РИД
Бросившись за ней, не желая делать то, о чем она просила, я выскочил из аэропорта к такси, в которое она садилась, и постучал в окно.
— Ну же, Чарли, не уезжай, — моя голова упала на матовое стекло, но она отказывалась смотреть на меня. Ее подбородок дрожал, слезы ручьем текли по лицу, но она не обернулась. Я подергал ручку, желая, чтобы дверь открылась. — Пожалуйста… пожалуйста, — взмолился я, но, даже не взглянув больше, Чарли что-то сказала водителю, и такси умчалось, едва не наехав на меня.
— Блядь! — я закричал в небо, дергая себя за волосы, когда задние фонари исчезли вдали.
Встревоженные взгляды зевак на парковке устремились мимо меня, стараясь не встречаться со мной взглядом.
Достав свой телефон, я набрал ее имя на экране и поднес его к уху. Звонок мгновенно перенесся на голосовую почту. Я схватил бесполезное устройство, уговаривая себя не разбивать его вдребезги об землю.
Зимний холод обхватил своей ледяной рукой мои кости, и я направился обратно ко входу в аэропорт и схватил свою сумку, которую в спешке уронил у дверей.
Я ни за что не собирался ехать в Нью-Йорк. Я любил Ларк, Роуэна и Лиама, но я должен был найти способ наладить отношения с Чарли.
Забросив свое барахло в грузовик, я поехал обратно в кампус, борясь со слезами, которые беспомощно лились из моих глаз.
Я раздраженно распахнул дверь в свое общежитие, дерево заскрипело визгом петель.
— Что… что ты здесь делаешь? — спросила Амелия с кровати Хэма, смущенная моим вторжением. Она села и прижала к себе подушку.
Я бросил свою сумку на пол, пнул ее несколько раз для пущей убедительности и упал в свою собственную кровать, волосы закрыли мне глаза:
— Я облажался буквально… во всем.
— Снова? — сказала Амелия, и я внезапно понял, что мы с Хэмом поменялись местами, и что Чарли действительно была права, я поступил во многом как Брэндон, не сказав ей, когда она спросила, знаю ли я, кто такой «В.».
Черт возьми.
— Что случилось? — спросила Амелия, ее глаза были полны беспокойства.
Я вздохнул, когда Хэм вышел из ванной, вытирая волосы полотенцем:
— Рид?
— Приятель, — я поднял руку в приветствии, даже не удостоив его взглядом.
— Что случилось? — снова спросила Амелия.
— Я солгал ей. Сделал единственную вещь, которая, как я знал, испортит все. Господи, я хотел хорошенько пнуть себя.
— О чем ты солгал? — спросил Хэм, стягивая через голову рубашку университета Хешер и бросая мокрое полотенце в корзину для белья.
— Я писал ей записки. Подписывал их инициалом своей фамилии. Она спросила меня, знаю ли я, кто их пишет, и я ответил ей, что нет.
— Тупой ход.
Очевидно, Амелия.
Я сел, откидывая волосы назад.
Амелия прищурила глаза:
— Итак, записки были плохими?
— Вовсе нет. Это началось еще в начале семестра, чтобы заставить ее улыбнуться, и пошло как снежный ком.
— Значит, она разозлилась из-за того, что ты солгал? — уточнил Хэм.
Я хрустнул костяшками пальцев:
— Да.
Амелия кивнула, а затем спросила:
— Что говорилось в записках?
Я вздохнул и поднял глаза к потолку:
— Они просто подбадривали ее. Не знаю. Я думал, они помогают ей.
Амелия облизнула губы. — Помогут, в чем?
Мой взгляд обратился к ней. — Она казалась грустной, когда мы встретились. Сломанной. Я хотел, чтобы ей стало лучше.
— Но ты никогда не говорил ей, что именно ты был автором записок?
Я покачал головой.
— Чувак, — сказала Амелия, садясь. — Вероятно, она находила в них исцеление, и это сбивало ее с толку. Сколько их ты отправил?
— Я отправил… — я сглотнул, — достаточно. — Число было не важно. Начиная с сентября, я отправлял по одной практически каждую неделю. Итак, неплохое количество.
Амелия встала и агрессивно толкнула меня в плечо:
— Ты идиот, — с этим ободряющим предложением она пошла на кухню, взяла миску с чипсами и села рядом со мной. — Слушай, ты облажался, чувак. Ты солгал. Как бы там ни было, тебе следовало просто сказать ей, когда она спросила.
