Дети Импульса

Глава 10

Новый крик ужасней предыдущего. Звук метался, восходил и обрушивался — разрывал динамики на тысячи затухавших отголосков.

Эдэя крутанулась в кресле и охватила взглядом все семь контрольных мониторов, что на ряду с мобильным пультом и нехитрой меблировкой заполняли бывшую кладовую, а ныне пункт наблюдения в переоборудованном домике Стэллы Фэль. Сама психолог, уведомленная о переменах в жилище, мягко говоря, встала на дыбы, но речь не о ней.

Кормчая на секунду закрыла глаза, болевшие от экранных пульсаций. Но даже во мраке увидела полупустую гостиную, которая превратилась в терапевтическую палату: два стула, стол и врач с пациентом. Руби Тагланова за переносным компьютером по левую сторону от визор-камеры, остатки Ника — по правую.

Эдэя встряхнулась, привычным усилием отгоняя усталость. Ник, под чередой вопросов, задаваемых Руби, искал путь к свету и памяти.

Вновь раздался крик.

Зажимая виски ладонями, Гээлл конвульсивно дернулся, рухнул боком на стол… и отшатнулся, соскальзывая в болезненное падение. Грохнул о паркет опрокинутый стул. Ноги пациента продолжали двигаться, точно он еще бежал…

— Сущность императива «кокон»? Род занятий Элики Световой? В чем привлекательность голубых глаз? Зачем мирам оттенки белого?

Стотысячный вопрос. А после лишь ожидаемые всплески на нейро-сканерах и очередные конвульсии…

Доктор Тагланова, бледная тень того уравновешенного психолога, что несколько дней назад прибыла в загородный дом, посмотрела в красную искру объектива. Она на пределе, о чем свидетельствовали пальцы, сцепленные до белизны, и губы, едва уловимо дрожавшие под наплывом стонов. Легкое прикосновение к сенсору связи добавило в набор прерывистое дыхание.

— Как врач, рекомендую прекратить… пытку. — Руби постаралась взять себя в руки.

«Она меня ненавидит». — Эдэя слепо уставилась на осточертевшие переливы индикаторов. Темнота, убитый ионизацией воздух, нервы — достало все. За минувшие дни она наслушалась десятки рекомендаций — с нулевым результатом. А время не терпит: Т’хар усиливал натиск, Ник слабел…

Эдэя сжала кулаки. Руби перейдет к следующему терапевтическому циклу, хотя ей самой уже впору побывать на приеме у психоаналитика.

— Продолжайте, — выдохнула Эдэя в дужку микрофона. Серебристый шарик у губ слегка помутнел. Как всегда.

— Но… — Доктор Тагланова попробовала встать.

— Это приказ! — Сталь командного окрика подействовала.

«Лишь бы выдержать». — Кормчая глубоким вздохом подавила нервную дрожь… и вздрогнула от резкой трели визора. На панели прибора настойчиво замигал огонек вызова. Не предвещая ничего хорошего, упорной иглой вонзался в зрачки, торопил…

Через секунду на безмятежно голубом экране воссияла УКОБовская заставка. Женщина напряглась: если командование свернет операцию, задача усложнится на порядок.

— Какого у тебя происходит?! — Рык Гранатова редко поднимался до абсолюта. Удивительно, что он продержался столь долго — контуры наблюдения снабжали Управление полной информацией о происходящем в загородном домике. Чудо? Родственное понимание? Отеческая надежда?

— Не вмешивайтесь, — вне канонов субординации потребовала Эдэя.

— Забываетесь, майор! — Мар налился багрянцем, подчеркнутым идеальным монолитом формы и официальной сухостью фонового изображения. — Я соглашался на курс реабилитации, не на пытку. Разница доступна, майор?!

— Иного способа нет, поверьте…

— Значит, нет! — обрубил безопасник. Изображение дрогнуло.

— Есть! — Эдэя подалась вперед.

— Не подчиняешься прямому приказу? — вкрадчиво поинтересовался Гранатов.

