Сантер сдержал слово. Ребят сопровождали три гвардейца во главе с пожилым капралом, у которого была нашивка на рукаве мундира. Гвардейцы в треуголках, а Пьер Танкрэ — в фетровой шляпе, той самой, что надевал в торжественных случаях, при особых обстоятельствах. Он не отставал от них, шагал с ними рядом. Вероятно, вообразил себя солдатом, и это доставляло ему удовольствие.
Жан искоса посматривал на Николетту. Сумеет ли она отыскать дом? Эта мысль беспокоила его. А Николетта? Она улыбалась, радуясь солнечному утру, словно не сознавала взятой на себя ответственности…
Но Левассер зря волновался. Девочка не оплошала, хотя им немало пришлось походить по разным улочкам и переулкам возле Крытого рынка, прежде чем она привела их на небольшую улицу с фонтаном и подворьем для ломовых извозчиков. Вступив на эту улицу, она оробела. Ей представилось, наверно, что каждое мгновенье здесь может появиться Сова. И хотя была под защитой национальных гвардейцев, Николетта почувствовала беспокойство и страх.
— Это здесь, — сказала она, остановившись у темной подворотни.
— Ты останься с девочкой на улице, — сказал капрал Пьеру, — а мы пойдем…
Жан вместе с солдатами вошел во двор, грязный и зловонный, заваленный всяким хламом и рухлядью. В глубине его стоял мрачный, в два этажа дом. Входная дверь, как и следовало ожидать, была заперта.
— Эй, отворите! — крикнул капрал, застучав кулаками. — Именем закона!
Послышался какой-то шум, приглушенные голоса.
— Откройте, говорю я вам! Или мы выломаем дверь!
Раздались осторожные шаги, и лязгнул отодвигаемый засов. Дверь приоткрылась. Выглянул низкорослый человек. Капрал оттолкнул его и первым вошел в длинный сумрачный коридор. Гвардейцы и Жан последовали за ним.
В доме находилось пятеро бродяг. Шольяка, а также Совы здесь не было. Задержанных собрали в большой комнате, где на полу валялись пустые бутылки, остатки еды. Капрал подошел к ворам.
— Где ваш главарь?
Они угрюмо молчали.
— Отвечайте! Где он?
— Нету его… — нехотя проговорил один из них, с редкими короткими волосами на облысевшей голове.
«Должно быть, Плешивый!» — подумал Жан.
— Вижу, что нет. А куда он отправился?
— Не знаем, — ответил за всех Плешивый.
— Он должен вернуться?
— Придет…
Капрал тихо сказал Жану:
— Нужно искать оружие. Чую, оно где-то тут припрятано…
Он оставил бродяг под присмотром гвардейца и сам вместе с двумя другими солдатами и Жаном вышел в коридор. У стены стоял горбун в синем изодранном мундире, который впустил их в дом.
— Здесь есть подвал? — спросил капрал.
— Нет. Подвала нет…
— А не врешь ли ты, братец? Не может быть, чтобы его не было. Веди нас туда, не то мы сами найдем вход, и тогда тебе не поздоровится! — И старый вояка, чуть вытащив из ножен саблю, со стуком задвинул обратно.
Испугавшийся «привратник» по каким-то полутемным переходам привел их к двери, на которой висел замок.
— Открывай! — приказал капрал.
— Ключа нет.
— Как нет? Неси живо ключ и фонарь.
Горбун исчез и вскоре прибежал со связкой ключей и фонарем. Дверь была отперта, и все вошли в темное подземелье, откуда сразу повеяло могильной сыростью. С маленькой площадки вниз вела каменная лестница. Зажженный фонарь тускло освещал покрытые плесенью стены, выложенный каменными плитами пол. Капрал велел зажечь две прикрепленные к стене плошки, наполненные маслом, которое выделывают из кишок животных. Сразу стало светлее.
— Ну, ребята, теперь за дело!
Стали обшаривать подвал. Жан, взявший у горбуна фонарь, заметил ход в небольшой тупик. Там возвышалось нечто громоздкое, покрытое каким-то тряпьем. Он сбросил эту грязную ветошь и увидел крышку сундука.
— Идите сюда! Я что-то нашел!..
Подошли капрал и гвардейцы. Один из них ударом ружейного приклада сбил замок. Приподняли крышку. При желтоватом свете фонаря блеснуло оружие! Ружья, пистолеты… И здесь же мешочки с порохом, боевые патроны.
— Хорош клад! — заметил сразу повеселевший капрал. — Где только эти дворяне-заговорщики не хранят оружие! У одного мы обнаружили целый арсенал в спальне…
Он закрыл крышку сундука.
— Конфискуется в пользу народа и революции! Пошли, ребята, наверх. Нужно отвести этих разбойников куда следует. А нам с тобой придется задержаться, — сказал он Жану. — Ты знаешь этого Шольяка в лицо?
— Еще бы!
— Прекрасно. Подождем его здесь.
Жан побежал к Пьеру и Николетте, которые остались на улице, у подворотни.
— Что вы так долго возитесь? — набросился на него Танкрэ. — Надоело ждать! Для чего я пошел с вами? Чтобы сторожить Николетту?
— Не горячись, Пьер… Мы нашли оружие!..
— Не врешь? Замечательно! Виват! Как жаль, что меня там не было… А Шольяк?
— Его в доме не оказалось.
— Вот бестия! Он неуловим…
— А Сова? — спросила Николетта.
— Ее тоже нет. Должно быть, покинула навсегда этот притон.