Я наклонил голову, потянув за кожу на челюсти.
— Она была так зла, Амс, — мои руки сжались в крепкие кулаки. — Мне нужно все исправить. Я не могу потерять ее.
— Тебе нужно дать ей время, — сказал Хэм, удивив нас с Амелией, и мы остановились, чтобы поглазеть на него. — Что?
Амелия рассмеялась, на мгновение положив голову мне на плечо:
— Ого, наш маленький мальчик растет.
Легкая усмешка тронула уголки моих губ, и мгновение спустя я выдохнул, вспомнив, каким чудовищным неудачником я был.
— Как долго? Я не могу быть вдали от нее, зная, что она ненавидит меня, — я бы сделал все, чтобы удержать ее.
Амелия подняла голову, отправляя в рот чипсинку:
— Терпи изо дня в день. Мы должны были пообедать на следующий день после вашего возвращения. Я прослежу, чтобы она не продинамила меня, и прощупаю почву.
Я застонал, прикрыв глаза рукой, и откинулся на спинку кровати.
Что, черт возьми, я буду делать? Я не могу просто сидеть на месте.
ПЯТЬ ДНЕЙ.
Пять дней прошло с тех пор, как я в последний раз видел ее улыбку. Слышал ее смех. Наблюдал, как она прикусывает внутреннюю сторону щеки.
Пять дней с тех пор, как я видел свое будущее в другом человеке.
Пять дней с тех пор, как я мог обнять ее.
Прошло пять дней с тех пор, как я спорил с ней об остроумии.
Я скучаю по ней. Я так чертовски сильно скучаю по ней, что мне больно даже думать о ней.
Забившись в самый дальний угол кофейни «Гроветон Кофе Ко.», я достал ноутбук и просмотрел ее страницу в социальных сетях. Ничего не изменилось. Она не изменила свой статус в отношениях, он по-прежнему говорил о том, что у нас были отношения. Она не обновляла свой статус. Она не сменила свою фотографию со мной и ей в нашем отеле.
Все было по-прежнему, но все изменилось.
Амелия: Разговаривала сегодня с твоей девушкой.
Я: Скажи мне какие-нибудь хорошие новости, Амс.
Она слишком долго не отвечала, эти три маленькие точки дразнили меня своей насмешливостью. Мое сердце бешено колотилось, пока я ждал ее ответа.
Чтобы убить немного времени, я еще раз просмотрел страницу Чарли, надеясь найти комментарий, на котором можно было бы зациклиться, но там ничего не было, и я официально сошел с ума.
Амелия: Она сказала, что ей больно.
Я: Господи, женщина. Тебе потребовалось десять минут, чтобы написать это дерьмовое маленькое предложение? Ты пытаешься убить меня?
Амелия: Ого. Не проецируй на меня. Мне жаль, что у меня ушло так много времени на ответ. Я на работе. Но я думаю, тебе нужно с ней поговорить.
Я: Я не могу.
Амелия: Почему? Трусишь?
Я: Черт возьми, да. Я мудак всех мудаков, Амелия. Если я поговорю с ней, она может сказать мне, что с нее хватит. Я достаточно мужественен, чтобы сказать тебе, что это пугает меня до чертиков. Честно говоря, не знаю, смогу ли я с этим справиться.
Амелия: Думаю, ты ошибаешься.
Я: В чем?
Амелия: Ты справишься со всем, что она скажет, потому что вы принадлежите друг другу.
Я: А она знает об этом?
Амелия: Я не та, кто ответит на этот вопрос. Прояви инициативу. Посмотрим, что произойдет.
Я: Звучит зловеще.
Амелия: Я вздыхаю, просто чтобы ты знал. Просто послушай свою лучшую подругу. Она заговорит, когда будет готова, но если ты не покажешь ей, что борешься за нее, она может уйти.
Я: Я борюсь за нее, Амелия. Каждый день. Не разговаривая с ней, я борюсь, потому что она попросила меня отпустить ее.
Амелия: Даже кораблям иногда нужно причаливать.
Я: Чарли — это корабль…
Амелия: А ты — причал. Ты — ее дом. Дай ей знать, что ты оставил свет включенным для нее.