— Ник мой, ясно?!

— Эдэя, послушай… — Распознав тщетность давления, Мар вернулся к неофициальному тону. Вот только что сказать? Бесперспективность усилий очевидна, но выразить это словами неимоверно трудно. — Буду через двадцать минут. Конец связи.

Возражения так не прозвучали, экран визора угас. Эдэя помассировала лоб, налитый свинцом — у нее двадцать минут, ни больше, ни меньше. Как вариант, Ника можно увезти на Фэрго, в алый мир безвременья… Но высока вероятность, что переход навредит. Решать проблему придется на месте.

Осталось девятнадцать минут пятнадцать секунд.

Эдэя вскочила. За прошедшие дни нередко казалось, что способ возродить Ника найден, ответ бился на кончиках пальцев. А затем череда неудач привела к финальному отчету.

Восемнадцать минут.

Быстрый перестук клавиш. Затухавший крик.

— Хватит, Руби. Жду тебя на крыльце.

Кормчая подхватила куртку — защиту от свежести после ливня, и бросилась в коридор. Несколько шагов по паркету, отсвечивающему дневными красками, дверь, порог…

Семнадцать минут двадцать одна секунда.

День догорал. Над лесной полосой, чуть прикрытой легкой дымкой, нависло удивительное небо. Фиолетовое полотно, густеющее в зените, что спускалось к таинственным верхушкам деревьев чередой облачных полос, за которыми пылал алый закат. Темные неровные росчерки и зарево между.

Замерли трава и фруктовые поросли; доски крыльца, нагретые солнцем, мирно дышали теплом. И тишина, подчеркнутая едва уловимым шорохом гальки. В стылой обманчиво дремотной атмосфере собрать воедино мысли крайне трудно…

Эдэя прислушалась к скрипу половиц. У резных перил появилась необыкновенно молчаливая Руби. В ее пальцах ощутимо подрагивал бокал, наполненный розоватой жидкостью. Скорее всего, энерган класса Б, как отметила Кормчая после секундной заминки. Неплохой выбор, учитывая бледность доктора и зябко сведенные плечи.

А идей нет. Эдэе отчаянно захотелось обнять дочь, родного и близкого сердцу человека, который поймет… Но Танюшка далеко, на Адриэле. Красивое имя и красивая планета, которая хранила память об эльфийских временах. Женщина нахмурилась: плохая из нее мать…

— Как он? — Вопрос, предназначенный для тишины, набиравшей страх.

— Сидит. — Руби сделала глоток. — Больше не могу… Меня не готовили…

— Знаю. — Кормчая обхватила себя за плечи. Атмосфера пришла в движение, плеснула холодом в лицо. — Твой вердикт?

— Ему больно.

— Да б… Я не прошу рассказывать о субъективных впечатлениях! — В голосе дочери Импульса прибавилось лихорадочных ноток. — Ты психотерапевт, поговори со мной профессиональным языком. Намеки, зацепки… Что ты видела, когда разговаривала с ним?

— Лишь догадки…

— Да?! — Эдэя жадно ухватилась за протянутую соломинку. Не бойся спугнуть момент, стиснула бы хрупкое тело врачевательницы душ.

— Мы уже обсуждали…

— Так повтори!

Осталось двенадцать минут.

— Хорошо… — Женщина подняла бокал к закатным лучам. Напиток стал кроваво-красным. — Вопросы действуют на пациента, как нейрошокер. Мгновенная пиковая активность. Я списывала реакцию на травматический блок, что не редкость в моей практике. Коллапс и дезорганизация… Вы и сами видели. Но что, если это не попытка уйти? Профессор Вержбицкий изучал «взлом» — резонансный метод спайки пси-связей. В ходе эксперимента использовались модифицированные гипноизлучатели и я… э-э… как-то не сопоставила, что простые вопросы могут вызвать…

— Не вызвали. — Эдэя начала отступать. Запал прошел, стираемый вселенской усталостью.

