Глава 27


— Черт…

Откинув плед, подскакиваю на диване, как ужаленная.

Я не в состоянии сориентироваться во времени — темные шторы на широких окнах наглухо задернуты.

Стараясь не разбудить дочь, барахтаюсь в покрывале и выбираюсь с дивана. Маруся и не думает просыпаться: перевернувшись на живот, накрывается пледом с головой, выставив из-под него свою пятку в полосатом носке.

К моему облегчению за шторами светло. Серый утренний свет режет по глазам, которыми шарю вокруг, пытаясь вспомнить, где оставила телефон. Туман в моей голове не такой плотный, чтобы пришлось думать слишком долго.

Я помню все слишком хорошо. Слишком!

Быстро пройдя через прихожую, иду на кухню, с которой доносятся звуки активной деятельности: жужжит кофемашина, хлопают ящики.

Наверное, мне нужно выжечь себе глаза, чтобы тело так не бесилось, когда вижу Зотова, но это, вполне возможно, не поможет. Ведь остается еще его голос, его прикосновения, которые, кажется, с другими никак не спутать…

Марк снова колдует над плитой, одетый в футболку и пижамные штаны.

Не знаю, где он спал, но выглядит очень бодрым и энергичным. Я успела забыть, какой заразительной бывает его энергичность. Какой притягательной и магнетической. Для меня, а за других… я не хочу говорить.

Его волосы слегка влажные после душа, и, представив запах его тела в эту минуту, глотаю чертовы слюни.

Затолкав ладони в задние карманы джинсов, останавливаюсь на пороге и торопливо говорю:

— Доброе утро.

В отличии от Зотова я помята с ног до головы, ведь спала в одежде, но, повернув голову, Марк окидывает меня таким взглядом, от которого под кожей немного печет.

Сделав глоток кофе из “новогодней” кружки, отвечает:

— Доброе…

Думать о его словах… о совместном будущем, мне страшно! Это равносильно тому, чтобы ступить обеими ногами в омут, но прямой взгляд на том конце кухни уверяет, что ничего отматывать Марк не собирается.

— Который час? — спрашиваю нервно.

— Почти девять. Кофе?

— Ты не видел мой телефон?

— Он здесь… — подбородком кивает на подоконник.

Подлетев к окну, включаю телефон и принимаю уведомления о пропущенных вызовах. От отца и от Власова.

Закусив губу, я строю болезненную гримасу.

Мне не нужно гадать по какому поводу звонил Виктор Баум. Мне срочно нужно в город! Разбудить сейчас Марусю — еще тот аттракцион, на который у меня катастрофически нет времени, и я мучаюсь в нерешительности, глядя на телефон в своих руках.

— Какие-то проблемы? — интересуется Марк.

— Мне срочно нужно в город, — говорю ему. — У меня там важное дело. По работе, — решаю уточнить.

Я не оправдываюсь перед ним, но и не хочу, чтобы он думал, будто я убегаю. Его взгляд говорит мне о том, что он догонит, даже если это так. От этого обещания у меня внутри предательские мурашки…

— Тогда пойду переоденусь, — ставит он кружку на стол.

— Я разбужу Марусю…

Выскользнув из кухни, снова прохожу через прихожую.

Уткнувшись носом в подушку, дочь крепко спит, и я смотрю на это, переминаясь с ноги на ногу и стоя над диваном.

Тихие шаги Марка на пороге заставляют повернуть голову. Он занимает собой дверной проем, домашний настолько, что хочется в него, черт возьми, завернуться.

Посмотрев на диван, Зотов складывает руки на груди и предлагает:

— Я могу за ней присмотреть.

На его лице снова тот же штиль и непоколебимая уверенность, благодаря которым хочется сказать ему “да”. Это слово болтается на кончике языка, и оно облегчило бы мне сегодняшний день. А еще меня чертовски будоражит то, что доверить своего ребенка Марку Зотову мне гораздо проще, чем ее родному отцу…

— Ей нужно в садик… — произношу неуверенно.

— Думаю, она не против остаться здесь.

Черт!

— Она будет тебе мешать…

— Я только за.

— Но…

— Я с ней побуду. Не переживай.

— Она не всегда бывает милой, когда просыпается, — просвещаю его.

— Надену “защиту”, — имеет он в виду свою хоккейную амуницию.

— Она будет искать меня. Может испугаться…

— Мы тебе позвоним. Еще что-нибудь? — проводит пальцем по брови.

