Доказательство от противного

ГЛАВА IX

У бывших пионеров Леши Рымкевича и Андрея Лосева была обшая мечта.

Вернее сказать, не одна общая мечта, а две мечты с похожим сюжетом. Они мечтали разбогатеть. Сегодня такая мечта и мечтой-то не выглядит: все хотят стать богатыми и здоровыми, но в те давние годы это выглядело святотатством. Тогда было принято мечтать стать космонавтом, балериной, знатным шахтером-стахановцем. Более того, почиталось за благо передавать свои премии и гонорары во всякие фонды и непонятные организации с названиями в виде корявых аббревиатур.

Некоторым, кстати, позволялось мечтать о министерских или, на худой конец, консульских креслах, хотя официально эта мебель считалась крайне тяжким бременем. Да мало ли кто о чем мечтал, прекрасно зная, что шансов повторить взлет Остапа Бендера в этой жизни не представится.

Итак, бывшие пионеры мечтали разбогатеть. По крайней мере, настолько, насколько это было возможно в условиях развитого социализма, когда народ и Родина едины только в одном: отнять излишки у соседа и тут же поделить их. Оба они хотели смотреть импортное видео (о существовании отечественного тогда лишь ходили слухи), передвигаться на собственных автомобилях, узнавать время по своим золотым часам и ужинать в ресторанах за персональными столиками.

Тем не менее это были именно две независимые мечты, ибо критерии богатства и пути его достижения в понимании двух друзей были столь разительно не похожи, что вскоре оба перестали даже спорить о том, чей взгляд на жизнь более верен. Они просто делились своими мечтами и планами, нисколько не пытаясь навязать друг другу свою точку зрения.

Леша мечтал о «рыбном месте». Найти работу, позволявшую получать вполне легальные доходы, но на порядок более высокие, чем у среднестатистических соотечественников. При этом он не опускался до уровня таксистов или официантов, собирающих по крохам свои чаевые. Не привлекала его и карьера в торговле. Становиться толстым, вечно поддатым мясником или продавцом с воровато бегающими глазками он не собирался. Леша хотел идти по жизни с гордо поднятой головой, спокойно и степенно, и ни в коем случае не зависеть от тех, на чьи деньги он собирался строить свой мир. Напротив, место должно было быть таким, чтобы люди, хоть и не считали бы за честь поделиться с ним своими сбережениями, но принимали бы его «рыбность» как должное, а недреманное око Закона смотрело бы на него с теплом и сочувствием.

Один из первых проектов Леши, которым он поделился с приятелем, был работать шофером-дальнобойщиком. Причем свои рейсы он хотел совершать исключительно в капиталистические страны. Идею эту подкинул ему один папин знакомый, несколько раз ездивший с караваном в Швецию и имевший неплохой приработок на привозимых оттуда тряпках и пластинках.

Андрей отнесся к перспективе крутить баранку холодно, а вскоре и Леша позабыл об этом.

Потом парень воспылал страстью ко внешторговским организациям. Пыл этот быстро охладил один знающий человек, просветивший подростка относительно неких негласных фильтров у дверей соответствующих вузов, которые никогда не пропустят человека без соответствующих рекомендаций.

Мечтал Леша стать и знаменитым кинорежиссером, и музыкантом, и художником, но отсутствие видимых талантов и тернистость такого пути к цели разочаровали подростка и подвигнули продолжать искания на другом поприще.

Он решил опуститься с небес и смотреть на вещи реально. И вскоре опустился на землю настолько, что ниже остались, пожалуй, только упомянутые шахтеры: Леша целый месяц носился с идеей стать санитаром в морге.

— Ты только прикинь, — возбужденно размахивая руками, расписывал он Андрею все перспективы, открывавшиеся на этой стезе. — Тридцать рублей за одного. Так? Даже если в день будет по одному…

Сказать по правде, Андрея несколько замутило при первых же словах друга. Он живо и в красках представил себе лежащее на длинном металлическом столе щупленькое, скрюченное последней судорогой тельце какой-нибудь древней старушки, которую предстояло омыть перед облачением в погребальный наряд. От одной мысли, что нужно будет прикоснуться к этой холодной жилистой то ли плоти, то ли нет, по телу пробежала неприятная дрожь. И если бы не тот азарт, с которым приятель принялся складывать и перемножать не заработанные еще деньжищи и который придавал его довольно-таки циничной речи оттенок комизма, Андрей навряд ли нашел бы в себе силы дослушать этот монолог.

— А если обмывать по пять штук в день… — продолжал увеличивать ставки Леха.

Андрея снова передернуло, когда друг вот так запросто обозначил тела усопших как «штуки», словно речь шла об уложенных кирпичах из задачи по алгебре, и он поспешил перебить товарища, чтобы несколько умерить его пыл, а заодно дать передышку своим нервам и желудку.

— А если столько не помрет? — в тон Лехе поинтересовался он.

Леха замолк, озадаченно потирая переносицу. Было очевидно, что он уже просчитал свой возможный бюджет для гораздо большего числа «клиентов», отнюдь не задаваясь вопросом ограниченности «фронта работ».

— А потом, — начал осторожно возражать Андрей, — ты хоть представляешь себе, что такое обмывать покойника? Ты покойника-то вблизи когда-нибудь видел?

В принципе у друзей, как я уже упоминал, было заведено избегать обсуждения проектов на будущее, но здесь был особый случай. Хотя впереди было по меньшей мере еще два года школы и вероятность того, что эту Лешину идею не сменит другая, была до смешного мала, Андрею показалось, что должность санитара в морге — это чересчур. Очень ему не хотелось бы увидеть друга в такой роли, и даже мысль о том, что Леха только мечтает о подобной карьере, была для него убийственна. Именно поэтому он впервые за все время их знакомства и дружбы попытался вразумить друга, уговорить его отказаться от своей затеи.

Увы, приведенные возражения привели к неожиданному и довольно неприятному результату. Подумав какое-то время, Леха объявил, что общение с покойниками дело и впрямь нешуточное, а потому он попробует найти способ проверить, насколько спокойно сможет перенести подобное общество.

Андрей поинтересовался, как именно Леха собрался проводить подобный эксперимент, и ответ буквально пригвоздил его к полу.

— Схожу в крематорий и попрошусь посмотреть.

Простота, с которой было найдено решение, была поистине уникальна. Андрей открыл было рот, чтобы возразить что-то вроде «тебя туда не пустят», но не сказал ничего, решив, что и так уже невольно подтолкнул друга на дикий эксперимент.

Прошла неделя. Леха больше не заговаривал о покойниках, и снедаемый любопытством Андрей решился сам поднять этот вопрос.

— Как там морг? — полушутливо спросил он Леху на одной из перемен.

Тот покачал головой и произнес серьезно:

— Нет, это, пожалуй, тоже отпадает.

Андрей не стал выпытывать подробности принятия такого решения, но для себя отметил, что друг все-таки пробрался в обиталище мертвецов, где оценил свой план объективно и по достоинству.

