Долго тебя ждала

Глава 29

Случаи, когда я пользовался ложью в своей жизни, можно пересчитать по пальцам. У меня есть принципы, и я стараюсь их придерживаться хотя бы потому, что это тренирует самоорганизацию и волю, но я соврал Аглае, и сделал это как хладнокровная скотина. Глядя в ее карие, как вишни, глаза.

Потому что испугался, да. Потому что до колик боюсь сделать хотя бы один неверный шаг. И потому что уверен — ей не нужно знать о том, что в действительности произошло семь лет назад. О том, что я проснулся в одной постели с девицей, у которой даже имени не спросил. Проснулся в то время, как Аглая писала мне свои сообщения.

Я бы предпочел забыть об этом дерьмовом эпизоде в моей жизни, но вряд ли получится.

Все мои отношения с женщинами на той стороне Атлантики были похожи на свечку без фитиля. В них для меня вечно чего-то не хватало, в “Виннипег Джетс” на мне клеймо заядлого первосвиданца. Оно меня устраивало, еще неделю назад я даже отдаленно не планировал заводить семью, а теперь я хочу всего. Тот самый фитиль просто, блядь, разорвало. Я знаю, что не ошибаюсь в своих желаниях. Мне двадцать семь, и я отлично себя знаю.

— Мама! — скачет Маруся навстречу матери.

Аглая склоняется к ней и обнимает в ответ. Быстро сканирует дочь, отстранившись. Изучает съехавшую на лоб шапку и плотно обмотанный вокруг шеи шарф, пока я топчусь в стороне, наблюдая.

— Смотри! У нас там снежный поросенок! — возбужденно лопочет Маруся и тянет Аглаю за собой.

Идя по притоптанному снегу, она смотрит на снеговика и стреляет глазами в меня. Когда останавливается рядом, я вижу, что ее волосы выбились из-под вязаной шапки, на ресницах повисла пара снежинок.

— В Канаде так принято? — спрашивает, кивнув на мою тонкую шапку с кленовым листом, которую временно одолжил “парню”.

— Нравится?

— Очень. А вы не скучали… — Аглая осматривается вокруг.

Она красивая, и я смотрю в ее глаза, на секунду отрываясь от реальности.

Мне хочется не только смотреть. Хочется касаться, причем постоянно с тех пор, как увидел ее впервые. И тогда, семь лет назад, и теперь. Ей тоже этого хочется. Даже сейчас, когда смотрит на меня, она думает о моих губах, потому что задерживает на них взгляд все время, пока мы разговариваем.

— Мы неплохо провели время, — подтверждаю.

— Чем занимались?

— Мы нарядили елку! — скачет вокруг нас Маруся. — Марк обещал построить крепость. Мам, ты построишь с нами крепость?

Чуть прикусив губу, она смотрит на дочь и говорит:

— Давай в другой раз? Нам нужно вернуться в город. Бабушка и дедушка ждут тебя в гости.

— Я не хочу… мамочка, я хочу лепить крепость! — возмущается Маруся.

Избегая моего взгляда, ее мать продолжает:

— Они приготовили тебе подарок. Хотят увидеть тебя до Нового года. И папа по тебе соскучился…

Упоминание уже известного мне персонажа вызывает приступ реальной изжоги. Поскольку права голоса у меня пока нет, помалкиваю, стиснув зубы.

Я в состоянии смириться с его присутствием в их жизни, с чем я не готов мириться, так это с тем, что должен держаться от этой проблемы подальше. Какими бы правилами она не обложила меня с ног до головы, я не стану стоять в стороне, если посчитаю нужным. Я просто сверну этому уроду шею, если он даст мне повод.

— Еще чуть-чуть, ну пожалуйста… — хнычет Маруся.

Тяжело вздохнув, Аглая примирительно сообщает:

— Папа скоро за тобой приедет. Нам нужно вернуться домой. Не капризничай.

— Ты не видела нашу елку, — обиженно надувает губы. — Я не хочу домой…

Сложив на груди руки, молча наблюдаю за тем, как мрачнеет ее маленькое лицо. Лицо Аглаи хмурое и настойчивое. На меня она по-прежнему не смотрит, возможно, это жирный намек на то, что свои комментарии я могу оставить при себе.

— Марк сфотографирует ее для меня, да? — все же врезается в мои глаза своими.

— Все, что захочешь, — отзываюсь.

— А мы еще приедем к Марку? У Марка в гараже есть весло. Я тоже хочу весло…

Я не жду, когда Аглая обратится ко мне с просьбой отвезти их домой. Объяснений тоже не жду. Машина припаркована во дворе, ключи я оставил под козырьком, так что прошу себе минуту закрыть дом и оставляю их одних на дорожке.

