Драконья оспа

Глава 22. Темнота и свет отпуска

Оля начинала любить темноту. Она — гладкостью спускалась на мир, покрывая его глубокими тенями. И запирая то, что стоило бы запереть и при свете дня. Струясь по травам, фонарным столбам, телам…

В темноте можно всё. Потому что она немного меняет людей. Выпуская и давая волю тому, что сокрыто.

Ольга впитывала очертания светлого, с лазурным оттенком тела. Лёгкие, здоровые мышцы. Расширяющиеся на грудной клетке и сужающиеся к тазу. Округлый пупок. Тёмные капельки сосков. И мерно поднимающаяся и опускающаяся грудная клетка. Напрочь лишённая одежды. Как и то, что ниже.

Руки так и не легли на чужое тело — разве что кончиками пальцев. Больше по воздуху очерчивая мужественные очертания. От которых отчего-то хотелось опуститься ниже и ниже. Почти встать на колени.

Юркино тело подрагивало. Очень хорошо видно в неровном, но достаточном вечернем свете с улицы. Ольга услышала Юркин замирающий глоток. И упёрлась, как под гипнозом, в на глазах поднимающийся среди светлых волос член. Рука сама потянулась его огладить. И ощутить твёрдость, покрытую мягкой кожей.

Ольга коснулась рукой дрогнувшего бедра. Невидимые волоски защекотали кожу пальцев. Если двинуться ближе — к паху — то ощущения тепла и влаги. О можно огладить то место, где бедро переходит в таз, но не задеть главного. И ощутить подхватившее чужое тело напряжение.

Сверху слышится глубокий вдох, оканчивающийся прерывисто. А Олины пальцы скользят вверх — по нижней части живота от паховых волос и выше. По твёрдому, ощущаемому подушечками под пальцами прессу. И до самой ямки солнечного сплетения.

Юрка замер, никак не направляя и не подсказывая. Только Олина ладонь дёргается от его сбитого дыхания — она как раз на животе. Вторая — растопыренными пальцами — приближается к головке. Какая же нежная. Аккуратно пройтись до её края — бугорка, почти переходящего в ствол. На котором кожа уже плотнее и сама немного тянется за пальцами, сложенными кольцом.

У Юрки срывается дыхание, когда Олина рука касается скрытых мошонкой яичек. И её саму щекочут непослушные волоски. Сердце бьётся очень медленно и глубоко. И всё в темноте плывёт. Кроме поблёскивающей круглой головки. К которой Оля приближается почти вплотную. И, сделав небольшую паузу, касается губами.

Осторожнее с зубами — чтобы не задеть. И расслабить язык. Он, непроизвольно подрагивая, снизу ложится на пульсирующий член.

Двигаться лучше осторожно. Прикрыв глаза и аккуратно растягивая горло. Перестраивая дыхание и стараясь не спешить. И чувствуя возбуждающий запах мускуса очень близко от лица.

Уже можно двигаться свободно, полагаясь на интуицию в наращивании темпа. И плотнее хвататься руками за чужие ягодицы. Чувствуя их упругость. И от того разгораться ещё сильнее.

Дыхание сбилось, а в груди стало тесно и жарко. И чужие руки всё сильнее сжимались на плечах. Двигаясь, Оля всё сильнее замечала колыхание своих обнажённых грудей. И подползающий к лобку жар. Мышцы бёдер уже начинали уставать — сидела Оля в непривычном положении: разведя колени в стороны. И растягивая поперечные мышцы.

Следующее движение получилось слишком глубоким, так что пришлось побыстрее отстраниться. Влажный член выскользнул у неё изо рта. Пара секунд, чтобы отдышаться. И снова прильнуть к члену.

Странная вещь… Вроде сама удовольствие не получаешь. Но всё равно чувствуешь чужую дрожь, угадываешь сбитое дыхание. И входишь в исступление от власти. Хочется дышать глубже и жаднее. Приникать страстнее. Чувствовать во рту возбуждённый ствол. И описывать языком влажные круги по головке. Ощущая её солоноватый привкус. Но ещё не как у спермы. И чувствовать, как орган проходит всё дальше, к принимающей его глотке. Только переключиться на иное дыхание. И двигаться так, как нравится.

А Юркины руки уже сгребают её подмышки вверх. Лица его в темноте не видно, слышно только напрочь сбитое, захлёбывающееся дыхание. И непривычно сильные руки, сжимающие под лопатками. А потом — разворачивающие к себе спиной.