Одной из последних головокружительных идей Лехи, возникшей уже в десятом классе, была работа огранщиком алмазов. Решение было, в общем, наиболее серьезным и взвешенным из десятков всех, что принимались ранее. Возможно, если бы не те фортели законодательства огромной страны, которые были выкинуты в последние годы обучения друзей в школе, Леонид Рымкевич сегодня работал бы преспокойно в одной из мастерских, заколачивая свои шестьсот — семьсот «рваных», и был бы вполне доволен «сам собой, своим обедом и женой».

Что же касается жизненных планов Андрея, то здесь все обстояло несколько проще. Дело в том, что юноша иначе видел саму цель. Он вообще решительно отвергал путь накопления день за днем, месяц за месяцем, которым шли до него все нормальные люди. Андрей свято верил, что нужно дождаться своего шанса, чтобы, решив вопрос раз и навсегда, больше к нему уже не возвращаться.

Он не знал наверняка, что это будет за шанс, когда и где его ждать и как встречать. Но в то же время он не сидел сложа руки в ожидании манны небесной, а всячески пытался найти место, откуда хватать звезды проще всего.

Его идеи конечно же сильно отличались от проектов Лехи. Их было не столь много, но ведь и задачу Андрей поставил для себя много более сложную: сорвать банк с одной попытки.

Так, скажем, в дни, когда только начиналась их дружба с Лехой, Андрей вынашивал планы обнаружения легендарного клада Чингисхана, о существовании которого он прочел в одном толстом журнале. Собственно, проблемы поиска кладов занимали его и по сей день. В столе у него даже лежало почти готовое обоснование проекта поиска затонувших кораблей в двух точках земного шара. К сожалению, даже по самым скромным подсчетам сумма вложений была столь непомерно велика, что найти инвесторов или банк, которые согласились бы выделить на эту затею деньги, не представлялось возможным.

Как-то в пионерлагере Андрей, купаясь в реке, выловил мидию и, из интереса вскрыв ее, обнаружил крохотную жемчужину. Все лето он носился сначала с идеей ловли жемчуга, потом с идеей его производства, но ничтожные, как оказалось, цены на необработанный речной жемчуг, проблемы с советскими законами и срок жизни мидий отбили у него всякий интерес к таким проектам.

Все остальные его идеи при кажущейся осуществимости с завидным постоянством налетали на один и тот же камень — закон. Андрей злился, не понимая логики этих запретов, не понимая, почему нельзя, скажем, собирать на свалках батарейки или старые кинопленки и выплавлять из них серебро, не понимал, почему общество решительно против того, чтобы один умный человек зарабатывал деньги, принося пользу окружающим.

Чемпионат по «футболу», авторские права на который принадлежали Лехе, — была первая их совместная акция, не принесшая заметного финансового успеха, но подтвердившая тезис о том, что «жить можно».

Теперь уже не вспомнить, кому из них первому пришла в голову мысль перепродать макулатуру. Скорее всего, Андрею, ибо подобные авантюры вполне в его духе. Тем не менее оба они участвовали в этой операции от начала до конца и, как мы уже знаем, одинаково пострадали. Самым приятным моментом в макулатурной афере было то обстоятельство, что ни милиция, ни педсовет школы, ни родители не смогли найти в их предприятии ничего, за что можно было бы наказать (на потерю пионерских галстуков оба друга смотрели с полнейшим безразличием). Более того, несмотря на шум, поднявшийся вокруг этой истории, никто так и не смог внятно объяснить ребятам, почему же они поступили плохо.

Андрей вынес из этой истории уверенность, что возможности «сорвать банк», не входя в конфликт с государством, действительно существуют, а как же иначе, если даже шестиклассники смогли найти способ заработать кучу денег? Леша сделал вывод едва ли не противоположный. Он понял, что в поисках «рыбных мест» зачастую важно не наличие соответствующей статьи, а реакция окружающих на твои успехи.

Еще у Леши появился новый приятель, который на первых порах вызывал у него не столько симпатию, сколько искренний интерес. Это был конечно же Миша Зуленич, уже тогда обозначенный товарищами как Зуля. Прошел почти год, прежде чем однажды Леше пришла в голову мысль, что этот тихий паренек мог бы стать не только хорошим другом, но и отличным компаньоном.

Следующей же страницей летописи славных дел Леши и Андрея стала домашняя студия звукозаписи. Это была уже в полном смысле слова совместная деятельность. У обоих ребят стояли дома кассетные магнитофоны. У Леши — «Весна», у Андрея — «Электроника». Соединив эти два чуда отечественной техники шнуром, ребята получили возможность тиражировать кассеты. Стоимость одной минуты в государственной студии составляла десять копеек. Наши коммерсанты просили рубль за кассету. Не сказать, что клиентов было море: приятели искали заказчиков среди своих же сверстников, для которых и рубль был суммой внушительной. Тем не менее два или три раза в неделю Андрей брал под мышку свою «Электронику» и шел к Леше исполнять чей-нибудь заказ.

Потихоньку, рубль за рублем, наполнялась Лешина копилка. Сам процесс опускания мятой бумажки в прорезь доставлял ему несказанное удовольствие, ибо давал ощутить, почувствовать своими руками, как приближается он к своей мечте.

Андрея же процесс угнетал. Он тоже часто пересчитывал свои накопления, хотя и знал точно сумму, но не из удовольствия. Его жгла изнутри жажда действия, ему не терпелось как-то использовать эти деньги, пустить их в оборот, и, будь у него паспорт, он по крайней мере положил бы их в Сбербанк.

Как-то Леше дали на день посмотреть немецкий журнал с фотографиями рок-групп. Леша притащил его в школу и продемонстрировал на одной из перемен. Вокруг собралась толпа сверстников, галдевших и просивших полистать буржуйское издание. Леша со своим журналом стал героем дня.

Андрей взглянул на это событие с другой точки. Вечером он взял у друга журнал и переснял наиболее выигрышные постеры своей «Чайкой-2». На следующий день он появился в школе с пачкой фотографий. Как ни странно, фотографии быстро разошлись по двадцать — тридцать копеек за штуку.

С того момента друзья занялись еще и фотографией.

Они с удивлением обнаружили, что просто пестрая картинка выглядит гораздо притягательнее, чем кассета с самой что ни на есть популярной музыкой. Объяснить такое странное предпочтение было трудно, да наши герои и не пытались этого сделать. Они опрашивали всех знакомых, малознакомых и почти незнакомых людей на предмет наличия журналов, плакатов, обложек от пластинок и всего, что можно было переснять.

Тогда-то и пригодился Миша Зуленич, чья сестра, как оказалось, работала стюардессой на международных авиалиниях и во множестве привозила из Европы наиболее популярные журналы.

Узнав о том, что Леша ищет подобный материал, Зуля сам предложил ему свою помощь. После короткого совещания Леша и Андрей решили принять парня в свой трест, тем более что Миша увлекался фотографией и для него не составляло труда переснять и напечатать как черно-белый, так и цветной снимок.

