День славы к нам идет

ВНИЗ ПО СЕНЕ

Жан еще издали заметил Танкрэ. Он сидел на груде просмоленных канатов вблизи причала, поджидая его с Полем. Пьер сменил роскошный красный жилет на обыкновенную куртку с оловянными пуговицами. Несмотря на ранний час, набережная не была безлюдной: водоносы несли полные ведра, торговцы перебирали свой товар, женщины с корзинами спешили на рынок. Грузчики вытаскивали из баркаса на берег тяжелые мешки с мукой.

Пьер пошел к лодке. Жан нес сверток с едой, которой снабдила их мама Франсуаза. Поль бежал впереди с Маркизой.

Сели в лодку. Пьер отвязал канат и оттолкнулся веслом от причала. От реки тянуло свежестью. Вода отсвечивала тусклой желтизной. По Сене плыли галиоты, ботики, шлюпки, лодки, нагруженные зерном, свежей рыбой, овощами и фруктами. На прачечных плотах, возле берега, женщины, нагнувшись, стирали белье. Проплывали под мостами. Под их сводами было сумрачно, но вскоре яркий свет ударял в лицо, заставляя зажмуриваться. На воде играли солнечные зайчики.

Пьер налегал на весла, он был опытный гребец, часто помогал отцу перевозить людей с одного берега на другой. Плывя по течению вниз по Сене, миновали остров Сите с собором Парижской богоматери; остался позади справа королевский сад Тюильри с партерами, водоемами, мраморными статуями, вековыми каштанами, где много серовато-желтых горлиц… Медленно отступали назад дворцы, огромные четырех-пятиэтажные дома с высокими каминными трубами. И Елисейские поля с их зелеными лужайками, где пасутся козы, с рощами, кофейными домами, с гуляющей публикой…

Маркиза вела себя беспокойно, вертелась под ногами, встав на задние лапки, скребла передними по борту, стараясь высунуться наружу, но потом улеглась на дно лодки и затихла. Жан сменил друга, сел за весла, а Пьер, разминая уставшие руки, стал рассказывать историю, которая, как он уверял, произошла с его отцом:

— Раз ночью один человек будит отца и просит, чтобы он перевез его с приятелем на другой берег. И сует горсть монет. Папаша сразу смекнул, что тут дело не чисто… Но все же согласился. На берегу стоит другой незнакомец, и возле него — большой узел. Луна взошла, все хорошо видно. Эти два типа подгоняют отца, торопят, велят, чтобы он не мешкал. Сели в лодку, поплыли… Папаша еще к середине реки не выгреб, как стали они ссориться, оба схватились за узел, и каждый тянет к себе. Лодка закачалась… И вдруг тот, что стоял на берегу с узлом, толкает изо всех сил своего товарища, и бедняга летит в воду, начинает барахтаться, кричать… «Ну, — думает отец, — влип в историю!.. Что делать?» А человек в лодке выхватывает у него весло и бах тонущего по голове… И тот преспокойно идет ко дну. Убийца передает отцу весло и приказывает быстрей грести. И говорит: «Держи язык за зубами, не то…» Пристали к берегу, он схватил узел, выскочил из лодки и поминай как звали… Вот как было дело. Постойте-ка, а чем это пахнет?

Пьер зашмыгал носом, принюхиваясь.

— Очень вкусный запах. У меня тонкий нюх, даже лучше, чем у вашей собаки. Вот она лежит и ничего не чует. А я чувствую… Жареным пахнет…

— Ты прав, — сказал Жан, — в этом свертке, что подле тебя, половина жареного гуся. Его прислала нам в подарок тетя Мадлен.

— Гусь! — оживился Пьер. — Жареный! Я так и знал. Я обожаю жареного гуся… Может… может, сейчас закусим, а? Мы долго плывем… Вот и Булонский лес позади…

— Нет, Пьер. Давай подождем. Впереди Сен-Клу, а потом пристанем к берегу и позавтракаем.

— Ладно… Только у меня уже слюнки текут… Глянь-ка, Поль задремал. Его укачало. Эй, Поль!

Мальчик открыл глаза.

— Я не спал. Просто мне показалось, что мы, уже в деревне и бабушка режет пирог…

— У тебя тоже разыгрался аппетит. Перед тобой возник пирог. Бабушка режет его, он еще теплый… А я вот недавно видел сон, такой сон…

— Что же ты видел? — спросил Жан.

— Приснилось, будто я летаю. Как птица…

— Это оттого, что ты насмотрелся на своих голубей.

— Голубей я продал. Я говорил тебе…

— Помню.

— Представь себе… Залез я на крышу; стою вытянувшись, потом взмахиваю руками, отталкиваюсь и начинаю медленно подниматься… Все выше и выше. Воздух меня держит. Я не падаю… Гляжу вниз, а там, внизу, все такое маленькое — дома как шкатулки, коробочки, табакерки, люди как букашки… А я все поднимаюсь, и уже облака подо мной… И вдруг попадаю в какой-то сад, большой, зеленый, и на деревьях красные яблоки. Много-много красных яблок…

— Погоди, — сказал Жан, — сады на земле, а ты летишь в небе.

— Чудак! Ведь это райский сад… Понимаешь? Я в рай попал!..

— Ого! Кто тебе поверит!