Теперь перед лицом — стекло. Прозрачное и защищающее от наружней ночи. И полоска белого подоконника. На который приходится опереться руками — толчок сзади получился слишком чувствительным. Себя на стекле не видно. Разве что на коже фантомно ощущается холод стекла — лоб оказался слишком близко к поверхности. А прогнутые ягодицы скользят по телу позади. Олины колени ослабели, подгибаясь. И внизу затянуло желание прижаться, прильнуть поближе.

Тёплые руки снизу подхватывают под живот, очерчивая к талии и давая лучше ощутить тело. Потом — так нужно — двигаются к рёберным углам, почти издевательски замирая у самых грудей. Оля прогибается в спине, и выдох у неё получается влажным — со стоном. Руки уже вовсю сжимают подоконник — на пальцах наверняка остаётся плотная вмятина. А груди всё-таки плотно — наконец-то! — накрывают Юркины касания.

Оля ожидают, что они будут порывистыми и крепкими, до боли сжимающими плотные железы. Но руки так ласково и мягко легли, пальцы очерчивали ореолы и осторожно касались кончиков сосков, будто поддразнивая. И то ослабляя хватку, пытаясь Олю оставить, то наоборот, поддерживая сильнее. Противоречивые ощущения сбивали дыхание и собирались в уголках глаз слезинками.

Темнота, чужие дыхание, касания к себе — слишком много впечатлений.

Мягкие губы быстро клюнули в шею сзади. И, уже обстоятельнее, легли около плеча. Прихватывая кожу зубами и тут же зализывая. Руки уже кольцом сжилась вокруг тела — где именно, Оля уже не могла бы сказать. Плотная грудь упёрлась в спину, и дыхание неиллюзорно перехватило — Юрка стиснул. И сразу ослабил хватку, оглаживая тело и дыша в затылок.

Оля ощутила всё свое тело разом. Тяжелым и ждущим. Ждущим ещё ласки. И мокрого твёрдого касания, скользнувшего между ягодиц.

Орган, кажущийся увеличенным нервными ощущениями разгорячённой кожи, проскользнул выше. Ягодицы мазнул волосяной покров паха. Ещё раз. Оля замерла.

Юркина ладонь успокаивающе прошла по бедру вниз, поднимая на коже мурашки. В паху очень сильно затянуло. Стало жарко и влажно. Очень захотелось свести бёдра поплотнее. Но не вышло — Юркин член скользнул уже между ними. Гораздо проще, чем между ягодицами — смазки больше. Оля инстинктивно поджалась, и это отозвалось глубоким ударом в промежности. Который продолжился ускоренным и сладким пульсом.

Сил стало меньше, и плечами Оля почти опустилась на подоконник. В носу сосредоточился лёгкий запах оконного пластика. А подмышки побежали мурашки. Юрка всё ещё накрывал её, норовя проскользить всем телом. Прильнуть. И от этого изнутри будто било током. И в животе — давно пульсировало.

Воздуха — слишком много. Не помещается в груди. Распирает. Так, что хочется стонать. И чего-то ещё. У Оли дрожат коленки. И скапливается вязкая слюна в уголках рта. Всё ещё хранящая привкус секрета.

Тяжёлая мокрая чёлка защекотала кончик носа. Нет сил смахнуть. Так что волосы продолжают тормошить нервы, усиливая импульсы по телу. Подводя его к исступлению.

Юрка — близко. Очень близко — его член уже между бёдер. И явственно касается волнительно припухших половых губ. Оля чувствует дрожь ствола и рефлекторно сжимает бёдрами. Дыхание перебивает, а в промежности резко ухает потяжелевшим пульсом. Как же…

Оля утыкается подбородком в плечо. Зажмуривается до такой степени, что на переносице становится больно.

Юркино дыхание какое-то другое. Густое, будто он стал огромным. И чуть свистящее. Обжигающее до мурашек спину. А его рука, будто издевательски затягивая, скользит по бугорку лобка. Нарочито медленно ощупывает мягкую дорожку. И погружается в чувствительную складку между губами, отчего Оля дёргается, словно её ударило током. Юркины движения разгоняют кровь и разжигают внутри, только усиливая поток вязкой влаги. Всё подводит.

