День славы к нам идет

МАДЛЕН ФЛЕРИ НА СЦЕНЕ

— Пьер, ты был когда-нибудь в театре? — спросил Жан своего приятеля.

— В театре? Это где поют и молотят языком всякую чепуху? Признаться, не был…

— Хочешь сходить?

— Ради любопытства можно, да денег нет.

— Моя тетя актриса. Она пригласила нас.

И вот они пришли в театр.

Было пять часов вечера. Зал полон зрителей. Публика самая разная: и состоятельные люди в прекрасно сшитых сюртуках из дорогого сукна, и нарядно одетые дамы — жены фабрикантов, банкиров, биржевых маклеров, владельцев магазинов, дельцов, — и ремесленники, разносчики, цветочницы, девушки из простонародья.

Никогда еще театр в Париже не пользовался такой популярностью, как в годы революции. На бульварах, в центре и в предместьях открывались, росли, как грибы, новые театры. Шли оперы, мелодрамы, комедии, трагедии, водевили… Многие пьесы откликались на текущие события. Они пользовались особым успехом, вызывая восторг у зрителей. Об этих спектаклях говорили, спорили… Они никого не оставляли равнодушным. «Бастилия», «Клуб эмигрантов, или Курьер в Кобленце», «Первый пушечный выстрел на границе», «Пики», «Сахар и кофе»… Немало было и просто развлекательных спектаклей — «Рауль, или Синяя борода», «Никодем на Луне», «Робер, предводитель разбойников»…

В этот вечер должны были показать веселую комедию с музыкой и песнями. Белокурая актриса Мадлен Флери исполняла главную роль. Жан и Пьер с нетерпением ждали, когда поднимется занавес. Публика в партере и ложах оживленно разговаривала, смеялась, люди ели яблоки, апельсины, из какой-то ложи слышался пискливый лай: некоторые дамы приходили тогда в театр со своими моськами. Спектакль все еще не начинался, и зрители принялись стучать ногами и кричать…

Наконец заиграла музыка, и занавес поднялся, открывая сцену с декорациями. Появилась Мадлен Флери, в сиреневом платье, которое плотно обтягивало ее стройную фигуру, с пышным узлом из крепа на спине. Зал встретил ее аплодисментами. Пьер весь подался вперед, не спуская глаз со сцены, внимательно наблюдая за тем, что там происходит.

А на сцене шла правдоподобная, похожая на настоящую, жизнь. Мадлен кормила птичку в клетке, примеряла перед зеркалом ожерелье… Потом в комнату вбежал молодой человек в белой рубашке с кружевами и стал объясняться ей в любви, прижимая руку к сердцу. Он упал на колени. Мадлен велела ему встать, они обнялись, и актриса, отойдя к окну, запела своим чистым приятным голосом. А дальше события развивались стремительно и бурно… Прибежала перепуганная служанка, зашептала что-то на ухо хозяйке, и та, всполошившись, распахнула дверцу шкафа и принялась заталкивать туда молодого человека. В комнату ворвался мужчина в длинном сюртуке, начал кричать на Мадлен и подступать к ней с кулаками…

— Сейчас он ее ударит! — громко произнес Пьер. — Чего сидишь? Беги, уйми грубияна! Спасай свою тетю!..

Во время последнего, третьего, акта в ложу рядом со сценой вошел человек благородной наружности, в сюртуке оливкового цвета с позолоченными пуговицами. Он сел в кресло и, облокотившись о бархатный барьер, стал смотреть на сцену, где действие близилось к счастливой и веселой развязке. Жан и Пьер заметили этого показавшегося им знакомым человека и, следя за игрой актеров, забавными проделками Мадлен Флери, поглядывали на ложу. Находясь в партере, недалеко от сцены, они хорошо видели его красивый профиль.

Пьер первым высказал вслух то, о чем каждый из приятелей подумал про себя:

— Бьюсь об заклад, это Брион!..

— Мне тоже показалось…

— Его нужно задержать!

— Но как? Скоро кончится пьеса, и он смешается с толпой… Ищи тогда!.. Послушай, Пьер, а вдруг это не он! Если мы обознались?

— Не может быть! Вылитый граф!

— Ты уверен? Не забудь, что мы видели его ночью, при свече…

— Ну и что? Он это, он!..

Так, споря и препираясь, Жан и Пьер досидели до конца спектакля, и последние картины прошли перед ними, как в тумане, их перестали интересовать события на сцене.

Грохот рукоплесканий вернул их к действительности. Зрители кричали:

— Мадлен Флери! Мадемуазель Флери! Флери! Флери!..

На сцену летели цветы. Актриса кланялась, прижимая к груди букет гвоздик. Горели глиняные плошки, бросая на партер, на ложи, на восторженные лица людей дрожащие блики неяркого света. Высокая прическа на голове Мадлен была похожа на золотистую корону.

Когда зал понемногу успокоился и актриса удалилась, простившись со зрителями, на сцену вышел (Пьер схватил Жана за колено и сильно сжал, но постепенно пальцы его слабели, и он убрал руку)… вышел мужчина в сюртуке оливкового цвета, с блестящими пуговицами, в жилете из полосатого атласа. Тот самый, что появился в ложе в середине последнего акта.

— Граждане! — сказал он. — Мы благодарим вас за то, что вы так тепло приняли наш спектакль, и надеемся увидеть вас снова в этом зале. Приглашаем в следующую среду на новую комедию — «Женитьба кюре»…

— Кто это? — спросил Жан у соседа.

— Гражданин Дансар, директор театра.

— Я говорил, что это не Брион! — сказал Левассер Пьеру. — А ты: «Это он, это он…»

— Всякий может ошибиться… Но согласись — ведь похож! Дьявольски похож!

— Да… Иначе мы не приняли бы его за графа…

Жан и Пьер пошли за кулисы к Мадлен Флери: она пригласила их зайти к ней после спектакля. В небольшой уборной актрисы горели белые восковые свечи, отражаясь в овальном зеркале, освещая разбросанные в беспорядке на стульях и кушетке платья, юбки, накидки, косынки, стоявшие в вазах и лежавшие повсюду цветы. Мадлен у зеркала поправляла обнаженными по локоть руками свою замысловатую прическу.

— Ну, как комедия? — спросила она.

— Что надо! — ответил Пьер. — Я первый раз в театре. И теперь понял, что люди сюда не зря приходят. Музыка веселая… И песенки… Я не прочь прийти еще разок…

— Что ж, твое желание нетрудно будет осуществить, — сказала с улыбкой Флери. — А я-то тебе понравилась?

— Еще как!

— Спасибо. Твоя искренняя похвала дороже оваций.

Прощаясь, Мадлен сказала:

— Жан, возьми любой из этих букетов и передай от меня Франсуазе. И ты, Пьер, тоже возьми…

— Мне не для кого брать, — заметил Танкрэ. — Мачеха обойдется без цветов. Да и зачем они ей? Никто еще никогда не дарил ей букетов. Если я приду домой с цветами и скажу: «Это вам!» — она подумает, что я спятил…