Diabolus ex Machina. Том II

Глава 19 — Absentia

— Зря волновался, — голос Кевина переполняло разочарование.

Напрягшие его тени оказались лишь очередной пустышкой, давящей на банальнейший страх неизвестности. Они ровным счётом никак не реагировали на присутствие человека, его движения, да хоть что-то — просто случайным образом извивались. Даже то, что они тянулись к свету, оказалось лишь иллюзией, лживой закономерностью, созданной испуганным разумом Кевина. Апофения, как она есть.

Пройдя мимо странных существ из самой тьмы, писатель триумфально ухмыльнулся… Лишь чтобы в следующую же секунду подавиться собственной издёвкой. Буквально.

Кевин не понял, что произошло. Не мог понять. Всё его тело мгновенно стянуло в одну, бесконечно маленькую точку, а затем выбросило обратно в коридор. Он попытался вдохнуть опустевшими лёгкими, но не смог. У него не было носа. И рта. Ничего.

Паника начала подступать к затуманенному разуму, как нёсший его бесформенный сосуд снова сжало. Ужасающее чувство. За доли секунды он ощутил, как каждая мышца в его теле разорвалась, каждая кость сломалась, а затем бесхребетную тушу, напоминавшую по ощущениям тряпичную куклу, грубо выплюнули на что-то твёрдое. На коричневую жижу, покрывавшую пол. Кевин не видел, не слышал, и не ощущал ничего кроме ужасающей боли, но он чётко знал, где находится.

И столь же неожиданно, как и начался, непонятный кошмар прекратился. Писатель осмотрел себя вновь появившимися глазами — ничего необычного, его тело и одежда выглядели так, как и раньше, покрытые липкой жижей.

— Что. Это. Сейчас. Было!? — чеканя каждое слово, взволнованно вопрошал Кевин у темноты.

Шок и страх опутали холодное сознание склизкими щупальцами, не позволяя писателю даже дёрнуться. В его голове роились тысячи мыслей, одна бредовее другой. Он пытался понять произошедшее, разумно его объяснить, но… Чёрт, как можно объяснить то, что даже толком осознать не можешь?

Тут взгляд Кевина зацепился за нечто странное. Коричневая жидкость, что устлала пол, местами была очень странных, неестественных цветов. Области красного, фиолетового, жёлтого и белого плыли по гладкой поверхности, постоянно меняя свои формы. Цветастые пятна то появлялись, то исчезали, искажались, меняли цвета на ещё более яркие и неестественные. Будто кто-то с огромной скоростью разливал по полу идеально монотонные краски.

— Какого… — писатель поднял взгляд на стены.

В них местами зияли дыры, ведущие в… Никуда. Кевин мог назвать это лишь так. Ему, писателю, не хватало слов, чтобы описать представшее пред ним. Чернота, что будто поглощала собой даже свет, даже… Само пространство. Оно искажалось, сжималось, разжималось, расплёскивалось во все стороны. Нечто влияло на все органы чувств — странные, неописуемые звуки, запахи, которых не существует в природе, цвета, которые никогда не видел человеческий глаз.

А потом коридор исчез. Без предупреждения, без грохота, без дрожи земли — просто исчез. Вездесущая чернота поглотила Кевина, но он не чувствовал лёгкости. Его разум будто застыл, секунды растянулись до бесконечно долгих веков, но при этом проходили незаметно быстро. Он попытался повести рукой — ощущение, будто скребёшь фломастером по стеклу. Но приятно. Попытался произнести слово — чернота содрогнулась, лишая Кевина тела. Он продолжал дышать, не имея лёгких. Видеть, не имея глаз. Существовать, не имея тела.

Внезапно писатель ощутил себя всем. Будто вся Вселенная сосредоточилась в нём, и она была… Такой маленькой. Но такой всеобъемлющей. Страх за собственную жизнь исчез, как и интерес. Он понял всё, но не мог осознать, что именно. Конкретика? В этом месте её нет. Здесь нет ничего, ровно, как и есть всё.

Каждый атом Кевина… А Кевина ли? Частицы, элементарные частицы были в движении. Они — мельчайшие составляющие Вселенной. И писатель чувствовал их. Не мог не чувствовать, ведь они — его часть.

