Девушка за красной дверью

ДВАДЦАТЬ ЖЕНЫ — СЕСТРЫ ПО ЖИЗНИ!

ЧАРЛИ

Каждый финал — это обещание нового начала. Верь в тот выбор, который стоит перед тобой, Чарли. Я рад за свой.

— В.

Я перечитываю эту записку сегодня в миллионный раз. Этим утром она лежала у меня под дворником, и я аккуратно сложила ее, положив в комод рядом с кроватью. Тот самый ящик, куда я прятала все свои записки.

От какого-то неизвестного человека. Я начинала злиться, не зная, кто это был. Конечно, это было мило, и, может быть, я часто перечитывала эти слова, чтобы чувствовать себя лучше из-за того дерьмового выбора, который я сделала, но было почти обидно держать меня в неведении. Заставлять меня задумываться. Это было так, как будто мне… лгали. Это неведение почти ранило меня. Как будто тайна, которую они хранили надо мной, могла раздавить меня в любой момент.

Мне нравились эти записки, но я также ненавидела тот факт, что автор, возможно, был лжецом.

Упав на подушки, я ущипнула себя за кожу между глаз и вздохнула. У меня не было времени беспокоиться об авторе записок, у которого не хватило порядочности назвать мне имя.

Все сразу нахлынуло на меня. Маленькая фасолинка у меня в животе — приоритет номер один.

Я стану мамой. Наконец-то. После стольких лет, когда я думала, что каким-то образом потерпела неудачу, как будто мое тело и я были двумя отдельными сущностями — все это было ради большего и другого плана. Каждое беспокойство, каждая внутренняя борьба, каждый божий день без возможности быть родителем — все это изводило меня. Пожирало меня. А теперь… теперь все это исчезло.

Исчезло из-за трех крошечных слов.

Чарли, ты беременна.

Мои пальцы едва коснулись губ. Я все еще не могла в это поверить. Я все еще была в шоке. Как будто если бы я позволила себе по-настоящему поверить в свою реальность, почувствовать маленькое тельце внутри своего собственного тела, оно бы ушло. А я этого не хотела.

Все, чего я когда-либо хотела — это семья, и теперь я необратимо встала на этот путь. Он раскинулся передо мной, ожидая меня, приглашая с распростертыми объятиями. Мне просто нужно было действовать осторожно. Внимательно. Я бы шла на цыпочках, если бы мне понадобилось. Мои мечты, мои надежды — все они были сосредоточены вокруг жизни внутри меня, и, Боже, я бы защитила ее всем, что у меня есть.

С другой стороны, нет подходящего времени для того, чтобы забеременеть, если ты не замужем. Или в непосредственной близости от брака. Или просто встречаешься.

Моя ситуация была не совсем идеальной. На самом деле она была далеко не такой.

Блядь.

Моя жизнь официально катилась по американским горкам, которые я не могла контролировать.

Во-первых, я думала, что не смогу забеременеть.

Во-вторых, мы с Ридом всегда пользовались презервативами. Чертовски, блядь, всегда, а я ненавижу презервативы. Та чушь, которую извергают на нас исследователи, утверждая, что женщины не чувствуют разницы — это массовая ложь. Огромная наглая ложь. Они говорят это только для того, чтобы заставить нас купить новейшее и величайшее изобретение. И знаешь что? Они. Все. Отстой.

В-третьих, Риду всего двадцать два. Мы еще даже не сказали «я люблю тебя», а теперь у меня внутри растет его ребенок.

Он на это не подписывался.

Я не подписывалась на это, но я также даже не думала, что это возможно.

Дыши глубже, Чарли. Глубокий вдох.

Проклятье. Глубокое дыхание мне не поможет.

О, боже. Я должна сказать Риду.

О, боже. Я могу потерять его. Прямо сейчас, в это самое мгновение.

Я сделала еще один глубокий вдох и попыталась рационализировать все возможности. Может быть, я могла бы немного подождать, чтобы понять, как он относится к семье. Он мог бы захотеть ее.

Или не смог бы.

Это было не совсем правдой. Я видела его с Фионой и Джейн на День благодарения. То, как он так легко освоился, чтобы позаботиться о них. Следил за тем, чтобы их кормили и о них заботились. Тот, кто не хочет иметь семью, так не поступает, верно? Я не могла быть уверена, пока не поговорю с ним.

Ладно, это то, что я собиралась сделать. Я буду уклончивой. Ха! Я не могла быть уклончивой даже чтобы спасти свою жизнь, и я ни в коем случае не была актрисой, но я попытаюсь. Я буду чертовски стараться.

