа на участника рынка; она скорее являлась победителем на рынке за счет использования компьютерных моделей, математики и превосходной информации. На регулярно проходящих семинарах учредители обменивались концепциями торговли, исписывая доску формулами. Они далеко ушли от духа фондового жокея, свойственного А. У. Джонсу, или от беспорядка от разбросанной пиццы в операционной комнате Майкла Стейнхардта.

Веймар собрал команду, которая вплотную занялась фундаментальным анализом. Он нуждался в специалистах по эконометрике, которые создавали модели, прогнозирующие уровень цен, исходя из предположения, что прибыли последуют, когда реальная ситуация приблизится к прогнозируемой. Веймар занимался торговлей какао; Ваннерсон был ответственным за пшеницу; Пол Кутнер, профессор Массачусетского технологического института, пришел в компанию, вооруженный эконометрической моделью рынка свиной грудинки. Кеннет Майнкен, специалист по эконометрике, преподававший в Университете Ратджерса, был взят в компанию для торговли соевыми бобами и фуражным зерном. Наняв специалистов по различным товарам, Веймар надеялся разнообразить пути доступа фирмы к любому рынку.

Веймар включил в свою модель по какао огромное количество данных. Чтобы осуществлять поставки какао до того, как западноафриканские развивающиеся страны опубликуют официальный отчет о своих урожаях, он изучил взаимосвязь между погодой и урожаями какао в Кот-д’Ивуаре и Гане. Наблюдая за диаграммами осадков и влажности, он мог предсказать урожай какао, а значит, и поставки какао, а следовательно, в конечном итоге и цены. В первоначальную группу также входил Ганс Килиан, немец, который путешествовал по африканской сельской местности на «лендровере», исследуя какао-деревья и записывая количество, длину и состояние бобов. Дерево какао по высоте такое же, как яблоня, и на нем вызревает около двадцати пяти бобов, поэтому счетовод бобов жаловался, что у него заклинивает шею. Его «лендровер» часто ломался. Он старался заполучить большие суммы ганской валюты, необходимой, чтобы платить местным рабочим, которые помогали ему с подсчетами. Но все же эти усилия давали возможность подтверждать или корректировать проекты поставок, сделанные на основе диаграмм погодных условий. Веймар изобрел усложненную модель установки цен на какао, и теперь у него в наличии были сложные данные для обеспечения этой модели.

ОДНАКО ЧРЕЗМЕРНАЯ СЛОЖНОСТЬ НЕ ГАРАНТИРОВАла успех. Вскоре после того, как Commodities Corporation начала свою деятельность, американские кукурузные поля были поражены грибковым заболеванием, известным как кукурузная болезнь. Некоторые специалисты по растениям предсказывали, что это заболевание возобновится в следующем году в еще большем масштабе; фьючерсы на кукурузу стали дорожать в ожидании предстоящего дефицита. Столкнувшись с многочисленными полунаучными слухами, создававшими панику на рынке, Веймар и его коллеги поняли, что могут получить преимущество. Они воспользовались услугами специалиста по фитопатологии из Университета Ратджерса, дававшего консультации в штате Нью-Джерси, увеличив бюджет для научных исследований и покрывая расходы специалиста, так как он разъезжал по всей стране, посещая научные конференции. После нескольких недель исследования ратджерский фитопатолог пришел к выводу, что страх в связи с болезнью преувеличен: обилие страшных историй не было следствием чего-то более заразного, чем паникерское влияние средств массовой информации. Веймар и его коллеги были поражены. Заключение фитопатолога означало, что цены на кукурузу будут падать, а значит последует наплыв трейдеров, которые будут формировать большое количество коротких позиций в ожидании того момента, когда станет очевидно, что паникерство необоснованно. Затем в одну из вечерних пятничных программ наряду со своим постоянным репортажем о Вьетнаме Си-би-эс включила специальный репортаж о кукурузной болезни. Главное место в репортаже отводилось выступлению фитопатолога из штата Иллинойс, человека, являвшегося представителем штата, где намного больше кукурузы, чем в штате Нью-Джерси. И человек из кукурузного штата предсказывал катастрофическую гибель урожая кукурузы.

Веймар и его коллеги почти не спали в эти выходные. Они открыли крупную короткую позицию на кукурузном рынке, поставив на кон свою фирму, на основании совета фитопатолога, которому теперь противоречил более опытный коллега. Когда в понедельник наконец открылись рынки, фьючерсы на кукурузу так резко подскочили, что торговля была немедленно остановлена: товарные биржи установили ограничение на допустимые ежедневные операции, чтобы сдержать чрезмерные колебания цен. Не было возможности каким-либо образом покинуть рынок; цены достигли своего предела после того, как небольшое количество контрактов перешло в другие руки, а Веймар и его друзья оказались в ловушке созданных ими позиций. До вторника трейдерам Commodities Corporation не удалось сбросить свои короткие позиции, а к тому времени уже был нанесен ущерб: от начального капитала фирмы в 2,5 миллиона долларов теперь оставалось 900 тысяч долларов. Молодая компания Веймара рушилась у него на глазах. Не утешало и то, что фитопатолог из Университета Ратджерса в итоге оказался прав. Кукурузной болезни не было, но Commodities Corporation закрыла свои короткие позиции на самой верхушке рынка.

