Долго еще до вечера?

ЖИЛА-БЫЛА ЧЕРЕШНЯ

ЖИЛА-БЫЛА ЧЕРЕШНЯ, которой надоело давать черешни. Рядом с ней в саду слива давала сливы, яблоня — яблоки и даже алыча, совсем еще маленькая, даже в детсад не ходила и думала, что самолеты это большие вороны, а мухи — маленькие самолетики, да, даже алыча и то давала алычу. И только черешне надоело давать черешни. Весть об этом, разумеется, быстро распространилась, и к черешне хлынуло много озабоченных, важных людей.

Прибежал к черешне даже старый академик-доктор-профессор-доцент, заведующий кафедрой блинчиков с черешневым вареньем и автор всемирно известного труда под названием «Почему делают из черешни сережки, а не из сережек черешни». Старый академик долго беседовал с черешней, которой надоело давать черешни, и ушел, горестно качая головой. Он спросил у черешни, почему она больше не хочет давать черешни, и та вполне убежденно ответила:

— А вот так, не хочу и все!

— Хорошо, но что ты будешь делать, если не хочешь давать черешни? — не отступался старый академик.

— Ничего. Буду стоять без дела.

Этот ответ больше всего ужаснул старого академика. Он много слыхивал на своем веку, но такого — никогда. Несколько ночей он не спал, раздумывая: «Как это так, без дела? Это невозможно! Мы все должны что-то делать!» Потом (такова жизнь, у каждого свои дела) старый академик ваялся за свою новую книгу — о значении черешневого джема — и забыл про черешню, которой надоело давать черешни.

Но, как я уже говорил, к черешне, которой надоело давать черешни, сбежалось много разных важных людей. Мне доставляет большое удовольствие назвать известного ученого Абэ-Вэгэ Дэежэзэ, который первым в мире заметил, что косточки горькой желтой черешни, если их давить пяткой, дробятся с иным звуком, чем косточки белой и красной черешни. И необычайное удовольствие доставляет мне назвать еще и блестящего ученого Иксигрек Зэт, который продемонстрировал существенное различие между пирожками с черешней и пирожками без черешни или с очень малым количеством черешни. И черешня всем заявила, что ей надоело давать черешни, что она намерена стоять просто так, ничего не делая. К сожалению, беседы всех этих важных людей с черешней, которой надоело давать черешни, оказались безрезультатны.

Тогда я тоже решил сходить к черешне, которой надоело давать черешни. Признаюсь, я не специалист по черешням, я всю жизнь посвятил изучению вишневого компота, а это совсем другое, но пошел к черешне — просто как человек, который не может согласиться, чтобы кто-то стоял без дела.

Но, забыл вам сказать, пошел не с пустыми руками, а с топором, может, не таким острым, однако вполне подходящим, чтобы срубить черешню, которой надоело давать черешни. Наш разговор был коротким. Я помню его слово в слово, но он не представляет особого интереса, разве только с момента, когда я сказал:

— Знаешь, как называется эта штука, которую я принес с собой?

— Нет.

— Топор.

— И для чего он служит?

— Рубить черешни, которым надоело давать черешни. Он только это умеет делать — и делает, что умеет. Вот, я оставлю его здесь и, если ты убедишь его не делать того, что он умеет, точно так же, как ты не хочешь давать черешни, черкни мне пару слов.

И ушел. А на другой день получаю телеграмму:

«Не могла убедить. В результате решила снова давать черешни».

И подпись: «Черешня».

Вот и вся история. Мне вздумалось ее написать, потому что страшно захотелось крупной и сладкой черешни, а может, и по другой причине, может, я подумал о чем-то другом, когда мне вздумалось написать ее, но это уже другая история.