Разработав план, я позвонила Блейк и попросила ее встретиться со мной у меня дома. Я больше не могла держать это в секрете.

Казалось, что прошло двадцать дней, прежде чем Блейк наконец появилась. Я затащила ее внутрь, усадила на диван и посмотрела ей в глаза.

Мне потребовалось целых пятьдесят секунд с того момента, как она вошла в дверь, чтобы сказать ей.

— Я… я беременна, Блейк.

Ее кожа приобрела ярко-белый оттенок, такой резкий контраст с ее темно-черными волосами, а глаза расширились:

— Подожди. Что? Ты?

— Беременна. Да, — я вздрогнула, чувствуя, как напрягся каждый орган в моем теле. Боже, я всего лишь рассказывала своей лучшей подруге, почему я так нервничала?

Она закричала, вскакивая с дивана, чтобы заключить меня в объятия на кресле, в котором я сидела. Она захихикала и упала на меня, сжимая со всей любовью, которая у нее была.

Я хмыкнула, обнимая ее. Именно тогда она потеряла равновесие и полностью упала на меня, смеясь в перерывах между глотками воздуха.

— О, о, боже! Извините!

Я рассмеялась:

— Не раздави ребенка!

Блейк отстранилась, встав на ноги и вытирая при этом влагу под глазами.

— Ли Ли, — она покачала головой, — это такое благословение.

Я втянула в себя воздух:

— Я в ужасе.

Она рассмеялась и села на пол передо мной, скрестив ноги:

— Было бы глупо с твоей стороны не переживать. Ты рассказала Риду?

Я посмотрела в сторону:

— Пока нет. Я только узнала.

Она кивнула, прикусив нижнюю губу:

— Он хочет детей?

Я пожала плечами, положив руку на свой слегка вздутый живот. Раньше я этого не замечала и, черт возьми, даже толком не смотрелась в зеркало, но с моим телом определенно что-то происходило.

Ребенок.

Сделанный Ридом.

Которого он мог ненавидеть.

О, боже. Прекрати это, Чарли. Возьми себя в руки.

— Он будет в восторге, Чарли. Я это чувствую.

Блейк всегда утверждала, что она была, как она это называла — Знающей. Она говорила, что знает какие-то вещи. Почувствует их. Я никогда по-настоящему этого не понимала, но даже в детстве она предсказывала, что что-то произойдет. Я упаду и поврежу колено, или ее мама приготовит мясной рулет на ужин, что-нибудь в этом роде, и это сбывалось.

У нее было чутье, и, возможно, это я рационализировала то, что хотела или надеялась считать правдой. Понятия не имею. Но, Боже, я правда хотела, чтобы она оказалась права.

— Завтра ты уезжаешь в Нью-Йорк. Тогда ты собираешься ему сказать?

— Думаю, что собираюсь прощупать почву. Если он не захочет детей, это сломает меня, но, по крайней мере, я буду знать, каким будет мое решение.

— Ты же не собираешься… — она замолчала, ее взгляд упал на мой живот.

Я схватилась за свой раздутый животик, от мысли о том, что этот милый маленький ребенок покинет мое тело, мне стало дурно:

— Нет! Боже, нет.

Она выглядела немного позеленевшей даже от того, что упомянула о такой вещи.

— Я всегда хотела иметь семью, — Блейк знала это. — Это мой шанс. Мое начало, — я рассмеялась. — Все произошло не совсем так, как я думала, но, — я постучала по подлокотнику кресла рукой, которая не лежала у меня на животе, — я хочу этого. Несмотря ни на что.

Улыбка тронула губы Блейк, и ее глаза наполнились слезами:

— Я здесь ради тебя. Все, что тебе нужно.

— Нужно будет приспособиться, — сказала я. — Учитывая открытие, сейчас не самое подходящее время.

Блейк не смутилась:

— Мы пройдем через это, как всегда. Кроме того, теперь у нас есть Джеймс и Вик, которые помогут. Все будет замечательно, — она подняла кулак, чтобы я могла ударить по нему. — Жены-сестры по жизни (прим. Sister wives — американские реалити шоу).

Я рассмеялась:

— Жены-сестры по жизни.

ОН ПРИШЕЛ РАНО.

Как кто-то всегда может приходить так чертовски рано?

Агрх, Рид никогда не смог бы опоздать, даже если бы попытался. Чувствуя легкую тошноту, я широко распахнула дверь, чтобы он вошел внутрь.

Он ослепительно улыбнулся мне, прежде чем взять меня на руки, чтобы обнять. — Любимая, — сказал он мне в шею. — Я скучал по тебе.