Зуля начал изготавливать фотографии, Андрей и Леша взялись за реализацию. Деньги делились как бы поровну, но если кому-то удавалось найти олуха и продать карточку дороже оговоренного тарифа, то лишние монетки оседали в кармане счастливчика.

Однажды Мишина сестра привезла из Австрии пластинку «Queen» с цветной вставкой. Вставка была немедленно переснята. Андрей принес эту фотографию в школу. На последней перемене к нему подошел какой-то парень из старших классов и спросил, нельзя ли купить сам диск. Он предложил хорошую цену. Миша поговорил с сестрой, и сделка состоялась.

Так в актив троих коммерсантов добавились операции с пластинками.

Тем временем вышел легендарный «Закон о кооперации», но наши друзья не смогли еще оценить эпохальность этого события, да и участвовать в процессе они пока не могли. Так что троица продолжала возиться с фотографиями, пластинками, кассетами, значками. Но «Закон» их интересы все же затронул — в обороте появилось множество импортных кассет и пластинок, а так же море кустарного производства значков и фотографий, сделанных в профессиональных студиях. Спрос на продукцию троих компаньонов начал катастрофически падать. Нужно было искать новые способы зарабатывания денег.

Как-то на перемене Андрей подошел к Лехе и отозвал его в сторону.

Заговорщицки оглядевшись по сторонам, он вытащил из внутреннего кармана толстый конверт. Сквозь тонкую бумагу просвечивала пачка черно-белых фотографий девять на шесть — формат, от которого друзья уже давно отказались, перейдя на фотографии большего масштаба. Да и продукция их давно уже была цветной.

Леха удивился также, что Андрей сам напечатал фотографии, тогда как уже полгода этим занимался Миша.

Еще раз оглядевшись по сторонам, Андрей осторожно открыл конверт и медленно, явно рассчитывая произвести на друга определенное впечатление, вытянул верхнюю фотографию.

Сначала показался верхний уголок, и Леха с удивлением обнаружил, что перед ним переснятая игральная карта, валет треф. Однако вместо обычного для карт рисунка там оказалось изображено нечто другое. Леха увидел орнамент (очевидно, какого-то ковра на стене), потом голову девушки — как-то странно приоткрыв рот, она словно задыхалась и тянулась к фотографу за спасительным глотком воздуха.

Андрей резким движением вытянул карточку из конверта, и у Лехи перехватило дыхание.

Девушка на фотографии была почти голой. Кружевные трусики — единственное, что прикрывало ее тело. Она стояла, повернувшись к камере и наклонившись вперед, а странное выражение лица приобретало совсем иной смысл. Руками девушка поддерживала снизу грудь с большими темными сосками, словно протягивая ее фотографу.

Леха впервые в жизни видел подобный снимок. До этого ему приходилось лицезреть обнаженное женское тело лишь мельком, в двух шедших по телевизору фильмах — «Экипаж» и «Берега». Промелькнувшие в мгновение ока кадры обсуждались и смаковались мальчишескими компаниями в течение недели. Это было событием. Но там обсуждался сам факт явления женщины в неглиже, мало кто успел рассмотреть что-то, и оттого картину дополняла фантазия подростков. Здесь же фотография лежала перед Лехой, не собираясь никуда исчезать, давая возможность спокойно ознакомиться с особенностями строения женского тела.

Леха ощутил приятное тепло в паху, колени вдруг ослабли. С трудом оторвав зачарованный взгляд от пышной груди девушки, он посмотрел на расплывшегося в улыбке приятеля.

— Что это? — спросил он.

Андрей улыбнулся еще шире.

— Тетька, — ответил он, сияя, с видимым удовольствием наблюдая эффект, произведенный снимком.

— А вот еще. — Он вытянул следующую фотографию.

Девятку пик украшала уже другая девушка. Темнокожая красавица стояла, закинув тонкие руки за голову и демонстрируя идеально сложенное тело. На этой не было ничего, кроме ажурных белых чулок, ничуть не мешавших созерцать области, представлявшие наибольший интерес.

Во рту у Лехи пересохло, негнущимися пальцами он взял у Андрея конверт и стал вытягивать карточку за карточкой. Одна за другой появлялись перед ним девушки разных форм, возраста и цвета кожи. Они демонстрировали свои прелести, принимая самые причудливые и невообразимые позы, поворачиваясь то так, то эдак, и лишь изредка отягощали свои телеса чем-нибудь из белья.

Андрей все это время озирался по сторонам, готовый предупредить с головой ушедшего в созерцание фоток приятеля о приближении постороннего.

Когда Леха дошел до последней карточки и застыл с ней в руках, таращась на средних лет женщину, расстегнувшую лиф, чтобы похвастать огромной грудью, походившей на два здоровенных астраханских арбуза, Андрей забрал у него пачку и, сунув в конверт, быстро убрал во внутренний карман.

— Потом посмотришь.

— Откуда это? — Леха еще не вполне пришел в себя, словно только что очнулся от прекрасного сна.

— Парень один дал колоду на день. — Андрей еще раз глянул по сторонам. — Как ты думаешь, пойдет?

— Пойдет! — кивнул восхищенно Леха и тут же спохватился, поняв, что речь идет не о его впечатлении. — Для чего пойдет?

— Продавать! — изумился его несообразительности приятель.

— Продавать… — повторил за ним Леха, взвешивая в уме перспективы подобного предприятия, а главное — последствия, в случае если такая колода попадет в руки взрослых.

— А что, я думаю, пойдет на «ура»! — Чувствовалось, что Андрей уже все продумал. — Двадцать пять копеек штука, или семь-рублей вся колода.

— Семь рублей? — отшатнулся Леха.

— А что? Не хочешь — бери по одной! — отрезал Андрей тоном, не терпящим возражений.

— Слушай… — Леха вернулся к вопросу, волновавшему его больше всего. — А если застукают?

— Кто? Эти? — с насмешкой переспросил Андрей, ткнув пальцем в сторону учительской. — Ну и что? На нас статья пока не действует…

— Статья?! — Леха решил, что или он ослышался, или его друг спятил. — Какая статья?

— Ты что, дурак совсем? — Андрей начал терять терпение. — Статья есть за распространение этого. Мы еще малолетки, нам ничего не будет.

Леха вспомнил о скандале с макулатурой, и на душе у него стало неспокойно. Он не сомневался, что с точки зрения УК все обстоит именно так, как говорил приятель, но безотчетный страх перед необъяснимым табу, наложенным где-то в подсознании, подсказывал, что затевать подобную авантюру не стоит. Он вспомнил, как покраснел и отвел глаза от экрана, когда там появились вдруг Яковлева и Филатов, лежащие в постели, и еще он понял тогда, что в краску его вогнало именно присутствие в комнате родителей, которые сидели и спокойно смотрели фильм, словно не лежала перед ними полуголая актриса.

Вместе с тем ему не хотелось показать, что он испугался. Он решил найти в плане приятеля слабые места.

— А если попрут из школы? — Первый аргумент был не очень удачным, но давал возможность еще подумать.

— Куда? — Андрей даже поморщился. — Дотянут до конца восьмого, а там — по фигу, переведемся в другую школу или техникум.

