Долго тебя ждала

Глава 23

Всю дорогу до места назначения без умолку болтает лишь моя дочь.

Зотов отвечает на ее бесчисленные вопросы, не очень плавно переключая передачи на древней механической коробке, а я просто притворяюсь глухонемой, хоть и знаю — Марк ни на секунду не забывает о том, что я здесь. Я ловлю его взгляд на себе то и дело: на лице, на пальцах, в которых перебираю ремешок сумки. Будто он тоже нервничает, как и я, черт возьми.

— Мама, мама смотри! — взвизгивает дочь.

Я и сама вижу впереди, за лобовым стеклом, огни снизу доверху украшенного парка и гигантскую дугу колеса обозрения, которое светится. Музыка становится громче с каждым метром, когда подъезжаем к платной парковке вдоль ограды. По тротуару ко входу в парк тянется целый караван людей; размах этого мероприятия впечатляет.

Зотову приходится сделать три круга по парковке, прежде чем занять освободившееся после отъехавшей машины место. Все это время Маруся не отлипает от окна, изнывая от желания выскочить скорее наружу. Я выбираюсь из машины первая, не дожидаясь, пока Зотов подаст мне руку.

Натягивая варежки и морозя легкие холодным воздухом, наблюдаю, как Марк помогает Марусе выбраться с заднего сидения.

Даже к этим простым контактам между ними мне нужно привыкнуть. К тому, как сосредоточенно Зотов присматривается к лицу моей дочери и прислушивается к ее тонкому голосу, но по-прежнему боится прикоснуться к ней лишний раз, будто она диковинное создание, белый единорог в его мире.

Мы заходим в парк вместе с потоком людей, и я прошу Марусю взять меня за руку.

— Замерзла? — слышу голос Марка, когда он склоняет голову чуть ближе к моей.

По телу гуляет легкий озноб, я не уверена, что от холода, но, глядя себе под ноги, отвечаю:

— Да…

Я не нахожу смелости смотреть ему в глаза. Его ладонь лежит на моей талии. Максимально учтиво, но я чувствую ее так, будто она наэлектризована. Чувствую и ничего с этим не делаю, позволяя ему быть так близко.

Десять минут спустя ладони греет стакан горячего глинтвейна, и я смотрю на город из кабинки колеса обозрения — с высоты многоэтажного дома, от которой перехватывает дыхание. Это колесо недавно пережило реконструкцию и стало новым аттракционом в городе.

Глаза Маруси мерцают как звездочки. Упершись ладошками в стекло, дочь изумленно рассматривает разноцветные огни под нами. Марк тоже смотрит вниз, когда перевожу на него взгляд.

В последний раз, я каталась на этом колесе, когда моей дочери еще не было на свете… и делала я это с ним, с Зотовым. Мы целый час провели в старой скрипучей кабинке, и мои губы после той поездки горели до самого утра.

Он помнит. Я знаю, что помнит. Потому что… чувствую нас!

Поймав мой взгляд, которым украдкой за ним наблюдала, Марк кивает на макушку Маруси и спрашивает:

— Она когда-нибудь выключается?

— Да… ночью, — отвечаю ему.

Опустив глаза на свои ботинки, он трет ладонью шею под паркой, а когда снова возвращает на меня взгляд, замечает:

— Она очень на тебя похожа. Это… черт… забавно…

— Спасибо.

— Мне это кажется потрясающим и идеальным, — чешет он бровь.

Сглотнув, я смотрю на него исподлобья и спрашиваю с вызовом:

— Хочешь детей?

Вопрос меня саму задевает за живое, а Зотов… я не успеваю получить его ответ, ведь, растопырив пальцы на руках, Маруся сообщает:

— У меня будет десять детей! Я поженюсь с Максимом. У меня будет пышное платье…

Марк улыбается, глядя в свой кофейный стакан, а я понимаю, что слишком сильно ждала его ответа, и теперь он не будет давать мне покоя.