— Но сам факт… Если гипотеза «взлома» верна, нам остается только подобрать правильную вербальную комбинацию и превысить критический порог необратимости процесса.

— Правильную комбинацию? — Эдэя насторожилась. Пространство резко сузилось, схлопнулось в клеть безмолвия…

— Говоря образно, правильный вопрос взрежет плотину сознания, паттерны сольются…

— Взрежет? — Эдэя распрямилась струной. В глубине фиолетовых глаз зажглись алые искры закатного отражения. — И сольется… Дополнит, да?

— В какой-то мере, — осторожно согласилась Руби.

— Потому что спектр неполон…

Через мгновение Руби Тагланова осталась одна. Ее зрение не успело зафиксировать рывок СВОКа; лишь стремительная тень мелькнула в коридоре. Психолог невольно заразилась энтузиазмом собеседницы, хотела броситься следом и замерла. В небе, со стороны Мега, загорелась яркая точка — флайт, что летел вдоль речного русла.

Сколько времени в запасе?

«Немного». — Доктор поспешила внутрь домика. Через мгновение наткнулась на сосредоточенную Эдэю — женщина едва заметно дрожала и медленно тянула руки вперед; напряженно созерцала нечто потустороннее…

Без каких-либо сопутствующих эффектов в ладони СВОКа лег полутораметровый меч, налитый призрачным светом.

— А… — Руби отшатнулась. На отвисшую челюсть немедля легли блики от клинка. Терапевтические навыки не помогли.

— Иллитерий, — болезненно выдохнула Эдэя. Костяшки пальцев побелели, выступая контрастом сиянию лезвия. Меч ударил волной, разрывавшей внутренности: жуткий вой и девичий крик страшным диссонансом проистекали из клинка, что не признавал чужих рук. Кормчая щедро расходовала бэрги — надо собраться и подавить нараставшую муть… А после успокоить психиатра.

— Руби, считай меч тем самым вопросом… Поверь мне.

Семь минут.

Капсула флайта выбралась на финишную прямую к одинокому домику на холме. Эдэя встряхнулась, перехватывая эфес; до гостиной лишь шаг. Отчаянно затрепетал фитилек надежды.

Страх пришел. Белым облаком затаился в туманной пелене комнаты. Размытые очертания предметов, рваные клочья полутонов и она — самое ужасное, что могло произойти с ним — тем, кто просто не хотел оставаться у Плохих Людей. Она пришла забрать… Холодно. Гээлл вихрем покинул табурет, неловкой искривленной фигурой врезался в ближайшую стену…

Почему не отпустят? На свободу, где забавные стебельки приятно покалывают кожу.

Стена отбросила на манер бейсбольной биты — ударила, исторгнув из легких хрипловатый нечеловеческий вой. Комната содрогнулась.

Эдэя постаралась отрешиться от разъедавшей боли, что даровал меч. Вокруг нет ничего — ни верха, ни низа, ни преград. Только образ Ника, царапавшего декоративные панели. И если она не прекратит сжиматься от крика, надежда угаснет. Т’хар учил иному — боль, лишь оправдание слабому.

Она обогнула стол.

Четыре минуты.

Рядом с опрокинутым стулом, оставляя на стене кровавые росчерки, билась цель.

— Ник… — Эдэя не узнала своего голоса. Иллитерий словно почувствовал близость хозяина — полыхнул сверхновой.

Руби нервно взглянула на сумрачные очертания дверного проема. Если Гранатов прибудет во время припадка, ситуация из отвратной превратится в кошмарную. Она воочию представила каменное лицо, налитое грозой, — склоненное к пульту транспорта, отражавшее единственное желание немедленно ворваться в дом.

— Возьми меч, — решилась Кормчая. Секундная неуверенность прошла. Она — лезвие, Ник — мишень. И да сразит ее рог великого Ардана, если меч не коснется ищущей руки. Если потребуется, воткнет сучью рукоять прямиком в садненные пальцы…

Ник увернулся. Приник к стеновой тверди, подался вверх и влево — оставил между собой и оружием благословенный миллиметр, чтобы потом неловко — боком — рухнуть на паркет. Перекошенное лицо резко побледнело. Он полз — цеплялся за малейшие неровности и полз.

