Доказательство от противного

ГЛАВА I

— А, братан, подожди… — Анвар остановил его, положив руки на плечи. — Подожди с делами, да? Сегодня праздник, понимаешь. Туда-сюда… Мы сегодня пьем, кушаем, курим. Я что сейчас пойму? Проходи, да? Гостем будешь.

Как Андрей ненавидел эти «да» в конце каждой фразы, эти присказки вроде «туда-сюда»! Но Анвар был нужен позарез: может быть, только он и мог сейчас помочь им. Поэтому, когда осетин обнял его за плечо, приглашая пройти в гудящую десятком голосов комнату, Андрей покорно кивнул и поплелся следом за ним. Сделав над собой усилие, Андрей растянул по лицу радостную, приветливую улыбку и потряс с десяток рук, пару раз оцарапавшись об аляповатые тяжелые печатки. Возможно, что из этих сильных, натертых тренажерами ладоней ему придется принять помощь. Если Анвар согласится помочь…

Впрочем, в том, что Анвар согласится, Андрей не сомневался, как не сомневался и в том, что сам он примет те условия, которые предложит бандит в обмен на свою помощь.

Андрей сел за стол не просто из вежливости, он прекрасно изучил эту публику и был уверен, что через час-полтора, после двух-трех литров «Куранта», Анвар сам вернется к начатому разговору. Просто стареющему бандиту нужно было держать марку, и, скорее всего, он специально не стал говорить о делах с глазу на глаз, а пригласил гостя за стол, где разговор будут слышать и слушать все собравшиеся, и внимательнее всего те, кто будет старательно скрывать свой интерес к делам хозяина дома. Цилиндра (это непонятное и неудобопроизносимое прозвище Андрей носил уже много лет) здесь многие хорошо знали, и то обстоятельство, что он пришел просить о помощи именно к Анвару, было неплохим козырем в борьбе за авторитет и власть.

Пока же гости пили и закусывали. Андрей тоже выпил и даже сделал вид, что рвется сказать тост, точно зная, что расторопных претендентов на роль тамады более чем достаточно и делать этого не придется.

Он позволил опередить себя молодому крепкому парню, которого уже видел пару раз в свите Анвара. Цилиндр запомнил его из-за причудливого рисунка белых безволосых полос, покрывавшего причудливым узором коротко остриженную голову: подобные полоски остаются вдоль шрамов. На вид парню было лет двадцать. Он был дорого одет, держался уверенно, с достоинством, но на его загорелых, изящных, как у пианиста, руках не было ни одного кольца.

Цилиндр отметил последнее обстоятельство особо: по его наблюдениям, в этой среде печатки были чем-то вроде звезд на офицерских погонах. Так, скажем, у Аслана, младшего брата Анвара, их в разные дни красовалось от трех до семи штук. Три — когда была вероятность того, что придется стрелять, семь он надел на свадьбу сестры. Анвар всегда носил два небольших перстня, но даже дилетанту было с первого взгляда ясно, что цена каждого из них равна минимум цене того «мерса», на котором последнее время гордо разъезжал Аслан.

Пока говорились тосты и опрокидывались стаканы, Цилиндр осторожно осматривался, отмечая для себя, кто из знакомых присутствует, кого из завсегдатаев подобных посиделок нет, и, разглядывая незнакомых, пытался навскидку определить их возраст, ранг и вес в этих кругах.

Присутствие Андрея никого не смущало — вряд ли ему было интересно то, о чем говорили горцы, — за этими столами, как правило, велись беседы, в которых участвовали только земляки. Обсуждались дела в родных краях, не относящиеся к делам новости, вспоминались интересные случаи из жизни и говорились, говорились, говорились длинные красивые тосты.

Цилиндр не спешил заговорить с кем-либо — он больше слушал. Отчасти потому, что всегда предпочитал слушать; отчасти потому, что ему нечего было сказать, например, относительно того, что в поселке Отара кто-то достроил наконец дом тестя; а отчасти потому, что знал, что одно неосторожное слово в этой такой доброжелательной и мирной на первый взгляд компании могло незаметно вылиться в очень серьезные неприятности.