Из-за неудачи с кукурузой в 1971 году Commodities Corporation оказалась на волоске от закрытия. Отношения между учредителями компании испортились; Веймар размышлял, насколько ему стоит беспокоиться из-за ружья, которое его озлобленный напарник хранил в офисе для охоты на кроликов и фазанов. Некоторые из членов совета учредителей фирмы хотели вернуть свой капитал: несмотря на опыт в количественном анализе и впечатляющие докторские степени, Веймару и его команде не хватило того самого высокого «коэффициента производительности», в котором был так заинтересован Самуэльсон. Но Веймар был непоколебим, ему и раньше приходилось выходить из бедственного положения. Однажды, будучи студентом, он потерял все свои деньги после ряда неудачных ставок и во время игры «Ред Соке» сел на одно из самых дешевых мест, чтобы напиться пива и подумать о том, как вернуть утраченное. На этот раз он был в Принстоне, и терапия «выпивки и бейсбола» была менее подходящей, но в нем было не меньше готовности не сдаваться. Он вообразил себя романтическим героем одного из замечательных романов, на которых был воспитан; он ответил на свою неудачу каким-то восхищенным мазохизмом, погрузившись в беспокойство и самоанализ, которые сопутствуют неприятностям. Он не собирался оставлять свою молодую компанию с игрой в софтбол после обеда и цветущими деревьями. Если сторожевая собака Какао могла не сдаваться, потеряв ногу, то торговец какао способен не отступать, потеряв большую часть своего капитала.

В июле 1971 года собрался совет Commodities Corporation, и было принято решение дать Веймару последний шанс: фирма будет закрыта, если она потеряет еще 100 тысяч долларов. В ходе последовавшего за этим кровопролития четверо из первоначальных семи учредителей-профессионалов, включая Кутнера, покинули фирму. Но вскоре положение было исправлено, и это послужило основой для одной из самых успешных торговых операций эпохи.

ПОСЛЕ НЕУДАЧИ 1971 ГОДА ВЕЙМАР ПРИСТУПИЛ К ПЕресмотру своей теории рынка. Он начал с веры экономиста в построение моделей и данные: цены являлись отражением основных сил — предложения и спроса, и если бы вы могли предвидеть эти вещи, путь к богатству был бы найден. Но опыт научил его некоторой сдержанности. Чрезмерное упование на данные может обернуться бедствием, породив род высокомерия, которое приведет к торговой позиции, слишком громоздкой, чтобы быть устойчивой. Если бы Commodities Corporation делала ставки против кукурузной болезни в более скромном масштабе, возможно, она не потеряла бы свои позиции из-за сообщения в вечернем выпуске новостей. Результатом скорее явилось бы получение прибыли, а не состояние, близкое к смерти.

Свои изменения в подходах Веймар начал с нового подхода к принятию риска. Самыми рискованными людьми в мире, как любил он теперь говорить, были очень энергичные трейдеры, которые никогда раньше не терпели неудачи¹⁸. В минуты самоанализа он признал, что самым своенравным трейдером в компании, возможно, был не кто иной, как он сам; один из коллег однажды заметил, что поручить Веймару управление рисками — это все равно что поручить Ивелу Книвелу[1] следить за безопасностью на дорогах¹⁹. В первый год своего существования Commodities Corporation пользовалась системой управления рисками, созданной Полом Кутнером; она была превосходной в математическом плане, но слишком сложной для эффективного применения. По системе Кутнера торговый капитал фирмы находился в общем котле. Трейдеры могли свободно брать из него часть денег. Но фирма ввела для них отрицательные процентные ставки на деньги, если они будут вложены в крупные и неустойчивые позиции. Теоретически трейдер должен был быть полон самоуверенности, чтобы удваивать ставку на бушующем рынке. Но кукурузная болезнь показала, что хлещущая через край самоуверенность была опасно высока в компании, полной людей с большим самомнением, и офисные служащие настолько были далеки, чтобы отслеживать действия трейдеров, что, по сути, не существовало управления риском в каком-либо виде. Теперь, когда стало очевидно, что система Кутнера полна недостатков, и сам Кутнер ушел из фирмы, Веймар приступил к созданию осуществимой на практике замены²⁰.

Результатом явилась система управления риском, более или менее жизнеспособная в современных хеджевых фондах, у истоков которой стоит Commodities Corporation²¹. В своей основе она имела сходство с системой долевого управления капиталом, используемой в хеджевом фонде A. W. Jones: каждый трейдер рассматривался как самостоятельно получающий прибыль и ему выделялась часть капитала, размер которой зависел от его предыдущей деятельности²². Но эта система также обязывала трейдеров управлять ставками, что почти не имело значения в относительно устойчивом мире инвестирования фондового рынка, но было решающим для сферы товаров. В соответствии с правилами управления капиталом инвестор мог занять сумму размером не более половины стоимости купленных им ценных бумаг; у него не было возможности использовать леверидж в соотношении более чем два к одному, даже если бы он был настолько безумен, что захотел бы это сделать. Но в мире товарных фьючерсов все было совсем по-другому. Трейдеры могли брать взаймы максимум от стоимости их позиций, откладывая только небольшую маржу наличными; так как их леверидж был выше, одна непродуманная ставка могла уничтожить значительную часть их капитала. Новая система Commodities Corporation снижала риск, который мог принять на себя трейдер по отдельно взятой позиции; и если трейдер терпел большие убытки, применялось больше средств контроля. Любой, кто потерял половину своего начального капитала, должен был продать все свои позиции и на месяц прекратить свою деятельность. От него требовалось написать руководству объяснительную записку о его просчетах²³.