Маруся не может устоять на месте, когда выбираемся из кабинки, попадая в гущу хаотичного движения. Между людьми носится детский хоровод во главе со Снегурочкой, к которому моя дочь на несколько минут присоединяется. Мы с Марком остаемся наблюдать за змейкой у торговой палатки, но потом он оставляет меня одну и возвращается через минуту с горячей кукурузой в руках.

От его заботы я чувствую себя будоражаще странно, потому что слишком привыкла быть на обратной стороне. Привыкла быть тем, кто заботится, а не наоборот. О Марусе и о своем отце. Семь лет назад заботу Зотова я принимала безоговорочно, сегодня — не знаю, что мне с ней делать. Что делать с ним и его выкрутасами, которые сводят меня с ума последние пять дней?!

Маруся возникает рядом, как маленький смерч, наперегонки с Марком сметает свою кукурузу, а потом наворачивает круги вокруг новогодней елки.

Все дорожки в этом парке так или иначе приводят на каток. Пока я сбрасываю Тане сообщение с информацией о своей локации, Марк берет в аренду коньки для себя и Маруси, я же слишком устала за день, чтобы соваться на лёд.

Решаю остаться у бортика и подождать подругу.

Присев на корточки напротив скамейки, помогаю дочери обуть коньки, пока Зотов обувает свои.

— Ого! Какие большие! — восклицает Маруся, глядя на коньки Марка. — А какой у них размер?

— Сорок шестой, — сообщает Зотов.

— Ого! А такие бывают?! Мам! Мама! У Марка сорок шестой размер! — сообщает мне, захлебываясь эмоциями.

Закусив губу, я прячу от нее глаза, а потом с замиранием сердца наблюдаю, как дочь вкладывает свою одетую в варежку ладошку в ладонь Марка и он помогает ей спуститься на лед, после чего, расстегнув парку, ступает на него сам.

Это его стихия.

У него и правда безупречная координация, а его тело двигается с энергией и отточенной техникой, даже когда он делает элементарные движения ногами, разгоняясь. Сделав вокруг Маруси круг, от которого даже мое сердце заходится от адреналина, он заставляет ее визжать и хохотать, после чего подхватывает под мышки и разгоняется вместе с ней, везя ее между своих ног, как пищащую от восторга куклу.

Она такая маленькая рядом с ним, а он… осторожен…

От его пируэтов мое сердце то останавливается, то срывается в галоп, но я доверяю ему, даже не сомневаясь, что он полностью контролирует ситуацию и скорее умрет, чем вернет мне моего ребенка НЕ в целости и сохранности.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Ну надо же… — слышу язвительный смешок за спиной и резко оборачиваюсь. — Где бы еще встретились?

Глаза Власова исследуют меня с ленью, губы кривятся.

На нем пуховик до колен, на голову наброшен капюшон, но мне не нужно всматриваться в него сильно, чтобы понять — он пьян.

Я ненавижу соприкасаться с ним таким и делаю шаг назад, врезаясь спиной в бортик катка. Заметив это, Родион хватает меня за запястье и больно сжимает.

— А где привет? Давно не виделись, любимая.

— Отпусти, — выдергиваю руку.

— Че еще за хер в красной шапке? — кивает мне за спину.

— Власов, иди куда шел, — шиплю. — А лучше иди проспись.

— Родь, погнали! — кричит ему один из приятелей, которые небольшой кучкой топчутся в стороне. С ними пара хохочущих девиц, и на вид им даже двадцати нет.

— Че, мужика себе завела? — злой, он хватает меня за плечо. — Я что-то не припомню, чтобы у меня разрешение спрашивали. Я против, чтобы рядом с моей дочерью ебари твои крутились, поняла, Баум?

Я слишком хорошо помню, что бывает, когда он такой. Я помню, что Власова лучше не злить, когда он пьян, иначе его станет слишком много, а я не знаю, как ему такому сопротивляться, ведь он сильнее. И не только физически.

— Мне больно, отпусти, — говорю хрипло, стараясь не кричать.

— Отпусти. Ее. — Слышу за спиной угрожающий голос и зажмуриваю глаза.