Зашипев с досады, Эдэя хищной птицей снизошла к Николаю, вцепилась в плечи и перевернула… Холод клинка бликами озарил радужку глаз. Еще одно усилие… Женщина уцепилась за ворот росовской рубахи. Ткань затрещала. Эфес почти коснулся ускользавшей ладони.

Удар подбросил Кормчую метра на полтора. Квадратной тенью упорхнул к окну случайно задетый стол. Треск и грохот, которым ошарашенно внимала Руби. Не каждый день смертные видели борьбу творений Импульса. Руки, ноги, переплетения и изгибы, жаркое дыхание…

Две минуты. Отдаленный гул антигравов достиг границ загородного участка.

— Возьми меч… — хриплый выдох.

Он ускользал. Хотел выжить. Неизвестно почему, неизвестно зачем… Белое облако страха пыталось пробраться внутрь головы — кричало, извергая потоки жалящего огня. Прочь! Гээлл боролся.

— Возьми…

Чудовищным усилием Эдэя притиснула Ника к паркетной глади, поймала и зафиксировала конечности. Протянула к окровавленной ладони меч…

Кормчая чувствовала: время уходит. Растворяется, исчезает. Под руками билось живое тело — касалось, пробуждая память, за которой терялись раны и увечья, так разительно изменившие облик димпа. Отступать поздно…

Доктор Тагланова невольно прикусила губу. Кожей ощутила, насколько близка Эдэя к пределу.

— Возьми меч! — Тяжесть дыхания прорвалась криком. Эдэя орала в деформированное ухо родственника. — Ты слышишь, сука?! Возьми его! Возьми меч!! ВОЗЬМИ ГРЕБАННЫЙ МЕЧ!!

Случилось. Оглушенный воплем Гээлл стиснул пальцы на горячем эфесе Иллитерия.

Подброшенная к потолку Эдэя совершила нелепый акробатический кульбит, приведший в колючие объятия разломанного стула. Встань и иди… Встань… Разметав в безотчетном рывке остатки мебели, женщина приподнялась: начало положено, об остальном позаботятся бэрги — избавят от боли и позволят увидеть.

Точно лишенный костей, Ник спиралеобразным движением, сверх всяких мер гибкости, перелился из лежачего положения в стоячее. Раскинул руки, взметнулся над паркетом и на секунду замер, озаренный бледным пламенем Иллитерия.

За гранью реальности далеким набатом прозвучал громовой раскат. Голова Гээлла откинулась назад, возведя дикий оскал полный боли к глухой преграде потолка. Из груди димпа вырвался утробный хрип, что нарастал… нарастал… Все громче и громче.

Не потрудившись распрямиться, Эдэя отползла назад. Режущие осколки под ладонями — то пустяки. Сфера энергии, разраставшаяся вокруг Николая, — гораздо страшнее.

Назад! Кормчая выругалась: нельзя оставить Ника. Только не сейчас! Взгляд на Руби усугубил сомнения. Прижимая руки к груди, психолог с отвисшей челюстью жалась у косяка.

Эдэя вновь посмотрела на бывшего Охотника, чей крик снарядами бился о стены. Рвался из невидимых оков, подстегиваемый спектром клинка. Затрещала разрываемая ткань — под давлением мышц рубаха вмиг пошла на тряпье. В образовавшихся прорехах ярким сиянием вспыхнула кожа.

«Переплавка», — мысль неожиданная. Эдэя затаила дыхание. Посреди комнаты пульсировала светом скособоченная фигура.

Образ Ника внезапно начал дрожать, словно пленку с изображением ускорили на неисправном кинопроекторе. Абрис тела мелькал, на доли секунды выпадая из действительности; безжалостный резак кромсал кадры, чтобы через мгновение, явить димпа в ином чуть отличном ракурсе. Каждая призрачная вспышка таила микроскопический процесс формации: убавить, сгладить, растянуть, выправить… Под нескончаемый хрип-рев.