Новая система управления риском была связана еще с одним изменением, последовавшим за неудачей с кукурузой: Веймар и его коллеги разработали новый подход к ценовым трендам. Конечно, в теории эффективного рынка утверждалось, что подобные тенденции не существуют: единодушие в отношении теории случайных блужданий было настолько господствующим, что в период 1970-х и большей части 1980-х годов было трудно добиться опубликования в научных журналах альтернативных точек зрения²⁴. Но Фрэнк Ваннерсон завладел сокровищницей данных фактических цен на товары, собранных и структурированных фирмой из штата Индиана Dunn & Hargitt. Прежде чем уйти из Nabisco, Ваннерсон потратил год на обработку данных Dunn & Hargitt, ежедневно анализируя цены на 15 видов товаров; и к тому моменту когда Commodities Corporation открыла свои двери в марте 1970 года, он убедился, что тенденции цен действительно существуют, что бы ни утверждали вопреки этому теоретики²³. Более того, Ваннерсон написал компьютерную программу, которая могла использовать это открытие. Он назвал ее Technical Computer System, или TCS. Эта система была одной из первых в длинном ряду систем автоматизации торговли, порожденных сферой хеджевых фондов²⁶.

Поначалу Веймар отнесся к проекту Ваннерсона скептически²⁷. Его концепция следования за трендом казалась обезоруживающе простой: покупай товары, цены на которые только что выросли, исходя из предположения, что они будут продолжать расти; продавай товары, цены на которые только что снизились, предполагая, что они будут снижаться. Хотя Ваннерсон в своей программе шагнул дальше этого — он попытался найти, чем отличаются тики повышения цены, которые могли бы прогнозировать долговременную тенденцию, от тиков повышения цены, которые ничего не значили, — Веймар все еще сомневался, что кто-нибудь может заработать серьезные деньги на чем-то таком очевидно тривиальном. Но к лету 1971 года Веймар в корне изменил свое мнение. Одной из причин было унижение, перенесенное из-за эпизода с кукурузой: огромным преимуществом автоматизированной торговой системы было то, что управление рисками должно было с самого начала программироваться на компьютере, и отсутствовала угроза, что чересчур самоуверенные трейдеры перейдут границы дозволенного. Но TCS также зарекомендовала себя как превосходная система на периодически созываемом рынке. Модель Веймара для какао, так хорошо работавшая в Nabisco, неверно указала направление рынка в первый год деятельности Commodities Corporation, что оказалось весьма накладным для компании. Но созданная Ваннерсоном модель следования за трендом, которая опиралась скорее на рыночные модели, чем на аналитические показатели потребления шоколада или осадков, неуклонно приносила доход со дня открытия фирмы.

После неудачи с кукурузной болезнью Веймар начал выделять больше средств на TCS, и трейдеры стали по-новому относиться к решениям программы. Действительно, новая система управления риском давала им небольшой выбор: она защищала трейдеров от использования более десятой части их капитала для ставки на какой-либо тренд, а тренды, используемые при контроле, были именно те, которые определяла программа Ваннерсона. Даже Пола Самуэльсона удалось склонить на сторону нового подхода. Он выкладывал немалую часть капитала для инвестирования на основе расчетов TCS, хотя теория следования за трендом имела неважную репутацию как в научном сообществе, так и в его собственном научном исследовании.

В 1974 ГОДУ КОМАНДУ COMMODITIES CORPORATION пополнил новый молодой сотрудник по имени Майкл Маркус. Он был очень далек от первоначальной концепции Веймара об идеальном трейдере. Он не был эконометристом, специализирующимся на каком-то одном товаре; более того, у него даже не было ученой степени по экономической науке. Он не прибегал к помощи компьютера и мало использовал математические знания; он выбыл из программы обучения на степень доктора в области психологии и был одним из первых трейдеров, нанятых в Commodities Corporation без докторской степени²⁸. Появление Маркуса в компании вызвало ряд вопросов, но скептики вскоре замолчали, так как он начал получать трехзначные прибыли со своего капитала. За десять лет работы в Commodities

Corporation Маркус увеличил объем своего торгового счета на 2500 %. Это было время, когда его прибыль превышала прибыли всех остальных трейдеров, вместе взятых.

Маркус был человеком настойчивым, спокойным и обладающим ужасным самоконтролем — чертой, которая выражалась в его отношении к собственному телу. Он полагал, что большинство продуктов содержат яды, и следил за тем, что употребляет в пищу; однажды он очищал организм с помощью диеты из сырых овощей и фруктов и так изнурил себя, что нанял врача-диетолога, чтобы тот убедил его вернуться к состоянию равновесия. Он растрачивал свои выигрыши на тщательно подготовленные вечеринки и экзотические путешествия; в какой-то момент в его собственности находилось десять домов, некоторые он позже продал, не проведя в них ни одной ночи. Он сдавал напрокат самолет и имел автобус, переделанный в дом на колесах, постоянно окруженный восхищенными зеваками. Он брал уроки кикбоксинга у международного чемпиона²⁹.

