Вотяки Вятской губернии.
Некогда было сейчас Ваньке тайными притонами разврата при вятских пивных заниматься. Более важное теперь дело почти всё его время занимало. Мария болела. Операцию её в Санкт-Петербурге всё почему-то откладывали…
Ванька уже три раза в столицу съездил. Не одному профессору Марию показал. Кто говорил одно, другой — другое. Про операцию тоже разное все думали. Кто-то рекомендовал не спешить, другие, что промедление смерти подобно.
Однако, пока — с чем приехали, то и было. Лучше здоровье Марии не становилось, только денег Воробьевы уже прорву извели. Железный сундучок Ивана давно уже дно своё показал, ни одной монетки и государственного кредитного билета в нем не осталось. Всё, что с Больше-Хлыновской сестры Ивану приносили сразу же в карманы столичных медицинских светил перекочевывало. Туда же и деньги с «Парижа» вкладывались. Вроде и не велик карман на белом халате, а глубок.
Мария понурая в гостинице сидела, красотами города на Неве почти не выходила любоваться. Всё думала — от чего её болезнь приключилась?
От старости? Да вроде и нет. В купленном паспорте у неё солидный возраст значится, но на самом то деле ей ещё далеко до него. Рано ей от старости силы потерять и заболеть.
От недостаточного питания? Тоже не подходит. Кушают они с сестрами сейчас хорошо — чего только душеньке угодно. Раньше тоже не бедствовали, никогда за пустой стол не садились. Как в Вятку переехали, то совсем городскими барышнями стали — Ванечка из кондитерских то одно, то другое принесёт. Особенно нравились Марии такие штучки из марципана… Как правильно они называются — что-то сразу и не вспоминается.
От надсады? Так тяжело Мария и не рабатывала. От тяжелого труда боли в пояснице появляются, а у неё всё нутро болит, как жжет там будто. Хотя от натуги рвота ещё бывает, а Марию временами рвёт. Но ничего тяжелого она вроде и не поднимала…
Может простыла? Вот это было. Лихорадит её иногда к вечеру. Но профессор говорил, что простуда — это всё бабушкины сказки. Не от холода человек заболевает, а от микробов. Попадают они в человеческий организм и болезни разные получаются, а что озяб, то это просто по времени совпало.
Перегрелась? Случалось, это почти с ней каждую неделю. С сестрицами в баньке как не перегреться? В холодной то только покойников обмывают, пока жив — в тёплой бане надо мыться. От перегрева нарывы, рожа и флегмоны могут случиться. У Марии такого нет. Значит — банный жар в её болезни не виноват.
Воду холодную ещё пила после баньки. Это тоже вредит — хватить холодного. Годами пила-пила, вот и заболела. Ноги промачивала, под дождь попадала… Бабушка Егоровна всегда девок про холодное предупреждала, но они её, дуры, мало слушали. Всё посмеивались только.
Может продуло? Как под дождь, так и под холодный ветер не раз из избы выходить приходилось.
Иногда и не сам ветер в болезни виноват, а только он её переносит. Пустит колдун болезнь по ветру, она и распространится на целую волость, а то и уезд. Бывает — целыми губерниями от такого поветрия страдают.
Дурным может стать не только ветер, но и роса. Попадет дурная роса на овощи, съедят их люди, а потом и холерой болеют. Одна баба из Сарапула так Марии как-то рассказывала.
Ещё повальные болезни переносит какая-то муха или мошка и от неё никак нельзя оборониться. Лезет она в каждую щелочку и потом болеет народ. Болезнь у Марии на такой мор не похожа. Не мошка в её беде виновата.
Про злых духов Марии даже и думать не хотелось. Тут никакой профессор не справится. Войдут в тело Комуха или Лихоманка, а ещё может и Мерек… Пей не пей микстуры — толку не будет. Та же сарапульская баба ещё рассказывала Марии про сестер-лихорадок — Ломиху, Огниху, Трясовицу, Желтяницу, Горчиху, Бессоницу… Всего таких сестер около сорока, живут они повсеместно и накидываются на людей, кто только под руку им попадется. У Марии то, как уже вспоминалось, лихорадка к ночи бывает. Не дай Бог, с сестрами-лихорадками это связано.
Вспоминать про них даже не рекомендуется. Тут же обидится на тебя лихорадка и затрясет. Чаще же забирают лихорадки тех, кто сругнется не в час или выпьет воды не благословясь.
Могут превращаться сестры-лихорадки в мух, соринки и вместе с пищей попасть в организм человека. Тут у Марии было всё ладно — грязнулей она не была, пищу с мухами и сором в рот не тащила.
Вотяки в своих болезнях Керемета винят. Так Мария русская, злой дух вотяков ей не должен вреда причинить. Кутысь и Чер у них ещё людям гадят. Ахмедка всё про Шайтана вспоминает, как заболеет. Старик-черемис, что в соседней деревне раньше жил, говаривал про их злыдней — Йомшенера, Чумбулата, Курук-кугузу, Немед-урука и Пиамбару. Это если правильно Мария поняла. Зубов у старика было уже мало — не очень разобрать его речи было можно.
От порчи, сглаза, уроченья, с озева Мария могла заболеть. Много причин у болестей. Чего только Мария не передумала пока в гостинице время коротала. Думы одна черней другой к ней приходили — с испуга болезнь может начаться или с сильной радости, из-за грехов вольных или не вольных, с наговора. Одна баба у них в деревне другой соли не дала. Та на неё обиделась, весь двор ей исплевала и наговорила. Пошла потом первая баба по воду и встала где наплевано было и наговорено. Заболела после так, что неделю с постели встать не могла.
Всю свою жизнь Мария береглась чтобы не заболеть. Хранилась, как бабушка её говорила. В воду или около её не мочилась, на чужой след не ступала, через коромысло не перешагивала, скатертью руки не утирала, обувала прежде правую ногу, а затем уже левую, после собаки даже не ела — не обезьяна же она африканская, в праздники не рукодельничала, не стирала, не шила и полы не мыла, через речки молча переходила… Но видно, не все хитки бабушка знала — сделала Мария что-то не то и болеет теперь так, что ни один доктор помочь не может.