Долго тебя ждала

Глава 10

Дверь в «ночлежку» Зотова закрыта так же плотно, как и пять минут назад, когда я ею хлопнула. Если он еще там, в комнате, то не подает никаких признаков жизни, но проверять я уж точно не собираюсь.

Дача Капустина и так теперь кажется мне спичечной коробкой, а я ненавижу замкнутые пространства.

Не задерживаясь больше чем на два вдоха, ухожу по коридору тем же путем, которым пришла, но теперь в доме уже не так тихо.

В квадратную прихожую с улицы, как семечки, сыплются люди. Я вижу Таню, Альберта, Страйка, детей в разноцветных комбинезонах и с розовыми щеками. Вместе с собой пришельцы приносят морозный свежий воздух и шум, который не взрывает мне голову, потому что облегчение после разговора с Марусей настолько полное, будто внутри разжалась тугая пружина.

Мне становится легко даже несмотря на то, что не знаю, куда себя деть. Я хочу повеселиться. Развеяться в конце концов! И не думать о том, почему судьба подкинула мне встречу с голой задницей Зотова, хоть я об этом и не просила.

Дожидаюсь, пока Капустина сбросит ботинки и пуховик, под которым у нее вязаное бардовое платье чуть ниже колена. Ее очки запотели, кончик носа покраснел, но моя подруга улыбается, чего не скажешь об Альберте. С кислым выражением на лице он забирает у Тани пуховик и вместе со своей курткой убирает вещи в шкаф, дождавшись очереди после Страйка.

— У меня нос отмерз, — подруга берет меня под локоть, с любопытством осматриваясь. — Как мило… — смотрит вокруг, оценивая очень сдержанную, я бы сказала, холостяцкую обстановку.

Заглядывает за угол, придирчиво знакомясь с домом Данилы, и покусывает губу, крутя на пальце кудряшку.

Хозяин входит в дверь в компании своей хихикающей девушки, и за то время, пока мы не виделись, оба успели обзавестись морозным румянцем, как и все остальные пришедшие со двора.

Капустин заботливо помогает Нике снять длинную шубу, под которой на его даме блестящие свободные брюки и короткий топ, и этот лук делает ее похожей на фиолетовый диско-шар, а ведь сегодня даже не Новый год.

— Ну просто человек-праздник, — слышу сухое замечание Тани.

Прикусив от смеха губу, наблюдаю за тем, как в дверь протискивается смутно знакомый мужчина с подносом, на котором возвышается гора шашлыка. Держа поднос над головой, он объявляет:

— Если кто-то хочет хавать, еда на кухне!

Напрягая мозги, пытаюсь вспомнить его имя, ведь мы явно когда-то были знакомы, но без толку.

Под очками глаза Альберта тоскливо смотрят на поднос, но Таня тянет меня и своего «парня» в гостиную, куда стекается часть гостей.

— Пошли… — шикает Альберту, который и так обреченно не сопротивлялся.

В гостиной два небольших кожаных дивана друг напротив друга, между ними деревянный журнальный столик, на крышке которого нарисована шахматная доска. Компания, галдя, рассаживается: парни плюхаются на мягкие диваны, девушки садятся тоже.

Скачу взглядом по лицам. Многие мужчины мне знакомы — это хоккеисты из юношеской команды Зотова и Капустина, по крайней мере основная их часть. Девушек я вижу впервые, и они рассматривают меня и Таню с не очень дружественным интересом, будто кто-то из нас двоих способен положить глаз на хоккеиста! Мне хватило первого и последнего раза, а Таня никогда спортсменами не интересовалась.

— Никто не хочет уступить девушкам место? — обращается она к шумной компании, повысив голос, чтобы ее перекричать.

— Сейчас все будет! — на наши с Таней плечи опускаются тяжелые ладони Страйка. — Зеленый, — обращается к одному из парней, — уступи даме место, давай-давай, двигай…

— Я постою… — отзываюсь, решив что сегодня я насиделась выше крыши.

Мужчина на краю дивана освобождает Тане место, я же отхожу в сторону, направляясь к широкому подоконнику, на котором лежит полосатая подушка. Беру ее и обнимаю руками, прижимая к животу. Вошедший в комнату Капустин хлопает по плечу Альберта, говоря:

— Проходи. Чего как не родной?

Поперхнувшись, парень дергается на месте и поправляет съехавшие от «ласкового» контакта с рукой Данилы очки, после чего пристраивается на диване рядом с Таней, заставив всех только слегка потесниться.

Данила стягивает с себя толстовку через голову и отправляет ее на стул в углу, оставаясь в белой футболке.