Он усадил меня, и я уставилась на его лицо, изучая каждую линию, каждый изгиб, каждый дюйм кожи.

При виде него у меня закружилась голова, я забеспокоилась, возбудилась и просто ужасно занервничала — закрученный торнадо противоречивых эмоций. Но по тому, как просветлели его черты в тот момент, когда он увидел меня, я почувствовала, что беспокойство немного улеглось. Рид Виндзор любил меня. Или, по крайней мере, он мог бы.

И думаю… может быть, я тоже любила его.

Он отстранился, его кожаная куртка была поношенной, а джинсы — темно-черными. Все в нем кричало о том, что он сердцеед, но его действия обещали защиту. И я бы наслаждалась этим чувством до тех пор, пока больше не смогла бы.

Я освободилась от его от пристального взгляда и направилась на кухню. Бросив быстрый взгляд через плечо, я незаметно сунула несколько моих любимых записок от моего вечно неуловимого тайного поклонника в карман своей сумочки. Я была ненасытна и не могла прожить и нескольких дней без этих слов.

Поколебавшись, я с улыбкой повернулась к Риду.

— Что это? — спросил он, приподняв бровь при виде одного из листков бумаги, торчащих из кармана.

— О, э-э, — уклонилась я, прикусив губу и запихивая листок поглубже в сумочку. — Это записки.

Рид сглотнул, его глаза расширились:

— От… от кого?

Я покачала головой, вытаскивая одну из них, чтобы он прочитал:

— Хотела бы я знать.

Он осторожно потянулся за запиской и стал изучать слова, как будто тщательно вчитывался в каждый слог.

— Есть какие-нибудь идеи, кем бы этот «В.» мог быть? — спросила я, приподнимаясь на цыпочки, чтобы получше разглядеть записку, которую протянула ему. — Я так и не смогла в этом разобраться, и это сводит меня с ума.

Не встречаясь со мной взглядом, он покачал головой:

— Нет, — Складка у него на лбу, казалось, становилась тем глубже, чем дольше он смотрел на бумагу.

— Я так и подумала, — сказала я, наблюдая за тем, как его рот скривился.

Он вернул мне мою записку, постарался скрыть свое выражение лица и улыбнулся:

— Готова отправляться в путь? — спросил он, ища мою сумку.

Я кивнула, затягивая пучок на макушке:

— Готова. Мы можем заехать в аптеку? Доктор прописал мне какое-то лекарство от моей странной… проблемы с желудком, — Боже, я вела себя как идиотка, когда пыталась уклоняться.

Рид улыбнулся и заправил мне за ухо маленькую прядь рыжих волос.

— Все, что тебе нужно, любимая. Ты уверена, что вообще хочешь поехать? — его глаза были встревожены. — Если ты не в состояние для этого…

— Нет, — остановила я его. — Я чувствую себя прекрасно. Это просто на случай, если мне правда станет плохо. Я не хочу отсиживаться в стороне и упустить возможность повидаться с твоими друзьями.

Я заметила, что у него были маленькие морщинки вокруг глаз. Раньше их там не было, черт возьми, может, они и были, я стала сумасшедшей и вдруг начала замечать всякую ерунду, но он выглядел впечатляющим человеком. Красивым. Грубым.

— Хорошо, — сказал он, заметив мою сумку, стоящую на диване в гостиной. Он подхватил ее, взял меня за руку, и мы направились в аэропорт.

Рецепт от врача был готов и ждал меня, когда мы добрались до аптеки, и, к счастью, Рид даже не зашел внутрь.

Когда мы прибыли в аэропорт, Рид взял мою сумку, взвалил ее себе на спину вместе со своей собственной, взял меня за руку и повел внутрь. К счастью, здесь не было слишком многолюдно, как в большинстве аэропортов. Мы зарегистрировались, имея в запасе целый час, поэтому я взволнованно потащила Рида в фирменный ресторан для завтраков. Да, такие были в штате Мэн, и да, я часто их посещала.

Заказав вафлю с достаточным количеством взбитых сливок, чтобы продержаться до Нью-Йорка, я радостно напевала, пока Рид наблюдал, как я ем. Он заказал яблоко, как привереда.

— Нервный пассажир, — сказал он, хрустя яблоком во рту.

— Разве ты не летал все время, когда был ребенком?

— Это не значит, что эти большие машины не пугают меня до смерти.

Я рассмеялась, откусывая еще кусочек вафли:

— Значит, яблоко успокаивает твой желудок?