— Было бы еще лучше, если бы она вообще убралась из Парижа.
— Ты права. Думаю, так и будет… А сейчас пусть Пьер отведет тебя домой. Я должен еще здесь задержаться.
— Ну вот, то сторожи Николетту, то отведи домой… — недовольно пробурчал Танкрэ.
— Конечно, вам скучно со мной… — вздохнув, сказала девочка из Марселя.
— Нет, отчего же… Мне приятно… Ты такая хорошенькая, что на улице на тебя заглядываются… Ладно, пошли. Ради тебя я готов на все…
Пьер расшаркался перед Николеттой и, сняв шляпу, отвесил глубокий поклон…
Вскоре национальные гвардейцы увели бродяг. В доме остались четверо: капрал, один гвардеец, Жан и горбун. Прошло несколько часов в томительном ожидании. Шольяк не появлялся.
— Если он сегодня не придет, — сказал капрал, — нас сменят другие. За домом будет установлено наблюдение.
Он вынул из внутреннего кармана мундира серебряные часы.
— Половина девятого. Подождем еще…
Горбун в горестном унынии сидел возле двери на ветхом, ободранном стуле. Он знал, конечно: если Дырявое брюхо проведает, кто помог национальным гвардейцам проникнуть в подвал, где хранилось оружие, то не простит этого и расправится с ним. Поэтому горбун хотел, чтобы Шольяка схватили и отправили в тюрьму. Ведь тогда он почувствовал бы себя в безопасности.
— Шольяк придет, обязательно придет! — сказал он с уверенностью.
— Надеюсь, — отозвался капрал.
— Только не упустите его! Он ловок и хитер…
— Не беспокойся! От меня еще никто не убегал… Вижу, ты боишься этого разбойника. Зачем же ему прислуживал?
— Зачем? Здесь я хоть не голодал, и крыша над головой…
Но вот наконец послышались шаги. Кто-то шел по двору, приближаясь к дому. Стук в дверь. Капрал кивком головы показал «привратнику» на засов. Дверь открылась, и на пороге возникла высокая фигура. Это был Шольяк! Жан сразу его узнал. Капрал шагнул ему навстречу. Главарь шайки отпрянул, но капрал успел схватить его за отворот куртки и рывком потянул к себе.
— Ни с места! Ты арестован!
Находившийся с ними солдат положил руку на плечо Шольяка. Дырявое брюхо понял, что сопротивляться бессмысленно и покорился судьбе.
— За что меня задержали? — спросил он своим неприятным гнусавым голосом. — Я ни в чем не виноват…
— Скоро узнаешь.
Арестованного повели в ратушу, на Гревскую площадь. Был теплый июльский вечер, но еще довольно светло. И улицы еще не опустели. Парижане не спешили расходиться по домам.
Шольяка допрашивали в продолговатой комнате с высоким окном. Жана попросили присутствовать на допросе. Он впервые оказался в ратуше, где помещался муниципальный совет столицы.
Вопросы задавал молодой офицер, сидевший за столом, покрытым зеленым сукном. Горели, освещая комнату, свечи в бронзовом шандале.
— Ваша фамилия?
— Дугадо.
— Вы в этом уверены?
— Да, ваша милость. Как вы понимаете, у меня нет паспорта. Но я Дугадо…
— Допустим… Судя по вашему ремеслу, у вас много имен… Вы знаете этого человека? — спросил муниципальный офицер у Жана.
— Да, знаю. Это Шольяк. По прозвищу Дырявое брюхо. Я вместе со своим другом случайно подслушал в деревне его разговор с графом де Брионом, бывшим владельцем замка… — И Жан кратко передал содержание этого разговора.
— Первый раз вижу этого молодца! — возмущенно произнес Шольяк. — Он меня с кем-то путает…
Глаза его беспокойно бегали. Он вытер рукой выступивший на лбу пот.
— В доме, где вы поселились, — продолжал офицер, — только что найдено оружие. Вы признаете, что хранить его вам поручил эмигрант де Брион, тайно вернувшийся во Францию? Этот аристократ согласно декрету Законодательного собрания об эмигрантах должен быть предан суду за измену.
Шольяк молчал, опустив голову.
— Скрывая правду, вы только усугубите свою вину.
— Эх, да что теперь… — Шольяк со злостью стукнул костлявым кулаком по столу. — Приперли меня к стенке… Зачем связался с этим аристократишкой?
— Он вам платил?
— Больше обещал…
— Он велел вам и вашим дружкам распространять в народе ложные слухи, устраивать поджоги… Вы выполняли то, что он требовал?
— Да что вы, ваша милость!.. Ей-ей, мы этим вовсе не занимались. Какие поджоги? У нас своих дел хватает.
— Воровских?
— Ну да… Если вам угодно так их называть…
— Вам известно, где граф проживает в Париже?
— Нет. Готов поклясться! Не удостоил такой чести… Сказал, что, если я ему потребуюсь, мне сообщат об этом…
…Жан Левассер возвратился домой лишь на рассвете. Он очень устал, но был радостно возбужден. Сколько событий за один день! Найдено оружие! Шольяк арестован! Правда, граф пока еще разгуливает на свободе. Но в конце концов и он не ускользнет от революционного правосудия… И какая молодчина Николетта! Привела всех к притону Шольяка… Жану очень захотелось поговорить с девочкой, похвалить ее, чего он не успел сделать вчера, но Николетта крепко спала, и Левассер не стал ее будить.