Натужно радостный свет отпечатался на веках, безжалостно выдирая из и без того не крепкого сна. Оля наморщилась в тщетной надежде, что от этого снова потемнеет. Но за-вековое пространство просто пошло красными пятнами, повторяя частый сосудистый рисунок, и Оля недовольно бахнула на лицо рукой. Тогда стало темно, но предатель-сон уже всё равно слетел, и пришлось возвращаться в реальность. И ему на смену пришло ощущение, что в шее что-то связано. Старость — она не радость: едва-едва не так повернёшься, и хана. Кстати, почему её голова так высоко запрокинута на этой дурацко-жаркой подушке? Не мудрено тут получить защемление хитрости и обострение какого-нибудь артрофореза.
Предчувствуя, что сегодняшний день не задастся, Оля глубоко вздохнула и переменила позу, надеясь всё-таки начать день попозже. Тело на это отозвалось тяжестью и кое-где почему-то саднением. Заставившим разум заработать шустрее. И в долю секунды в просыпающийся мозг впихнуло всё, что вчера произошедшее. Сна, конечно, уже ни в одном глазу.
Оля вытаращилась так широко, словно решила переплюнуть старого образца куклу, у которой зерцала души были абсолютнейше круглыми. И, судя по боли в глазницах, у Оли это получилось. Несмотря на слепящий утренний свет, она разглядела всё и сразу.
Юркино лицо мяло подушку. Вернее, половина лица — потому что её как раз не было видно. Только торчащая островатая скула, кусок носа и светлые волосы, чем-то вроде мочалки накрывшие единственный доступный глаз. Наверняка неудобно и щекочет — вон как сильно бровь напряжена. Даже морщинка проступила. Оля остановила руку, чтобы не поправить.
И одним махом перекатилась на спину. Понятно, почему всё болит и слепит — этот диван явно не предназначен для ночёвки нормальных человеческих людей. Скорее для испанской инквизиции. Как только Юрка на нём всё это время спал?
Оля попыталась определить, чего теперь нужно делать. Как на зло, ничего не определялось. И как на зло Юрка тоже начал просыпаться. Мог бы уже, в самом деле, привыкнуть и к бьющему в глаза солнцу, и к комкам швов под рёбрами. Не маленький уже.
Заворочался, ловко перекатываясь на спину и стягивая с Оли простыню — под одеялом было бы жарко. И та машинально дёрнула его обратно, снова закрывая грудь. Юрку этот жест, кажется, взбодрил, и он открыл глаза. В Олину сторону. Хвала небесам, она умеет выдерживать такие взгляды. А вот к таким искренним и обезоруживающим улыбкам привыкла не очень. Так что, когда Юрка ленивым котом потянулся к ней, Оля не смогла ни отстраниться, ни двинуться навстречу.
Что Юрку не смутило. Он чмокнул Олю в уголок губ и, нисколько не заботясь о смятой простыне, развалился на кровати. Как есть — кот. За хвост бы дёрнуть…
Оля сосредоточилась на безукоризненно ровном потолке и будто-то бы ему, специально растягивая слова, сказала:
— А знаешь… Я ведь могла бы приятельствовать с твоей матушкой.
В этот момент у Оли абсолютно вылетело из головы то, что Юрка рассказывал о ней. Прорезалось совсем другое. Но Юрка неожиданно резко встал, усаживаясь на диване и в пол-оборота разворачиваясь к ней. Вся сонливость и кошачность с него вмиг слетела, и лицо закаменело.
— Думаешь меня отвратить? — хмыкнул он, дёргая вверх только левый уголок губ. — Не выйдет.
И отвернулся к окну, приняв такой созерцательный вид, словно кто-то собирался лепить с него скульптуру. Ольга тоже села, неизменно придерживая простыню у груди. Хоть и признавала этот жест глупым.
— Слушай, в чём подвох? — не без возмущения вопросила она. — Молодой, красивый, богатый. А спутался непонятно с кем, — Оля бухнулась спиной на диванную спинку в ожидании ответа. И пожалела, потому что в спину тут же вступило.
В ответ Юрка окинул её оценивающим взглядом:
— Ну, да… Не то, что ты.
И хоть парень изо всех сил старался напустить на лицо насмешливого вида, из-за отсутствия опыта на нём всё равно проступала располагающая улыбка. Слишком счастливая, в самом деле.
— Уже хамишь? — разглядеть Юрку стало сложно из-за самих собой сощурившихся в щёлки глаз.