Неожиданно он проникся симфонией ощущений. Каждая клетка его безразмерного тела касалась самой ткани реальности — он чувствовал одновременно всё всеми возможными вариантами восприятия. Великолепно. Воодушевляюще. Вселенское восхищение.

Хм… Почему всё одинаково? Или же нет? Внезапный вопрос заставил Кевина дрогнуть. А Кевина ли? Да. И нет. Здесь ничего не значит всё, и наоборот. Простая система. Да и нет. Нули и единицы. Правда и неправда. Два варианта, на которых зиждется всё. Это даже не киты мироздания. Это и есть мироздание. Его мироздание.

Но такая реальность не одна. Или одна? Может ли реальность, состоящая из двух частиц, быть единственной? Если есть правда, то должна быть и неправда. Бесконечное число несуществующих реальностей. Парадокс. Парадокс, который не парадоксален. Где есть единица, должен быть и ноль. Но должен ли быть?

У всего есть своя противоположность. Жизнь — смерть. Радость — горе. Свет — тьма. Значит и у бесконечности должна быть противоположность — отсутствие. Но возможно ли отсутствие в бесконечно широкой Вселенной? А если Вселенная конечна, то что находится за её пределами? Бесконечное отсутствие бесконечных отсутствий. Бинарная система, рекурсирующая сама себя до скончания веков. За этим можно наблюдать вечно.

И он бы наблюдал. Если бы не едкий, всепробирающий голос:

— Вот ты где!

Что-то ухватило Кевина и выдернуло из странного марева. Прокатившись по скользкому полу, писатель ударился спиной о бетонную стену, оставив на ней пару трещин. Затуманенное сознание не сразу адаптировалось к новой реальности.

— Где… Я? — с трудом выдавил из себя Кевин, корчась от неописуемых ощущений.

— В дурке, — усмехнулся звучащий отовсюду голос… Как голос может усмехаться? — Не задавайся придурковатыми вопросами, тем более на мета-уровне. Это портит картину.

Что?

— Что? — вторил Кевин сам себе.

— Ну-ну-ну, Кевин Стинг, ты же писатель! Должен понимать! — продолжал ехидничать неизвестный.

Это начинает меня бесить. Что вообще происходит? Я хочу знать! Знать! Я заслужил, я должен…

— Ты попал туда, куда не следовало, — начал объяснять голос, — И теперь ты одновременно в двух состояниях: ты персонаж, но ты и драматург. Театр одного актёра, что сам себе режиссёр. Общение с миром на мета-уровне. Догоняешь?

Да. Понимаю.

— Я повторяю: перестань. Это путает… Всех, — неизвестный оборвал себя на полуслове, будто чуть не сболтнул лишнего.

— Кого… Всех? — уже своими губами спросил Кевин.

— А вот этого тебе знать не положено, — на поднявшего голову писателя из тьмы смотрели два крупных, багровых глаза, — Я вообще удивлён, что ты зашёл так далеко. Но спасибо тебе, кстати! С твоей помощью найти этого придурка было куда проще.

— Придурка? — Кевин наконец поднялся на ноги.

Только сейчас он понял, что находится в каком-то помещении, похожем на… Больничную палату? Да, вон даже проржавевшая койка в углу стоит.

— Да вот этого! — и стоило этим словам прозвучать, как тьма исказилась, пошла трещинами, и из стены, разбрасывая в стороны разноцветные ошмётки пространства, буквально вывалился небритый мужчина в смирительной рубашке.

Глухо упав на пол, безумец мгновенно подорвался на ноги и попытался юркнуть обратно во тьму.

— Ага, щас! — триумфально произнёс голос, и в тот же миг сумасшедшего опутал кокон из самой темноты… Что бы ни происходило, выглядело это крайне комично.

— Вы что… Оба темнотой управляете? — окончательно придя в себя, спросил Кевин.

— Меньше знаешь — крепче спишь, слыхал о таком? — багровые глаза покосились на писателя, отчего тот почувствовал физическое давление, будто под толщей воды.

Тем временем безумца, кажется, отпустил шок, и он начал пытаться вырваться из хватки теней. Сумасшедший кричал, дёргался, даже впивался зубами в кокон — но ничего не помогало.

