Почти сразу же она ощутила присутствие мертвых. Они приняли форму призраков, которые порхали вокруг нее, а их завывания исходили из самих скал. Они были частью воздуха, которым она дышала. По мере своего спуска она обнаружила, что их становилось все больше и они плотнее окружали ее, пытаясь вернуть себе частичку телесного существования, которое они покинули при переходе в потусторонний мир. Она знала, что призраки чувствуют это отсутствие. Даже будучи уже мертвыми, они помнили сущность жизни.
Такого явления не могло произойти в ее собственном мире, где духи были заключены в глубинах Хейдисхорна и им не дозволялось вторгаться в мир живых. Однако в Запрете, казалось, мертвым было предоставлено больше свободы, и хотя их еще не призвали из преисподней, они уже шатались по всей долине.
Она также почувствовала еще одно отличие. Призраки, которые окружали ее, не были дружелюбными. В лучшем случае, они были настроены враждебно ко всем живым существам, но она ощутила особую антипатию к себе. Причину этого она не могла определить прямо сейчас. Они не знали ее лично и у них не было на нее какой–то конкретной обиды, что объяснило бы подобное отношение, и все–таки ошибки быть не могло. Она чувствовала, как они щипали ее своими слабенькими уколами, которые воспринимались ею как царапанье. В этом царапанье было презрение и раздражение; а также откровенная неприязнь. Что–то в ней вызывало у этих призраков злобу, и хотя она пыталась найти причину этого, но не могла. Определить, что у призраков на уме, было трудной задачей, их эмоции не были связаны с чем–то материальным и поэтому понять их было нелегко.
Она подумала было воспользоваться своей магией, чтобы разогнать их, дать себе возможность свободно дышать. Однако внутри Запрета ее магия могла иметь непредсказуемые последствия, а она не хотела рисковать шансом поговорить с духами друидов. Цель ее прихода сюда состояла в том, чтобы призвать их, и она не могла позволить себе упустить этот шанс. Эти мелкие призраки раздражали, но вполне терпимо.
Ее путь ко дну долины казался бесконечным. Призраки раздражали ее нервы, как наждачная бумага. Их шепот и ледяное прикосновение беспокоили ее. Она чувствовала, как внутри нее в ответ на эти действия растет то, что она давно похоронила, желание раздавить их, как сухие листья, растоптать своими каблуками. Именно так бы она и поступила раньше и даже не задумалась. Но она больше не была Ведьмой Ильзе и ничто не заставит ее стать ею снова.
Она обернулась на Веку Дарта. Он сидел на вершине, скрестив ноги, зажав руками уши, с напряженным лицом. Он едва сдерживал себя, но решил сделать все, что от него требовалось.
К тому времени, как она дошла до края озера, призраки уже окружили ее, как замерзшие лоскуты шелка, пылающие холодом смерти. Завывание было настолько всеобъемлющим, что она ничего больше уже не слышала, даже хруст камней под ее сапогами. Призраки толпились со всех сторон, собирая свою силу в количестве, пока не накроют ее полностью. За невнимание к их предостережению она будет наказана и задушена. Если она не сможет быстро избавить себя от них, то они одолеют ее.
Она на мгновение взглянула на спокойные воды озера, на его столбы пара, пальцами тумана поднимавшиеся прямо из преисподней. Она знала, что лучше не касаться этих вод. В ее мире, они были смертельными для живых существ, хотя друиды могли это пережить. Здесь же, даже друиды сильно рисковали.
Сконцентрировавшись и собрав в кулак всю свою решимость, она подняла руки и стала делать ими волнообразные движения, чтобы приступит к призыву умерших друидов. Когда воды озера зашевелились в ответ, она добавила нужные заклинания. Медленно воды начали вспениваться, столбы пара прорвались как гейзеры, и само озеро застонало, как разбуженный гигант. Теперь уже призраки отступили, забрав с собой свои стенания и ледяные прикосновения, оставив после себя пустое пространство и тишину.