— А кто будет печатать? — Это возражение было уже по существу.

— Зуля, — уверенно отпарировал Андрей и, предвосхищая следующий вопрос, тут же добавил — А не согласится — я сам буду печатать. Тем более что негативы все равно черно-белые.

— А пойдут черно-белые? — Это был последний выдох.

— Такие пойдут, — уверенно кивнул приятель. — Таких еще ни у кого нет.

Это «ни у кого» было сильным аргументом. В последнее время у ребят появились конкуренты, также штамповавшие постеры западных групп, да и некоторые молодежные журналы под флагом гласности начинали пробовать себя на этой ниве. Цены падали, желающих тратить деньги на недолговечные фотки становилось все меньше. Такое могло спасти положение.

На следующей перемене они подошли к Мише. Тот просмотрел фотографии спокойно и, выслушав предложение Андрея, кивнул понимающе, но сказал, что ответит на следующий день.

А на следующий день он встретил Леху до уроков и отозвал в сторону. Достав из сумки большую книжку сказок братьев Гримм и подойдя к товарищу вплотную, открыл ее.

Увидев то, что лежало в книге, Леха издал такой звук, словно его ударили в живот.

В книге лежал журнал. Вместе с книгой он раскрылся на середине. На его глянцевых страницах трое мужчин и две женщины занимались тем, о чем Леша слышал лишь скользкие туманные намеки сверстников.

Зуля тут же захлопнул книгу.

— Сестра на шкафу прячет, — пояснил он, опуская книгу в сумку. — Так что можно делать и цветные…

В общем, они занялись новым бизнесом. Спрос и число заказов превысили все их ожидания. За месяц с небольшим они продали почти полторы тысячи фотографий. Потом они попались.

И не попались даже. У одного из их постоянных покупателей фотографии нашел отец. Всыпав сластолюбивому чаду ремня, родитель быстро выяснил все о происхождении фотографий и поделился узнанным с завучем школы. Так как Зуля не продавал свою продукцию, то он вообще остался в тени и успел замести все следы. Андрей и Леха отпирались и отвирались как могли, но появившиеся новые свидетели осложнили дело. Приятели зубами вцепились в версию о чемодане, найденном в подвале, и никакие расспросы, допросы и угрозы не сдвинули их с этого рубежа ни на шаг. Дело в итоге закончилось «последним предупреждением» и обещанием попрощаться с коммерсантами сразу же по окончании восьмого класса.

Зуля, впрочем, тоже не вышел сухим из воды. В надежде найти концы следователь приперся на родительское собрание и продемонстрировал родителям несколько фотошедевров. Как на зло, на собрание пришла сестра Зули, которая, не будь дура, быстро сопоставила страсть младшего брата к фотографии, редкую тогда гэдээровскую бумагу и разительное сходство фотографий с картинками в журналах, которые, как оказалось, она прятала недостаточно надежно.

Более всего печалило приятелей то обстоятельство, что любой их бизнес в стенах школы был теперь чреват неприятностями весьма серьезными. Однако деловой зуд, как наркотик, требовал чего-то нового.

В поисках идей они прошлись по двум рынкам, где новоявленные нэпманы расставили свои лоточки с самодельными товарами. Рубашки и платья, сшитые по выкройкам из иностранных журналов, пояса из дерматина, футболки с выбитыми через трафарет рисунками и надписями, значки с портретами Горбачева, ликами рок-идолов и надписями вроде «Ты не прав!», с внушительным кулаком. Цены на все это просто пугали, а прибыль кооператоров (даже по самым скромным подсчетам) вызывала угольночерную зависть.

Друзья бродили среди этого кустарного изобилия, рассматривали скептически «балахоны» и «бананы», ниспадающие с вешалок, и отмечали для себя, что, несмотря на их аляповатый вид, вещи смотрят, меряют и даже покупают.

На их глазах начиналась новая интересная жизнь, полная перспектив и возможностей. Отправлялся в по-настоящему светлое будущее первый поезд, успеть на который так хотелось юным коммерсантам.

Завершив обход, троица зашла в скверик и, усевшись на полуразломанной скамейке, стала обсуждать увиденное.

— Класс! — первым заговорил Андрей. — Штаны из простыни за семьдесят рэ! Купить простынь, как делать нечего…

— Да, разбежался! — оборвал полет его фантазии Леха. — А патент? А кто шить будет? А налоги они знаешь какие платят? Все твои семьдесят рэ вылетят в трубу со страшным свистом.

Приятели заспорили. Только Миша задумчиво рассматривал носки своих кроссовок.

Пока Андрей безуспешно пытался с лету отмести все Лехины «но», Миша не проронил ни слова, как будто яростный спор друзей нисколько его не касался. Когда же Андрей и Леша несколько подустали и появилась возможность вставить в их диалог реплику со стороны, Зуля заговорил.

— Открыть кооператив мы не сможем. И никого из взрослых уговорить на это не удастся, — ровным голосом произнес он. — Другое дело, что мы можем помогать кому-то из кооператоров, но что нам доверят, кроме выноса мусора и перетаскивания тюков? Да и то вряд ли: эксплуатация детского труда не приветствуется.

Он помолчал, посмотрел на притихших товарищей исподлобья, проверяя их реакцию на столь безапелляционное заявление, и закончил:

— А если бы мне и предложили таскать мешки, я бы отказался. Мешки — занятие для дураков. Не знаю, как вы…

То ли это был ловкий маневр, то ли неудачно построенная фраза, но после такого определения умственных способностей тех, кто выполняет мелкие поручения, иного ответа у друзей и быть не могло.

— При чем здесь мешки?! — искренне возмутился Андрей. — Что я, шестерка, что ли?

— Никто об этом и не говорит, — поддержал друга Леша. — Вопрос как раз в том, что мы можем сделать сами.

— А сами мы пока, наверное, ничего не можем сделать, — покачал головой Миша. — Остается ждать идею.

— А чего ее ждать? — пожал плечами Андрей. — Торговать пока потихоньку кассетами, еще чем-нибудь… Среди своих.

Похоже, что трио разваливалось. Нет, они, конечно, будут дружить и ходить друг к другу в гости. Но общего дела у них отныне не было. Миша собирался пока залечь на дно и ждать случая; Андрей рассчитывал продолжать писать кассеты для тех, кто умел держать язык за зубами; Леша был готов «крутиться» вместе с Андреем, но напряженная по случаю недавних скандалов обстановка дома вынуждала его быть настороже. Друзья так ни к чему и не пришли.

Вскоре закончился учебный год. Друзья не виделись почти три месяца. Первого сентября они встретились вновь, чтобы поделиться воспоминаниями о прошедших каникулах.

Впечатлений было море, и даже Миша, не имевший привычки перебивать собеседника, несколько раз был вынужден перехватывать инициативу у приятелей, чтобы поведать им очередной эпизод.

В какой-то момент Андрей взмахнул рукой, и рукав школьной куртки сбился, открыв нечто, висевшее на запястье.