Неожиданно, в голове писателя будто стрельнула молния. Все кусочки паззла сложились сами собой.

— Значит, это он — создатель аномалии, — не то спросил, не то констатировал Кевин, — Его одарила система, как и меня, но что — то пошло не так. Система управляется разумом, и все её способности тоже активируются через разум. А если сознание изувечено болезнью — значит всё будет работать неправильно. Аномально. Ошибочно.

— Браво, Шерлок, — голос сочетал в себе удивительный коктейль из насмешки и уважения, — Умная кукла. Возможно, даже слишком.

— Кукла? — интеллектуальный триумф писателя вмиг был уничтожен новой волной вопросов.

— Наконец я тебя удалю, чёртова ржавая шестерня, — не обращая внимания на вопрос, сотканный из тьмы незнакомец повернулся к паникующему сумасшедшему, — Ошибки нужно исправлять. Пока они не поломали к чертям весь мир.

А в следующее мгновенье безумец исчез. Эхо его криков всё ещё отражалось от стен больницы, хотя их источник уже не существовал. По спине Кевина пробежали мурашки — непонятно как, но он точно знал, что случилось с бедолагой. Его попросту стёрли. Вычеркнули из реальности. Это даже не смерть. Это исчезновение. Полное.

— А насчёт тебя… — два горящих багрянцем глаза неожиданно оказались прямо перед лицом писателя, заставив того упереться спиной в стену, — Возвращайся на своё место и забудь обо всём этом.

— Ч — что? — нервно вопросил Кевин.

И тут ему в глаза ударил дневной свет. Писатель зажмурился — привыкшим к темноте глазам понадобилось несколько секунд, чтобы привыкнуть к освещению. Как только веки тяжело разлепились, Кевин понял, что сидит в собственной машине, стоящей посреди дороги. Там, где должен быть поворот в сторону психиатрической лечебницы. Только вот на его месте сейчас красовалась идеально ровная стена из леса — будто искусственная. И ничего не напоминало о дороге, что должна была вести в сторону от шоссе.

«…забудь обо всём этом», — вновь прозвучало в голове писателя.

Забыть. Он должен был забыть. Но он помнил всё, до мельчайшей детали. Даже то состояние, когда он был… Всем? И ничем одновременно?

— Что за бред… — Кевин устало откинулся на спинку кресла.

Его разум отчаянно пытался понять произошедшее, разложить всё по полочкам, но… Даже ответить на самый простой вопрос — «Что это было?» — он не мог. Не был способен. Это просто не поддавалось никакому объяснению.

— Ладно, — выдохнув, писатель завёл мотор. В последний раз взглянув туда, где должен был быть поворот, Кевин продолжил своё путешествие, надавив на газ.

Возможно, некоторым вопросам лучше остаться без ответов.

***

— Дерьмово, — коротко изрёк Кулов, смотря в появившийся не пойми откуда бинокль, — Даже очень.

— Чё там, дед? — неожиданно подала голос скучающая Сабрина, что всё ещё безвольно висела у Дезхеда на плече.

— Последствия того, что кто-то тебя в детстве сильно уронил, — огрызнулся майор.

— Вы, военные, всегда такие мудаки, а? — вновь начала наглеть колдунья.

Удивлённо приподняв брови, Кулов медленно повернулся к собеседнице.

— Только с такими сблёвами общества, как ты, — шутя парировал он, а затем снова устремил взгляд в сторону отлично просматриваемой с высоты военной базы.

В этот момент майор выпустил бинокль из рук. Тот, вопреки законам гравитации, остался висеть в воздухе, а в следующую секунду распался на облако голубоватых частиц, что шустро впитались в руку военного. Явление, что ещё недавно вызвало бы у Кулова массу вопросов, сейчас совершенно его не заботило. Мыслями он был там, у своей цели — на охваченной странной заразой военной базе, через которую придётся прорываться с боем.

— Что я тебе сделала-то, командир? Чего ведёшь себя как быдло подзаборное? — впервые за долгое время голос Сабрины не сочился ехидством. Кажется, он и правда была… Оскорблена? Или же очень умело играла роль.

