Душа на осколки

Глава 9

Две недели прошло после Праздника. Две недели, в которые Альма планомерно исполняла данный себе зарок — была показательно спокойна, скрывала, как сердце начинает трепетать, стоит только увидеть Ринара. Две недели не напоминала ему о случившемся, деликатно улыбалась во время совместных ужинов, чинно делилась успехами в обучении, согласно кивала, когда он в очередной раз заводил разговор о том, что ей пора подумать, что она хотела бы делать после достижения совершеннолетия.

Сначала он был насторожен. Будто постоянно ждал подвоха. Думал, что она, как чертик выскочит из табакерки, вновь начав утомлять его своими разговорами о неземной любви. Она не стала. Поняла, что это не сможет повлиять на него. А вот что сможет…

Альма хмыкнула, вспоминая, каким взглядом обычно провожают в этом доме заглянувшего на чай Крона…

— Ты отвлеклась, гелин.

Сегодня Аргамон проводил теоретический урок. Такие у них тоже случались. Не все же ведь крушить имущество его светлости, разнося лоджию. Иногда, устав от работы с бытовыми и немного боевыми заклинаниями, Аргамон вручал воспитаннице книги. Разные, часто очень-очень старые, пахнущие затхлостью, чья бумага грозила раскрошиться в руках. Иногда Альма не понимала в них ровным счетом ничего, иногда наоборот — так увлекалась, что учителю приходилось чуть ли не силой выпроваживать ее на обед или спать. Сегодня же Аргамон удивил ее как никогда.

— Это ведь сказки, Аргамон, — девушка пролистала книгу, убеждаясь в том, что ей не мерещится. Учитель действительно дал ей книжку сказок. Пусть старую, толстую, выписанную мелкими буквами, не такую, как сейчас покупают детям на ярмарках, но все же книгу сказок.

— Да, гелин. Сказки, — учитель кивнул, продолжая нависать над девушкой, внимательно разглядывая из-под насупленных бровей ее растерянное лицо.

— Зачем мне читать сказки? — Альма закрыла книгу, протянула ее обратно. Пока смысл шутки ей был непонятен.

— А кто пишет сказки, Душа? — брать книгу в руки Аргамон не спешил. Даже не шелохнулся, не опустил взгляд.

— Люди. Кто же еще?

— Правильно. А откуда они берут то, что потом становится сказкой?

— Придумывают, наверное. Сочиняют, грезят мечтают…

— И только?

— Я не знаю, Аргамон. Я ведь не сказочница… — девушка передернула плечами, а потом все же прижала книжку к груди. Держать ее в вытянутой руке было сложно, все же фолиант ей достался тяжелый, а забирать книгу мужчина, очевидно, не собирался.

— Еще часто сказки берутся из жизни. Просто кто-то оказывается в нужном месте в нужное время, успевает записать то, что потом, через много-много веков, становится сказкой…

— Я не совсем понимаю…

— Прочти это, гелин. Прочти, а потом, если у тебя появятся вопросы, я готов на них ответить.

Прижатую к груди книгу все же забрали, открыли где-то на середине, вернули.

Вторично Альма брала ее в руки уже с опаской, перевела настороженный взгляд с серьезного лица наставника на текст, потом снова на него…

— «Осколки души?»

— Да, гелин.

— Но что… — девушка провела пальцем по названию, чувствуя рельефность надписи.

— Ты ведь помнишь, как к власти пришли лорды? — Альма кивнула.

Эту историю знали все. Даже в их захолустье, в самом отдаленном и отчужденном монастыре, об этом рассказывали на занятиях, судачили, делились несмелыми предположениями о справедливости или несправедливости подобного поворота. Но, за тысячу лет, ничего изменить никто не рискнул, да и вряд ли смог бы.

Людьми испокон веков правили такие же люди. Королям было отведено столько же лет жизни, столько же сил, столько же способностей. На смертном одре они так часто сетовали на то, сколько хорошего не успели сделать… для королевства, конечно же. Неизвестно, родилась ли эта мысль в голове одного из очередных королей, который ясно видел приближающуюся смерть, или все дело в том, что чертик на плече исправно исполняет свои обязанности, нашептывая так искушающе, но, однажды, правители пяти близлежащих государств, отгороженных от остального мира грозным морем, собрались в Азарии, совершая страшную и великую сделку. С одной стороны выступали представители правительственных династий, с другой — сам Дьявол. Никто не знает, видели ли те короли правителя преисподней. Никто не знает всех подробностей того договора, закрепленного человеческой кровью и смертельной клятвой, виден лишь результат. Когда-то просто люди, среди которых время от времени рождались маги, изменились. В их родах стали рождаться особенные дети с красными ободками вокруг серых радужек. Еще они, эти сероглазые дети, жили в три раза дольше, чем люди, все без исключения были наделены особой магией, обладали большей физической силой, резвостью ума. Да, сделка не спасла подписавших от обычной человеческой кончины в отведенный всевышним срок, но она решила множество вопросов. Платить же, за долгую жизнь правителей, родившимся лордам предстояло вечностью в компании с Падшим. Но что такое вечность для тех, кто живет мыслями о сиюминутной власти?