— Стой-стой-стой! — поймал его Леха за локоть. — Ну-ка, покажь, что там у тебя?

Андрей улыбнулся и медленно, с гордостью подтянул рукав.

Друзья увидели кожаный (вернее, это была не кожа, а заменитель, каким обшивают сиденья в кинотеатрах) браслет шириной сантиметров в восемь, усеянный рядами металлических клепок, какие ставят обычно на днища матерчатых сумок. Леха знал, что это экипировка «металлистов» — фанатов тяжелого рока, и рассматривал браслет как вещь вполне обычную. Миша же никогда не обращал на подобную атрибутику внимания, и этот аксессуар был ему в диковинку.

— Зачем это? — поинтересовался Зуля.

— Ты что?! — изумился Андрей серости приятеля. — Это хард-рок, круто!

Для убедительности Андрей вскинул руку со сжатым кулаком вверх, оттопырив в последний момент указательный палец и мизинец.

Леха усмехнулся. Миша скептически проследил за этим жестом.

— И не лень было клепки ставить? — спросил Зуля с иронией.

— Я и не ставил, — несколько смутился Андрей. — Я его купил. За одиннадцать рублей…

— За сколько?!

Вопрос этот задали одновременно и Леша и Миша, но прозвучал он из их уст по-разному. В Лешином возгласе было почтение к дорогой вещи и уважение к человеку, позволяющему себе такие покупки. Миша же просто не поверил своим ушам: одиннадцать рублей — за такое барахло?!

— Одиннадцать. — Андрей посмотрел на свой браслет, словно изумляясь, как можно сомневаться в выгодности подобной покупки. — Да там, кстати, такие по пятнадцать толкали. Просто я пацана этого знаю…

— Где — там?

— Ну, — сделал Андрей неопределенный жест, — в одном кафе на Университетском…

— И много там такого… продают? — Миша явно заинтересовался браслетом, но приятели никак не могли взять в толк, куда он клонит.

— Ну, много, — подумав, кивнул Андрей. — Там можно, считай, любые купить: на кнопках, на липучке, на шнурках, широкие…

— Нет, ты не понял, — мягким жестом остановил его Миша. — Много ли их там покупают?

— Покупают? — На лице Андрея читалось недоумение. Несколько секунд он размышлял над смыслом вопроса, а потом радостно закивал, поняв наконец ход мыслей Зули.

— До хрена и больше! — радостно сообщил он, оборачиваясь к Леше, до которого уже тоже дошел смысл вопросов.

С этого дня у друзей снова было общее дело. Они делали браслеты. Обходились они в рубль-два, а продавались (приятели не особенно заламывали цены) в три-четыре раза дороже. Клепки купить было просто. Единственным сложным моментом был дерматин, но после того, как отец рассказал Леше о свалке, куда свозились старые автобусы, проблем с этим больше не стало.

В этом предприятии, пожалуй, впервые раскрылись деловые качества каждого из троицы.

Миша был, без сомнения, мозговым центром компании. Он долго думал, но решения, предлагаемые им, всегда оказывались взвешены и просчитаны до мелочей. Если он брал слово по какому-то вопросу, то практически всегда предложения его принимались на «ура». Когда появился спрос на браслеты с металлическими шипами, именно он предложил договориться с трудовиком соседней школы об аренде токарного станка. Когда же милиция начала задерживать тех, кто носил шипованную амуницию, объявив ее холодным оружием, именно Миша нашел на каком-то заводе игрушек цех, где делали резиновые конусы очень похожей формы. Стащив мешок этих резинок, приятели надолго обеспечили себя сырьем.

Леша оказался личностью творческой. Он не захотел останавливаться на классических браслетах и перчатках, в которых ходил тогда весь металлический люд. Он изобретал новые доспехи, каких не было не только ни у кого в Москве, но даже и у музыкантов на импортных постерах. Пусть не все Лешины шедевры продавались сразу, зато в кругу знатоков и ценителей подобной амуниции его имя произносилось таким же тоном, каким женщины и девчонки произносили имена Бурды и Кардена. Кроме того, это именно он придумал использовать для изготовления браслетов голенища старых женских сапог, а в конце восьмого класса, сшив несколько голенищ вместе, изготовил крутейшую жилетку, проданную ими аж за двести рублей!

Андрей был главной движущей силой. Атомным реактором, придававшим ускорение всему, чего только он не касался. Он был нетерпелив во всем, и если возникала проблема, он бросался устранять ее, еще не успев решить, что нужно делать. Порой его эмоциональность приводила к неприятным последствиям, но если кто-то из покупателей начинал торговаться, то лучшего противоядия, чем Андрей, было не сыскать. Торговался он отчаянно. Дело было отнюдь не в скупости. Сам процесс противостояния, убеждения в своей правоте доставлял Андрею удовольствие, схожее с тем, какое испытывает альпинист, карабкающийся по склону горы.

Кстати, когда встал вопрос о том, как добыть с завода обнаруженный Мишей мешок, Андрей со свойственной ему наглостью предложил просто пройти с ним через проходную, с серьезными лицами, словно они выполняют чье-то поручение. На проходной их все-таки остановили, и бдительная бабушка-вахтер поинтересовалась, что они тащат.

— А мы откуда знаем? — возмутился Андрей, всем своим видом демонстрируя, насколько ему, несчастному ребенку, тяжело стоять с этим мешком на плече. — У нас здесь практика. Нам Александр Васильевич сказал сорок мешков к воротам перетащить. Вот мы и таскаем!

Вахтер была озадачена не столько тем, что не слышала ни о каком Александре Васильевиче, сколько тем, что мешки с сырьем таскают вручную, причем на горбах бедных школяров.

— Вы сейчас еще за мешками пойдете? — осведомилась она.

— Конечно, — подтвердил Андрей. — Еще ведь тридцать девять мешков осталось!

— Ну, тогда скажите своему Александру Васильевичу (или кто у вас там руководитель?), чтобы подошел сюда и оформил документы как положено!

— Ладно! — кряхтя ответил Андрей, уже выходя за ворота.

Оказавшись на улице, приятели, насколько это было возможно, припустили прочь от фабрики.

— Слушай, — поинтересовался Леха, когда они наконец остановились отдышаться, — а кто такой этот Александр Васильевич?

— А я откуда знаю? — ухмыльнулся Андрей, довольный своим удачным экспромтом. — Наверное, большой начальник.

— Фельдмаршал, — поддакнул Миша. — Граф Суворов.

Приятели рассмеялись.

Произошло чудо. Приятелей не отчислили после восьмого класса. Отток из школы был настолько велик, что из трех восьмых классов едва-едва удалось набрать два неполных девятых. Возможно, именно поэтому директриса даже не упомянула о своем обещании избавиться от «криминальной парочки». Конечно, сыграло свою роль и то обстоятельство, что, перенеся все свои операции за пределы школы, наши друзья более ничем не запятнали своей репутации и даже удостоились за это поощрения от завуча в форме «наконец-то за ум взялись».

В общем, так или иначе, но все трое оказались в одном девятом классе.