Какими бы крайностями ни отличался его образ жизни, энергия Маркуса творила чудеса в его торговых делах. В соответствии с основополагающей концепцией Commodities Corporation он изучил основные экономические факторы, которые могли бы управлять рынками. Бывало, он каждое утро приходил в офис с необъятного размера портфелем, полным отчетов о состоянии рынка; в ту пору не было стикеров, но Маркус использовал клейкую ленту, чтобы прикреплять аккуратные собственноручно написанные заметки, сделанные к ключевым страницам из прочтенного им материала. Он сосредоточенно изучал информационные бюллетени и внимательно исследовал данные об основных определяющих факторах предложения и спроса, пытаясь отыскать изменения, которые окажут влияние на цены. Он продумывал сценарии развития событий, которые могли поставить под удар его инвестиционный портфель. Если цены на кукурузу вырастут, начнут ли вслед за ними расти цены на пшеницу? И если похолодает, какие урожаи пострадают в первую очередь? Но согласно предложенной Фрэнком Ваннерсоном модели следования за трендом Маркус не ограничивался наблюдением за основными определяющими факторами цен. Он увлеченно изучал ценовые графики, которые рассматривал как окно в психологию инвесторов, и уделял особое внимание взаимосвязи между графиками и аналитическими показателями. Например, если аналитические показатели приносили плохие новости, но графики показывали, что рынок продолжает расти, это означало, что инвесторы уже продумали возможность снижения цен. Ничто не испортит им настроение. Некуда было двигаться, кроме как вверх.

Уважение Маркуса к теории трендов являлось отражением его опыта. В начале своей карьеры он проводил много времени на площадке хлопковой биржи и наблюдал, как трейдеры реагируют на темп своих коллег. Иногда, бывало, они доводили друг друга до громкого крика, а иногда снижали активность, обессилев. Если цена на товар поднималась выше своего пика предыдущего дня, появлялся неплохой шанс, что она продолжит движение вверх на волне оживления; поэтому Маркус, бывало, приобретал крупную позицию в такие переходные моменты, защитившись стоп-приказом, который выведет его с рынка, если торговля пойдет не в его пользу. Либо рынок набирал обороты и функционировал, либо Маркус оказывался за его пределами: это напоминало катание на доске для серфинга, ожидание волны; если ваше время истекало, вы немедленно падали обратно в воду. Подобно легендарным трейдерам хеджевых фондов, которые впоследствии переняли этот метод, Маркус считал, что удачными были менее половины попыток поймать волну. Но его победы давали доход, в двадцать или тридцать раз превышающий те небольшие убытки, которые он терпел, когда терял свою позицию.

Хотя Маркус создал свой инвестиционный стиль, он брал уроки у своих коллег, и наоборот, с тем чтобы Принстон объединил все в одну общую культуру. Пока трейдеры следили за графиками цен в поисках волн, на которых можно выгодно прокатиться, они узнавали повторяющиеся схемы. Дно рынка на графике обычно имело закругленную форму, так как изобильный урожай не только способствует падению цены, но и приводит к излишкам продукции на складе; этот избыток запасов способствует сохранению низких цен в течение длительного периода. Напротив, пики рынка в основном имеют форму шпиля: если случается неожиданный дефицит урожая, потребление должно резко сократиться, а цены — взлететь; но если следующий урожай будет хорошим, дефицит исчезнет и цены снова быстро упадут. В деталях эти схемы разнились в зависимости от товара. Графики рынка свиной грудинки и яиц были, например, печально известны своим заостренным дном. Сроки хранения этих товаров были ограничены, поэтому излишки выбрасывались на рынок, а не хранились в запасах.

Трейдеры Commodities Corporation разработали также взгляды на психологию инвесторов. Люди формируют взгляды каждый со своей скоростью и своим способом; мнение, что новая информация могла быть мгновенно обработана, было одним из тех оторванных от жизни представлений, которые мало соответствуют реальности. Это постепенное усвоение информации инвесторами объясняло, почему движение рынков подчинялось трендам, пока постепенно обдумывались новые усовершенствования. Но психология рынка была более тонкой; были моменты, когда реакция инвесторов оказывалась более быстрой. Трейдеры Commodities Corporation осознали, что люди не в состоянии делать дальновидные оценки рынков; они опираются на недавний опыт. Например, убытки могли породить сильный всплеск продаж; доходы могли вызвать волну эйфористических покупок. Осознание этого привело к понятию о точках скопления — местах на графиках, где цены подскочили в небольших пределах, перед тем как двинуться в том или ином направлении. Если цена товара вышла за свои обычные пределы, инвесторы, сделавшие неверные ставки, понесут большой урон; запаниковав, они в спешке закроют свои позиции, чем ускорят выход рынка за рамки прежних ценовых пределов. Графики напоминали трейдерам путешественников на железнодорожной станции, столпившихся около двери. Они тратили уйму времени, чтобы пройти через узкое место в том или ином направлении, но как только они проходили, то обычно увеличивали скорость.

Успех торгового стиля Майкла Маркуса сделал неэффективной концепцию, изначально созданную Веймаром для своей фирмы. Позднее в истории хеджевых фондов наступит время настоящих квонтов; но поскольку серфинг на тренде приносил изумительные прибыли, то было мало смысла во всепоглощающем сосредоточении на эконометрическом моделировании. Первоначальная обработка данных Веймаром казалась сравнительно неблагодарным занятием: существовало столько переменных величин, которые управляли ценами, что было фактически невозможно правильно все учесть; более того, даже если бы вы сделали все правильно, вы могли бы разориться, ожидая, пока остальная часть рынка догонит вас³⁰. Деятельность Маркуса также внесла кардинальные изменения в изначальную веру Веймара в специализирующихся на узком рынке трейдеров. Если прибыль была результатом финансового серфинга, то игра заключалась в том, чтобы определить товары, которые спровоцируют сильную волну; незачем было тратить попусту время на исследование рынков сахара или пшеницы, например, если эти рынки находились в спокойном периоде. Поработав в операционном зале хлопковой биржи, Маркус знал, что такое специализация. Он с рвением новообращенного проповедовал генерализацию³¹.