Комната вспыхнула. До боли четкие контуры предметов, облитых свечением, напоминали двухмерную репродукцию. Кожа димпа, открытая расползавшейся одеждой, поплыла цветными разводами — красный, оранжевый, желтый — цветовые всполохи ярким полотном скользнули по стенам. Коснулись лиц…

Эдэя отодвинулась к порогу. Ей показалось или в объеме домика действительно зазвучал утробный гул?

Свет и звук, чья интенсивность росла в геометрической прогрессии. Сосредоточие мощи и первозданной энергии.

Апогеем перемен, дом сотряс ряд толчков. Звякнула посуда, шорохом скользнула куда-то мебель… Доски пола ожили, непропорциональными волнами колеблясь в размерах и формах, и лихо закрученной спиралью замкнули Охотника в ажурную клетку…

«На что походит?» — Эдэя прикоснулась к виску. Голова медленно кружилась, утаскивая в мутную пелену. Там проигрыш и отсутствие ответов. На что походила композиция, созданная взбесившимися досками? Если принять Ника за источник…

Удар светового лезвия вырвал из Эдэи вскрик. Обитель доктора Фэль не просто подрагивала — ходила ходуном.

Темными клочками, на миг озаренными радугой, в небытие упорхнуло напольное безумие. Ник Рос повис над блестящим угольно-черным кругом. Мерцание Иллитерия затерялось в общем калейдоскопе красок.

Что-то с грохотом обрушилось.

Послышался стон. Руби?

Спектры свихнулись.

— Да какого!! — Гранатов недоверчиво посмотрел на штурвал, начавший вырываться из рук.

Машина резко провалилась вниз. Мужчину бросило вверх, затем вправо… Закашлялись, меняя тональность, антигравы. Генераторы необъяснимым образом снизили энергонакачку, хотя приборы фиксировали пиковую нагрузку. Система диагностики уведомила, что за бортом вакуум.

Мар с трудом выпрямился. Контролировать машину становилось все труднее — флайт серебристой бабочкой мотало на фоне заката…

Тусклое золото пляжа, водная рябь, лесной сумрак… и дом. Вид загородного жилища внушал серьезные опасения в здравости рассудка — строение непрестанно деформировалось, увеличиваясь и уменьшаясь в произвольных местах. Над крышей болезненно ярким куполом цвела радужная пленка — периодически озаряемая черными молниями пыталась сформировать шар и… терпела фиаско. Гранатов поморщился — дерьма не разгрести.

До травяного склона не более пятнадцати метров — по вертикали.

Штурвал внезапно изогнулся колесом. Мара рвануло в сторону — на опорную стойку кабины. Ладонь подставить не успел.

Удар, круговорот, чувство пустоты… Прикрытая густевшим сумраком земля разрослась широким ковром. Падение — пять метров, четыре…

Флайт завалился набок.

За выпуклостью окна проступил отчетливый травяной узор. Красота и утонченность… Натужно взвыли генераторы.

Капсула врезалась в землю едва ли не отвесно. Взлохматила дерн, собрала изломами кабины травяной сок и пятна влажной почвы. Перевернулась… С глухим треском надломился каркас, пахнуло озоном — искристые вспышки расколотого пульта сулили неприятности. Потеряно застрекотала неведомая электроника…

«Где я?» — далекий, точно огонек маяка, проблеск сознания. Гранатов пошарил рукой в неверных полутонах освещения. Несколько кувырков, толчок в грудь, режущую боль в правом бедре помнил отчетливо.

Внимание привлек гул, до сего момента приписываемый шуму крови. Звук проистекал извне, нарастал…Выбраться! Немедленно! Мар задергался в кресле, выбитом из фиксаторов. Пальцы коснулись мембраны…

Пластик заскрежетал.