Рид откинул волосы со лба и поудобнее устроился в кресле:

— Яблоко — это всего лишь ритуал. Я делал это перед каждым полетом с тех пор, как мне исполнилось семь. Был один конкретный рейс, когда я забыл перекусить, потому что опаздывал, и у нас была ужасная турбулентность. Я был уверен, что это произошло потому, что я забыл свое верное яблоко, — он поднял почти съеденный фрукт.

Ухмыляясь, я посмотрела на свою пустую тарелку:

— Могу взять это на заметку. Вафли и взбитые сливки перед каждым полетом, по-моему, звучит восхитительно.

Глубокий смех Рида прокатился по его животу, когда он потянулся под столом, чтобы сжать мое колено.

Двое маленьких детей сидели за соседним столом, и мои глаза нашли их. Они были вежливы, спокойны, и ждали, пока их мать заказывала еду у стойки. Рид проследил за моим взглядом, когда одна из маленьких девочек заметила его. У нее были длинные каштановые локоны и голубой бант в волосах, а улыбка была такой же широкой, как и ее маленькое личико. Она помахала Риду, ее глаза были маленькими.

Он усмехнулся:

— Привет, дорогая, — сказал он. — Хорошо заботишься о мамочке?

Мать девочки подошла к нам, раскрасневшаяся и измученная. Она улыбнулась в нашу сторону, ставя пару тарелок перед своими детьми.

— Я всегда хорошо отношусь к маме, — сказала маленькая девочка безапелляционным тоном.

Рид ухмыльнулся, его глаза встретились с моими, прежде чем снова посмотреть на девочку:

— Хорошая девочка. Всегда старайся изо всех сил. Твоя мама — самый трудолюбивый человек на этой земле. Ты так и должна к ней относиться, да?

Маленькая девочка, влюбленная в Рида, с энтузиазмом кивнула.

Мать девочки улыбнулась, ее глаза немного заблестели, а затем она начала наполнять тарелки едой, так что мы оставили их в покое.

— Ты довольно эффектен, Рид, — сказала я, беря его за руку. — Хорошо ладишь с детьми.

— Я всегда хотел иметь семью, — сказал Рид и вздрогнул. — Конечно, есть и усыновление, и опека. Шумный дом — это веселый дом, независимо от того, откуда происходит слово «семья».

Я рассмеялась, потому что он беспокоился, что, возможно, причинил мне боль своим признанием, думая, что у меня не может быть детей, но он мало что знал…

Может быть, я смогла бы найти способ сказать ему об этом в Нью-Йорке. Мой разум лихорадочно работал, когда я начала строить свой тщательно продуманный план. Ларк и Роуэн могли бы даже поучаствовать в этом…

— У вас дома не было шумно? — спросила я, возвращаясь к текущей задаче.

— Я был единственным ребенком, но мне нравилось ездить в Букингем со своими кузенами. Мои любимые воспоминания сосредоточены вокруг длинного обеденного стола, за которым сидит шумная и несносная семья.

— В моем доме тоже всегда было тихо. Я даже толком не знаю, каково это — иметь шумную семью. Вся наша семья живет по всей стране, и мы никогда не были с ними близки.

— Что ж, однажды мы поедем в Лондон, и ты сможешь познакомиться со всеми Виндзорами и посмотреть, каково это — быть в окружении сотен членов семьи.

Я улыбнулась. Его двоюродная сестра обручилась в начале месяца, и мы уже планировали поехать в мае на ее свадьбу. Господи, помилуй. Я все еще не могла поверить, что буду присутствовать на королевской свадьбе с большим беременным животом.

Рука Рида потянулась через стол, чтобы взять меня за руку, когда мне на глаза попался чек из ресторана.

Рид Виндзор.

Буква «В» в Виндзор была написана точно так же, как «В» в моих записках. Даже изящное написание его имени выглядело похожим.

Мой желудок сжался, как и моя рука на его, и мне пришлось задержать дыхание, чтобы оно не вырвалось у меня изо рта. Все вокруг меня оборвалось, мое зрение сосредоточилось на маленьком листке бумаги, когда меня осенило.

Глаза Рида сузились:

— В чем дело, любимая?

Я перевела взгляд с чека на Рида, не желая полностью соединять точки, хотя я уже соединила их достаточно, чтобы почувствовать себя абсолютно обманутой. Я не хотела в это верить. Если он был тем, за кого я его принимала, то он лгал, и все, что, как мне казалось, я знала о нем, теперь казалось неправдой.