Я кивнул сам себе, читая ее сообщение. Амелия была права. Я дал Чарли достаточно времени. Даже если она сейчас не хотела иметь со мной ничего общего, я бы показал ей, что моя дверь, мой дом всегда открыты для нее, когда она будет готова вернуться домой.
Я поудобнее устроился на своем стуле, кофейня вот-вот должна была закрыться, и услышал, что подушка подо мной шуршит. Сунув пальцы под спинку стула, я вытащил записку.
Время лечит все. Прощение питает душу. Я не ушла, но ты должен найти свой путь обратно к нам.
— Ч.
Мое сердце бешено заколотилось, и я задался вопросом, откуда она узнала, что я буду сидеть здесь. Но это не имело значения. Чарли никуда не исчезла. Чарли все еще была моей, и в записке она точно сказала, что ей от меня нужно.
И на этот раз я послушаюсь.
Я связался с ней на следующий день. Терпение не было моей сильной стороной.
Я позвонил, но она не ответила, как я и предполагал, но я все равно попытался. Я попытался семь раз, если быть точным. Потом, в конце концов, я отправил ей сообщение.
Я: Время в твоем распоряжении, любовь моя. Как и я.
Она не ответила, но я был не против. Я знал, что она его прочитала, и это все, что имело значение.
Я ни разу не видел Чарли в кампусе, и я не был уверен, была ли это судьба или она избегала меня, но мне хотелось просто «случайно» столкнуться с ней. Мне не понадобилось меньше минуты, чтобы поговорить с ней, но оказалось, что судьба была не на моей стороне.
Вместо этого я столкнулся с Брэндоном на закрытии «Некоторым нравится по-шотландски».
— Как жизнь, чувак? — спросил он, когда я попытался избежать встречи с ним, проходя за занавес на сцене. Это не сработало.
— Сойдет, — я был краток. Я не хотел ни с кем разговаривать. Особенно с ним.
— Готов к последнему выступлению?
Я кивнул, моя рука скользнула по занавеске, пока я продолжал идти:
— Ага.
— Ты в порядке?
Я перестал двигаться и, прищурившись, посмотрел в его сторону. Этот парень ведь не всерьез пытался поговорить со мной, не так ли?
— Я в порядке. Тебе что-то нужно?
Брэндон поднял руки в знак защиты:
— Нет, чувак. Ты просто ведешь себя… по-другому.
— Нам не обязательно становиться друзьями, — огрызнулся я. Из всех людей в мире именно этому придурку нужно было оставить меня в покое.
— Воу. Извини. Знаю, что мы не друзья, но ты не в себе. Это часть моей работы — следить за тем, чтобы актеры МакКензи были счастливы.
Так правда было указано в должностной инструкции? Вряд ли. И вообще, я был неуравновешен. Я был чертовски неуравновешен, и я был не слишком горд, чтобы признать это. Почему именно Брэндон заметил это и вызвал меня на разговор?
— Я был не в себе, потому что у меня происходит куча дерьма. Это никак не повлияет на мое выступление, — заверил я его.
— На самом деле я спрашиваю не потому, что беспокоюсь о твоем выступлении, чувак. Это… это Чарли?
Если бы выражение моего лица могло стрелять огнем, мои глаза, несомненно, сделали бы это за меня:
— Не смей.
Он торжественно кивнул:
— Ага, так оно и есть.
Стиснув зубы, я попытался уговорить себя успокоиться, но все, чего я хотел, это швырнуть его об стену и выплеснуть часть своей агрессии, ударяя его по лицу снова и снова, пока не почувствую себя лучше.
К счастью для него, здравомыслящая часть моего разума победила.
— Быть нелюбимым Чарли Одед — самая трудная участь, которую можно принять, Рид, — сказал Брэндон. — Не знаю, что случилось, да и не важно, но я понимаю.
— Не откровенничай со мной, потому что ты был тем идиотом, который добровольно отказался от нее, — Господи, мне серьезно хотелось ударить его. Мои руки жаждали этого.
— Я был двадцатидвухлетним парнем, который не знал, что было хорошо для его задницы.
Я приподнял брови в знак согласия.
— Но даже я знаю, что то, что у вас с ней глубже, чем все, что было у нас. Так что не позволяй тому, что у вас происходит, все испортить.
— Ты не мог бы остановиться? — огрызнулся я. — Мне не нужно… что бы это ни было.