Глядя на расстроенное лицо девочки в зеркале заднего вида, чувствую дикий внутренний дискомфорт, но я понятия не имею, как выглядят ее взаимоотношения с родственниками, поэтому не могу делать какие-то выводы.

Во дворе многоквартирного дома с работающим двигателем припаркован черный “Порше”, рядом с которым вижу знакомое лицо.

— Черт… — шепчет Аглая, резкими движениями отстегивая ремень.

Я ощущаю, как ее тело натянулось в струну. Не мешкая, я тоже выхожу из машины.

Мужик смотрит на меня с лютой ненавистью, когда до него доходит, что мы уже встречались. Я был бы не прочь вломить ему еще раз, но что-то мне подсказывает — повода он не даст, ведь я доступно объяснил, как отношусь к провокациям.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я помогаю достать Марусю из машины, откинув переднее сиденье “Нивы” и взяв на себя всю техническую сторону вопроса. Когда ставлю девочку на землю, слышу тихое предупреждение Аглаи:

— Только без фокусов…

Ответив молчанием, возвращаю сидушку на место и провожаю взглядом Марусю.

— Папа! — взвизгивает она и несется к “Порше”.

Отец подхватывает ее на руки и целует в щеку.

Под пальто белая рубашка. Вид опрятный и солидный. Я бы сказал, представительный, если не заострять внимания на пластыре, закрывающем его переносицу.

Маруся осторожно прикасается к нему маленькими пальцами, спрашивая:

— Ты ударился? Больно?

Мужик кривится, отвечая:

— Больно. Поцелуешь? Любишь папку?

Хихикнув, она оставляет быстрый поцелуй на его переносице, и эта детская безусловная нежность в адрес такого куска дерьма меня коробит. Как и то, что Маруся безусловно его любит, и у этого дискомфорта горьковатый привкус.

Он ждет, пока она заберется в машину, после чего захлопывает за ней дверь и обращается ко мне:

— ФИО свое озвучь, урод. Хочу знать, на кого заяву в ментовку писать.

— Власов… — слышу взволнованный голос Аглаи.

— Могу озвучить ФИО своего адвоката, — отвечаю ему. — Все вопросы через него.

— Адвоката? — усмехается. — Типа крутой такой, да?

— Визитку пришлю почтой, — игнорирую.

— Буду ждать, — бросает с наглой ленью. — Если ты думаешь, что я пошутил, то зря. Кто ты такой я узнаю через полчаса, если захочу. А тебе стоит начать напрягаться.

— Напрягаться мне не придется. Адвокат у меня действительно крутой, и напрягаться — это его обязанность.

— Вот и посмотрим.

Снова скривив лицо, разворачивается и открывает водительскую дверь. Спустя пару секунд “Порше” срывается с места и исчезает за торцом дома. Проводив его взглядом, пинаю ботинком комок снега и спрашиваю, посмотрев на Аглаю:

— У вас совместная опека?

Она не может не понимать о чем я. Это очевидно, и это выглядит огромной проблемой. Привалившись спиной к “Ниве”, Глаша трет виски и отвечает:

— Да, у нас совместная опека.

Посмотрев вдаль, киваю.

Она поднимает ко мне хмурое лицо и упрямо говорит:

— Я хочу побыть одна. Я устала…

Качнувшись, подхожу к ней вплотную и упираюсь ладонями в крышу машина вокруг Аглаи.

— Я бы хотел провести вместе время. Давай поужинаем, — мягко настаиваю, глядя в поднятое ко мне лицо. — Я соскучился, Баум. Давай побудем вдвоем. Тебе понравится, я обещаю. И ужин, и то что будет после него.

Сглотнув слюну, она отвечает:

— Ты и так все вверх дном перевернул за эти дни. Мне нужно подумать. Я не могу думать, когда ты рядом.

— Я не могу думать ни о чем, кроме тебя, — признаюсь, прижавшись губами к ее виску.

— Я тоже… поэтому… дай пройти…

— Не могу… — бормочу с тихим смешком.

— Не дави на меня, ясно? — шепчет, легонько толкая в грудь. — Даже не думай на меня давить, Зотов.

Я не мог не попытаться.

Мне приходится собрать в кулак всю свою волю, потому что не хочу ее отпускать. Я хочу прижать ее к себе и потонуть в гребаных ощущениях. Я действительно соскучился, и я говорю не о сегодняшнем дне, а про те годы, которые провел далеко. Сейчас осознаю это с ослепляющей ясностью, но подчиняюсь, делая шаг назад. Убираюсь с ее пути, оттолкнувшись от машины и освобождая дорогу.

Скользнув в сторону, Аглая шагает к подъезду, бросив мне все такое же упрямое:

— Пока.