Детонация

ГЛАВА 41

ГРЕЙСОН

По дороге в La Brasserie Мэдди смотрит в окно со стороны пассажирского сиденья. Последние пару недель, после неприятной истории с мамой, она была необычно тихой. Я знаю, это причиняет ей боль. Она заслуживает лучшего.

Так что если есть лучший способ вернуть это обратно, то это дать ей что-нибудь, чем она могла бы занять себя.

Что-нибудь, что вернет ей эту яркую улыбку.

Свадьба.

Наша свадьба.

До Мэдди я бы поставил свою жизнь на то, что никогда снова не женюсь. Думаю, именно поэтому я пытался держаться с ней на расстоянии. В глубине души мое нутро подсказывало мне, что она — мой человек. Я никогда не хотел снова открывать свое сердце после того, как Амелия и Каспер растоптали его.

Теперь Мэдди — мое сердце. Оно бьется только для нее.

Я понял это с того момента, как наши губы соприкоснулись. Вот почему я заказал ей обручальное кольцо, изготовленное в Лондоне. Я хочу этого больше всего на свете. Провести остаток своей жизни с ней рядом — это единственный способ, которым я хочу жить.

Заглушив двигатель, я поворачиваюсь к ней.

— Ты же знаешь, что можешь говорить со мной обо всем, что происходит в твоей хорошенькой головке, — говорю я, поднося большой палец к ее подбородку.

— Я знаю, — вздыхает она, грустно улыбаясь мне. — Судя по интернету, у меня, наверное, просто гормональный фон. Я зла на свою маму. Я больше злюсь на себя за то, что не понимала, насколько сильно она манипулировала всей моей жизнью. Хотелось бы не тратить все эти годы на то, чтобы просто пытаться жить по ее извращенному представлению о жизни.

— Ты счастлива? Я делаю тебя счастливой?

— Боже мой, Грейсон. Счастлива? Я никогда не была так счастлива. Я никогда не была так влюблена. Я даже не могу выразить, как я благодарна тебе. Без тебя у меня никогда бы не хватило сил сделать что-либо из этого.

Она расстегивает ремень и перепрыгивает через консоль ко мне на колени.

— Прости, что я была капризной сукой. Хотя отчасти ты сам виноват, что я такая.

Она смотрит на свой плоский живот.

Я не могу дождаться, когда увижу ее с животом. Это первобытное желание — знать, что я сделал это с ней, что она носит моего ребенка — это самая сексуальная вещь в мире.

— Меня не волнует, что ты капризничаешь. Ты даешь мне совершенно новую жизнь. Я просто хочу, чтобы ты была счастлива, детка. Я всегда буду делать все, что в моих силах, чтобы отпугнуть твоих демонов. Всегда. Хорошо?

Она прижимается ко мне, нежно касаясь моего члена, отчего моя кровь мгновенно приливает к нему.

— Пойдем поедим, я умираю с голоду. И ты знаешь, что в конце концов я съем тебя, если ты еще раз прикоснешься к моему члену.

Она улыбается, шевеля бровями.

— Хорошо, если ты пообещаешь, что после я получу твой язык, — она перегибается через меня и открывает дверь.

Как только я открываю деревянную дверь маленького уютного итальянского ресторанчика, в котором она решила подставить мне подножку, я понимаю, что что-то не так. Я чувствую это нутром.

В комнате становится устрашающе тихо, когда Мэдди проходит мимо меня, пока я держу дверь открытой для нее. Ее туфли на шпильках стучат по деревянному полу. Инстинктивно я следую за ней и притягиваю к себе.

— Добро пожаловать в La Brasserie. На какое имя Вы зарезервировали столик? — спрашивает официантка, поправляя очки на носу.

— Мистер Уорд.

Ее глаза загораются, и она одаривает меня понимающей улыбкой.

— Ах, мистер Уорд. Пожалуйста, следуйте за мной. Я провожу вас к вашему столику.

Мэдди подозрительно смотрит на меня. Может, все не так, потому что я нервничаю. Я хихикаю и качаю головой.

Она ведет нас к столику на двоих в дальнем углу ресторана. Я наблюдаю за столиком четырех итальянцев, которые пристально наблюдают за мной с того момента, как я вошел. Стол покрыт лепестками темно-красных роз поверх белой скатерти. В центре мерцает свеча. Я выдвигаю деревянный стул для Мэдди. Она одергивает подол своего короткого черного платья и поправляет его, прежде чем сесть.

Я обхожу стол и занимаю свое место в углу комнаты.

К нам с улыбкой подбегает молодая блондинка-официантка и ставит два бокала шампанского.

— Но мы не заказывали это… — говорит Мэдди, поднимая бокал и возвращая его официантке.

— Это за счет заведения, мадам, — отвечает она приглушенным голосом.

— Благодарю вас.

Мэдди пододвигает ко мне свой бокал, — Я не могу.

— Означает ли это, что следующие семь месяцев я буду пить двойную порцию?

— Я, блядь, так не думаю, — она прищуривается, но я успеваю заметить ухмылку.

Сделав еще глоток, я смотрю ей в глаза, но она качает головой, и эта заразительная яркая улыбка появляется на ее блестящих губах. Она освещает комнату одним своим присутствием.

Она вертит головой, оглядывая комнату. Не могу вспомнить, когда в последний раз так нервничал. Поскольку она не обращает на меня внимания, я ищу коробку в своем пиджаке.

Я прочищаю горло, и ее голова поворачивается ко мне. Она не замечает коробку в моих руках. Ее глаза мерцают, когда она смотрит на меня.