Решение Маркуса отказаться от специализации сделало его настоящим пионером в новой сфере валютной торговли. После того как Никсон упразднил привязку доллара к золоту, Чикагская товарная биржа в мае 1972 года начала торговлю фьючерсами в семи находящихся в свободном обращении валютах. Маркус сразу же увидел возможность применить свои навыки серфинга на новом побережье; можно было рассчитывать на психологию инвестора для определения таких же волн на валютных рынках, какие существовали на рынках товаров. К середине — концу 1970-х годов треть торговли Маркуса осуществлялась в валюте, а к концу десятилетия — две трети³². Коллеги Маркуса по Commodities Corporation начали торговлю валютой, так же как и многие независимые трейдеры, которых породила фирма. Новый тип игрока хеджевого фонда — «макротрейдеры», ставшие бичом ведущих банкиров в 1980-е годы и позже — начинал зарождаться в неподходящей обстановке в доме на ферме в Принстоне.

Маркус был либертарианцем, и его политические взгляды оказались полезными в атмосфере 1970-х годов³³. В некоторые периоды рынки кажутся дестабилизирующими, в то время как правительства выступают героями, но в стагфляционные 1970-е либертарианская точка зрения, что «большое правительство» ошибается, часто была оправданной. В начале десятилетия Никсон ввел регулирование цен, которое оказалось функциональным эквивалентом неправильного валютного контроля, осуществляемого в последние годы: оно способствовало плохой государственной политике, так как доказало свою нежизнеспособность, и создало «золотое дно» для спекулянтов… Например, устанавливая цену на пиломатериалы в размере 110 долларов за тысячу квадратных футов, администрация Никсона тем самым воздвигала конусы дорожного ограждения на пути надвигающегося танка: Соединенные Штаты находились в разгаре строительного бума, и спрос на пиломатериалы резко возрастал; у строителей было желание покупать пиломатериалы за гораздо большую цену, чем та, которую санкционировало правительство. Довольно скоро товарные склады, продающие пиломатериалы, стали поставлять товар в Канаду и снова обратно, чтобы обойти систему контроля Никсона; либо предоставляли «услуги за дополнительную цену», например обстругивали свои доски, а затем назначали цену в 150 долларов за тысячу квадратных футов этих досок. Между тем строители, которые не могли приобрести необходимое им количество древесины, начинали закупать ее на фьючерсном рынке, где цены не регулировались. Будучи уверенным, что искусственный дефицит на рынке наличного товара приведет к тому, что цены на фьючерсы будут продолжать расти, Маркус закупил фьючерсы на пиломатериалы в огромном количестве. Их стоимость фактически удвоилась³⁴.

Когда введенное Никсоном регулирование цен было отменено в начале 1973 года, Маркус заработал еще больше денег. Как мог заметить любой либертарианец, некомпетентное правительство снижало ценность денежных средств за счет увеличения денежного предложения, поэтому трейдер, вероятно, должен был разбогатеть, просто используя леверидж и владея крупными позициями на рынках зерна, бобов или металла. Только за 1974 год цена на кофе выросла на четверть, рис подорожал на две трети, а сахар-песок — в два раза; любой, кто купил эти товары с маржой, умножал свой капитал³⁵. Затем цены на продовольственные товары двинулись в обратном направлении и начали столь же быструю тенденцию к снижению: сахар потерял 67 % своей максимальной стоимости, хлопок и резина — 40 %, а цена на какао упала более чем на 25 %³⁶. Когда администрация Картера попыталась стимулировать экономику, рост инфляции привел к падению курса доллара на треть по отношению к иене и немецкой марке, и эти большие изменения давали участникам новых рынков валютных фьючерсов широкие возможности³⁷.

В начале 1975 года Маркус обнаружил возможность, которая помогла одержать победу над фиксацией валютного курса и благодаря которой хеджевые фонды впоследствии приобрели известность. В своем исследовании неразумной политики правительства, нарушавшей здравый смысл рынка, он остановился на интервенции, такой же привлекательной, как и регулирование цен Никсона: Саудовская Аравия установила курс своей валюты по отношению к доллару. Не нужно было быть гением, чтобы заметить, что эта фиксация курса создавала проблемы. Так как доходы Саудовской Аравии от экспорта быстро увеличивались вместе с ценой на нефть, ее экономика была наводнена деньгами, что создавало давление в сторону повышения валютного курса. Конечно, ревальвация не была бесспорной: Саудовская Аравия могла решить смириться с притоками капитала, хотя они поддерживали инфляцию. Но, следуя логике валютных спекулянтов, которые впоследствии критиковали фиксацию валютного курса повсеместно, от Британии до Таиланда, Маркус заметил, что, произойдет ревальвация или нет, девальвация была немыслима. Это делало ставку на валюту Саудовской Аравии весьма привлекательной односторонней спекуляцией: не могло быть гарантии победы, но было что-то вроде гарантии беспроигрышности. Поэтому Маркус приобрел крупные позиции в риялах, используя эффект рычага с заемным капиталом, и продолжал довольно крепко спать. В марте 1975 года Саудовская Аравия отказалась от привязки своей валюты к доллару и ревальвировала ее. Маркус достиг еще одного большого финансового успеха³⁸.