— А ты думала? — нагло пожал плечами Юрка. — А то крутая такая: сама пошла, всё там разрулила, договорилась о чём-то. А я как бы просто так, мимо проходил.
— Значит, обиделся, — вздохнула Оля.
И Юрка склонил голову. У Оли заскребли неприятные кошки на душе. Вот бы их не было. И можно было бы просто уйти в душ, потом прохладно приготовить завтрак и не обращать внимания на обоюдный холод. Авось само разрулится. Как-нибудь. Только как-нибудь — не надо.
— Ладно, ты, наверное, прав, — не выдержало женское сердце. — Не надо мне было так делать. Прости…
Она осторожно протянула руку и коснулась Юркиного плеча. Тот практически сразу поднял на неё глаза. И молча опустил их.
— Вообще, — через пару секунд снова заговорил он, и в светлых глазах мелькнули неожиданные бесенята. — В твоём возрасте пора оставить подростковые комплексы.
— Опять хамишь, — Оля заставила себя натурально насупиться. — Ща по языку получишь!
В доказательство Оля не глядя схватила со спинки диванную подушку, которую на самом деле давно считала ненужной и собиралась выкинуть. Выходит, осталась она в доме не зря — Юрка отстранился, закрываясь правой рукой. Но всё же проявил смелость, дерзко ответив «обиженной» женщине:
— А если по другому месту?
От такой незатейливости Оля не смогла удержать смеха и натурально подхрюкнула. Над этим рассмеялся уже Юрка, и Оле пришлось его стукнуть. Легонько. Ближе к локтю.
Но Юрка воспринял это полноценным нападением и перешёл в открытую оборону. Схватив обеими руками подушку, он со всей силы дёрнул её на себя. Оля, конечно, постаралась не упускать орудия мести, но куда там. Только проехалась пару сантиметров на попе, увлекаемая Юркины движением через несчастную подушку. Простыня от этого сползла до самого живота, но Олю это уже не беспокоило. Гораздо важнее — вернуть себе подушку!
То ли Юрка оказался хорошим стратегом, то ли просто сильным, он всё-таки вытянул подушку из вроде бы цепких Олиных рук и, не раздумывая, бросил её в стенку. Заодно сбив висевшую там картину с индейскими перьями.
— А-а! — возмутилась Оля рядом с притихшим Юркой. — Это мне мама подарила!
А сама, воспользовавшись моментом Юркиной растерянности, ухватила за пухлый угол другую подушку и с размаха залепила по Юркиному затылку.
Обманувший однажды доверия не достоен. Так что теперь, несмотря на все Олины доводы, Юрка показал себя решительным и хладнокровным бойцом. И уже через пару минут без особенного труда уложил её на лопатки. Придавив, на всякий случай сверху.
— Сдаюсь! Сдаюсь! — сквозь смех завопила Оля, уворачиваясь от настойчивого поцелуя. А потом и не уворачиваясь.
Оказывается, он тяжёлый. А по виду и не скажешь. Хотя сопротивляться больше не тянет. Хватит. Лучше схватиться, обвивая за спину и ощущая под руками плотные перекаты мышц. И жар, заставляющий набухать соски. Уже можно дёрнуть его на себя, чувствуя пальцами влажные, тонкие волосы. Оля, конечно, и раньше догадывалась, но сейчас могла с точностью поручиться — блондин он натуральный. Разве что внизу потемнее. И клыки у него чуть кривят от зубного ряда. При глубоком поцелуе очень чувствуется. И неизменно наводит на мысли о вампирах. И любопытство — любит ли он кусать в шею? А если — его?
Юрка вздрогнул и зашипел, выгнув спину, как дикий кот. А Оля всё-таки успела прихватить его ещё раз — за плечо. И этого он ей не простил, сильно навалившись в отместку сверху. Ещё и исхитрившись просунуть руки между нею и помятой простыней. И сжать. Так, что не осталось мыслей не только об укусах. Но и на пару секунд Оля была в полной уверенности, что больше не сможет дышать.
А Юрка, посмеиваясь — явно над ней — всё-таки высунул одну руку и одним движением убрал с лица спутавшиеся волосы. И посмотрел так, что лицо его мигом стало старше.
От такого взгляда Олю кольнуло. Сначала в груди, отдавшись спазмом и жаром. Потом — сжавшись и разразившись пульсом в самом паху.
В нос ударил запах мускуса и тело ощутилось очень тяжело. Настолько, что захотелось разделить с кем-нибудь эту тяжесть. С Юркой.