Избавившись наконец–то от того, что больше всего ее отвлекало, Грайанна направила все свои силы на то, ради чего пришла сюда. Используя свои умения и свой опыт, она обратилась к Хейдисхорну этого чуждого мира, действуя так же, как с его близнецом в Четырех Землях, призывая духов, выманивая их из глубин на поверхность, привлекая их своим зовом. Озеро вздыбилось внезапной судорогой и его зеленоватые воды зловеще потемнели. Неистово и яростно, с ужасающим шумом завертелись водовороты. Озеро зашипело и стало плеваться, как ядовитая змея.
У нее сдавило горло, а во рту пересохло. Что–то шло не так. В отклике озера было какое–то негодование. Какое–то сопротивление. Все шло не так, как должно было идти. Когда корректным образом открывались ворота в преисподнюю, все барьеры должны ослабеть, как приглашение их преодолеть. Духи всегда ждали этого: это был их единственный шанс на короткое время прикоснуться к тому, что они потеряли. Озеро давало им эту возможность и не было никаких причин для недовольства. Однако, здесь происходило именно это. Озеро было не просто недовольным, оно было взбешенным.
Может быть, в этом мире прошло очень много времени с последнего призыва, так что озеро не смогло распознать, что именно происходит? А может, здесь вообще никогда не было подобных призывов?
Всего мгновение потратила она на обдумывание этих предположений, прежде чем еще сильнее сконцентрироваться на стоящей перед ней задачей. Она зашла слишком далеко, чтобы повернуть назад, и не сделает этого, даже если бы и могла. Она приняла решение и выполнит его, что бы ни случилось. Это не было бравадой или безрассудством; только уверенность, что это был ее единственный шанс найти выход из этой тюрьмы.
Все силы, что удалось собрать, потребовались ей для концентрации. Предчувствие кричало ей отступить, прекратить свои действия. Воздух наполнился звуками и ощущениями, которые стирали ее решимость и уменьшали ее смелость. К этому времени Хейдисхорн бурлил, угрожая взорваться, как жерло вулкана, при каждом ее жесте, с каждым новым произнесенным ею словом. Ее магия, как она поняла, была здесь проклятием, разбудив потоки, которые устремлялись в преисподнюю как огонь по пергаменту, сжигая и разрушая.
Однако она продолжала, непреклонно и неумолимо, такая же твердая, как камень, на котором стояла.
Затем, кружась по спирали, начали подниматься духи, их прозрачные формы оказавшихся в ловушке душ скользили, переливаясь. Как падающие звезды, они взмывали из воды и поднимались в воздух яркими вспышками на ночном небосводе. Они извивались и жалобно стонали, воспользовавшись отдушиной своего заключения, их негодование было зеркальным отражением ее собственного. Они кружились, как искры, взметнувшиеся из пламени костра из–за мгновенного взрыва жара. Но с того места, где она стояла на берегу, она ощущала только сильный холод, который пропитал весь воздух и морозил ее незащищенную кожу.
Где Уолкер? Где Алланон? Где та помощь, в которой она так нуждалась?
Она не останавливалась, не обращая внимания на холодный воздух и брызги, на ужасающий вой и на растущее чувство страха и сомнения. Она укрепила себя, как научилась делать в свои темные времена, окутав себя магией и решимостью, сражаясь, чтобы удержать свою власть над озером и его обитателями. Она открыла дверь в мир мертвых, чтобы получить ответы на свои вопросы, и не закроет их, пока не добьется того, зачем сюда пришла.
Ее поиски завершились, когда силы почти иссякли. Из бурлящих вод, как левиафан, поднялся призрак друида, огромный и грозный, отбрасывая более мелких духов, как будто они были креветками, которыми он мог питаться. Его темные одежды, хоть и потертые, но не рваные, колыхались, а отверстие капюшона казалось черной дырой, не имеющей дна. Зеленоватый свет озера проникал сквозь прорехи его пустой фигуры, превращаясь в причудливые узоры, которые повсюду отбрасывали странные тени.
Грайанна Омсфорд в шоке подалась назад.
Он был слишком большой! Слишком огромный!
Призрак беззвучно придвигался к ней, поглощая собой весь свет, гася вокруг себя более мелких призраков. Внутри капюшона ожили красные глаза и загорелись яростью. Она почувствовала, что он смотрит на нее, оценивает ее. Так он и приближался, как джаггернаут, намеревающийся раздавить ее. Какой бы сильной она ни была, как бы умело не владела магией, в его присутствии она была карликом. Она не могла понять, кто это. Точно, не Уолкер. Она несколько раз разговаривала с его духом, чтобы узнать его, если бы он появился. Наверное, Алланон. Да, Алланон, самый темный из них всех.