Люди эти, по разным причинам сорвавшиеся с мест в поисках денег, власти и славы и осевшие с этой мечтой в наиболее, на их взгляд, подходящем для ее воплощения чужом и отнюдь не гостеприимном для чужаков городе, не умели ничего, кроме как драться. Они не знали, не видели иного способа чего-то добиться, кроме как взять силой: любым оружием, от кинжала до гранатомета, всем, что ни попадало под руку, или просто кулаками, ногами, головой; они готовы были биться насмерть со всяким, кто встанет на пути, будь то свой или чужой, местный; драться между собой и даже сами с собой, если только это хоть на шаг позволит им приблизиться к поставленной цели. Разумеется, никто из аборигенов — обладателей вожделенных благ не собирался отдавать свое по доброй воле, напротив, прикладывал все усилия, чтобы приумножить их. Так что пришлым искателям счастья приходилось несладко. Но самое страшное, что они и не рассчитывали на легкую добычу, искали любой повод, будь то неумный поступок или неосторожно оброненное слово, чтобы пустить в ход силу и урвать у кого бы то ни было еще один жирный окровавленный кусок, расставляя друг другу ловушки и используя каждый промах друг друга, чтобы вцепиться в неосторожно подставленное плечо и рвать, рвать на части вчерашнего собутыльника, земляка, брата. Шаг в сторону с этого тернистого пути расценивался как предательство, сошедший с него становился изгоем. Отчаянная решимость идти до конца и не останавливаться ни перед чем, несмотря ни на что, превращала этих людей в стаю, в одну из изголодавшихся стай, рыскающих в поисках поживы и расправляющихся с кем-то из своих, если нет под рукой иной жертвы. Бесстрашие их предков, впитанное с молоком матери, когда-то направленное против поработителей, ныне все чаще обращалось внутрь стаи, оставляя на руках победителей кровь соплеменников.

Цилиндру это застолье напоминало странную разновидность игры в «кошки-мышки», когда каждый из играющих может в любой момент превратиться из хищника в дичь и наоборот, а еще ему вспоминался Джек Лондон, и он узнавал в его серых бессловесных персонажах сидевших перед ним людей. Он презирал и ненавидел их. Где-то в глубине души к этим чувствам примешивался и страх, но это не задевало его самолюбия: любой нормальный сапер, расковыривая до мелочей знакомую мину, должен в глубине души бояться за свою жизнь, иначе — крышка. И Андрей был начеку: всегда собран, немногословен, сдержан, предупредителен. Подловить его на чем-то было делом архит-рудным даже для заправского «разводилы».

Анвар тем, что уже несколько лет держался во главе этой стаи, являл собою редкое исключение. Объяснялось оно отчасти его талантом диктатора-дипломата, а отчасти тем, что человек с подобным авторитетом был необходим ей, чтобы противостоять прочим командам, бригадам, кланам, семьям, год от года все гуще и плотнее заселявшим город и ищущим нетронутые пажити, а чаще просто пытающимся отобрать их у тех, кто слабее. Кроме всего прочего, недавно Анвар прошел некую процедуру «коронования» и носил теперь весомый титул «вора в законе», что добавляло шансов выжить в этой мясорубке.

Анвар снискал себе славу человека жестокого и властного, жадного скорее не до денег, но до тех благ, которые могло принести обладание ими. Бывший кадровый военный, бывший «боец оппозиции», он нашел наконец свое призвание, став вожаком одной из банд себе подобных. Утвердившись в новой роли, Анвар цепко держал сильными пальцами свою Синюю Птицу, и только смерть заставила бы его ослабить хватку. Пока же вожак старался извлечь из своего положения максимум выгоды, не пропуская ни одной возможности заработать лишнюю копейку, обрести нового вассала или подданного, потеснить кого-то с доходного места. Он охотно брал под свою опеку мелких и средних коммерсантов, приводя в случае необходимости в движение всю подвластную военную машину, но никогда не стеснялся, определяя размеры своих гонораров за подобное «заступничество». Порой случалось так, что его подопечные, «спасенные» от других бандитов, теряли много больше (а иногда и все), оплачивая предъявленные им счета.

Андрей никогда не обратился бы к Анвару с просьбой, но сегодня его помощь была нужна позарез, нужна была Лехе Каину, и в сложившейся ситуации боевики Анвара были последним шансом. Конечно же Цилиндр понимал, что просто так эта стая на выручку не придет, что помощь эта обойдется недешево, но сейчас это не имело значения: нужно было спасти друга.

Скверно, но народ сегодня не спешил хмелеть и разбредаться по огромной квартире. Уже начало темнеть, когда кто-то из стариков встал по нужде, кто-то пошел позвонить. Общий разговор начал распадаться, как апельсин на дольки, и Цилиндр напрягся, изгоняя из начинающей гудеть головы хмель.