— Юра… — получается выдохнуть у Оли. Она не видит, но слова ложатся испариной на стекло.

А Юрку будто пронимает. Руки уже крепко и совсем не нежно перехватывают бёдра, будто хотят окончательно их размять. Бёдра беспомощно упираются в чужие напряжённые ноги. И Юрка сглатывает стон.

Потом хватает Олю за плечо, управляя положением её тела. И, наконец, входит.

Член проскальзывает между издавшими звук губами, покорно пропустившим его. И его сразу обхватывает жаркое влагалище с ребристыми стенками. Оля всхлипывает, расплавляясь в ощущениях. На тело нападает слабость, и все ощущения закручиваются там — внизу.

Оле тяжело и непривычно дышать. Все ощущения сосредотачиваются в промежности. Отдаваясь по телу рваными волнами удовольствия.

Под Юркины движения подстроиться сложно — слишком они рваные и сбитые. Почти лишенные ритма. Приходится на них концентрироваться. По ощущениями немного похоже на завязанные глаза — от недостатка информации ощущения становятся острее. И собственное тело раскрывается.

Становится жарко. Непонятно — внешний это пожар или внутренний. И какая разница? Главное — что ему так легко поддаться. И раствориться в огне касаний и проникновений.

— Ю…ра… — шепчут губы сами по себе. И у того в ответ получается не то стон, не то выдох.

Движения становятся едиными. Сливаются. И не разобрать, где чьё. Оля толкается назад, подчиняясь ускорившимся импульсам. Тело — особенно почему-то в предплечьях — мурашит. Юркино тело сзади ощущается очень большим. И крепким. Между ног начинает жечь от трения. И бухает всё сильнее. И всё прицельнее. Пока ощущения от тела не перекрывают всех остальных. Пока в горле не встаёт ком, а уши не закладывает изнутри воздухом.

Всё становится неважным. Всё, кроме усиленных движений. Кроме руки на груди. Кроме того, как напрягаются каждый раз чужие бёдра. И внутри от этого будто что-то созревает. И вот-вот лопнет. Уже подрагивают коленки…

Холодный воздух проскакивает в горло. Оля чувствует тонус в животе — тот предопределяюще напрягается. И всё тело, будто покрываясь иголками, замирает.

Оргазм дёргает сначала снизу. Потом воронкой закручивает в груди. И — в голове. Расслабляя все ощущения разом. Секунда — и больше ничего не надо. Только дышать. Восстанавливая напрочь сбитый ритм зашедшегося сердца.

— Ну, кто тут теперь заложник? — шепчет ей на ухо низкий голос со скрытым оттенком насмешки. А Юркины руки уже вовсю облапливают её с обеих сторон.

Оля не сдерживает смешка, задевая лбом противное, холодное оконное стекло. И поскорее отстраняется — назад, в Юркины объятия.

— Удачно я, конечно, в поликлинику тогда сходила, — полушепотом отозвалась она, оборачиваясь через плечо назад и пытаясь нащупать взглядом хоть часть Юркиного лица.

А Юркин голос мгновенно меняется, и становится мягким и располагающим. Пробирающим до самых костей.

— И я удачно сходил, — в подтверждение Оля чувствует прикосновение торопливых губ к плечу.

Дышать очень легко. За окном — равномерная синева, разбавленная редким оконным светом. Да пустые и тёмные тротуары. И никто, никто в этом мире не знает, как же сейчас хорошо.

Оля изворачивается в ослабевших руках и сама обнимает Юрку — за шею, которая влажная. И верх спины тоже. Чувствует небывалое единение, и даже раздумывать не хочет, было ли такое раньше или не было. Оно просто есть. И плевать. Только найти Юркины губы и привычно впиться в них поцелуем. И ещё одним. Покрепче.

Юркины руки опять обхватывают её. Теперь уже — за спину. Как же хорошо, когда тебя так обхватывают… Можно расслабиться и даже чуть-чуть повиснуть на чужих плечах. Которые уже совсем и далеко не чужие.

— А-а!

Видимо, Оля всё-таки зря расслабилась — потому что земля, как в дурацкой присказке, ушла у неё из-под ног. Только в прямом смысле.

— Пусти! Уронишь!

Оставалось только вцепиться посильнее в единственную опору — в Юрку. Который, собственно, и устроил ей такой «аттракцион».