Прижаться к нему вплотную. Ощутить спазм его напряжённых мышц, расходящийся сладкой волной. И сжать между бёдер поднявшийся, горячий член. Лобка как раз касаются жёсткие, густые волоски.
Юрка — наверное, инстинктивно — протяжно двинулся вперёд. Оля прямо прочувствовала сильное движение его таза. И то, как перехватило его дыхание. А кадык дёрнулся к ключицам.
Оля, раздвигая ноги, плотно прижала их к чужим бёдрам. Таким напряжённо-упругим. И чувствуя, как сильно набухло между собственных ног. И как скользко стало. Головка члена, влажно упирающаяся в лобок, казалось очень большой. Больше, чем вчера. Наверное, из-за перемены позы. Да и сам Юрка стал казаться крупнее. Так что его можно безбоязненно стиснуть, заостряя пальцами на спине. Не так, чтобы остались воспалённые полоски… По крайней мере, пока…
Сбитое дыхание перемешалось с Олиным. И твёрдые губы неловко нашли её рот. И в теле ожидающе бухнуло. Сначала — сильно и везде. Потом — мелкими отголосками в промежности.
Зажмурившись, Оля ткнулась щекой и носом в сбитый простынь. В нос ударил запах пота. Одновременно с этим Юрка двинулся ниже, став очень тяжелым. У Оли вырвался протяжный «о-ох».
А Юрка стал более настойчивым. Захлёбываясь воздухом и будто растеряв координацию тела, он неловко двинулся ниже. Попадая «не туда» — член соскользнул «между», стволом упираясь между неплотно сведёнными бёдрами и головкой проскальзывая ниже, к простыне. Оля почувствовала, как под руками стало влажно. И, прихватывая одной тонкие волосы на затылке, другой скользнула через бок к животу. И ниже.
Горячее прикосновение к эрегированному члену. Короткое, оглаживающее движение. И инстинктивное направляющее движение. Внутри сразу приятно наполнило. Стенки мягко растянулись, пропуская в себя орган. И сжались вокруг, обхватывая и ощупывая со всех сторон. И отзываясь где-то внутри оттянутым удовлетворением. Юрка с силой впился губами ей в шею. И начал двигаться.
Ритм — рваный и торопливый. Но подстроиться можно. И даже ощутить на себе чужое нетерпение. И то, как чужая ладонь, упираясь, неловко затягивает под себя тонкую прядку волос. Больновато. Но в то же время как-то непривычно сочетается, оттеняя, с подчиняющимися-приятными сокращениями в паху.
И уже постепенно становится всё равно. И тело подчиняется другому телу. И внутри всё будто подпрыгивает. И набрякает ожиданием.
Дышать — жарко. Стонать — глупо. Но что поделать? Только выдыхать на каждый Юркин толчок, заражаясь его палящим дыханием. Откидываться затылком, подставляясь шеей под короткие поцелуи. И крепко сжимать его. Всем.
И почувствовать, как комок напряжения, наконец, рвётся. И нижнюю часть тела уже начинает потряхивать. Безо всякого Олиного участия. И Юрка уже замирает.
Если приоткрыть глаза, то можно различить его лицо. Напряжённо-сосредоточенное. Ловящее открытым ртом воздух. И почувствовать, как его член сильно сокращается внутри. Пока тот не кончает. И влага не заливает всё внутри.
А сердце продолжает скакать. Разнося по телу ощущение победы. И немного — усталости. Но это можно пережить.
Теперь вышагивать к дому Владимира Ильина совсем не страшно. Наоборот, внутри что-то радостно зудит, словно всем классом после хорошей шалости вы идёте к директору. И всё равно знаете, что никто никому ничего не сделает. Потому что вместе — сила. А ещё потому, что иногда находит такой состояние, когда сам чёрт не брат.
Примерно в таком и пребывала Оля, с интересом разглядывая примостившуюся на высоком заборе ворону. Или это ворон? Да нет — те большие и умные…
Ворона возмущённо каркнула, словно прочитала Олины мысли о своём уме. И, возможно, выразила что-то об Олином. Может, она даже была права. Интересно, вороны наощупь такие же мягкие, как на вид? Ладно, хватит думать о вороне.
— По-моему, ты ей не нравишься, — глубокомысленно заявил Юрка, наблюдавший за их зрительной перепалкой. — Тебя вообще животные не любят.
— Неправда, — назло ему возразила Оля, хотя на самом деле была с Юркой согласна. — Она меня любит. Вот.