Королевские роды давно разрослись, пусть в последнее время рождаемость в чистокровных союзах была невысокой, раньше лорды заводили в подобных браках по трое или даже четверо детей. Теперь они восседали не только на тронах, но правили землями, иногда стояли во главе значительных городов. Когда-то пять родов превратились в несколько десятков веток, но, сложно было не отметить, насколько меньше их становится в последнее время. Нынче рождение чистокровного ребенка — редкость, удача, а значит, долг каждого лорда и его леди, иначе все больше ответственных должностей придется доверять полукровкам или даже людям, что неизбежно случится, но так старательно оттягивается нынешними правителями. Об этом Альма пыталась не думать. Становилось горько от того, что она-то не принадлежит к роду избранных, она всего лишь человечка… А Ринар… Значит, и у него есть долг, где-то его ждет сероглазая леди… В памяти вновь промелькнули воспоминания ночи в лесу. Он тогда говорил много слов, значения которых Альма не понимала, но в мыслях занозой засело обращенное к ней или скорей мимо нее «Наэлла». Может это и есть та леди? Его леди?

— Так вот, миру необходимо равновесие. Светлые силы не могли допустить настолько кричащего перекоса. Потому… Читай… — улыбнувшись, Аргамон развернулся, вышел с лоджии, неслышно прикрыл за собой дверь.

Через окна во всю стену, разделяющие гостиную и эту самую лоджию, Альма проследила за тем, как учитель пересекает комнату, подходит к стеллажу, берет и в свои руки книгу, а потом опускается на ближайшую софу, готовясь нырнуть с головой в свое чтиво.

Сегодня он вел себя странно… И эта книга… Мотнув головой, девушка вновь сосредоточила внимание на мелких буквах, которыми страницы были исписаны от поля до поля. Ну и какие вопросы могут у нее возникнуть по прочтению сказки?

Понимая, что мотивы учителя понять ей, кажется, не суждено, девушка решила просто исполнить задание, не забивая голову ненужными сомненьями. Сначала вникнуть в суть было сложно, а потом дыхание почему-то перехватило…

«У Всевышнего не может быть любимцев. Все создания одинаково важны и нужны, для него одинаково радостно следить за победами каждого из них и одинаково печально переживать вместе с ними поражения, но…

Когда его одинокое смирение разрывал веселый смех одного рыжеволосого колокольчика, всеохватывающая любовь почему-то так и норовила сосредоточиться именно на ней…

— Я здесь, Отец, — ангел с милым сердцу именем и курносым носиком поклонилась, расплываясь в лукавой улыбке. Она была еще совсем юна, пусть и существовала бесконечно долго. Ей подобное было позволено, хотя Он не знал, что смог бы запретить своей Любимице.

— У меня для тебя задание, ангел мой, — восседающий на троне поманил крылатую смешливую девочку пальцем, дождался, когда она подойдет ближе. — В мире людей творятся странные дела…

— Снова война?

— Нет.

— Голод?

— Тоже нет.

— Болезни?

— Нет. Точнее на все вопросы можно ответить да, но это уже привычно, к сожалению.

— Но что тогда? — ангел распахнула свои огромные бесконечно глубокие глаза Его любимого цвета, выражая самое наивное и искреннее удивление, какое только возможно.

— Они вступили в сделку с Падшим, дитя. Отдали свои души и души своих детей ему, взамен на право управлять людьми.

— Глупцы! — ангел всплеснула руками, а мелкие белые перышки на раскрытых крыльях затрепетали в поддержку возмущения хозяйки. — Кто выберет минутную власть взамен на вечное счастье здесь? — она оглянулась вокруг, искренне не понимая, как такое возможно? Как можно променять заполняющее всю тебя чувство любви Создателя и ответную благодарность к нему на какие-то мелкие душевные порывы, будь-то жадность, жажда власти или иные глупые чувства?

— Многие, ангел мой. К сожалению, очень многие.

Он грустно улыбнулся, наблюдая за тем, как на таком родном личике бродят тучи. Любимица злилась. Злилась на тех, кто посмел совершить такую глупость, предать единственного, кто, по ее мнению, достоин доверия.

— Что Вы сделаете? — заметив это пристальное внимание, ангел попыталась справиться с собой. Гнев — недостойное чувство. Она не может оскорбить Всевышнего тем, что думает о подобном в его присутствии.

— Я сделаю… — Он склонил голову, почесал подбородок, принимая окончательное решение. — Ты отправишься на землю, мой ангел. Ты и еще с десяток тех, кому я доверяю. Вы станете на защиту людей. Да, они не обладают теми годами жизни, которыми наградил Падший своих подданных, а ведь теперь они принадлежат ему. Да, я не дам каждому из них магию. Но позволю вам творить чудеса, спасать тех, кто, как вы считаете, достоин второго шанса.