Черт, я весь вспотел.

Я встаю, и стул скрипит по деревянному полу. Мэдди в замешательстве наблюдает за мной, когда я обхожу стол и опускаюсь перед ней на одно колено.

Я открываю коробочку и показываю ей огромный черный бриллиант, окруженный более мелкими натуральными бриллиантами, которые затем перекрывают все золотое кольцо. Я сделал это для нее, идеальное отражение наших отношений. Ей принадлежит мое черное сердце.

Она задыхается, прикрывая рот рукой. В ее глазах появляются слезы.

— Солнышко, возможно, я сказал, что не смогу дать тебе всего. Но я хочу. Я хочу дать тебе жизнь, которую ты заслуживаешь. Возможно, все не совсем так, как ты себе представляла. Я не думаю, что ты могла бы найти кого-то на этой планете, кто любил бы тебя так же яростно и от всей души, как я. Я хочу сделать тебя моей всеми возможными способами. Воспитай нашего ребенка правильно. Больше всего на свете я хочу, чтобы ты стала моей женой.

Мой голос срывается, поэтому я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться.

— Мэдди, окажешь ли ты честь стать моей женой? Выходи за меня замуж?

Проходит несколько мгновений, в течение которых она просто смотрит на меня в шоке. Такое ощущение, что прошла целая гребаная жизнь.

— Солнышко, скажи что-нибудь.

Она протягивает ко мне руку и закрывает коробку у меня в руке.

— Грейсон, ты же знаешь, что я люблю тебя больше всего на свете, верно? Мне это не нужно. Пока у меня есть ты и этот малыш, у меня есть все, что мне может понадобиться. Я знаю, ты не хочешь снова жениться. Черт, после того разговора с мамой я поняла, что мне не нужна свадьба. Мне нужен только ты.

Я не знаю, как объяснить, как сильно я, черт возьми, этого хочу.

— Грейсон, посмотри на меня.

В этот момент я замечаю движение, идущее от стола в другом конце комнаты.

Время размывается, когда первые трое мужчин выходят из-за стола в сторону туалетов. Моя правая рука инстинктивно сжимает пистолет в кобуре сзади в штанах. Последний мужчина останавливается на полпути между своим столом и туалетом, примерно в пяти метрах от меня. Затем он поворачивается ко мне с садистской улыбкой и достает свой пистолет, целясь Мэдди в затылок.

Ни хрена себе.

Все еще стоя на одном колене, я одновременно вытаскиваю пистолет из кобуры, прикрывая стул Мэдди.

Я защищу ее ценой своей жизни, если потребуется.

Дверь туалета справа от меня распахивается. Я разворачиваюсь, но все еще целюсь из пистолета в мужчину передо мной. Он поднимает пистолет, но, прежде чем он успевает нажать на курок, я прицеливаюсь и стреляю. Пуля попадает ему в висок. Мэдди ахает позади меня. Он с глухим стуком падает на землю.

Я не слышу выстрела, потому что мое тело вибрирует от удара. Я отшатываюсь назад, ударяясь о спинку стула Мэдди. Боль пронзает мою грудь, такая сильная, что перед глазами все расплывается.

Черт.

Я пытаюсь прицелиться в него. Ублюдка там нет. Когда я поворачиваю голову в сторону туалетных комнат, я вижу фигуру, выбегающую из двери, но, прежде чем я успеваю выстрелить, комната вокруг меня превращается в хаос, раздаются пронзительные крики, тела отчаянно мечутся.

— Грейсон!

Я не могу, черт возьми, умереть здесь; я не могу оставить ее беззащитной.

Свободной рукой я хватаюсь за рубашку. Теплая жидкость просачивается сквозь кончики пальцев. Черт. Комната кружится, боль поглощает каждую мою мысль.

Нет. Мне нужно увести ее отсюда.

Изо всех сил, что у меня есть, я хватаюсь за ее стул, чтобы удержаться на ногах. Я знаю, что это нехорошо. Я чувствую, как тепло разливается по моим рукам. Но я все еще стою на ногах. У меня есть время увести ее отсюда.

— Мэдди, нам нужно уходить, — выдыхаю я.

Она сует мне в руку хлопчатобумажную ткань, и я прижимаю ее к пулевому ранению.

Она обнимает меня за талию. Звук ее рыданий разрывает меня на части. Стиснув зубы, я ковыляю вперед, изо всех сил стараясь не наваливаться на нее всем своим весом. Когда мы выходим на улицу, у меня перед глазами вспыхивают синие огни.

— Дальше по переулку, — выдавливаю я.

Мы резко сворачиваем налево, и я вздрагиваю. Это самая длинная прогулка в моей жизни. Кажется, что каждый шаг приближает меня к аду. Мэдди продолжает говорить мне, что со мной все будет в порядке, но паника в ее голосе на самом деле не приносит мне особого утешения.

К тому времени, как мы добираемся до машины, я тяжело выдыхаю и хлопаю рукой по крыше своей "Ауди". Мэдди роется в моем пиджаке, пока я не слышу звяканье ключей. Она открывает пассажирскую дверь и помогает мне забраться внутрь. Как только я сажусь, я откидываю спинку сиденья и распахиваю пропитанную кровью рубашку. Я пытаюсь нащупать пулю. Это не вышло с другой стороны; это, черт возьми, застряло где-то там.

— Грейсон, все будет хорошо.

Полагаю, если мне суждено умереть, то, по крайней мере, со мной будет мое солнышко.

— Просто останься со мной, Грейсон.

— Я чертовски люблю тебя, Солнышко.