Она протянула руку вороне, словно думала, что та, как дрессированный ястреб, усядется ей на предплечье. И внутренне надеясь, что ворона просто проигнорит этот жест. Но не таковой оказалась ворона. И, страшно размахнув крыльями, бомбой ухнулась вниз. Оля едва успела отдёрнуть руку, чтобы ненароком не пересечься с чёрными когтями.
— Зараза, — сквозь зубы буркнула Оля.
— Да уж, — Юрка своим смешком перебил прощально-неприличный «кар». — Любви — полные штаны.
— Не выражайся как старпёр, — буркнула на него Оля, опечаленная проигрышем в вороньей дуэли.
— Это у меня от тебя, — даже не замешкавшись, пожал плечами Юрка.
Нет, сегодня буквально все оказываются острее Оли на язык. Но если с вороньей паршивкой уже ничего не поделать, то Юрку вполне себе можно ущипнуть. И идти дальше на небольшом расстоянии. Во избежание мести.
В этот раз дом Владимира Ильина показался ей иным. Как кукольным. И искуственно-пластмассовым. Наверное, дело было в изменившимся освещении — сегодня солнце сияло настолько резко, что Оля пожалела о невзятии солнечных очков. И, наверное, выглядела от этого очень хмуро. Может, потому редкие прохожие как-то странновато поглядывали на неё. Некоторые — парочка мужчин — даже улыбались. Видимо, смешная. Пришлось потихоньку брать курс поближе к Юрке.
— Ты ведь тут не много жил? — уточнила Оля, когда они миновали входные ворота. — Как-то на тебе маловато местного лоска.
Не сразу Оля сообразила, что такое может прозвучать и обидно. Но что поделать — фильтровать себя почему-то не получалось.
Но Юрка совершенно необидчиво мотнул головой:
— В музеях не живут. В них бегают между бабушками-сторожихами и делают вид, что интересно и всё нормально
Оля хмыкнула:
— Тогда не скажем, что я отказываюсь быть «олицетворением греха» d-502. Скажем, что я согласная быть бабушкой-сторожихой.
Юрка скептически окинул её с головы до ног и ещё раз с таким выражением на лице, что Оле захотелось то ли сбежать от него навсегда, то ли хотя бы тихонько стукнуть. Но он всё равно вынес своё «неутешительный» вердикт:
— Не, не подойдёшь на сторожиху. Если только как экспонат какой-нибудь античности.
Оля притворно закатила глаза, а сама зарделась. И даже почти не опасалась, что из-за угла дома на неё нападёт павлин. Потому что в прошлый же раз не напал.
В этот раз и внутри всё вышло как-то торопливо. Как по накатанной дорожке или по ускоренной ленте эскалатора они с Юркой оказались в той же комнате, что и прошлый раз. Словно в этом огромном кукольном доме нет для них другого места. А потолок давит на головы полураскрывшимся парашютом.
Владимир Ильин был заметно более дёрганым и кажется даже помятым. Оле даже грешным делом показалось, что он под каким-то веществом, хоть она и понятия не имела, как выглядят люди под веществами. Попробовала приглядеться к нему драконьим взглядом, но в голове от этого начинался туман. Так что она была очень рада, когда, в отличие от прошлого раза, он не стал выпроваживать Юрку. И теперь они вдвоём уселись на практически привычный диван. Правда, на очень пионерском расстоянии. И Оля инстинктивно дёрнулась глазами к выходной двери. Нет, хорошо, что сегодня Юрка здесь.
— Она не согласна, — чужеватым, серьёзным и даже с ноткой превосходства голосом сообщил Юра отцу.
И Оля почувствовала себя мебелью, за которую надо отвечать. Но, наверное, это можно считать небольшой ответкой за прошлый раз. Так что можно немного прикинуться ветошью.
Владимир с неожиданным удивлением воззрился на сына, словно видел его в первый раз. Но уже через долю секунды глаза его снова стали игольчато-спокойными. И на Ольгу он уже перевёл спокойно-благосклонный взгляд.
— Что ж, не могу сказать, что сомневался в этом, — полным вежливости голосом сообщил он ей. — Но в любом случае, вы же всё-таки пришли… Так что, может мы поговорим?
Юрка явно напрягся на этом моменте, а Оля навострилась. И сообразив, что Владимир всё ждёт её ответа, осторожно кивнула головой.
— Как думаете, зачем я всем этим занимаюсь? — его голос прозвучал мягко и даже располагающе. Но Юрка стал ещё насупленнее.