К КОНЦУ 1970-Х ГОДОВ COMMODITIES CORPORATION имела необычайный успех. Неудача с кукурузной болезнью поблекла в памяти; серфинг на тенденции в стиле Майкла Маркуса приносил прибыли в 50 % многим трейдерам фирмы. Капитал компании увеличился с 1 миллиона долларов в своей минимальной точке до приблизительно 30 миллионов долларов; дом на ферме приобрел дополнительный флигель, и было построено новое здание. Веймар нанял новых трейдеров, а каждый трейдер нанял сотрудников для слежения за графиками; ветераны фирмы сочли абсурдным количество вновь прибывших администраторов, тем более что накладные расходы вычитались из их торговой прибыли. Но прибыли были достаточно большими, чтобы уладить эту проблему. Только за 1980 год они достигли астрономической цифры в 42 миллиона долларов, поэтому, даже раскошелившись на 13 миллионов долларов на премии 140 сотрудникам, скромная фирма Веймара получала доходов больше, чем 58 компаний, входящих в Fortune 500. Веймар отправлял своих сотрудников с семьями первым классом на корпоративный отдых на Бермудских островах. Трейдеры использовали любую возможность, чтобы покритиковать Веймара за то, что он так свободно расходовал финансовые средства, но уж кто-кто, а они осознавали, что Commodities Corporation — это феномен³⁹.

Феноменальным был прежде всего триумф гибкости. Шагнув за пределы эконометрического анализа с целью сосредоточиться на тенденциях, Веймар продемонстрировал прагматизм, который неоднократно обнаруживается в истории хеджевых фондов и, несомненно, в истории бизнеса в целом. Нововведения часто приписываются большим теориям, раздуваемым в университетах и научно-исследовательских парках: так, Стэнфордская инженерная школа является творческим центром Силиконовой долины, а национальные институты здравоохранения поддерживают нововведения в фармацевтической отрасли. Но правда в том, что нововведения часто менее зависят от великих научных достижений, чем от простого метода проб и ошибок — от готовности согласиться с тем, что дает результат и не обращать внимания на теорию, которая может лежать в основе этого. Даже в финансовой сфере, где научно-исследовательские открытия могут быть непосредственно преображены в бизнес-планы, метод проб и ошибок оказывается основным. А. У. Джонс начинал свою деятельность, ожидая, что наблюдение за графиками позволит ему использовать широкий рынок; это оказалось тупиковым путем, но он достиг цели, придумав новую систему поощрения для финансовых аналитиков. Стейнхардт, Файн и Берковиц начинали как аналитики по рынкам акций. Но своим успехом они во многом были обязаны блочной торговле ценными бумагами плюс эксцентричной концентрации на денежно-кредитной политике.

Подобно тройке Майкла Стейнхардта, Commodities Corporation извлекла выгоду из подхода, характерного для периода 1970-х годов. Финансовые рынки являются механизмами, необходимыми, чтобы свести людей, которые хотят избежать риска, с людьми, которым платят за помощь в этом: это трансферт от ищущего страховку к продающему ее. В 1960-е годы немногие нуждались в страховании от колебаний цены на товар. Правительством были установлены минимальные цены на сельскохозяйственные товары, в то время как излишки предотвращали повышение цен; трейдеры Чикагской товарной биржи коротали время за чтением газет на ступенях «ямы» в торговле соевыми бобами. Но в инфляционные 1970-е новая нестабильность цен на продовольственные товары создала большой спрос на страхование: продовольственные компании использовали фьючерсный рынок, чтобы хеджировать риск высоких цен; фермеры использовали фьючерсный рынок для хеджирования риска низких цен⁴⁰. Подобным образом, новая нестабильность валютных курсов породила большой спрос на хеджирование валютного курса; транснациональные компании осознавали тот факт, что рост или падение доллара могли внести кардинальные изменения в их деятельность. В течение первой половины 1970-х годов быстро вырос оборот на Чикагской товарной бирже. У трейдеров на товарных биржах не было времени на чтение газет.

Этот рост желающих застраховаться на рынке должен был принести прибыль продавцам страховок — то есть спекулянтам. Фермеры и продовольственные компании покупали и продавали фьючерсы потому, что им нужно было избавиться от риска, а не потому, что у них была сложная теория относительно направления цен; спекулянты, у которых действительно была эта теория, должны были иметь превосходство при торговле с ними. Более того, спекулянты получали особо крупные прибыли, так как сталкивались с относительно низкой конкуренцией. Биржи устанавливали ограничения на некоторые контракты, которые мог покупать спекулянт, тем самым ограничивая предложение «страхования» и повышая его стоимость искусственно. Commodities Corporation заполучила более высокие страховые взносы, созданные этим искусственным дефицитом, к тому же нашла другой способ, также позволяющий выиграть. Она обходила биржевые запреты, устраивая внебиржевые торги с оптовыми торговцами⁴¹.