В их классе учились в основном все те ребята, с которыми они грызли гранит наук предшествовавшие годы. Было лишь трое новеньких. Одна девушка, Нина Кирьянова, и двое ребят: Костя и Рафута. Последние, как оказалось, знали друг друга давно. Родители их работали вместе в каком-то посольстве в Азии, и до девятого класса оба они жили и учились там.

Именем своим Рафута был обязан тому обстоятельству, что мать его была сотрудником посольства, а отец — местным генералом. Непонятно, почему наши спецслужбы решили смотреть на подобный союз сквозь пальцы, да это не имеет значения, ведь наши герои понятия не имели о том, что существуют подобные нюансы жизни наших граждан за рубежом.

Само собой разумеется, что положение родителей накладывало определенный отпечаток на чадо. Дорогие рубашки, импортные кроссовки, электронные часы с музыкой, карманные калькуляторы — все это бросалось в глаза облаченным в затертую школьную форму, обувь от «Большевички» и сорочки от «Москвы» счастливым советским детям и вызывало вполне понятный интерес, а порой и плохо скрываемую зависть. Всем своим видом эти двое пытались доказать, что они — существа другого, высшего порядка и то, что их волею судьбы занесло в такую дыру, как общеобразовательная школа, есть чистейшей воды случайность, нисколько не принижающая их статус.

Наших приятелей новенькие заинтересовали было в качестве потенциальных клиентов, но, судя по всему, выездные родители без хлопот могли прислать любимым сыновьям любую вещь, во много раз превосходящую по качеству местный «самопал». И на какое-то время о Косте и Рафуте забыли.

Но прошел месяц, и новички напомнили о себе сами. И так уж получилось, что именно они невольно вывели деятельность нашего трио на новый уровень.

Дело было так.

Наши приятели любили играть в карты. В буркозла. Есть такая игра, не бог весть какая интеллектуальная, но шевелить мозгами все-таки обязывала. Иногда карточные партии разворачивались прямо в школе: в туалете на перемене, на последней парте в классе, когда учитель, дав задание для самостоятельной подготовки, удалялся по своим делам, после и вместо уроков на скамейке в скверике у школы.

И вот как-то во время очередной самостоятельной работы, когда учительница, написав на доске столбик номеров задач, с чистой совестью удалилась, приятели затеяли очередную партию.

Костя и Рафута сидели за партой впереди. Рафута углубился в тригонометрию, а Костя, развернувшись вполоборота, наблюдал за игрой, глядя в Мишины карты. В какой-то момент Косте показалось, что Зуля совершает грубую ошибку, и он невольно вымолвил: «С бубей!»

Трое игравших резко повернулись к нему, возмущенные столь бесцеремонным вмешательством в партию.

— Слышь! — Как всегда, Андрею не нужно было лезть за словом в карман. — Ты бы лучше раскладывал свой трехчлен!

Презрительный тон, которым было произнесено это предложение, задел Костю и привлек внимание Рафуты, разрисованная арабским орнаментом ручка которого замерла над тетрадью.

— А ты что, корову проигрываешь? — язвительно поинтересовался Костя.

— Не твое дело, что я проигрываю, — отпарировал Андрей. — А ты не умеешь — не лезь.

— Положим, уметь-то я умею, — огрызнулся Костя. — Получше некоторых.

Завязалась перепалка, к которой подключились все пятеро. Итогом этого спора стала договоренность сыграть после уроков парами. Проигравшая пара платила победителям по пять рублей.

Партия состоялась в сквере, неподалеку от памятника вождю мирового пролетариата, который, облокотясь о трибуну, казалось, пытался разглядеть сквозь редеющую листву, чем же это заняты его юные последователи.

Играли до двенадцати очков. Леха и Андрей не без труда вырвали победу с перевесом в два очка. Костю и Рафуту результат не устроил.

— Надо сыграть нормальной колодой, — заключил Рафута, разглядывая потертые рубашки.

Колода и впрямь была не новой, но никому из наших приятелей и в голову не приходило крапить ее. Да и не было в этом смысла: между собой они всегда играли на «просто так».

Рафута и Костя сходили за новой колодой к универмагу. Сели играть снова.

На этот раз удача отвернулась от наших друзей. Лишь однажды им удалось одержать верх. В остальном же заходы Кости и Рафуты были столь удачны, как будто у них была одна голова на двоих и они знали карты друг друга: ни разу ни тот ни другой не подрезали друг другу масть.

Когда Леша и Андрей проигрывали уже по сорок рублей, Миша неожиданно поднялся.

— Андрюха, нам же сегодня надо быть в библиотеке! — воскликнул он так, словно в самом деле вспомнил о важном визите.

Во время торговли браслетами эта фраза означала, что нужно срочно уходить, и Андрей, хоть и поморщился с досадой, сделал вид, что тоже должен бежать в эту самую библиотеку.

— Знаете что? — предложил он противникам. — Завтра мы принесем деньги и доиграем. Идет?

— Идет, — спокойно кивнул Рафута.

— Идет, — поддержал его Костя. — Только деньги не забудьте.

В голосе его звякнула издевательская нотка.

— Не забудем, — мрачно пообещал Андрей, подумав о том, что сорок рублей — почти треть того, что лежало в его копилке.

Когда приятели вышли из парка, Андрей и Леха набросились на Мишу.

— Какая, на хрен, библиотека?! — вскипел Андрей. — Только карта пошла!

— Отыгрались бы сейчас! — вторил ему Леха.

Миша дал им немного пошуметь, потом заговорил:

— Не отыгрались бы. Они мухлюют.

— Что-о-о? — не поверил своим ушам Андрей.

— Они придерживают крайнюю карту то одним пальцем, то двумя, то тремя, то всей рукой, — начал объяснять свое заключение Миша.

— И что? — Андрея заинтересовало это наблюдение, но он пока не видел в нем практической пользы для играющих.

— Когда кто-нибудь держит один палец, — терпеливо объяснял Миша, — то другой ходит с одной карты, когда два…

— Ах, козлы! — взвыл Андрей.

— Что ж ты молчал? — возмутился Леша. — Так мы им завтра просто морды набьем, и никаких денег они не увидят!

— Хрена завтра? — Андрей потряс кулаками. — Пошли сейчас их догоним…

— У меня другая идея, — поднял Зуля палец, как делал всегда, прося слова. — Мы их тоже надуем.

Леша и Андрей переглянулись. Если Миша говорил, что у него есть идея, то его всегда стоило послушать, и сейчас приятели были готовы внимать ему.

Мишин план был прост и гениален. Хитрые «арабы» (так за глаза окрестили Костю и Рафуту в классе) передают друг другу информацию о том, со скольких карт ходить. Идея Миши заключалась в том, чтобы разработать код, позволяющий сообщать партнеру и масть, и возможность перехватить взятку. Вместе с тем, зная код противника, можно было легко определить длину масти каждого игрока. Такая система давала бы неоспоримое преимущество перед «арабами».