— Потому что вы — дракон на золоте? — неожиданно для самой себя выпалила Оля.
И едва спохватилась, чтобы не прикрыть по-детски рот ладонью. Дети тоже так делают, когда ляпнут что-то лишнее.
К счастью, Юрка совершенно не заострил внимания на этой фразе, а Владимир будто бы пропустил её мимо ушей.
— Это тоже, — отмахнулся он, подпирая мясистой рукой подбородок. И вперивая в Олю неожиданно живые и цепкие глаза. — А что ещё?
«Можно подумать, этого мало», — ехидно отозвалась Олина улыбка, но вслух в этот раз удержалась.
— При чём тут это? — вымученно спросил Юрка, сцепляя руки перед собой в защитной позе.
— При том, — тихо и уверенно осадил его отец, с которого к этому времени уже слетела вся нервозность и он стал спокоен и твёрд, словно гипнолог. — Твоя очаровательная подруга явно всего не знает. А недостаток информации — главная преграда для принятия решения. Правильно я говорю, Ольга?
Он перевёл размеренно-прохладный взгляд на Олю, которой всё меньше нравилась эта ситуация. Одновременно искрами глаз пальнул на неё Юрка. И она на собственной шкуре ощутила, что означает «между молотом и наковальней».
Сейчас ей надо принять какое-то решение. А она даже не понимает толком, какое.
Юрка не хочет, чтобы она чего-то знала. И, конечно, женская сущность теперь усиленно хочет это узнать. Но признаться в этом — сродни предательству. А Владимир смотрит на неё такими «добрыми» глазами и настолько сверху, словно видит её насквозь. И он что-то важное знает.
У Оли засвербило в груди и предчувствие чего-то нехорошего разом разогнало всё хорошее настроение. Кажется, она проваливается в какую-то ловушку. Или идёт по острию бритвы.
Ей нужно согласиться или с Юркой, или с Владимиром. Ей-богу, проще плыть между Сциллой и Харибдой.
Ольга тяжело вздохнула. И, решительно засучив рукав, протянула Владимиру оголённый сгиб локтя.
— Вот. Колите лучше свою драконью оспу.
Юрка слева от неё сдержанно прыснул, а Владимир вздрогнул так противно, словно его кто-то щёлкнул по носу. Хорошо, что стол на достаточном расстоянии от дивана.
Владимир быстро натянул на себя привычное выражение лёгкого превосходства. И всё тем же ровным голосом, не обращая внимания на заголённый локоть, продолжил:
— Напомните-ка, где вы с моим сыном впервые встретились?
Юрка снова помрачнел, так что Оля буркнула ответ с оттенком злобности:
— В поликлинике… там, где вы…
Владимир не дал ей продолжить, произнеся с чувством, с толком и с расстановкой:
— И что он, по-твоему, там делал?
Оля осеклась, задумавшись. Действительно — что? А потом всё так же нагловато — нет, всё-таки наличие рядом Юрки придаёт серьёзной уверенности — предположила:
— Не знаю… Диспансеризацию школьную проходил?
Владимир равнодушно пропустил мимо ушей её иронию. А Оля с недобрым предчувствием начала задумываться над поставленным вопросом.
Кого в двадцать лет загонишь ко врачу? Только того, у кого уже есть проблемы со здоровьем. И серьёзные — не с соплями… Как она раньше об этом не подумала?
А Владимир тем временем резко встал из своего делового кресла, и на секунду Оле показалось, что он вырос метров до двух.
Не спеша, обошёл дорогой стол по широкой дуге и остановился против Юрки. Который выглядел уже не столько злым, сколько расстроенным. И Оле нестерпимо захотелось сделать какую-нибудь подлянку этому Владимиру. А он тихим, но не терпящим возражений голосом, велел сыну:
— Встань…
И Юрка… поднялся.
Владимир взял его за плечо и словно ростовую куклу, повернул спиной к сжавшей до скрипа кожаный подлокотник Ольге. И стал неловко, одной рукой выдёргивать Юркину рубашку из-за узкого пояса джинсов.
Ничего не понимая, Ольга наблюдала, как Юрка всё-таки отстраняет отца и сам, ловчее, подцепляет рубашку в районе лопаток. И в одно движение задирает её по спине до самой шеи.
Оля вздрогнула и машинально отпрянула, ощущая боком противно-мягкую диванную обивку. И ускоренно моргая, словно стараясь прочистить сетчатку глаз. И понять, что она видит.
И это совсем не расцарапанная ногтями спина.