Брэндон сунул руку в карман:
— Просто говорю, что знаю, через что ты проходишь. Когда я понял, какую ошибку совершил — было слишком поздно.
— Я ценю то, что у меня есть.
— Тебе тоже двадцать два, как было и мне.
— Я — это не ты, — сказал я, напоминая ему и себе. — Ей просто… ей нужно время, — и тогда я почувствовал себя идиотом из-за того, что вообще заговорил с ним, потому что он был просто каким-то придурком, который разбил ей сердце.
Блядь. Мы действительно были похожи.
— Не давай ей слишком много времени.
— Ты закончил? — я сплюнул.
— Ага. Я закончил. Удачи сегодня, — он кивнул и повернулся на каблуках, оставив меня одного на сцене.
Ворча себе под нос, я направился в раздевалку, с силой ударив дверью о стену, и звук удара эхом отразился от стен.
— Господи, Рид, — сказала Амелия, высовывая голову из-за угла. — Ты не мог не выламывать дверь? Я иногда бываю здесь голой!
Ей не нужно было напоминать мне. Образ ее голой задницы все еще преследует меня всякий раз, когда я закрываю глаза. Она думала, что была одна, но это определенно было не так. Ужас. Почти как увидеть свою сестру обнаженной.
— Извини, — сказал я, опуская глаза на случай, если она на самом деле голая.
— Ты грустный.
Я сел на стул перед зеркалом, стараясь не смотреть на свое отражение:
— Да ну нахрен!
— Тебе нужно потрахаться.
— Мне нужна Чарли, — поправил я.
В комнате включился обогреватель, и что-то на кухонном столе привлекло мое внимание. Это была маленькая сложенная записка, я посмотрел на Амелию и поблагодарил Христа за то, что она была одета.
— Твоя?
Она обернулась, поправляя свой парик:
— Не-а.
Развернув бумагу, я глубоко вздохнул.
Дело не в путешествии, а в нашем пункте назначения. Удачи сегодня вечером.
— Ч.
Используя свою печаль, чтобы придать себе сил, я снова сложил листок, сунул его в бумажник и приготовился к своему финальному выступлению.
Когда мне в последний раз аплодировали стоя, я поцеловал свои руки и помахал толпе. Мне нравилось это чувство, и до окончания учебы у меня была всего одна постановка, так что я наслаждался каждым аплодисментом.
Когда свет погас, сцена погрузилась в зловещую черноту, я воспользовался моментом, чтобы поразмыслить о принятых мною решениях, жалея, что не был умнее, когда дело касалось Чарли. Она была бы здесь сегодня вечером, если бы я все не испортил.
Бросив последний взгляд на пустой зал, я направился за кулисы, понурив плечи.
Мои родители были снаружи, когда мы с актерами вышли из дверей сцены, чтобы сфотографироваться.
— Мам, — сказал я, — большое вам спасибо, что пришли сегодня вечером.
— Мы бы этого не пропустили, — она подмигнула, небрежно поцеловав меня в щеку, что мне пришлось вытерпеть, потому что она бы ударила меня, если бы увидела, что я вытираю ее.
— Сынок, ты был великолепен, — сказал папа, пожимая мне руку, прежде чем обнять. — Интересный сюжет, однако.
Я рассмеялся:
— Разве ты не слышал о «Чужестранке», папа?
Его лицо сморщилось:
— Нет. А должен был?
Мне не следовало ожидать, что он знает популярный сериал. В отеле «B&B» даже не было кабельного телевидения. Это изменилось бы в тот момент, когда я бы взял управление в свои руки.
— Ну, в любом случае. Я рад, что ты пришел.
Все вокруг нас разошлись, а мама с папой стояли рядом со мной, пока фотограф делал наш снимок. Когда последствия вспышки в моих глазах утихли, я, моргая, выглянул во двор и увидел Чарли, ее сияющую улыбку, когда она подняла руку в легком приветствии. Ветер развевал ее волосы, заставляя их падать ей в лицо, и я ухмыльнулся.
Впервые за неделю мое тело почувствовало легкость. А когда я направился к ней, она повернулась и пошла прочь.
Я не винил ее, но меньшая часть меня жалела, что она просто не позволила мне увидеться с ней. Хотя бы на краткий миг.
Когда позже тем вечером я добрался до своего пикапа, на лобовом стекле под дворником лежала еще одна записка.
Скажи мне что-нибудь настоящее, Рид.
— Ч.