Однако настолько темный?
Она ждала, когда призрак проскользит по бурлящей поверхности озера до нее, неумолимо увеличиваясь в размерах. Он не дал ей ни одного намека, кем он был, не произнес ни одного слова. Он просто приближался, загадочный и пугающий, проверяя ее решимость выстоять. Она не могла отвести от него взгляда. Ее как будто приковали к этому месту.
Когда он приблизился так, что закрыл собой все небо, то остановился, паря над Хейдисхорном, его темная фигура была вся какая–то изодранная. Теперь Грайанна медленно и осторожно опустила свои руки, не отрывая взгляда от малиновых глаз, горящих в непроглядной черноте капюшона призрака.
…Ты узнаешь меня, стракен…
Его голос был таким же пустым и холодным, как смерть, которая забрала его жизнь. От неожиданного осознания у нее свело живот. На лбу выступили бусинки пота, хотя вся она была такой же холодной, как этот голос. Она узнала, кто это был. Узнала инстинктивно. Это был не Алланон. И не Бреман. И даже не Галафил. Только не здесь, внутри Запрета. Она забыла значимость того, где она находилась. Она была в месте, куда изгнали всех существ, принадлежавших Волшебному миру. Она была в месте, в котором могли находиться только те, кто чувствовал себя как дома с такими созданиями.
Даже из мира мертвых.
Что за призрак таких существ мог явиться? Только один, запоздало поняла она.
Призрак мятежного друида Броны.
Это был Чародей—Владыка.
После того, как еще ребенком Грайанну Омсфорд украли и начали ее обучать, как Ведьму Ильзе, первой эмоцией, которую она научилась контролировать, был страх. Поначалу было нелегко. Ее семья была убита, а за ней все еще охотились. У нее не было друзей, кроме ее спасителя Моргавра, а он был настолько темным, что она и представить себе не могла. Он был нетерпеливым, а также требовательным, и когда она не справлялась с тем, что он ей поручал, он делал так, чтобы она поняла последствия своей неудачи. Годы потребовались ей, чтобы перебороть свои страхи, чтобы достаточно ожесточить себя, так что в конце концов она уже ничего не боялась, даже его самого.
Но сейчас она боялась. Страх вернулся парализующими волнами, которые украли ее силы и пригвоздили ее на месте. Она призвала Чародея—Владыку, самое мощное и опасное существо, жившее когда–либо. Что же она надеялась с ним сделать?
Огромный призрак еще больше придвинулся к ней, легко скользя по бурлящей воде.
… Назови мое имя …
Она не могла. Она ничего не могла делать, кроме как смотреть на него. Она призвала самого страшного врага друидов, их самого непримиримого противника, чтобы просить помощи, которую, возможно, и не надеялась получить. Это была самая ужасная ошибка, которую она когда-либо совершала, а наделала она их много. Когда она шла к Хейдисхорну, она не представляла, что появится кто–то другой, а не Уолкер, который всегда являлся на ее призыв. Но это был Хейдисхорн не ее мира, а Запрета, и естественно, что в мире Джарка Руус, изгнанного народа, презираемого и ненавидимого, именно призрак Броны должен был откликаться на любые призывы.
Она почувствовала его нетерпение; он не хотел больше ждать ее ответа. Если она не даст его, то он удалится, вернется в преисподнюю, забрав с собой ее последнюю надежду. Отказываться с ним говорить было бессмысленно. Он уже знает, кто она такая и что здесь делает. Он знает, что она ищет.
— Никто не назовет твое имя, — произнесла она.
…Ты назовешь. Ты осмелишься на все, что угодно, Ведьма Ильзе. Разве не так было всегда…
Она внутренне съежилась, но сохранила бесстрастное выражение на лице.
— Ты — Брона, — сказал она. — Ты — Чародей—Владыка.