Эдэя вдохнула раскаленный воздух. В нескольких метрах дикой свистопляской метался силуэт Ника. Новый приступ вселенской эпилепсии бросил женщину на дверной косяк; спина немедля вспыхнула ноющим пульсом. Но результат того стоил — Кормчая впервые за долгие месяцы беспросветности восприняла полный спектр Николая. Знакомый набор гармоник окутал холодом и… болью.

Матрица димпа с неимоверной силой оттолкнула родственницу. Возрождаясь, он уходил, терялся во мраке, а она не могла остановить… Превозмогая давление, Эдэя придвинулась к Охотнику. Услышала крик, что прорвался сквозь завесу энергий.

— Гэ… элл! Г… э… Гр… Груэлл!! — Голос тысячей колоколов обрушился на женщину.

Эдэя попятилась — искала и не находила в Николае Росе ни одной знакомой черты. Осознание потери билось на задворках, по капле выдавливая надежду… Есть пара секунд до явления Опустошителя… И лучше бы им не встречаться. Но она задержалась.

— Люблю тебя, Ник, — никем не услышанное прощание.

Кормчая вырвала Руби из переплетений пластиковых осколков, подняла на ноги и, обхватив за плечи, увлекла к открытому небу. Они успеют…

Поднявшийся на дыбы коридор швырнул влево — туда, где на вид прочная стена разошлась волнами. Эдэя попыталась найти опору. У ног, то острые кристаллики льда паркетного покрытия, то хаотичное кипение чего-то бурого и зеленого; позади ватная масса стеновых панелей.

Руби вскрикнула: осколки резанули по щеке. Новый толчок…

Радужные копья, что хлестко ударили из дверного проема, закрутившегося воронкой, с легкостью пробили детали интерьера. Хлестнула шрапнель обломков. Спина, бедро, бок… Колотые раны тонизировали, побуждали к действию Свет рос, взламывая перекрытия.

Рев и свист. Ярость и унылое постоянство. Контрастные переходы цветовых палитр.

Выход близко- в пылавшем зеве вечера.

Локоть Кормчей коснулся чего-то твердого. Опора найдена… На пальцы упало несколько алых капель. Откуда? У подбородка безвольно покачивалась макушка доктора Таглановой.

— Держись!

— Конечно…

Грубая сила подхватила женщин в ураганном порыве. Закрутила, швырнула вперед… Метры не просто исчезли — растаяли, поглощенные дверной перспективой.

«Впишемся, нет?»- Эдэя крепче ухватилась за Руби. Попытка сгруппироваться успехом не увенчалась. Единственный плюс — они увидели кусочек неба, прежде чем погрузиться в горький жар открытого пространства.

Вспыхнуло огнем разрезанное предплечье — свидетельство неудачного прохождения через агонию рамы. Промелькнули рядом неясные клочья мироздания.

Переворот, расплывчатая лента травы и на миг — широко открытые в испуге глаза психолога на окровавленном лице… Земля, песочный холмик в отсветах радуги и удар промелькнули в стремительной последовательность видений.

Эдэя встряхнулась, избавляясь от накрывшего мусора, и глянула по сторонам. Прибрежный холм, змеясь трещинами, источал сухость и запах пожарища, мелкая пылевая взвесь превращала мир в набор ореолов мистического антуража. В пяти метрах левее, в каплевидном углублении перепаханного грунта, покоился ведомственный флайт — изломы кабины сотрясались от беспорядочного, но мощного рвения.

— Надо уходить. — Эдэя дернула Руби вверх. Чем дальше уйдут, тем счастливей билет. — Поднимайся же!!

— Нога… — Доктор постаралась принять стойку, достойную бега. Правая нога оставляла желать лучшего: беспечные льняные брючки, вспоротые от щиколотки до бедра, насквозь пропитались кровью.

Таскали и большее — оптимистично уверилась Эдэя. Первичная цель — Гранатов…

С резким хлопком над округлым бортом флайта вспучилась мембрана дверцы, покрытая сетью трещин. Через мгновение распалась звездообразной мешаниной, сквозь которую к небу протянулась крепкая жилистая рука в разводах царапин.

