Девки гулящие 3

Глава 32 Гости кума

Кто как может от "немки" спасается – некоторые в карантинные лагеря едут…

Ничего так домик у кума солдатика – пятистенок с крытым двухъярусным двором. Не голытьба, основательный хозяин…

Ваньке было велено у ворот крытого двора встать, причем – руки в их упереть и не двигаться, иначе штыка он отведает. Как будто с ним он уже не познакомился. На спине уж места живого нет – всю её конвоир дорогой истыкал, изгалялся, собака, как хотел.

Солдат в дверь, что на улицу из пристроя вела кулаком постучал. Отошел затем чуть-чуть чтобы из окон его можно было лучше увидеть. Рукой ещё махать начал. Это, мол, свои. Открывайтеся-отпирайтеся.

Минуту, другую подождал – ответа нет. Никто дверь ему не отпирает. Снова стучать принялся. Сначала кулаком тарабанил, а потом и прикладом пару раз по двери саданул. На улице с пленником ему никакого резона нет находиться. Скорее надо укрыться от чужих глаз – лишние свидетели его неблаговидных дел совсем ему не требуются.

Не появляются хозяева.

– Стой и не шевелись. – зло солдатик Ивану бросил.

Опять под окна побежал. Снова руками помахал. Ваньке с его места не видно – появился ли кто в окне. Скорее всего, что нет. Почему так подумал? Просто очень – после махания руками, солдат выматерился в бога, в душу и мать, а затем снова к дверям во двор под крышей вернулся и стучать принялся.

– Что там, уснули они все? – к Ваньке повернувшись спросил.

Нашел, кого спрашивать. Ивану бы лучше, чтобы не спали жители дома, а даже умерли. Кум солдата умер, жена его, если такая имеется, ну и все прочие. Охоты ему в этот дом идти нет совсем никакой. Да и кто бы мечтал на мучения отправиться? Покажите того человека, что желал бы чтобы ему ноги и руки тупой пилой пилили, а также молотком пальцы дробили… Ещё и приняв за совершенно другого. Не грабил Иван дачу архиерея, нет за ним такого греха.

За дверями в пристрое вдруг какое-то движение послышалось. Как бы даже ойкнул кто-то. Ну, или охнул – Ванька не совсем хорошо расслышал. Ворота то и дверь во двор под крышей из основательных таких досок были сделаны, одна к одной они плотно подогнаны, а ещё и железными полосами скреплены. Полосы те хозяйской рачительной рукой краской покрашены. Не до краски Ваньке сейчас должно быть, а вот заметил и такую мелочь.

– Кто там? – из-за двери раздалось.

– Кум, ты спишь что ли там? Открывай скорей. – конвоир Ваньки ответил и даже заулыбался. Вид такой у него сделался, как будто камень с его плеч свалился и дышать ему легче стало. Шапку ещё чуть к затылку сдвинул и лоб мокрый тылом ладони вытер. Упарился, сукин сын, по двери колотить и под окна бегать…

– Не до гостей нам сейчас, уходи… – опять из-за двери прозвучало. Голос какой-то дрожащий слегка, словно говорящего кто-то за шкирку держит и перед носом сжатым кулаком покачивает.

– Болеете что ли? Так ты в сторонку отойди. Я тут человечка опять привел, с него поиметь хорошо можно. – зачастил солдат. Головой по сторонам завертел – не видит ли его кто, ну и Ваньку в придачу. Не хочется архиерейское золото ему упускать, даже болезнь кума его не пугает. Жадная сволочь, ох жадная…

Снова даже по двери стукнул. Показал куму, что не уйдет он, своего добьется.

За дверью опять какое-то движение обозначилось, вроде даже и сказал кто-то что-то тихо. Иван опять не расслышал, с ноги на ногу переступил – замаялся он уже так стоять руками на ворота опираясь.

Залязгало за дверью железо, словно кто цепь разматывать начал, а потом засов проскрежетал. От кого они тут так запираются? Как в замке каком осажденном…

Вот только собаки что-то не слыхать. Странно, в таком доме и без собачки. Обязательно одна, а то и две у такого хозяина их должно быть, добро сторожить неправедными делами нажитое.

– Заходите уж. Куда деваться то… – из-за открываемой двери донеслось. Никто из её не выглянул, видно и вправду хозяин в сторонку отошел.

Солдат Ивану на дверь штыком указал. Заходи мол, гостем дорогим будешь.

Ванька тяжело вздохнул и под стволом на него направленным во двор с улицы шагнул. Со света в полутьму несколько шагов сделал. За ним конвоир его юркнул, дверь притворил и замер.

В правый висок его ствол «Маузера» уперся, а чья-то ловкая рука тут же солдатика от его трёхлинейки освободила. Да хозяина и «Маузера» же. Сейчас у него обе руки стали заняты – в одной изделие германских оружейников, а в другой уже – российских.

Под крышей в полумраке теперь пять человек стало. Кум, солдатик, он опять чудесным образом всю свою стать потерял, как-то на глазах сморщился и сгорбился, плечики опустились, Ванька Воробьев и два немца. Кому же ещё как не им быть – шинели распахнутые – германские, мундиры под ними – тоже, даже лица, и те – какие-то заграничные. В руках оружие опять же то, что Германия для своей армии производит.

Один немец ствол к голове Ванькиного конвоира приставил, а другой свой автоматический пистолет в левой руке держит, а в правой – нож к горлу кума прижатый.

… кто мешочки с камфорой на груди носит.