— Тебе весь список огласить, или попробуешь для разнообразия включить мозг? — отмахнулся Кулов, даже не обернувшись. Он будто сказал это автоматически — его сознание явно было занято другим.

— Сука, да с тобой даже говорить нормально невозможно! — искренне возмутилась девушка, стукнув кулачками по броне Дезхеда, — Ведёшь себя как недотраханная школьница, а не мужик!

— Дёшево. Попробуй ещё раз, — майору ничто не мешало ругаться и одновременно продумывать план вторжения на базу.

Убивать всех заражённых нет никакого смысла — без командира они неорганизованные, значит нападут лишь некоторые. Но даже с этой частью не факт, что будет просто справиться. Уже издалека Кулов видел, что по укрытой какой-то зловонной массой земле бродили существа, которых майор доселе не встречал. На что способны эти твари — вопрос очень хороший. Его цель — достать машину, но вот где она, и есть ли там в принципе — тоже неизвестно. По сути ему нужно проложить кратчайший маршрут неизвестно куда. Слепая мышь в кошачьем питомнике: один неверный шаг в сторону может стать катастрофой. Хм, а что если…

— С тобой скучно, дед, — Сабрина, сама того не ведая, бестактно прервала цепочку мыслей собеседника, — Даже сраться нормально не умеешь.

— Ничего, скоро повеселишься, — пусть Кулов и сказал это абсолютно нейтральным тоном, звучала фраза как обжигающе холодная угроза.

— Чего? — не поняла колдунья, — Ты меня что, трахнуть собрался?

— Жизнь тебя и так поимела достаточно, — отцовским тоном произнёс майор, — Дезхед, будь добр.

Следуя собственным варварским обычаям, взявшимся и сформировавшимся не пойми как и когда, громила «аккуратно» опустил Сабрину на пол, грубо швырнув ту, и тем самым вновь сбив начавшееся было восстановление её щита здоровья.

— Да ёб твою мать! — кажется, язык девушки снова развязался, — Хоть раз бы для разнообразия аккуратно меня опустил, горилла сраная.

— Попробуем кое-что новенькое, — не обращая внимания на недовольство пленницы, Кулов сосредоточился, его взгляд упёрся в никуда — майор внимательно читал описание способности, что лишь недавно была дарована ему системой.

— Дед, ты меня пугаешь, — ехидство вновь начало наполнять голос Сабрины, удивительным образом смешиваясь с неподдельным страхом, — Ты чё… Эээ, эээ, стоять бля! Ты хуле делать собрался!?

Подступавшая паника была не беспочвенной: с негромким хрустом между пальцев Кулова появилось… Нечто. Кажется, это было живое существо, отдалённо напоминавшее огромного, мертвецки-бледного малька с десятком тонких, извивающихся щупалец разной длины.

— Извлекать из тебя, мусора, хоть какую-то пользу, — майор встряхнул созданную им мерзость, будто проверяя, жива ли она, — Будь добра, скажи: «А-а-а».

— А? — страх смешался с непониманием, заставляя лицо девушки исказиться в причудливой гримасе. Но ненадолго: слушаясь мысленных команд своего повелителя, Дезхед ухватил Сабрину за лицо, просунув два толстых, зловонных пальца прямо ей в рот, открывая последний настежь.

И не успела колдунья издать нечленораздельный, полный испуга и отвращения вопль, как Кулов с размаху затолкал извивающееся существо чуть-ли не в самую её глотку. Ощутив тепло и влагу, мерзкая тварь будто ожила: начала дёргаться и извиваться в десятки раз активнее, проталкивая себя прямиком по пищеводу.

То, что чувствовала в этот момент девушка, трудно передать словами. Омерзение, тошнота, желание блевать, беспомощность, отчаяние и гнев. Она ощущала, как скользкое существо ползло по её глотке, каждую конвульсию его мерзостного тела, каждый извивающийся отросток. Наконец, Дезхед отпустил несчастную, дав ей возможность упасть на холодный бетон, и в тот же миг едва не блевануть. Из глаз потекли слёзы, а в горле застрял полный боли и отвращения не то стон, не то вопль. В отчаянии Сабрина засунула руку себе в рот, пытаясь ухватить пробирающуюся по пищеводу тварь — но всё без толку. Ей оставалось лишь скорчиться и терпеть непередаваемое отвращение и боль.