Порывшись в маленьком кармашке на внутренней стороне сумочки, я вытащила одну из своих любимых записок и шлепнула ею по столу, звук эхом отразился от стен маленького ресторанчика:

— Это ты написал?

Глаза Рида расширились, когда он увидел свой чек и мою записку, лежащие рядом. Он покачал головой, и я подумала, не пытается ли он придумать еще одну ложь.

— Ты… ты «В.»?

Он уклонился от записки, но его тело сжалось рядом с моим.

Когда я, наконец, оторвала взгляд от стола, рот Рида был широко открыт, кожа между его глазами натянута.

— Любимая… — начал он.

Я подняла руку:

— Черт возьми, Рид. Отвечай на вопрос, — прорычала я, понизив голос, чтобы семья рядом с нами не услышала. — Ты. И. Есть. «В.»?

Он вздохнул и потер нос, избегая моего взгляда.

Я покачала головой, чувствуя, что весь мой мир вот-вот взорвется. На самом деле, это уже произошло. Рид был лжецом.

Или, может быть, он уклонялся. Или пренебрег мной. В любом случае, он предал меня. Каждая эмоция, которую я испытывала, когда Брэндон уходил, тут же вернулась с сильным ударом. Все раны, нанесенные потерей его, те, что зажили и покрылись шрамами, снова открылись, моя кровь полилась на пол. Только на этот раз все было еще хуже. То, что я чувствовала к Риду, превзошло то, что я испытывала к Брэндону все эти годы назад.

Возможно, Рид и Брэндон, в конце концов, не такие уж и разные, и осознание этого причинило мне больше боли, чем я когда-либо могла себе представить.

— Я был… — начал он.

Я встала. Я не могла слушать, что он хотел сказать. Осколки моего сердца разбились в груди, но я знала, что должна уйти.

Он следовал вплотную за мной.

— Не делай этого, — взмолился Рид, и я услышала отчаяние в его голосе. Дрожь в его словах. Мольбу в его тоне.

Я повернулась к нему, почувствовав каждую унцию потери в ту секунду, когда наши взгляды встретились.

— Я делаю? Рид. Это ты, — я указала на него кончиком пальца, упершись ему в грудь, с хмурым выражением на лице. — Ты сделал это. Ты солгал мне, — я вытерла нос, отвернулась и обошла кого-то, покидающего контрольно-пропускной пункт.

— Черт, я… Чарли, прекрати.

— Нет, — я резко повернулась к нему, мое сердце и разум, наконец, согласились с тем, что они оба чувствовали. — Даже после того, как я рассказала тебе, что случилось с Брэндоном.

Он двинулся ко мне, но я развернулась на каблуках. Это было слишком больно. Предательство было слишком ошеломляющим. Я не могла смотреть на него.

— Я хочу объяснить.

— Объяснить, что ты решил писать мне записки, а потом солгать об этом, когда я напрямую спросила тебя? — я бросила через плечо: смеясь, я скрежетала зубами. — Ты хотел стереть Брэндона, но оказался такой же, как и он.

Он схватил меня за руку, его пальцы сжались на моей коже, заставляя меня повернуться и посмотреть на него:

— Я — не Брэндон.

— Ты смог обмануть меня, — я швырнула скомканную записку ему в грудь. — Потому что ты ведешь себя точно так же, как он.

Его лицо обмякло, с кожи отхлынула вся кровь:

— Я не хотел потерять тебя. И я знаю, что это дерьмовое объяснение, но это правда. Я думал, ты расстроишься.

— И все же, мы здесь.

Он моргнул, его рука крепче сжала мою руку:

— Я сделал все, чтобы удержать тебя, Чарли.

— И все же, ты сделал именно то, что оттолкнуло меня, — я сглотнула, сдерживая слезы, которые неизбежно должны были пролиться, как только я выберусь из этого чертова аэропорта. — Ты солгал.

— Мне жаль, — сказал Рид, когда его собственные глаза наполнились слезами. — Мне так чертовски жаль. Жаль, что я не могу вернуть все обратно.

Я кивнула, проглотив свой крик:

— Да, мне тоже.

Я отдернула руку и его рука безжизненно упала вдоль его тела.

— Останься со мной, Чарли.

Я покачала головой.

Бросив на него взгляд, я в последний раз насладилась им. Выражением его лица, как у оленя в свете фар. Его нахмуренными бровями. Пульсацией в горле. Беспокойством в его глазах. Безнадежностью в его прикосновении.

— Отпусти меня, — сказала я ему через плечо.

Он сказал, что сделает все, чтобы удержать меня, теперь ему нужно было показать мне, насколько он серьезен.