Дневники Кэрри

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ Девочка, которая…

Типичный гроб. Конечно, на самом деле это не гроб, а что-то вроде лодки. Она отплывает, и я должна на нее попасть, но какие-то люди загораживают мне путь. Я не могу пройти мимо. Одна из них — Мэри Гордон Ховард. Она хватает меня за рукав пальто и тянет назад. Она глумится надо мной.

— Ты никогда не забудешь это. Клеймо останется на всю жизнь. Тебя никогда не полюбит ни один мужчина…

— Нет. Н-е-е-е-е-е-т!

Просыпаюсь. Состояние отвратительное. Вспоминаю, что вчера случилось что-то ужасное.

Припоминаю, что именно.

Не могу поверить, что это правда.

Знаю, что это правда.

Размышляю над тем, что делать. Сойти с ума, позвонить Лали и Себастьяну и устроить скандал? Или вылить на них ведро свиной крови, как в кино? Но где достать эту кровь, да еще и в таком большом количестве? Или заработать серьезную болезнь, предпринять попытку самоубийства? Им, конечно, будет жаль меня, но зачем давать им повод чувствовать себя такими важными персонами? Может быть, сделать вид, что ничего не случилось? Вести себя так, словно мы с Себастьяном счастливы вместе, а эпизод с Лали был просто небольшим сбоем в отлаженном механизме прекрасных отношений.

Проходит пять минут. В голову приходят странные мысли. Например, о том, что девушки делятся на четыре типа. Девушка, которая играла с огнем. Девушка, которая открыла шкатулку Пандоры. Девушка, которая дала Адаму яблоко. И девушка, которая украла у подруги ее любимого.

Нет. Он не может любить ее больше, чем меня. Не может. Хотя может.

Почему? Я бью по постели кулаком, пытаюсь сорвать одежду. На мне фланелевая пижама, не помню, когда я переоделась. Кричу в подушку. Падаю на спину в прострации. Лежу, глядя в потолок, как вдруг меня словно громом поразило: что, если никто никогда не захочет заниматься со мной сексом? Что, если я останусь девственницей на всю жизнь?

Я пулей вылетаю из кровати, бегу вниз, хватаю телефон.

— Что-то ты не слишком здорово выглядишь, — говорит Доррит.

— С тобой я позже разберусь, — рычу я, прыгая вверх по лестнице, как белка. Осторожно закрываю дверь. Дрожащей рукой набираю номер Лали.

— Здравствуйте, можно Лали?

— Кэрри? — отвечает она. Голос у нее напуганный, но не до смерти, как я надеялась. Плохой знак.

— Скажи мне, что того, что я видела вчера вечером, на самом деле не было.

— Гм. Ну, на самом деле — было.

— Зачем?

— Что зачем?

— Как ты могла это сделать? — кричу я с неистовостью умирающего.

Наступает тишина.

— Я не хотела тебе говорить…

Лали делает паузу, во время которой в моей душе проносится ураган чувств. Смерть кажется неизбежной.

— В общем, я встречаюсь с Себастьяном.

Вот так, просто, буднично. Бесспорно. Невозможно поверить, что это происходит со мной на самом деле.

— Мы уже некоторое время встречаемся, — добавляет она.

Я так и знала. Я видела, что между ними что-то происходит, но не верила своим глазам. Да и сейчас не могу поверить.

— Как долго? — требую я.

— Ты правда хочешь знать?

— Да.

— С тех пор, как он уехал на каникулы, мы вместе.

— Что?

— Я знаю только одно. Он нуждается во мне.

— Он и мне говорил, что я ему нужна!

— Наверное, он передумал.

— Или ты ему в этом помогла.

— Думай, что угодно, — говорит она грубо. — Он хочет меня.

— Нет, не хочет! — кричу я в трубку. — Это ты хочешь его больше, чем меня.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Не понимаешь? Мы больше не друзья. Никогда уже не будем ими. Как я вообще могу с тобой разговаривать?

Следует долгая, ужасающая пауза.

— Я люблю его, Кэрри, — в конце концов произносит Лали. Слышен щелчок, потом непрерывный сигнал. Я сижу на кровати в состоянии шока.