— У-у-у, — скандирует один из его друзей. — Сейчас Капуста покажет стриптиз!

— Заткнись! — посмеиваясь, опускается на корточки перед электрическим камином и тычет в него пультом, когда его девушка вплывает в комнату с подносом, заставленным кружками, от которых исходит аромат корицы.

— Разбираем! — звенит ее голос, пока обходит каждого гостя, предлагая напиток.

Вижу, как глаза Альберта абсолютно нетактично прилипают к «блестящей» заднице Ники, которая протягивает кружку одному из парней, слегка наклонившись вперед.

Все же я за женскую солидарность, и на этот потребительский взгляд мне хочется скривиться.

Отбросив подушку обратно на подоконник, беру с подноса кружку для себя, бормоча тихое «спасибо». Обнимаю горячую керамику ладонями и тяну носом пряный запах корицы и грейпфрута, периферийным зрением замечая, что в комнате стало на одного человека больше.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍По спине пробегает крошечный электрический импульс, когда кошусь на вошедшего в комнату Зотова. Он опирается на трость, но фиксатора на его ноге по-прежнему нет.

Если это значит, что он на пути к восстановлению, то я безмерно за него рада.

С дивана подскакивают сразу двое, уступая звезде хоккея место, и мне хочется закатить глаза, ведь все они — все мужчины в этой комнате — давно не дети.

— Садись, дружище… — говорят наперебой, расступаясь перед своим кумиром.

Успех — самый сладкий мед, если представить, что люди — пчелы, а в мире спорта, кроме успеха, больше ничего не считается: ни твое упорство, ни то, какой ты человек или через что тебе пришлось пройти, чтобы этого успеха достичь. Это то, что Зотов… объяснил мне еще тогда, когда я была семнадцатилетней девчонкой…

У меня сосет под ложечкой, и я делаю сразу три глотка из кружки, рассчитывая достигнуть чертового дзена и отключить любые мысли.

— Забейте, — Зотов отрицательно качает головой, глядя на поднос Ники, которая предлагает ему напитки.

— Блин, братан, поддержи компанию, — летит ему с дивана. — Когда я еще с энхаэловцем выпью?!

По комнате разлетаются смешки, вытягивая из Зотова ленивую полуулыбку.

— Я на обезболе, — сообщает он.

На лице Марка танцует оранжевый блик, струящийся из искусственного камина.

Я не могу не смотреть.

На его лицо, на шрам внизу подбородка. Я точно знаю, откуда этот шрам взялся. Марк получил его коньком соперника при неудачном падении в девятнадцать лет…

Я была на грани истерики, когда мой парень покидал лед весь в крови, а красная дорожка на льду, которая за ним тянулась, чуть не отправила меня в обморок. Я рыдала, когда увидела его спустя два часа с наложенными на рану швами, и целовала улыбающиеся смешливые глаза, пока Зотов бормотал: «Блин, нормально все, тсс… живой я, Отелло…»

Стискиваю в пальцах кружку, чувствуя, как удары сердца пробиваются сквозь ребра, а потом закручиваются в груди тугой спиралью из обиды, горечи и тоски.

Резко опустив лицо, делаю быстрый глоток глинтвейна и замечаю, что, прихрамывая, Марк движется ко мне с совершенно невозмутимым лицом.

Черт, нет!

Упрямо смотрю в чашку, заставляя себя не обращать внимания на движение воздуха рядом и на то, как Зотов опирается поясницей о подоконник в полушаге от меня.

— Не мешаю? — моих волос касается его теплый голос.

Мешаешь. Катастрофически! Но лучшая защита от Зотова — это, кажется, безразличие.

— Я тебя даже не заметила, — пожимаю плечами и снова прячу багровеющее лицо за кружкой.

— Обидно… — бормочет он то ли мне, то ли самому себе. В любом случае я решаю смолчать.

Аромат его туалетной воды вытесняет корицу и горький грейпфрут. Это что-то слишком мужское и слишком ему подходящее, и оно меня раздражает. Наверное, мне стоит надеть невидимый бронежилет, потому что Зотова слишком много. Я буквально заставляю себя смотреть вперед на Нику, которая хлопает в ладоши и с радостным писком объявляет:

— Подождите-подождите! У меня тут классные штуки. Вот… — тычет в Капустина красным «носком» Санта-Клауса, который все это время болтался на ее запястье. — Тяни, Зай!

— Кхм… — Данила чешет затылок, с ленцой спрашивая: — Это че такое?

— Печеньки с предсказаниями! — хихикает его девушка. — Ну типа новогодние. Тяни-тяни-тяни!