…Я тот, кем ты меня называешь, стракен. Это имя заставляет тебя бояться. Оно заставляет тебя спросить, что ты наделала. Так должно быть. Расскажи мне. Зачем ты призываешь меня…
Она собрала все свое мужество, говоря себе, что он мертв, это только призрак, и он не способен физически ей навредить. Живым он представлял очень реальную угрозу. Мертвый же он был опасен, только если бы она это позволила. Если она удержит его на расстоянии и сможет контролировать свои эмоции, то будет находиться в безопасности. Это она говорила себе, однако не была полностью в этом уверена. В конце концов, здесь не Четыре Земли. Она находилась в другом мире, и здесь могли быть совершенно другие правила.
— Я потерялась и хочу снова вернуться домой.
…Ты носишь свой дом внутри себя, темный и изодранный, как эти одежды, что ношу я. Ты носишь его в своем сердце, в этом жалком, пустом сосуде. Лучше спроси меня о чем–то еще…
Позади него озеро заурчало от недовольства и по краям темной фигуры Чародея—Владыки вновь появилась россыпь меньших призраков, осторожно паря поблизости.
— Кто отправил меня сюда? — спросила она его.
Он издал звук, который должен был показаться смехом или чем–то еще более ужасным. Под его потрепанной фигурой зашипела и стала испаряться вода.
…Не те, кого ты подозреваешь, глупая девчонка…
— Не друиды? Они не посылали меня сюда?
… Они пешки …
Пешки? Это заставило ее немного помолчать.
— Кто же тогда?
Темная фигура снова сдвинулась, послав ей в лицо брызги и холод, так что дрожь пробрала ее аж до позвоночника.
…Спроси меня что–то более интересное…
Раздосадованная, она немного подумала. Как известно, призраки давали неясные и неполные ответы живым. Вся хитрость состояла в том, чтобы определить, что в этих ответах было истинным, а что ложным. А здесь это будет трудно вдвойне.
— Почему ты вообще разговариваешь со мной? — импульсивно спросила она. — Ведь я Ард Рис друидов, твоих врагов по жизни.
…Ты не та, какой себя видишь. Ты — перевертыш, который притворяется и лицемерит. Ты скрываешь внутри то, кем ты на самом деле являешься. Другие этого не видят, но я знаю правду. Я говорю с тобой, потому что ты не похожа на них. Ты похожа на меня…
Хотя он заставил ее похолодеть изнутри, она отмахнулась от этого сравнения; она достаточно хорошо поняла его источник. Он не первый, кто видел ее такой, каким он сам был в прошлом.
— Как мне вернуться домой? Как найти дорогу обратно?
…Ты не сможешь. Кто–то должен тебя отыскать…
У нее сжалось сердце, но она продолжала.
— Никто никогда не найдет меня здесь. Никто не сможет до меня добраться.
…Тебя уже обнаружили. Кто–то уже идет…
— Сюда? За мной? — Она почувствовала, как подскочило ее сердце. — Кто же это?
…Мальчик…
Это было как ушат холодной воды.
— Какой мальчик?
… Он — это твой путь обратно. Когда он придет за тобой, ты должна быть готова пойти с ним…
Мальчик. Она сделала глубокий вдох, ее горло сжалось. Мальчик. В этом было что–то еще, должно быть, но она понимала, что он не скажет ей, что именно. Он заставит ее ждать, потому что такова природа игры, в которую он играл. Кроме того, будущее непредсказуемо, даже для призрака. Он не сможет сказать ей, добьется ли этот мальчик успеха или нет. Он сможет только сказать, что мальчик уже идет. Остальное он оставит на волю ее воображения. Она должна идти другим путем.
Она поплотнее завернулась в свой плащ, вдруг ощутив, что замерзла. Это произошло из–за его присутствия, из–за близости к его нечисти. Даже после смерти она здесь присутствовала, в брызгах этого озера, в потоках воздуха, в этой темноте, что давила на нее. Смерть, ожившая в образе его призрака, давала силу тому, чем он был.
…Спроси меня еще…
Вернулось его нетерпение, и она оказалась под угрозой потерять его. Однако, она не знала, что спросить дальше.
— Где я найду этого мальчика?
…У входа, через который ты вошла. Ты тратишь мое время. Спроси меня то, что имеет значение. Возможно, что ты так же глупа, как и жалка…
Она напряглась. Он издевался над ней и это работало.