Чутье не подвело его. Не прошло и пяти минут, как Анвар повернулся в его сторону и, как бы случайно вспомнив о его существовании, удивленно вскинул брови:

— А! Андрей, дорогой, ты здесь?

Цилиндр натянуто улыбнулся, сдерживаясь, чтобы не съерничать в ответ.

Анвар сделал широкий царственный жест, приглашая Цилиндра пересесть ближе. Другой рукой он сделал такой же жест тому самому молодому парню с иссеченной головой.

— Ну что там? — Анвар впервые за вечер сподобился сам разлить водку в три как бы случайно оказавшиеся перед ним чистые (Цилиндр не мог про себя не восхититься, насколько детально Анвар продумал начавшую уже разворачиваться партию) рюмки. — Какие дела?

— Анвар… — Цилиндр собрался с мыслями.

— А! — спохватился Анвар и указал на молодого парня. — Это — Георгий.

Мужчины пожали друг другу руки.

Казалось бы, за столом сидели уважаемые и уважающие друг друга люди, но (и это не ускользало от внимания окружающих), кроме того, что Цилиндр, как все уже поняли, выступал в роли просителя, Анвар тем, что перебил собеседника, как бы давал понять, что может себе позволить говорить свысока, не утруждая себя соблюдением этикета.

— В общем, — снова заговорил Цилиндр. — Ты знаешь Лешу Каина…

— А! Подожди… это кто такой?

Анвар прекрасно помнил, о ком идет речь, но в глазах тех, кто знал Каина, сам Анвар должен был вознестись на некую недосягаемую высоту, откуда столь известный человек, как Леша Каин, казался фигурой мелкой и недостойной того, чтобы помнить о ней.

— Кафе «У Хоббита».

Цилиндр понимал игру Анвара, но считал, что, напомнив ему о Лешином кафе, вполне достаточно подыграл ему.

Анвар закивал: дескать, вспомнил.

— У него был компаньон — Гена, — продолжал Цилиндр — Вернее, есть… У них доли: пятьдесят на пятьдесят. Они поровну вложили, Леха работал, а тот изображал «крышу».

«Крышей» называли как бандитскую группировку, так и ментов, бравшихся за мзду оградить коммерсантов от грабежей и поборов своих же коллег.

Анвар снисходительно улыбнулся, оглянувшись на Георгия: вот, мол, нашли люди «крышу» на стороне, а в итоге пришли-то к нему, к Анвару.

— Месяц назад тот, — продолжал Цилиндр, не обращая внимания на эту улыбку, — предложил Лехе продать его долю. Леха отказался. Тогда тот выставил ему счет за охрану, заявил, что забирает в счет долга сколько-то там процентов, и раз теперь у него процентов стало больше половины, то он — держатель контрольного пакета и ему решать, кто остается в деле, а кто получает деньги и отваливает.

— А?! — Анвар жестом прервал Андрея и повернулся к сидящим по правую руку землякам. — Год назад, — лицо осетина победно сияло, — я предлагал ребятам защиту. И что теперь?

Теперь эти гордецы, пристыженные и одумавшиеся, пришли на поклон ко всемогущему Анвару — это было очевидно для всех присутствующих. В то же время никто не решился комментировать ситуацию.

— А! — Анвар вновь повернулся к гостю, показывая, что готов слушать дальше, не помнит обид и рад помочь старым друзьям. — А договор на бумаге?

— Все на бумаге.

— А про «крышные» дела они при свидетелях говорили?

— Нет. — Цилиндр и так знал, что на этом этапе спросит и что скажет Анвар.

— Тогда он беспредельничает, и… — Анвар, решив, что уже понял суть просьбы Андрея, откинулся на спинку стула и положил ногу на ногу, готовясь прочесть небольшую лекцию по «криминальному праву», — можно встретиться с ним, с Каином, да? Перетрем все…

— Анвар, — Цилиндр накрыл его руку своей, прося дать возможность закончить, — дело в том, что сегодня Леха исчез.

Анвар напрягся. Подался вперед Георгий. Замерли стоявшие и сидевшие рядом земляки Анвара. Этим людям не нужно было больше ничего объяснять. Всем было понятно, что исчез Каин не просто так, его «увезли». Было ясно также, что, скорее всего, Каин жив, иначе был бы просто труп в подъезде. И было ясно, что встававшая перед Анваром задача гораздо серьезнее и сложнее, нежели ставшие уже привычными «стрелки» с коммерсантами, делящими прибыль, доли и долги.