План был принят и одобрен, и Андрей с Лехой до двух часов ночи зубрили разработанный Мишей код. Наклон корпуса, поворот головы, нахмуренный лоб, поджатые губы — подобный арсенал знаков не читался так легко, как разгаданные Зулей примитивные фокусы «арабов». Но такая система не оставляла коварному противнику ни малейшего шанса спастись от его же подлого оружия.

Никто из троих приятелей никогда не одобрял какого бы то ни было надувательства, друзья всегда настаивали на строгом исполнении обязательств и всегда исполняли то, что обещали, но в данном случае… «Кто к нам с мечом придет, тот от меча и…» Это было не мошенничество. Это было возмездие.

На следующий день Андрей с Лешей вручили противникам восемьдесят рублей. Деньги были пересчитаны, и компания снова уселась за карты.

По Мишиному совету первые несколько партий ребята проиграли, чтобы не вызвать особых подозрений. Потом начали играть в полную силу. Не прошло и часа, как приятели отыгрались. Еще полчаса — и Рафута с Костей были должны по двадцать рублей.

На сей раз «арабы» взяли тайм-аут до следующего вечера.

На другой день все повторилось. Сначала Рафута и Костя повели в счете, но скоро проигрались. Воскресенье дало возможность сторонам отдохнуть и собраться с мыслями.

Мысли «арабов» были такими. Они предложили играть неделю не рассчитываясь, а в субботу подвести итог и расплатиться. Наши друзья были несколько озадачены таким предложением, но не увидели в нем ничего предосудительного.

Всю неделю они сражались до наступления темноты. Удача стараниями Миши была на стороне Леши и Андрея, но перевес уже не был столь подавляющим. Очевидно, «арабы» несколько усовершенствовали свою систему, но этого оказалось недостаточно для победы.

К концу недели сумма долга составляла сто семьдесят рублей.

В субботу с утра трое приятелей ждали «арабов» у школы.

Те пришли вместе. В руках у Рафуты был полиэтиленовый пакет. Костя протянул Леше деньги. Девяносто рублей.

— Девяносто, — констатировал Леша, быстро пересчитав купюры.

— А остальное здесь. — Рафута протянул пакет.

Андрей осторожно взял пакет у него из рук и заглянул внутрь. В пакете лежали четыре импортные грампластинки.

— Что это такое? — недоуменно поднял брови Андрей.

— Диски, — пожал плечами Рафута. — Родные диски. Четыре штуки. По двадцатке за диск — вполне нормальная цена.

— Не, подожди. — Андрей продолжал стоять с открытым пакетом. — Мы играли на деньги, а не на пластинки.

— Да ты продашь их по четвертаку безо всяких проблем! — вмешался в спор Костя.

— Вот ты продай, а мне дай восемьдесят рублей. — Андрей закрыл пакет и протянул его Рафуте.

— Подожди, — взял друга за локоть Леша. — А что за диски-то?

Они снова заглянули в пакет.

Обложки пластинок были яркими, густо покрытыми английскими словами, но имена исполнителей ни о чем не говорили.

— Слушай, — обратился Миша к Рафуте, — я не знаю, сколько это стоит. Я таких певцов никогда не слышал. Давай сделаем так. Диски мы попробуем продать. Продадутся — хорошо. А нет — извините. Но только таких групп, боюсь, никто не знает, так что давайте договоримся, что это будет стоить не восемьдесят, а шестьдесят. Идет?

Рафута и Костя переглянулись.

— Идет, — кивнул Рафута. — Но я думаю, что на следующей неделе мы их отыграем обратно.

— Все может быть, — развел руками Миша.

Еще три недели они резались в карты. Погода загнала их на лестницу соседнего дома, куда они спешили, едва заканчивались уроки, чтобы играть до восьми вечера (заранее установили время окончания «трудового» дня), благо светильник горел достаточно ярко и темнота за окном больше не смущала игроков.

Силы сторон почти сравнялись. И те и другие понимали теперь, что соперники играют нечестно, и обе стороны старались перещеголять друг друга в изобретательности. Никто не был в претензии к противникам: шел бой мозгов, каждая из сторон старалась доказать, что они — умнее. Дважды «арабам» удавалось уйти победителями, и им уже казалось, что их новая разработка изменила соотношение сил, но на следующий день они снова проигрывали и отправлялись домой в скверном расположении духа. Им и в голову не могло прийти, что их выигрыши — не более чем часть сценария, автором которого был тихий, щуплый паренек, который и играть-то не брался, а лишь ходил по пятам за своими друзьями и скромно наблюдал за игрой, сидя на своей потертой сумке с красными буквами «Спорт. Спорт. Спорт».

К исходу третьей недели выигрыш Леши и Андрея исчислялся уже четырехзначными числами. Зуля уговорил приятелей принимать в качестве платы все, что может иметь хоть какую-то ценность.

— Денег-то у них немного, — втолковывал им Миша. — Они их быстро проиграют. А вот выиграть еще что-нибудь — это приятно. Ну а даже если их «пласты» стоят десять рублей, так все равно мы их получаем бесплатно.

В конце концов стало очевидно, что резервы «арабов» порядком поистощились. Они уже проиграли триста восемьдесят рублей, двадцать девять пластинок, три кассеты «Максвелл», четыре пачки сигарет «Пэл-Мэл» и блок импортной жвачки. От предложения принять авторучку с золотым пером приятели все-таки отказались. За «арабами» остался долг в пятнадцать рублей.

Самолюбие гнало посольских детей в бой, но на сей раз Андрей и Леша отказались садиться за игру до тех пор, пока прежний долг не будет отдан.

За месяц существования этого казино слух об их игре достиг ушей некоторых одноклассников, и кое-кто изъявил желание тоже попытать счастья. Так что, отправив «арабов» отдыхать и собирать деньги, наши приятели могли не опасаться, что останутся без партнеров. Единственный вопрос, который их смущал, был в том, что обдирать товарищей, не оставляя им шансов, не хотелось.

Эту проблему надлежало обдумать. Кроме того, нужно было как-то решить вопрос с продажей выигранных дисков. Среди знакомых никто не знал названий таких групп, которые были записаны на пластинках. Приятели послушали их сами — не бог весть что.

Миша предложил подойти к магазину «Мелодия» и попытаться продать пластинки с рук. Он видел как-то, что несколько человек стоят там и торгуют. На худой конец можно было бы продать пластинки им по дешевке.

Ничего другого все равно не оставалось, и после уроков друзья отправились к магазину.

Предполагалось, что один из них станет прохаживаться с частью пластинок под мышкой вдоль витрины, а двое других будут стоять поодаль и страховать его.

Разумеется, прохаживаться вызвался Андрей. Отобрав три пластинки с обложками поярче (все равно никто не знает таких групп), он решительно двинулся к витрине.

Кроме него у магазина топтались еще три продавца. Они довольно хмуро отреагировали на появление конкурента, но, вопреки опасениям, не стали гнать его взашей. Один из них даже поинтересовался, чем таким собирается поторговать пацан, но, взглянув на пластинки, пожал плечами и отошел в сторону.