Большой скачок спроса на страхование частично объясняет успех Commodities Corporation. Но самым важным фактором, вне всяких сомнений, был переход фирмы к системе следования за трендом. Разрабатывая свою техническую компьютерную систему — TCS и демонстрируя, насколько ошибались последователи теории случайных блужданий, Фрэнк Ваннерсон придал Commodities Corporation уверенности для найма специалистов по теории следования за трендом, таких как Майкл Маркус, и для превращения его стиля сочетания фундаментального анализа и графиков в некое кредо компании⁴². Годы спустя финансовая наука приблизилась к открытию Ваннерсона. В 1986 году статья в престижном журнале Journal of Finance обосновала, что следование за трендом на валютных рынках могло бы принести немалые доходы, а в 1988 году другое исследование подтвердило то же самое для товаров, а также для валютных фьючерсов⁴³. Наблюдалась занятная симметрия в некоторых из этих исследований. Скотта Ирвина, одного из авторов статьи 1988 года, начать исследование побудила встреча с Денисом Данном, чья фирма Dunn & Hurgitt предоставила Ваннерсону данные для создания технической компьютерной системы. Изучая ту же последовательность цен, над которой работал Веймар почти два десятилетия назад, Ирвин пришел к такому же выводу⁴⁴.

В 1977 ГОДУ МАЙКЛ МАРКУС РАЗМЕСТИЛ В ФИНАНСОВОЙ прессе объявление для замещения вакансии ассистента трейдера. На него ответил неперспективный человек, который выбыл из Гарвардской программы обучения на степень доктора наук и теперь работал неполный рабочий день водителем такси. Когда кандидат представился, это была любовь с первого взгляда. Маркус снял трубку и позвонил Веймару. «Хельмут, — сказал он энергично, — у меня в офисе сидит следующий президент Commodities Corporation»⁴⁵.

Кандидатом был Брюс Ковнер, и Веймар мог понять, почему Маркус был в таком восторге. Молодой человек был высокого роста, импозантный, с большой головой, покрытой густыми коротко остриженными волосами; он излучал уверенность и естественную непринужденность, а его интеллектуальный уровень был поразителен. Ранее он был членом кружка политологов в Гарварде, куда входили Джеймс К. Уилсон и Дэниэл Патрик Мойнихан; какое-то время посвятил себя обучению музыке на очном отделении; участвовал в нескольких политических кампаниях, а также являлся внештатным сотрудником журнала Commentary и писал для него статьи на различные темы, начиная от музыки и заканчивая целями экономического роста. Торговля была лишь еще одним занятием, которому он обучился попутно. Побуждаемый разговором с другом, он изучил фьючерсные рынки, занял 3 тысячи долларов через систему кредитных карточек MasterCard и обратил их в 22 тысячи долларов. Маркус и Веймар проверили возможного ассистента, упомянув пару финансовых текстов, но Ковнер прочитал больше, чем они, — от исторической классики, такой как «Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы» Чарлза Маккея, до современных информационных бюллетеней. «Я действительно ценю богатство интеллекта, а Брюс был богат до предела», — вспоминает Веймар⁴⁶. Ковнера тотчас же взяли на работу, и не в качестве ассистента, а в качестве трейдера⁴⁷.

Встреча Ковнера с Маркусом и Веймаром положила начало одной из самых славных карьер в истории хеджевых фондов. В течение следующего десятилетия Ковнер увеличил размер доходов в среднем примерно на 80 % в год и открыл свой собственный хеджевый фонд Caxton Corporation. Кроме того, он оказался яркой личностью в искусствах и в политике. Он стал крестным отцом консервативного движения за счет должности председателя в Американском институте предпринимательства и поддержки газеты New York Sun. Он возглавлял Джуллиардскую музыкальную школу и спонсировал художника, который работал над иллюстрированным изданием Библии, Pennyroyal Caxton, дополненным гравюрой Ковнера с изображением царя Соломона. Когда Ковнеру после развода понадобилось холостяцкое жилье, он превратил Манхэттенский международный фотографический центр в частную квартиру: в большом доме есть помещение для хранения коллекции редких книг Ковнера и рабочий кабинет, который служит также в качестве противорадиационного бомбоубежища.

Майкл Маркус, изучавший когда-то психологию, изначально заметил кое-что о Ковнере: он обладал физической и психологической силой, что отличало его от коллег. Ковнер знал, как избавиться от психического возбуждения; он не обдумывал слишком долго свои торговые сделки и спал спокойно. Другие трейдеры, возможно, зарабатывали деньги быстрее, но теряли они их тоже быстрее. Ковнер был последователен и обладал более или менее спокойным темпераментом. Один раз он потерпел убытки по серебряной позиции, понеся такую потерю, после которой большинство трейдеров тошнило бы в ванной. Он появился в тот же день на административном собрании, как будто ничего плохого не случилось⁴⁸.

В отличие от многих трейдеров Ковнер сочетал в себе чувство рынка и организаторский талант. Он нанял нескольких ассистентов для наблюдения за цифрами и составления графиков, никогда не платя им больше, чем было действительно необходимо. Он мог добиться лучшего от обыкновенных людей: он взял на работу бывшего библиотекаря для наблюдения за взаимосвязью между процентной ставкой и золотыми фьючерсами; если в этой взаимосвязи наблюдалось необычное отклонение, у библиотекаря были инструкции делать ставку на возврат к нормальному состоянию — формула, которая приносила значительные прибыли. При этом Ковнер был специалистом по получению финансовых уступок от Веймара, часто вызывая враждебность коллег. Вместо того чтобы платить своим ассистентам из собственной прибыли, Ковнер иногда использовал основной бюджет компании, чтобы расплатиться; вместо того чтобы откладывать собственные средства для использования их идей, Ковнер убеждал Веймара выделить им дополнительные средства⁴⁹. По мнению Ирвина Розенблюма, главный финансовый директор Брюс Ковнер в Commodities Corporation скопил состояние большее, чем кто-либо еще в компании⁵⁰.

