Долго еще до вечера?

А Я БЫЛ ТАК УВЕРЕН!

ОТ ДЕДУШКИ С БАБУШКОЙ у меня осталась старинная игрушка — бархатный принц. Стараясь, чтобы он как можно больше походил на принца, мастер одел его в блестящий плащ, обул в изящные сапожки и особенно набил ему в голову столько пакли, сколько, по его представлениям, должно быть в голове у принца.

Много лет назад, когда я жил в старом доме, бархатный принц обычно сидел на кушетке, прислонив набитую паклей голову к тоже бархатной подушке. Но когда мы переехали, кушетка мне разонравилась и, отказавшись от нее, я избавился и от подушки, а бархатного принца закрыл в сундук.

Но, как видно, принцу не понравилось общество моли, и на днях он вылез из сундука.

Я как раз обедал и вдруг слышу во дворе повелительный голос:

— Я хочу мороженого. Купи мороженого!

Это мог быть только принц.

Повелительный тон мог принадлежать только принцу. Кто-нибудь другой, я не сомневаюсь, сказал бы хоть «пожалуйста» или «прошу тебя» или хоть «если можно».

Моя жена погрозила мне суповой ложкой:

— Разумеется, ты по рассеянности не закрыл сундук как положено.

— Закрыл.

— Тогда в крышке есть щель.

— Нет.

— Может, дно сундука разбито.

— Не разбито.

— Возможно…

Она произнесла это «возможно» так, что ни на мгновение не давала мне надежды, что оно может означать что-либо другое, кроме «невозможно». Поэтому я поднялся из-за стола, не доев суп, и закрылся в своей комнате. Если я вам еще не говорил, то скажу сейчас: я не люблю ссор. И по возможности избегаю их.

На другой день я беседовал с одним моим другом, композитором, о том, как написать одним пальцем на аккордеоне симфонию для скрипки с оркестром, и вдруг опять слышу со двора:

— Хочу воздушный шар. Купи мне воздушный шар!

Это мог быть только принц.

Повелительный тон мог принадлежать только принцу. Кто-нибудь другой, я не сомневаюсь, сказал бы хоть «пожалуйста» или «прошу тебя» или хоть «если можно».

Композитор погрозил мне камертоном:

— Разумеется, ты по рассеянности не закрыл сундук как положено.

— Закрыл.

— Тогда в крышке есть щель.

— Нет.

— Может, дно сундука разбито.

— Не разбито.

— Возможно…

Опять это «возможно»! Я сказал композитору, что мне надо срочно писать литературную рецензию на телефонную книгу, и попросил оставить меня одного. Ясно, почему я ему так сказал: я не люблю ссор. И по возможности избегаю их.

Прошел еще один день и, когда я занимался с племянником по математике, обучая его, что один плюс один будет два, независимо от времени года, от долготы и всего прочего, вдруг в третий раз слышу со двора голос принца:

— Пойдем в кино. Я хочу в кино!

Конечно, я не ошибся. Это мог быть только принц. Повелительный тон мог принадлежать только принцу.

Племянник взглянул на меня так, будто я заявил, что один плюс один будет четырнадцать (при некоторой благосклонности и по знакомству), а потом сказал:

— Не обижайся, дядя, но ты рассеян, как все о тебе говорят, и не закрыл сундук как положено.

— Закрыл.

— Тогда, может, в крышке есть щель.

— Нет.

— Может, дно сундука разбито.

— Не разбито.

— Возможно…

Опять это несносное «возможно»! Я сказал племяннику, что по профессии я не репетитор и не даю уроков, что моя специальность — делать дырки в сыре, а в свободное время я могу ставить точки над «и» в словах, где нет этой буквы, так что пусть он лучше как можно скорее уходит домой. Так я вежливо обратил его внимание, что не люблю ссор. И по возможности избегаю их.

Но странно — или может показаться странным, потому что я-то давно уже не удивляюсь, всякое может случиться, — странно, что я не сходил и не посмотрел, — кто знает? — может, и в самом деле плохо закрыл сундук, может, в крышке есть щель или, может, дно сундука разбито. Я был уверен, что закрыл сундук как положено, что в крышке нет никакой щели и что дно не разбито. И в то же время я был так уверен, что слышал голос бархатного принца, что даже и мысли не допускал, будто бархатный принц так же нем, как бархатная подушка или все что хотите бархатное.

Да, был так твердо уверен…

Впрочем, я и сейчас уверен.