Цилиндр молчал, ожидая вопросов. Ему не хотелось торопить Анвара.

— А они чьи? Кому платят? — Анвару не совсем удалась брезгливая интонация всесильного босса: голос чуть дрогнул.

«Они» — это Гена. Сложность предстоящей операции определялась тем, с кем придется столкнуться, кто будет выступать на стороне этого самого Гены. Хотя тот факт, что эти неизвестные осмелились «увезти» человека, уже говорил о том, что это не просто хулиганы из подворотни; в определенных кругах похищение человека оценивалось много выше, чем убийство или взрыв. Пырнуть ножом, всадить пулю — это сделает и одиночка, для которого такой шаг может быть первым и единственным смелым поступком. Похищение же подразумевало существование некой группы, структуры, имевшей транспорт, базу и, главное, людей, способных провести много более сложную, чем убийство, операцию.

— Мамаю. — Цилиндр впился глазами в лицо собеседника, пытаясь понять, какое впечатление произведет на того довольно громкое для столицы имя. Тщетно. Если бы по лицу Анвара так легко было читать его мысли, то не носил бы он сейчас свои эксклюзивные перстни, а валил бы высокий сибирский лес или пас тощих грязных коз на горных склонах. Лицо же Георгия вообще превратилось в гипсовую маску, вроде той, что снимают с умерших.

«Далеко пойдет», — подумал о молодом парне Цилиндр.

— Ладно, — медленно произнес Анвар. — Подумаем мы тут немного…

Цилиндр не шелохнулся, продолжая смотреть Анвару в лицо и давая понять, что такой ответ его не устраивает. Дорого каждое мгновение, и вполне достаточно уже того, что Цилиндр потерял несколько часов за этим столом.

— А! А он кто тебе? — Внешне осетин как бы оценивал, стоит ли человек, за которого просит Цилиндр, внимания его особы. На самом же деле столь крутой поворот был для него неожиданностью, и старый лис выгадывал лишнюю минутку, чтобы собраться с мыслями и составить план дальнейших действий.

— Леха? — Цилиндр ожидал этого вопроса и держал ухо востро. — Друг.

— Давно его знаешь? — Возможно, Анвар просто выигрывал время, лихорадочно прокручивая в мозгу варианты дальнейших действий, а возможно, уже принял решение не связываться с Мамаем и искал зацепку, чтобы отказать Андрею, не теряя очков.

Давно ли Андрей Цилиндр знал Леху Каина?

Давно ли Андрей знал Леху?

Он знал его еще с тех пор, когда ни они сами, ни кто-либо другой не знали и даже не могли предположить, что когда-нибудь станут Цилиндром и Каином. Он знал его с тех пор, когда они, два сопливых шкета, только-только еще осмеливались появляться в школе без красного лоскутка пионерского галстука на тонких шеях, то ли наглядно демонстрируя этим собственную взрослость, то ли заявляя о своей способности самостоятельно оценивать происходящее вокруг.

Это был конец пятого класса. Пора, когда шок от того, что нужно переходить из кабинета в кабинет в зависимости от изучаемого предмета, уже позади, а на смену ему пришел опыт маневров, позволяющих слинять с урока или попросту сорвать его, не рискуя быть наказанным. Пора, когда мальчишеские драки от нечего делать постепенно сменяются гораздо менее частыми, но несравнимо более жесткими стычками по принципиальным вопросам. Пора, когда на смену неодолимому желанию дернуть сидящую впереди угловатую девочку за косу приходят чувства столь сложные и необъяснимые даже для людей, умудренных прожитыми десятилетиями, что я не возьмусь определять их природу или давать им название. Пора, когда подросток начинает делать первые робкие попытки повлиять на казавшийся еще недавно фатальным и предначертанным уклад своей жизни, когда он впервые начинает задумываться о тех механизмах, которые делают вчерашних одноклассников людьми столь разными и непохожими друг на друга, приводящих одних людей на экраны телевизоров и доски почета, а других делающих грязными мусорщиками и слесарями в замызганных вонючих телогрейках.

Андрей и Леха учились в параллельных классах и к началу описываемых далее событий даже не знали, наверное, имен друг друга. Так, встречались на переменах и разного рода линейках и построениях, но не более того.

Началось все с шахматного турнира. Турнир проводился комсомольской организацией школы. Проводился по олимпийской системе и, вопреки логике и обычным правилам, без разграничения участников на возрастные группы и уровни подготовки.