Не хочу встречаться с людьми. Прокрадываюсь в кладовую, где хранятся молочные продукты. Может быть, я проведу здесь целый день. Выкурю десять сигарет подряд. Здесь офигительно холодно. Я решаю использовать слово «офигительно» как можно чаще.

Как это могло произойти? Что такое есть у Лали, чего нет у меня? Хотя понятно. Вероятно, я неадекватна. Или я этого заслуживаю. Я увела его у Донны ЛаДонны, а теперь Лали увела его у меня. Как аукнется, так и откликнется. В конце концов, у Лали его тоже кто-нибудь отберет. Почему я была так глупа? Я всегда знала, что не смогу удержать его. Я не была достаточно интересной. Или достаточно сексуальной. Или достаточно красивой. Или умной. А может быть, я была слишком умной?

Обхватываю голову руками. Иногда я вела себя с ним как дура. «Ой, что такое?» — спрашивала я, хотя отлично понимала, о чем он говорит. Иногда я не могла понять, кто я или кем я должна быть. Я нервно смеялась над тем, что на самом деле не было смешным. Я слишком пристально следила за тем, что говорю, как жестикулирую. Я жила с черной дырой, в которую, я знала, в любую минуту может провалиться мое благополучие. Это чувство пришло, как незваный гость, в мое сознание. Знаете, бывают такие люди, которые постоянно жалуются на то, как плохо их принимают, а уезжать не хотят. Я должна испытывать облегчение. Ведь то, как я жила, больше напоминало войну.

— Кэрри? — произносит нерешительно Мэгги.

Я поднимаю глаза и вижу ее. Румяные щечки, две косы волнистых волос. Она прижимает руки в варежках к губам.

— У тебя все нормально?

— Нет.

— Мышь рассказала мне о том, что случилось, — шепчет Мэгги.

Я киваю. Вскоре все будут знать. Надо мной будут исподтишка смеяться и шушукаться за моей спиной. Я стану предметом острот. Девушка, которая не смогла удержать своего парня. Девушка, которая не была достаточно хороша. Девушка, которую подставила ее лучшая подруга. Девушка, о которую можно вытирать ноги. Девушка, о которой не стоит говорить.

— Что будешь делать? — спрашивает Мэгги, нарушая молчание.

— А что я могу сделать? Она сказала, он говорит, что она ему нужна.

— Она лжет! — восклицает Мэгги. — Она вечно врет. Все время хвастается тем, какая она крутая. Это очень на нее похоже. Украла Себастьяна, потому что завидовала.

— Может, она ему действительно нравится больше, — говорю я устало.

— Не может быть. А если так, тогда он дурак. Они оба злые, мерзкие люди и заслуживают друг друга. Хорошо, что ты от него избавилась. Он для тебя был недостаточно хорош.

Нет, был. Он был таким парнем, о котором я мечтала. Мы подходили друг другу. Я никогда не смогу любить другого так, как я любила его.

— Нужно что-то предпринять, — говорит Мэгги. — Что-то с ней сделать. Взорвать ее пикап.

— Ох, Мэгвич, — отвечаю я, подняв голову. — Я слишком устала.

Во время урока математики я прячусь в библиотеке и исступленно читаю книгу по астрологии. Лали — Скорпион, Себастьян (ублюдок) — Лев. Судя по книге, в сексуальном плане у них все должно быть прекрасно.

Я стараюсь понять, что меня больше всего бесит в этой ситуации. Позор, которому я подверглась? Потеря подруги и любимого человека? Предательство? Они, должно быть, планировали это несколько недель. Говорили обо мне и о том, как от меня избавиться. Делали секретные приготовления. Обсуждали, как сказать мне. У них не хватило чувства приличия. Ничего другого, кроме как поставить меня перед фактом, им в голову не пришло. Они так и не нашли другого способа, просто позволили мне застать себя. Они не думали о моих чувствах. Я была для них просто препятствием, им не было до меня дела. Я для них никто.

А ведь столько лет дружили…

Неужели все это было ложью?