— Скажи мне, почему я все еще жива. Какова причина в том, чтобы лишить меня свободы, а не убить?
Она готова была поклясться, что он засмеялся, но звук был такой необузданный, что заставил ее съежиться от злости и растерянности. Воды озера брызнули в ответ на этот звук, а их излучаемый откуда–то из глубин зеленоватый свет энергично запульсировал.
…Чтобы служить нуждам того, кто перенес тебя сюда…
— Что за нужды такие?
…Ты задаешь неправильный вопрос. Спроси правильно…
Ее мозг лихорадочно заработал, размышляя над этим.
— Почему я внутри Запрета? — наконец, спросила она.
Снова смех, но на этот раз тихий и спокойный, как шепот на ветру.
…Так–то лучше, малышка стракен. Ты внутри Запрета, чтобы тот, кто перенес тебя сюда, смог выйти…
У нее перехватило дыхание. Выйти? Кто–то вышел отсюда? Обмен, подумала она. Конечно. Сила, которая заточила ее здесь, принадлежала тому, кто пытался убежать отсюда, а не кому–то из ее собственного мира. Что–то очень сильное, чтобы захотеть это осуществить, достаточно умное, чтобы манипулировать кем–то в Четырех Землях, и оно нашло эту дорогу благодаря ей.
Голос призрака ворвался в ее размышления, приковав к себе ее внимание.
…Внемли мне. Ты кое–что понимаешь, но не все. Вот правда, которую ты должна принять, если хочешь выжить достаточно долго, чтобы узнать остальное. Ты не можешь отказаться от своей истинной сущности. Ты получаешь силу через принятие своей судьбы. Похорони свои эмоции вместе с глупыми амбициями для Совета Друидов. Стань тем, кем тебе суждено быть, Ведьмой Ильзе. Твоя магия может сделать тебя сильной, даже здесь. Твои умения дадут тебе господство. Используй и то, и другое. Воспользуйся ими, как оружием, и уничтожь все, что тебе противостоит. Если же нет, тогда уничтожат тебя…
— Я не Ведьма Ильзе, — ответил она.
…Тогда я не Чародей—Владыка. Я видел, как ты росла. Когда–то ты была могущественной. Ты презрела эту силу ради каких–то глупостей. Если бы осталась сильной, тебя бы не послали сюда. Но ты стала слабой. На тебе холодная рука смерти. Твое время истекает…
Призрак вытянул одну руку и над озером завыл ветер, забился в его одеждах и заставил Грайанну упасть на колени. Меньшие призраки сразу же рассеялись, полностью исчезая в темноте. Озеро снова забурлило, урча и брызгаясь, как котел недовольства, и Чародей—Владыка начал отступать назад к центру этого котла, по–прежнему не отрывая от нее своих горящих глаз. Она попыталась подняться, но ветер сбивал ее, и все, что она могла сделать, это, стоя на коленях, неотрывно смотреть на его ужасающий взгляд. Сколько же ненависти в этих безликих глазах — не только к ней, а ко всему живому. Даже после смерти и в самой преисподней, она искала выхода.
— Я — Ард Рис! — в отчаянии прокричала она.
Призрак не ответил. Он достиг середины озера и пропал из вида, его черная фигура исчезла с такой быстротой, с какой при свете пропадают тени, в одно мгновение, оставив лишь озеро и звуки завываний. В ночь взорвались водяные смерчи, и Грайанна попятилась назад на коленях, подгоняемая неумолимой силой ветра. Попятившись, она упала, порвав одежду и ободрав колени о камни. Вокруг нее кружили тени, отбрасываемые существами, которых она не могла увидеть. Она опустила голову, закрыла глаза и плотно натянула капюшон, закрывая свои уши.
Я — Ард Рис!
Затем резко все стихло. Ветер исчез, плач прекратился и озеро снова успокоилось. Она еще пару секунд держала голову опущенной, затем очень осторожно ее подняла. Долина была пуста от какого–либо движения и звука, в ней не было ничего, кроме мерцания зеленоватого света, который исходил из глубин озера и отражался от разбросанных камней.
Над головой небо было по–прежнему черным и беззвездным. Повсюду от краев долины надвигалась стена тумана.
Она поднялась, истощенная телом и душой, опустошенная физически и морально, и пошла назад.