— Не уроню, — упрямо сообщил он, перехватывая Олю под попу, чтобы держать было удобнее. А от Оли не ускользнуло то, какое напряжение отозвалось в голосе парня.

— Ну… ладно, — Оле вдруг стало не страшно. — Тогда держи.

В конце концов, до пола не так уж и далеко. Но всё равно лучше перехватиться поудобнее. И «завалиться» на одну ягодицу так, чтобы и держать её можно было по-человечески — под бёдра. Его ведь никто не заставлял? Вот теперь пусть и мучается.

Но Юрка отчего-то не мучился. А приблизил в темноте своё лицо к Олиному и после секундной паузы мягко потянулся к губам. Потом, правда, всё-таки донёс до кровати.

— Мне на диван идти? — с нескрываемой насмешкой спросил он, усаживая Олю на одеяло.

— Я тебе уйду, — буркнула та, крепче обхватывая его за шею. И впиваясь ему в шею. И Юрка, неловко перебирая коленками, тоже залез на кровать. Напрочь сбивая ни в чём не повинное одеяло.

— У нас там лекторша странная такая, — Юрке всё не сиделось на месте, так что Оля свободной частью головы всё раздумывала, проломятся ли под ним и без того скрипящие ножки стула или, как обычно, выдержат. — Грозится, что родителей будет вызывать. Представляешь, в универе — и родителей!

Наверное, чем хлипче дерево, тем сложнее его сломать. Потому что стило Юрке нормально и ровно сесть над тарелкой с яичницей, они затихли и сделали вид, будто совсем и не скрипели.

— Ты сейчас на что-то намекаешь? — с подозрением сощурилась Оля. И машинально утопила оранжевые хлопья в молоке ложкой — они вкуснее, когда пропитаются и станут мягкими.

А Юра, с абсолютно честным лицом, протянул ей из заднего кармана лопатку давно возвращённого телефона. На котором среди экранной белизны и чёрных цифр её номера значилась подпись.

«Мамочка».

— Фу, пошляк! — отмахнулась Оля, специально отвернувшись в сторону телевизора, потому что ей стало смешно.

— Ладно, мне пора, — Юрка в два счёта расправился с оставшейся половинчатой порцией. — Пока!

Привычный тычок губ в её щёку.

— Преподшу не зли! — вслед ему посоветовала Оля. — Я тебя выгораживать не буду.

— Она и не поверит, что ты моя мама, — отозвался Юрка из прихожей. — Так что придётся тебя переименовать в старшую сестру.

— Ладно, прогиб засчитан, — Оля, не спеша, тоже вышла в прихожую, хотя ей было ещё рано.

И подняла глаза на часы.

Через пятнадцать минут ей тоже нужно будет выходить — только не в университет, а на работу, потому что отпуск у неё уже закончился.

Юрка щёлкнул щеколдой, и снаружи раздалось лифтовое гудение. А Оля принялась подводить левый глаз карандашом, глядя в зеркало на свою непривычно довольную для офисного сотрудника в этот час моську.

Телевизор продолжал работать, и, хотя Оля не видела картинки, прекрасно её себе представляла — опять Владимир Ильин, лицом которого пестрят все новостные ленты. Рассказывающий об инновационной методики защиты от драконьей оспы.

— Или «Draco pox», если говорить на латыни, — явно немного бахвалился мужчина своими обширными познаниями. Что ж — у драконов немного в крови преувеличенно гордиться своими достижениями.

Диктор уже рассказывала о том, что эпидемия драконьей оспы предотвращена. И планирующийся локдаун отменён.

— Ну вот, — недовольно пробормотала Оля отражению. — А говорили, что скоро всех маски заставят носить. Я их уже накупила…

Судя по мелодии из телевизора, началась реклама, и Оля выключила его. Не используя пульт. Гладить бельё она теперь тоже предпочитала, не вставляя утюжную вилку в розетку. Потому что так никогда не забудешь, выдернула ли ты эту самую вилку.

Быстро влезть в туфли. Накинуть бомбер — в воздухе уже ощутимый осенний дух. И закинуть за плечо сумку. Специально брякнуть в ней ключами — до вскрытия замков Ольга пока не дошла.

Ну, удачи, — пожелала она самой себе. — Как бы то ни было, это был крайне интересный отпуск.

Хорошо, что он — раз в году.

Больше книг на сайте — Knigoed.net