— Да пойми, ведь это сон. Не наяву, а во сне. Во сне все можно увидеть… Иду я по дорожке в саду и вижу… вижу… впереди стоит вся в белом… моя дорогая матушка, протягивает ко мне руки…

Пьер всхлипнул и вытер заблестевшие в глазах слезы.

— Бедная моя мамочка! Она умерла. Я был тогда таким, как Поль.

Малыш удивленно смотрел на внезапно заплакавшего Пьера. Но тот недолго горевал, через минуту снова смеялся. Он опять взялся за весла. Скоро показался Сен-Клу: парк, фонтаны, аккуратно подстриженные деревья, зеленые газоны.

Стало жарко. Солнце, поднявшееся высоко в небе, заливало ослепительным светом широкую равнину с лугами и рощами, садами и парками, старинными замками, с разбросанными там и сям небольшими деревушками, с излучиной спокойной, неторопливо текущей Сены.

— Я хочу пить, — сказал Поль.

Жан достал бутылку с водой, которую предусмотрительно припасла для них Франсуаза.

Путешественники устроили привал на пологом, поросшем свежей травой берегу, в тени деревьев. Жан развернул промаслившуюся бумагу, в которую был завернут жареный гусь. Маркиза с умилением глядела на него и вертела хвостом. Левассер разломил гуся на большие куски, и все стали с удовольствием есть сочное мясо, покрытое румяной хрустящей корочкой. Получила свою долю и собака — ей достались кости от птицы.

— Если бы я был королем, — сказал Пьер Танкрэ, облизывая свои покрытые жиром пальцы, — то каждый день ел бы жареного гуся… На серебряном блюде…

— А я бы каждый день ел пирожные, — признался Поль. — Но мне не хочется быть королем. Мне хочется быть пирожником…

— Здравствуйте, юные господа! Здравствуйте…

Из-за деревьев вышел высокий здоровенный человек в соломенной шляпе. Лицо у него темно-шоколадного цвета, он улыбался, показывая белые зубы. Это был негр!.. Жан, Пьер и Поль вскочили, пораженные неожиданным появлением чернокожего человека. Маркиза пронзительно залаяла, подбежала к мужчине, но тут же отпрянула, решив очевидно, что ей лучше держаться на некотором расстоянии.

— Меня зовут Доминик, — сказал негр, с достоинством поклонившись.

Ребята молчали, уставившись на него. Они еще не пришли в себя от изумления. Откуда он взялся? Что здесь делает? Чего ему от них нужно?

— Теперь я свободный человек. Как вы, как все…

— Вы здесь живете? — спросил Жан (ведь надо было как-то поддержать разговор). К тому же вид у негра был вполне добродушный.

— Я живу неподалеку отсюда, на постоялом дворе, несколько дней. Моя родина — Мартиника. Я плыл во Францию на корабле. Целый месяц. Корабль «Сен-Жак»…

— Так долго? — изумился Пьер. — Вот это я понимаю! Это не то что болтаться в лодчонке на Сене… Вы и в шторм попадали?

— Один раз.

— А что такое ваша… как это… Мар… Марти…

— Мартиника. Это остров. Очень красивый. У нас круглый год лето. Растут пальмы, бананы, ананасы… На равнине, возле берега, плантации сахарного тростника, какао, табака. На них трудятся негры. Тысячи рабов… И все это — и плантации, и рабы — принадлежит белым колонистам.

— И вы были рабом?

— Был. Но теперь я свободен…

— Вы бежали?

— Нет, не бежал… У моего хозяина — господина Клерона — была плантация сахарного тростника и небольшая табачная плантация, где выращивался табак сорта «макуба». Около города Сен-Пьера. Хозяин — добрый и справедливый человек, он хорошо обращался с неграми. Я прожил у него двадцать лет. Он ни разу не ударил меня, даже не обидел, не сказал грубого слова. А многие плантаторы били и истязали своих рабов… И вот однажды прибыл в Сен-Пьер корабль, и все узнали, что у вас во Франции революция… Мой хозяин решил вернуться на родину. Но скоро между белыми началась борьба за власть. И только нынешней весной господин Клерон смог покинуть остров. Он предложил мне вместе с ним и его дочерью отправиться во Францию. Памела выросла на моих глазах… Она родилась на Мартинике. Год провела в монастыре в Сен-Пьере… Я с радостью принял предложение господина Клерона. Оставалось несколько дней до нашего отъезда. И вдруг страшная весть: мой хозяин убит!.. Да, убит ночью неизвестными лицами. Преступники скрылись… Бедняжка Памела! Но что было делать? Мы сели на корабль… И через месяц сошли на берег в Бресте. Оттуда поехали в почтовой карете. В пути моя хозяйка заболела. Врач сказал, что это сильный приступ малярии, и нам пришлось задержаться здесь, на постоялом дворе. Теперь Памела уже лучше себя чувствует. Она сказала, что на днях мы уедем в Париж… А я вот гуляю, мне нравятся здешние места, поля, река… Должен только сказать, что у вас совсем нежарко… Я вышел на берег и увидел вас… Это ваша лодка?

— Да, — ответил Пьер. — Мы приплыли из Парижа и сейчас поплывем дальше.

Он первым влез в лодку, а за ним Поль и Жан, подхвативший Маркизу.

— Счастливого пути! — крикнул Доминик.

Он стоял на берегу, огромный, темнолицый, улыбающийся, и размахивал широкополой соломенной шляпой.