Андрей проиграл первую же партию. Лехе повезло чуть больше: он выбыл из борьбы после второго круга. После третьего этапа борьбу продолжали только старшеклассники. Раздосадованные пятиклашки побузили немного и организовали свой турнир, в котором нашим героям также не повезло. Кто-то из неудачников, надеясь на реванш, затеял турнир по шашкам. И пошло-поехало. Эпидемия турниров охватила мальчишек с четвертого по шестой классы: нарды, «морской бой», «танки», поддавки, «точки», рендзю… Каждый второй выступал организатором какого-либо турнира, изготавливая свои собственные дипломы и медали. Доходило до смешного, когда в турнире принимали участие два игрока, претендовавшие на три картонные медали. Вскоре всем стало ясно, кто лучше всех во что играет, и постепенно ажиотаж вокруг этих первенств, чемпионатов и кубков начал стихать. Как раз в этот момент по школе прошелестел слушок о том, что кто-то проводит чемпионат по «футболу», в котором можно выиграть не нарисованный цветными карандашами на тетрадном листе вымпелок, а аж три рубля. «Футбол» представлял собой довольно простую игру, для которой были нужны металлический шарик и свободный подоконник. Двумя касаниями руки игрок должен был прокатить шарик от одного угла подоконника до другого так, чтобы шарик ударил по разу по обеим створкам окна. Если шарик падал, не докатившись до угла или не касался рамы, то игроку засчитывался «гол». Играли до трех. Задача была несложной, и пацаны катали шарик по две-три перемены, прежде чем кто-либо трижды ошибался. В этой игре исход дела решали зачастую не мастерство и опыт игроков, а неровность плиты, соринка или дрогнувшая от неожиданного звука рука.

Три рубля. Андрея такой стимул заинтересовал. Оказалось, правда, что за участие в чемпионате нужно заплатить двадцать копеек, но Андрея это не смутило. Два раза не поесть мороженого.

Разумеется, чемпионат проводился неофициально и с некоторой степенью конспирации. Участники играли в открытую, но им запрещалось как-либо комментировать счет или говорить что-либо о том, что игра идет на деньги.

Проводил чемпионат и принимал ставки парень из параллельного класса. Так впервые встретились лицом к лицу Андрей и Леха…

— Давно. Росли вместе, — сказал Андрей. Окунувшись в воспоминания, он допустил просчет, произнеся эту фразу: сейчас Анвар кивнет понимающе, вспомнит о своем друге детства, и разговор надолго съедет в кювет, полный липких, тягучих историй о друзьях детства тех, кто сидел за столом.

Но этого не произошло. Анвар в самом деле кивнул и обвел узкий круг подсевших поближе земляков многозначительным взглядом, но не произнес ни слова.

Бандиты слушали молча, не сводя глаз с главаря.

Тот посидел некоторое время, переваривая услышанное, потом начал расспрашивать о деталях.

— А этот… Гена… Какие у него с Мамаем еще дела, не знаешь?

Андрей не знал. Он знал, где находится кафе, уже знал, где живет Лехин компаньон, на какой машине ездит и еще массу общих сведений, казавшихся дилетанту первостепенно важными при решении подобных вопросов.

— Ладно. — Анвар царственным жестом поднял руку, давая понять, что узнал все, что мог узнать от Цилиндра. — Значит, так: сегодня я свяжусь с Мамаем. Завтра встретимся и решим вопросы…

— Георгий! — Повернувшись к молодому человеку, осетин быстро заговорил на родном языке. Голос его звучал повелительно — ни дать не взять князь, отдающий приказания своему человеку.

Георгий несколько раз медленно кивнул. Кивнул в знак подчинения, но с достоинством, давая понять окружающим, что он не просто слуга, шестерка, но молодой и лишь потому менее опытный и заслуженный воин, отдающий дань уважения своему наставнику.

Анвар взял свой бокал. Сидевшие за столом задвигались, наполняя рюмки и стаканы.

— Ну, — Анвар поднял бокал над головой, — за настоящих друзей!

Присутствующие оживились, начали чокаться, пить и закусывать.

Анвар, как бы потянувшись за куском карбоната, наклонился к Андрею и произнес чуть слышно:

— Завтра в десять будь дома: мы за тобой заедем. Минут через двадцать Андрей потихоньку встал из-за стола и незаметно, не простившись, удалился восвояси, вполне удовлетворенный результатами своего визита.