Вспышка радости мгновенно покинула Эдэю, стоило неосознанно проследить за указующим жестом безопасника.

Неба уже не существовало. Переплетение черных вихрей тучами сгущалось над бесноватым домиком. Фиолетовые молнии с завидным постоянством били в центр троившегося загородного натюрморта.

Опустив голову, Эдэя наткнулась на взгляд УКОБовца; прорываясь сквозь корпусные развалы, Гранатов резал ее праведным гневом командующего, угодившего в хетч. За внешне непритязательными эмоциями читался острый вопрос: неужели настолько плохо?

— Ложись!

Кормчая успела махнуть УКОБовцу рукой — падай и приняла на щит удар взбесившейся материи… Терпеть! Т’хар учил бороться с диким норовом Средоточия.

— Не шевелись, — прохрипела остатками воли, пригибая Руби к подрагивавшей земле.

В быстро густевшей пелене промелькнул мужской силуэт. Мар что-то орал… Перевалившись через генераторную платформу флаинг-капсулы, ткнулся в пожухлую зелень плечом, попробовал встать в стремлении достичь женщин…

Молнии, что били в семицветье, слились в сплошной столб.

Звезда сжигала, расплавленным свинцом просачиваясь в мышцы. Так знакомо… Николай враз перестал кричать. Ощутил себя голым в жалящих оковах радуги… Вселенная металась, фиксируемая разумом отдельными бессвязными кусочками. Полный сумбур — в мыслях, чувствах, реакциях… По венам текла энергия, что пронзала тысячи миров, пронзала и этот…

Мег?

С упорством обреченного Николай воспринял спектр.

Мег?!

Ярость вспыхнула взрывом. Дай волю и подвластный ад разорвет ткань бытия, наполнит пространство черными вихрями…

Мысли здраво — тонкий полузабытый голосок. Сходу разрушить высокотехнологический социум не удастся, неизбежны проблемы, навязанные противостоянием, что не дадут прийти в себя, упорядочить противоречия. Отвлекут на мелочные конфликты… Ему ли не знать рвение Гранатова.

Николай скорчился в приступе тьмы. Память возвращалась… Уйти! Память изливалась лавиной безумия, заполняя давно потерянные уголки.

Серебром в переливах радуги развернулась воронка перехода. Граненный бич, уходя вдаль, касался чего-то знакомого. Со вздохом облегчения Николай шагнул в хрустальную игру граней. Он отлучится… ненадолго.

Пустота…

Эдэя прислушалась к океану спектральных гармоник. Искра, что ассоциировалась с Ником, безвозвратно ушла, сметенная буйством стихии.

С надломленным шорохом, расходясь беловато-желтыми трещинами, пригнулись к земле стволы деревьев. Взметнулась к непроницаемым небесам листва. Заключительным аккордом ветвистая молния озарила темноту призрачным сиянием и… Дом Стэллы Фэль перестал существовать — в бледно-голубом сиянии разлетелся клочьями плотного тумана, оставив после лишь бесформенную котловину, опаленную гнетущей тишиной.

В очистившемся небе проявилась бледная капля луны. Стало светлее.

Из-под завала ветвей молча выполз Гранатов и с недоверием уставился на последствия катастрофы. Первый вопрос, обращенный к темноте, почти смешон:

— А где дом?

Эдэя кряхтя села. Проверила пульс у Руби и пристально посмотрела на растерянного УКОБовца:

— Там.

— Где «там»? — Загадок Мар не терпел. С шумом отвалился в сумрак обломок. — Кажется, ребра к хренам… Эдэя, нам предстоит долгий разговор…

Легким стоном к сознанию вернулась доктор. Узрела над собой лицо майора Рос, перемазанное грязью, и вздрогнула:

— Уже все?

— Да, Руби, — ответила Эдэя и не поверила себе.