— Ну и дрянь, — пусть на беспристрастном лице Кулова и не дрогнул ни один мускул, голос его сочился презрением. Кажется, его самого отвращало то, что он только что сделал. Но эмоции не имею никакого значения, тем более сейчас. На войне хороши любые, даже самые бесчеловечные методы.

Наконец, созданная майором мерзость пробралась в тело Сабрины, и будто растворилсь в нём, оставив после себя лишь боль в горле, тяжесть в груди, и желание изрыгнуть все собственные внутренности. Откашливая зловонный воздух вкупе с какой-то водянистой жижей, девушка подняла полный ненависти взгляд на своего мучителя.

Трудно было точно сказать, отчего в тот момент душа Сабрины пылала первородным гневом: от бесчеловечности Кулова, или же от её собственного бесилия? Тем не менее, лицо майора на мгновение украсила довольная ухмылка — это было именно то, что ему нужно. Раз не выходит воззвать к затуманенному разуму колдуньи, поглощённой бессмысленным бунтом против всего, придётся давить на куда более низменные и неприятные вещи. Как, например, страх смерти.

— Обычно солдат ребёнка не обидит. Но для тебя, мусора, сделаю исключение, — машинально военный достал очередную сигарету, но тут же одёрнул себя — табачный дым и уголёк тлеющей папироски могут легко его демаскировать, — Раз мозги не работают, то, может, хоть инстинкт самосохранения будет. Эта хрень внутри тебя — маячок. Теперь я узнаю твою позицию, будь ты хоть с противоположной стороны Земли. А ещё она даёт пару приятных бонусов, — Кулов привычным жестом поправил фуражку, — Например: я могу видеть мир твоими глазами. А ещё в любой момент убить тебя, приказав паразиту превратить твои внутренности в кашу. Понимаешь?

— Блядь… Пидор… Хуеглот ссаный… — вновь обретя дар речи, Сабрина поспешила проговорить вслух все бранные слова, которые она только знала.

— Не понимаешь, — слегка разочарованным тоном перебил её Кулов, — Твоя задача — как можно тише пробраться на базу и узнать, где расположены военные автомобили. Если там вообще таковые есть.

— Нахуй… Иди, — вновь прокашлявшись, девушка сверлила майора полыхающим взглядом.

— Туда отправишься ты, если будешь и дальше выкобениваться. Причём ногами вперёд, — Кулов слегка нахмурился, но даже этой мимолётной смены мимики хватило, чтобы заставить Сабрину буквально подавиться собственными словами. Или же выделениями паразита, — Ты заварила эту кровавую кашу — тебе её и расхлёбывать. Заодно и посмотришь, к чему привело то, что ты променяла оружие на дурь.

Судя по глубокому вдоху, девушка хотела было вновь засквернословить, но в этот момент… Что-то остановило её. Кажется, лишь сейчас она до конца, полностью и бесповоротно осознала всю, ВСЮ плачевность собственного положения. Прижимавший её к асфальту Дезхед не был и вполовину так убедителен, как комок бледной, склизкой плоти, что самым грубым из возможных способов пробрался внутрь неё. Осознание того, что жизнь её висит на волоске, молнией стрельнуло в вечно бунтующем сознании Сабрины.

— У тебя минута на подготовку. Потом ты идёшь в разведку, или умираешь очень неприятной смертью. Выбирай, — сказав это, Кулов отвернулся, давая девушке понять, что её слова теперь не имеют никакого веса.

Сабрина до боли, что вновь стала привычной для одарённой системой девушки, сжала кулаки. Бессилие, собственная жизнь в руках другого человека — ненависть к мучителю и самой себе разжигала эти чувства, рискуя расплавить колдунью изнутри. Гневно ударив миниатюрными кулаками по бетону, Сабрина впервые за долгое время позволила себе разрыдаться. Тихо, едва слышно всхлипывая, будто боясь прогневать майора — её персонального палача.

«Прости, девочка, но это для твоего же блага», — пронеслось в голове Кулова, что вновь одёрнул себя — рука невольно потянулась к успокаивающему табаку.