Ковнер объединил фундаментальный анализ и учет графиков, и это был заметный шаг вперед по сравнению с исследованиями, с которых начинал Веймар⁵¹. Как и в случае с Майклом Маркусом, графики иногда рассматривались на первичной основе: действительно, Ковнер однажды доказывал, что наиболее выгодные возможности возникают, когда у вас нет фундаментальной информации⁵². Если рынок ведет себя нормально, цены повышаются и понижаются в небольших пределах, внезапный прорыв цен при отсутствии какой-либо видимой причины — это возможность для скачка: это означает, что какой-то инсайдер где-то узнает информацию, которую рынку еще предстоит осознать, и если вы последуете за этим участником, то войдете туда до того, как информация станет общедоступной. Один раз Ковнер и Маркус делали ставки против доллара, когда он необъяснимо окреп. Предположив, что инсайдерам стали известны важные новости, трейдеры немедленно покинули рынок, а в выходные президент Картер объявил о программе поддержки доллара. Если бы эти двое ждали официального заявления — если бы они торговали на основе фундаментальных данных, как пытался вначале делать Веймар — они были бы уничтожены⁵³.

В 1981 году Ковнер и его компаньон Рой Леннокс случайно обнаружили стратегию, которая впоследствии стала ключевой для хеджевых фондов. Они искали валюты, стоимость которых в будущем окажется намного ниже, чем в настоящем, и покупали их по низкой форвардной ставке. Большинство трейдеров полагали, что таким образом ничего нельзя было выиграть: если форвардная ставка была ниже, то лишь потому, что валюта, вероятно, обесценивалась. Но Ковнер и Леннокс понимали, что это было не так. Низкая форвардная ставка обычно являлась отражением высоких процентных ставок: если испанские банки платили вкладчикам 7 %, песета стоила на ближайшем «наличном» рынке на 7 % дороже, чем при годовом форварде, — тем самым дисконт на форвардном рынке компенсировал покупателям неиспользованную возможность получить проценты. Далеко не являясь сигналом о том, что валюта, обесценивается, дисконт на форвардном рынке был знаком, что стоимость валюты, возможно, растет, так как высокая процентная ставка, вероятно, способствует снижению инфляции и притоку капитала в страну. В течение следующего десятилетия или около того Ковнер и Леннокс покупали валютные форварды, которые продавались с большой скидкой, и продавали валютные форварды с маленькой скидкой. Эти операции «кэрри-трейд» помогали загребать великолепные прибыли, пока конкуренты не ухватились за эту идею⁵⁴.

Успех Ковнера представляет собой нечто вроде эпилога к расцвету Commodities Corporation. Как только слава о прибылях фирмы достигла тонкого слуха сидящих на Уолл-стрит, у Веймара возникли проблемы. Нью-йоркские брокеры наладили контакты с его ведущими трейдерами, стремясь разместить капитал своих клиентов непосредственно у этих звезд; они эффективно оказывали давление на желание Маркуса и Ковнера создать хеджевые фонды внутри структуры компании Веймара. Сначала Веймар сопротивлялся, но трейдеры взяли верх; босс нагрузил сотрудников Commodities Corporation такими огромными административными накладными расходами, что у трейдеров уже был соблазн обрести независимость, а теперь Уолл-стрит предлагала им альтернативный источник торговых средств — плюс большую плату за их согласие⁵⁵. После некоторых внутренних прений трейдеры добились своего, и довольно скоро Ковнер управлял миллионами долларов денежных средств Уолт-стрит. Его армия торговых ассистентов разрослась до таких пределов, что он управлял государством в государстве. К тому времени когда Ковнер ушел, чтобы создать Caxton Corporation в 1983 году, он уже являлся независимым магнатом хеджевого фонда во всем, кроме названия. Он был замкнутым, обеспеченным и завидно успешным.

Тем временем пара молодых фьючерсных трейдеров приобретала вес вслед за ним. Пол Тюдор Джонс и Льюис Бэкон, с которыми мы еще встретимся в этой книге, получили начальный капитал в Commodities Corporation; и в начале 1980-х годов эти двое прибыли на вертолете из Манхэттена для посещения трейдерских обедов в Принстоне. Джонс и Бэкон обучались в Commodities Corporation, позаимствовав идеи о трендах и графиках и процедуры управления рисками; Бэкон в итоге принял Элейн Крокер, старшего административного сотрудника Commodities Corporation, на должность президента своего хеджевого фонда Moore Capital. Но Бэкон был слишком независимым, чтобы быть подходящей кандидатурой для компании Веймара, и Джонс отклонил предложение о его приеме на работу; он был счастлив получить начальный капитал от Commodities Corporation, но он не хотел работать в ней⁵⁶. Трудность в привлечении талантливых исполнителей в сочетании с большими затратами Веймара привела к кризису в компании; и в 1984 году возмущение внутри компании заставило Веймара пообещать снижение накладных расходов и возвращение к «простой жизни»⁵⁷. И хотя после этого Commodities Corporation упорно старалась не сдаваться, ей уже не удалось обрести прежнюю силу. Центр притяжения переместился: от Веймара к более молодым трейдерам, от идиллии в Принстоне к новому поколению нью-йоркских хеджевых фондов.