Я помню, когда мы были в шестом классе, Лали не пригласила меня на день рождения. Однажды я пришла в школу, а Лали со мной не разговаривает, как и все остальные. По крайней мере, мне так показалось. Мэгги и Мышь, правда, со мной продолжали общаться. А вот Лали и другие девочки, с которыми я дружила, перестали. Например, Джен Пи. Я не знала, что делать. Мама посоветовала позвонить Лали. Я так и сделала, а ее мама сказала, что Лали нет дома, хотя я слышала, как она и Джен Пи хихикают в комнате.

— Почему они со мной так поступили? — спросила я у мамы.

— Я не могу тебе объяснить, — сказала она беспомощно. — Просто девочки порой себя так ведут.

— Но почему?

— Это зависть, — сказала мама и покачала головой.

Но я думаю, дело было не в зависти. Это было инстинктивное поведение. Так ведут себя животные в естественной среде. Бывает, они выгоняют из стаи одного из членов и оставляют его умирать в одиночестве.

Было страшно, ведь девочке трудно жить без друзей.

— Не обращай внимания, — посоветовала мама. — Веди себя так, словно ничего не случилось. Лали сама к тебе подойдет. Вот увидишь.

Мама была права. Я не обращала внимания, день рождения Лали наступил и прошел, и спустя четыре дня мы с ней таинственным образом снова дружили.

Однако в течение нескольких последующих недель, когда Лали вспоминала о своем дне рождения и о том, как она в компании шести других девочек ходила в парк развлечений, щеки мои краснели от стыда, потому что я вспоминала, как меня обошли. Наконец я решила спросить Лали, почему она меня не пригласила. Лали посмотрела на меня с удивлением.

— А разве ты не приходила? — спросила она.

Я покачала головой.

— О, — сказала она. — Наверное, ты вела себя, как дура, или что-то такое.

— Лали твоя — сволочь порядочная, — прокомментировала мама.

Этими оскорбительными словами мама всегда называла людей, которые, по ее мнению, принадлежали к человеческим существам низшей категории.

Я не придала инциденту большого значения. Списала на то, что «девочки так поступают». А как быть с нынешним предательством? Неужели девочки поступают и так тоже?

— Эй, — зовет Мышь, обнаружив меня среди книжных полок. — Себастьяна не было на математике. А ее не было в раздевалке. Наверное, им стыдно показываться людям на глаза.

— А может быть, просто трахаются где-нибудь в гостинице.

— Ты не должна позволять им занять выигрышное положение. Они не должны одержать верх. Нужно вести себя так, как будто тебе наплевать.

— Но мне не наплевать.

— Я знаю. Но иногда приходится вести себя не так, как люди ожидают. Они думают, что ты сойдешь с ума. Будешь их ненавидеть. Чем больше ты их ненавидишь, тем более сильными они себя чувствуют.

— Я просто хочу знать почему.

— Трусы, — говорит Уолт, ставя поднос рядом с моим. — У них не хватает смелости даже на то, чтобы прийти в школу.

Я смотрю вниз, в тарелку. Жареная курица неожиданно напоминает мне большое насекомое, а пюре — лужу клея цвета перламутра.

Я отталкиваю тарелку.

— Зачем он это сделал? Скажи мне с точки зрения парня.

— Она другая. И так легче. Начинать отношения всегда легко, — отвечает Уолт, затем делает паузу. Это может даже не иметь к тебе никакого отношения.

Тогда почему я себя чувствую так, словно все это имеет ко мне самое непосредственное отношение? Я иду на все оставшиеся уроки. Физически я в школе, но в голове беспрерывно прокручивается одна и та же картинка: я вижу ошеломленное лицо Лали, такое же, как вчера, когда я застала их целующимися. Я вижу, как рот Себастьяна кривится от неудовольствия, когда он понимает, что я вернулась. Возможно, он надеялся, что ему удастся ходить от меня к Лали и обратно.

— Она — маленькая сучка, — говорит Мэгги.

— Ты вроде бы говорила, что она тебе нравится, — задаю я каверзный вопрос. Мне нужно понять, кто действительно на моей стороне.

