День славы к нам идет

НА КАРУСЕЛЬНОЙ ПЛОЩАДИ

Левассер, взяв приказ, припустил чуть ли не бегом на площадь. Он понимал, какое важное и ответственное поручение выполняет. Единственное, о чем сожалел, — что ни отец, ни Пьер ничего не знают и что он не смог сообщить им об этом…

Сантер вместе с муниципальными офицерами направился в Дом коммуны, как называли тогда ратушу.

В ту ночь там произошли важные события. Все началось с того, что накануне поздно вечером состоялось собрание секции Кенз-Вен. На нем присутствовали представители других парижских секций — Пуассоньер, Гобеленов, Монтрей, Гравилье, Моконсей, Попенкур, Арсенала… Прозвучал призыв к восстанию для «немедленного спасения общественного дела»… Было решено, что каждая секция назначит трех комиссаров, и они, собравшись вместе, будут руководить восстанием. С этим решением согласились 28 секций. Их комиссары постепенно, один за другим, начали прибывать в ратушу. Ранним утром 10 августа там возникла повстанческая Коммуна. Она заменила прежнюю, «умеренную», которая стремилась не допустить низложения короля. Новая Коммуна взяла в свои руки всю полноту власти в революционном Париже.

Комиссары сместили командующего национальной гвардией, шестидесятилетнего капитана Мандата, бывшего маркиза. Было зачитано его письмо. В этом письме он приказывал открыть огонь по восставшим с тыла, когда они будут двигаться от Гревской площади к замку. Мандата арестовали. Когда предателя повели в тюрьму Аббатства, кто-то выстрелил в него в упор из пистолета, размозжив голову. Тело бросили в Сену.

Новая Коммуна без колебаний назначила командующим национальной гвардией популярного вожака санкюлотов, героя штурма Бастилии пивовара Антуана Сантера…

…На Карусельной площади собрались солдаты-марсельцы и бретонцы, гвардейцы и санкюлоты Сен-Марсельского предместья. Площадь невелика, окружена большими зданиями. Конюшни короля, отели Лонгвиль, Эльбеф и Брион… За каменной стеной с запертыми главными воротами — молчаливо-настороженный Тюильрийский дворец, где засели защитники королевского трона. В сторону площади обращен центральный павильон дворца. Его называли «павильоном часов»: в верхней части фасада — круглые башенные часы.

Жан чувствовал, как взмокла от пота рубашка, хотелось чуть передохнуть, отдышаться, но он, не теряя ни минуты, расспрашивая граждан, пошел разыскивать командира батальона секции Гобеленов. Он быстро нашел его и передал приказ, сообщив на словах то, что велел сказать Сантер. Александр с отрядом в двести человек тотчас же покинул площадь. В девять утра он снова появится перед замком во главе батальонов Сантера и вооруженных жителей Сент-Антуана.

Левассер подошел к стене, за которой был один из трех внутренних дворов Тюильри. Санкюлоты и федераты начали стучать кулаками и ногами в ворота. Кто-то, размахнувшись, ударил изо всех сил молотом. Но прочные дубовые ворота лишь затряслись.

Человек двадцать швейцарских наемников в красных мундирах взобрались на стену и уселись там, на виду у всех.

— Ишь, красавцы! — закричали из толпы. — Защитнички Капета… Откройте ворота, не то мы их выломаем!..

Недалеко от входа стояли марсельцы. Жан узнал их командира Муассона. Подойдя ближе, увидел Мишеля Леблана. Они не встречались несколько дней: Мишель квартировал теперь с земляками в монастыре Кордельеров.

— Как Николетта? — спросил он.

— Весела и здорова. Играет с Полем во дворе…

— Я скучаю о ней. Мне очень хотелось увидеть ее, побывать у вас, но сам знаешь, какие наступили дни… Не то время, чтобы ходить в гости. Даже к единственной любимой дочери… Скажи, Жан, а твоя милая тетушка Мадлен не навещала вас?

— Давно ее не было. Она очень занята в своем театре. Выступает каждый вечер. Играет и поет. У нее такой голос! Чистый и звонкий, как колокольчик… Вам надо обязательно сходить в театр и увидеть Мадлен на сцене.

— Непременно схожу. Вот возьмем замок, и пойду в театр. Мадлен… Мадлен Флери… — мечтательно произнес Мишель. — Так зовут актрису?

— Да. Мадлен Флери. Звучит, по-моему, неплохо.

— Как музыка… Мадлен красива…

— Пожалуй… Бог, как говорится, не обидел.

— Какие у нее волосы! Я ни у одной из женщин не видел таких волос! Как расплавленное золото… Послушай, Жан, не мог бы ты передать ей…

— Что?

— Если случится…

— Что передать?

— Передай… Нет, не надо. Я передумал. А впрочем…

Но они не смогли закончить этот разговор: командир приказал построить батальон. У ворот поднялась толчея, суматоха. Швейцарец-привратник, то ли поддавшись уговорам осаждающих, то ли испугавшись их бешеного натиска, непрекращающихся ударов, открыл ворота Королевского двора. Марсельцы бросились туда вместе с гвардейцами батальона секции Гобеленов. Они вкатили во двор четыре пушки и нацелили их на окна замка.