— На завтрак никакого сладкого.

— Принято.

— Марк… — глубоко вздыхаю.

Он не выглядит озадаченным или испуганным. Он отдает себе отчет в действиях и словах, принимая ответственность, а у меня нет ни единой причины сомневаться.

— Мы справимся… — заверяет, немного понизив голос.

Я ему верю, когда десять минут спустя забираюсь в машину такси, впопыхах набирая номер Тани. На мое счастье в ее аптеке есть крошечный остаток нужных шприцев, и этого хватит на пару дней.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Утро, а город уже в предновогодней суете. Когда проезжаем мимо елочного базара, на пешеходном переходе пропускаем людей с хвойными ветками в руках. Фасады зданий украшены иллюминацией, а витрины магазинов — наклейками с новогодними скидками. На них, как пчелы, слетаются те, кто еще успевает запрыгнуть в последний вагон, чтобы закупиться подарками или продуктами.

Сама я ни о том, ни о другом не позаботилась. В этом году праздник подкрался стремительно, последние дни и вовсе пролетели как в тумане. У меня не было грандиозных планов на Новый год, обдумать их сейчас я не в состоянии.

Такси доставляет прямо ко входу в аптеку. Дверь, которую дергаю на себя, украшена еловым венком и разноцветной мишурой. О том, что я вошла, полупустому помещению сообщает колокольчик. Внутри действительно никого нет, кроме одного единственного посетителя, и этот посетитель Капустин.

Смотрю на него, не скрывая удивления. Сам он удивленным не выглядит.

На Даниле дутая куртка чуть ниже колена и обтягивающая голову черная шапка. Не знаю в курсе ли он, что сегодня ночью я была гостьей в его доме, но, если и в курсе, ничего не имеет против.

— Привет, Агуша. Как дела? — приветствует, как только меня видит.

— Отлично… — подхожу к окошку кассы. — Доброе утро.

В окне вижу смурное лицо Тани, а в руках Данилы пачку презервативов.

— У тебя все? — бормочет Капустина, обращаясь к своему покупателю.

— А есть другой вкус? — интересуется он деловым тоном, крутя в пальцах классическую упаковку.

— Какой тебе нужен?

— Что-нибудь ягодное или фруктовое. И, если можно, ребристые.

Боже…

На лице Тани не дергается ни один мускул, когда щелкает компьютерной мышкой, глядя в монитор. Спустя минуту сухо сообщает:

— Ребристые с клубничным вкусом.

— Подойдет.

— Какой тебе размер?

— Икс эль, — сообщает наш перспективный чиновник.

Я закусываю губу, чтобы не издать ни звука, Таня же громко фыркает.

Ее шаги за стеклом витрины звучат резко. Хлопают створки каких-то ящиков, после чего подруга возвращается к окошку и проталкивает в него оговоренную пачку.

— Надеюсь, не слетят, — замечает наигранно вежливо. — Что-нибудь еще?

На щеках моей подруги цветут красные пятна, когда Капустин с дьявольской ухмылкой отвечает:

— Да. Есть такие же, но в большой упаковке?

— Ты себе льстишь. Тебе уже не девятнадцать, — просовывает Таня в окошко терминал для оплаты.

Расплатившись, Данила размашистой походкой направляется к двери. Мы провожаем его в тишине. Молча слушаем шаги по кафельному полу, которые обрываются звоном колокольчика и хлопком двери, после этого я поворачиваюсь к подруге и выгибаю брови.

— Не спрашивай, — отмахивается она, но ее взгляд рассеянный и бегающий.

Мои собственный проблемы слишком глобальные, чтобы требовать каких-то объяснений.

Час спустя я влетаю в наш с отцом офис, успев за это время посетить четыре других аптеки, где с горем пополам наскребла еще немного нужного нам инвентаря.

Одежда в шкафу — признак посетителя. Известив отца о своем присутствии, я завершаю злосчастную заявку, которая будет обработана только в следующем году. Хоть он и наступит через три дня, мою ситуацию это не сильно спасает!

В четыре я выключаю компьютер, собираясь поскорее вернуться за город. Как бы то ни было, во мне есть волнение по поводу Зотова и обязанностей няньки, которые он на себя взял.

Дочь звонила несколько раз, но это было почти три часа назад, и меня подмывает от желания поскорее узнать, чем они занимаются.

Загрузка...