— Она мне и вправду нравилась, — говорит Мэгги, нервно крутя руль «Кадиллака», отчего машина едва вписывается в поворот, так что мы оказываемся на полосе встречного движения. — Пока она не сделала это.

— Стало быть, если бы она этого не сделала, ты бы по-прежнему с ней дружила?

— Не знаю. Возможно. Я никогда не была от нее в восторге. Она вечно такая надменная и самоуверенная. Вроде как все, что она делает, так круто.

— Да уж, — говорю я с горечью.

Фраза Лали «Я нужна ему» отдается звоном в ушах. Открываю ящичек для перчаток и достаю из него сигарету. Руки дрожат.

— Знаешь, что самое страшное? Если бы она это не сделала, я бы и сама по-прежнему с ней дружила.

— И что?

— Странно, не находишь? Дружишь с кем-то так долго, а потом раз — он делает что-то такое, и дружбе конец. А раньше этот кто-то был нормальным человеком. По крайней мере, ты так думал. Так что приходится гадать, всегда ли этот человек мог поступить с тобой плохо и просто ждал подходящего случая или это происходит неожиданно для него самого. Тогда, получается, человек остается нормальным, просто ты ему больше не можешь доверять.

— Кэрри, Лали так поступила, — говорит Мэгги так, словно ей приходится объяснять мне азбучную истину. — Значит, она плохой человек. Просто раньше ты этого не замечала. Но рано или поздно ты бы это поняла.

Мэгги притормаживает, когда в поле зрения появляется кирпичный фасад дома Себастьяна. Мы медленно проезжаем мимо. Красный пикап Лали стоит в проезде за желтым «Корветом» Себастьяна. Меня сводит судорога, словно я получила удар в живот.

— Я тебе говорила, — говорит Мэгги с видом триумфатора. — Надеюсь, теперь ты начнешь вести себя, как нормальный человек, и признаешь, что тебе нужно ее ненавидеть?

День второй. Я просыпаюсь злая и разбитая. Всю ночь мне снился сон, в котором я пыталась ударить Себастьяна по лицу, но никак не могла дотянуться.

Я лежала в постели, никак не решаясь встать. В голове не укладывается, что мне приходится жить в новых обстоятельствах. Это когда-нибудь закончится?

Они наверняка придут сегодня в школу. Я не могу не появляться в раздевалке и не ходить на математику два дня подряд.

Прибываю в школу. Решаю выкурить сигарету, прежде чем встретиться с ними. Вероятно, Себастьяну пришла в голову та же мысль. Когда я захожу в амбар, застаю их там вместе с Лали. Они с Уолтом сидят у стола для пикников.

— Привет, — говорит он как ни в чем не бывало.

— О, отлично! — восклицает Уолт нервно. — У тебя есть сигареты?

— Нет, — отвечаю я, прищуриваясь. — А у тебя?

Лали пока никак не реагирует на мое появление.

— Возьми у меня, — предлагает Себастьян, протягивая пачку.

Я смотрю на него с подозрением, но сигарету беру. Он открывает крышку зажигалки с изображением вставшей на дыбы лошади и дает мне прикурить.

— Спасибо, — говорю я, глубоко затягиваясь и выпуская дым.

Что они здесь делают? На секунду у меня возникает смутная надежда, что они пришли, чтобы извиниться, что Себастьян признает, какую он совершил ошибку, а то, что я видела два дня назад, не то, о чем я подумала. Но вместо этого он украдкой кладет ладонь на запястье Лали, потом спускается ниже и берет ее за руку. Она несмело поглядывает в мою сторону, на губах появляется неуверенная улыбка. Это тест, понимаю я. Они проверяют, как далеко можно зайти прежде, чем я взорвусь.

Я стараюсь не смотреть на них.

— Слушай, — говорит Себастьян Уолту. — Лали сообщила мне, что ты сделал серьезное заявление перед Новым годом…

— Ой, да заткнись ты, — обрывает его Уолт.

Он бросает сигарету и уходит. Я поднимаю руку, бросаю окурок на землю и давлю его ногой.

Уолт ждет меня на улице.

— Я хочу сказать тебе только одно слово, — говорит он. — Месть.