До закрытия магазина к Андрею подходили лишь дважды. Во второй раз Андрей подозвал Леху, и тот продемонстрировал все пластинки. Человек полистал их, покачал головой и молча двинулся прочь.

Приятели расходились по домам не в лучшем расположении духа. Ни Леша, ни Андрей не выговаривали Мише за его инициативу принять пластинки, но разговор как-то сам собой перешел на эту тему, и друзья решили, что диски неопознанных исполнителей они больше не берут.

На следующий день Андрей и Леша предложили сделать перерыв в коммерческой деятельности и разойтись пораньше по домам. Между строк в этом предложении читался довольно скептический взгляд на возможность продать пластинки.

Миша ничего не сказал, но попросил оставить диски ему. Дескать, он покажет их одному знакомому. Никто не возражал.

На самом деле Миша чувствовал себя в какой-то степени виноватым в том, что четыре вечера из пятнадцати, проведенных за картами, прошли впустую, оставив им только стопку джазовых записей. Он хотел в одиночку попытать счастья и продать хоть что-нибудь.

После уроков он снова пришел к «Мелодии». Дяди, уже стоявшие там со своим товаром, удостоили паренька недобрыми взглядами, но опять-таки промолчали.

Какое-то время к торговцам никто не подходил. Потом появился один покупатель, другой. В тот день народу было явно побольше. Некоторые подходили к Мише и просматривали пластинки. Дяди тем временем что-то продавали.

Когда до закрытия магазина оставалось несколько минут, кто-то тронул Мишу за плечо.

Перед ним стоял пожилой человек с бородкой клинышком.

— Простите, молодой человек, — спросил человек чуть слышно. — Вы продаете или меняете?

— Продаю. — Миша повернулся к покупателю, демонстрируя товар.

— Сколько стоит? — спросил человек, указывая пальцем на пластинки.

— Двадцать пять, — неуверенно ответил Миша и замер, готовый при первой же попытке человека развернуться сбавить цену.

— Да… — задумчиво покачал головой человек. — А посмотреть можно?

— Конечно!

Миша с готовностью поставил стопку на колено, чтобы пролистать ее, но человек остановил его жестом и взялся за пластинку, лежавшую сверху.

— Вот эту, если можно.

Он взял пластинку, на обложке которой была нарисована в стиле детского рисунка летящая птица с пестрым оперением, вытащил ее из конверта, осторожно держа за края, повертел, изучая поверхность.

— Ну хорошо, — кивнул он, убирая пластинку в конверт.

Потом достал деньги, отсчитал двадцать пять рублей и, бережно взяв покупку, двинулся к метро.

Миша, еще не поверивший до конца в такую удачу, смотрел ему вслед, когда сзади к нему подошел один из торговцев.

— Парень, — окликнул он Мишу, и тот вздрогнул и напрягся, готовый к неприятным сюрпризам.

Но торговец улыбался.

— Проведи деньгами по товару. — Он щелкнул по Мишиной стопке.

Зуля смотрел на него с недоумением.

— Примета такая, — пояснил торговец, — чтоб дело лучше пошло.

Дело пошло.

Как оказалось, группы на пластинках были не столь уж неизвестными. Возможно, популярность их и уступала какой-нибудь «АВВА» или «АС/DC», но не раз покупатели, наталкиваясь на то или иное название, радостно вскрикивали.

Торговля пошла, и теперь друзья появлялись у «Мелодии» каждый вечер. Это напоминало уже настоящий, взрослый бизнес. А то, что у приятелей не было кооператива, разрешений и патентов, — не беда. Зато не нужно было платить налогов, регистрироваться и отчитываться.

«Арабы» еще несколько раз уговаривали сыграть, но, снова проиграв, они опустили руки и предложили просто покупать у них диски и кассеты с записями, которых, по всей видимости, у них оказалось немало. А может быть, Рафута брал пластинки у знакомых. Ну, да это было не столь уж важно. Главное, что был товар для «Мелодии».

Взрослые дяди, торговавшие рядом с ребятами, посматривали на их успехи с завистью. Теперь поднаторевшие в этом деле приятели понимали, что их товар наиболее интересен. Конкуренты торговали польскими и болгарскими «пластами», которые, если повезет, можно было купить и в обычном магазине, и цены на «совок» были, конечно, на порядок ниже.

Как-то Рафута принес две плоские прозрачные коробочки с яркой вставкой. На одной была изображена обложка известной пластинки «Queen», на другой — «Asia».

— Компакт-диски, — пояснил Рафута.

— А на фига они? — Скептическая реакция на любое новое дело, предлагаемое со стороны, была у Андрея уже в крови.

— Ну как… — Рафута открыл одну из коробочек и извлек оттуда круглый стеклянный диск.

Одна поверхность диска была зеркальной, на другой был текст.

— Есть такой специальный проигрыватель… — Чувствовалось, что Рафута и сам не очень понимает, о чем говорит. — Вставляешь его туда…

— А почему нельзя просто кассету поставить? — Андрей еще не разобрался в том, что ему предлагают, но своим негативизмом готовил собеседника к тому, что больших денег тот не получит.

— Я читал про эту штуку, — подключился к разговору Миша. — Это такой диск для цифровой записи.

— Во-во! — обрадованно закивал Рафута, но Миша тут же охладил его пыл.

— Но у кого в Москве есть такая аппаратура? — с сомнением в голосе произнес он. — А даже если есть, то где гарантия, что они приедут именно к нашему магазину и захотят купить именно «Квинов»?

— Ну… — Рафута развел руками. — Попробуйте. Может, купят. А не купят — я заберу обратно.

— Даже не знаю, — покачал головой Миша и повернулся к Андрею. — Как думаешь, попробовать?

— Давай попробуем, — без энтузиазма согласился тот.

Мгновение назад он готов был дать по мозгам Мише за то, что своим «я читал» тот дал Рафуте шанс запросить высокую цену за эти загадочные диски. Теперь же он оценил ловкий маневр друга. Дескать, знаем мы, что это такое, не лыком шиты, но кому это нужно? Такой аргумент был гораздо убедительнее, чем Андреево «фи».

А на следующий день Андрей смог получить еще одно подтверждение тому, что Миша вовсе не так прост, как кажется на первый взгляд.

Дело в том, что оба диска немедленно купил у них продавец, работавший в той самой «Мелодии». Андрей хотел было сообщить радостную новость Рафуте и заказать еще дисков, но Миша предложил выждать несколько дней и не говорить пока, что диски проданы.

— Будем делать грустное лицо, — пояснил он свою мысль. — Вздыхать и говорить, что нужно сбрасывать цену.

Они сообщили, что диски проданы, только через неделю. Рафута принес еще несколько и сбавил цену на трешник. В тот же день диски сдали все тому же продавцу.

Ребята росли, умнея и набираясь опыта. Молочные зубы выпадали и уступали место клыкам, деловую хватку которых уже чувствовали на себе те, кто общался с нашим трио. А сколько еще людей ощутят ее на своем горле! Но пока что это были лишь три вертких паренька, бойко торговавших всякой всячиной: от импортной жвачки до видеокассет и компакт-дисков.