— Как спасать? — Любимица опешила, не сдержалась от вопроса.

— Подойди еще ближе, — ангел выполнила приказ, Он протянул руку, касаясь пальцами точки, от которой исходила та любовь, которой она так упивалась, а потом разносилась по всему телу. — Здесь находится то, что люди зовут душой. Они не могут жить без души, а когда умирают, душа отлетает, вверх или вниз… не так-то важно. Но случается, что люди уходят преждевременно. Не тогда, когда было задумано. Даже в моей работе случаются ошибки. А вы… Я дам вам право эти ошибки исправлять. Падший наградил своих подданных беспечной земной жизнью, а я дам своим возможность получить второй шанс, закончить то, что им суждено было сделать на земле.

— Но как мы узнаем?

— Вы почувствуете, ангел мой. Вы ведь часть меня, а я знаю…

Ангел ушла, чувствуя одновременно замешательство и предвкушение. Впервые Он доверил ей что-то поистине важное, ответственное, и теперь она не могла подвести!

Пришла пора исполнять данное задание, ангелы были отправлены на землю, к сожалению, крылья приходилось прятать, а по твердой поверхности, которую люди зовут землей, передвигаться ногами, медленно переступая с одной, на другую.

Любимице все было в новинку. Нет, она, конечно, бывала в мире людей, но всегда будто снаружи наблюдала за происходящим в стеклянном шаре, а теперь сама оказалась одной из тех, за кем можно наблюдать.

Ангелы рассыпались по миру, шерстя его в поисках тех, кому суждено было получить второй шанс на жизнь, запрет стоял лишь на спасение представителей родов, которые отдали душу Падшему.

Любимица Всевышнего тоже исполняла свой долг, чувствовала гордость и радость, каждый раз делясь частичкой себя, возвращая к жизни.

До нее часто доходили слухи о том, что другие ангелы привыкли к человеческой жизни, что уподоблялись людям, находили себе пару, даже, великий Боже, рожали детей! Нет, конечно, она понимала, что это возможно, ведь с прибытием на землю ангелы стали вполне материальны, но в ее голове до сих пор не укладывалось, как могут другие променять вечность в компании с Ним на какого-то человечка, ведь сделай ангел подобный выбор — пути обратно не будет, его лишат крыльев.

Любимица бродила по земле, живя мыслями о том, как она вернется. Всевышний не сказал, сколько им предстоит слоняться по миру людей, но ангел не сомневалась — совсем скоро ее призовут обратно, а на ее место спустится кто-то другой.

Так и случилось, вот только… Случилось поздно, Любимица повстречала того, с кем поняла, как можно отказаться от целого мира и даже не одного.

Им было запрещено помогать лордам, запрещено к ним приближаться, даже смотреть на них, но Любимица не знала! Она посмотрела и утонула. Утонула в человеке. Оказалось, в Лорде.

А он смотрел в ее фиалковые глаза и шептал, что любит, что не отдаст, не отпустит. И она верила. Тряслась ночами, ожидая, что Он прикажет вернуться, жалась к родному и самому любимому ненавистному лорду, молила, чтоб у них был еще день… а потом еще… и еще… чтоб Он не узнал.

Но Он узнал. Любимицу вздернуло на небо. Вырвало из человеческого мира, бросив прямиком на ковер из пушистых облаков. Он лютовал! Лютовал так, что небо под ногами посерело. Смотрел как на предательницу… Правильно смотрел. Перед ней, как перед любым из ангелов, связавшимся с человеком, был поставлен выбор — крылья или человечек. Только все было в разы сложнее — она любила не просто мужчину, она любила лорда. Его Любимица полюбила одного из тех, кто отрекся от Него.

— Делай свой выбор, ангел. Здесь и сейчас, — внизу раздался раскат грома, все небесные жители затихли, спрятались в укромных уголках, боясь невиданного доселе гнева Всевышнего.

Он почему-то не сомневался в том, что выберет Любимица. Да, злился, да, ей предстояло понести наказание за свой поступок, за то, что ослушалась приказа, но Он ни на миг не усомнился в том, что выбор будет сделан в пользу небес, ведь… „Кто выберет минутную власть взамен на вечное счастье здесь“ — это ее слова. А кто выберет минутное чувство взамен на вечное счастье здесь?

— Я выбираю его, — по щекам Любимицы потекли слезы, перья на крыльях за спиной начали осыпаться.

Он не поверил своим ушам, а потом… В ту ночь на мир обрушился страшный ливень, длившийся несколько недель, ведь успокоиться было так сложно.

Любимицу лишили крыльев, отправили в мир людей простой человечкой. Человечкой с особыми свойствами души — она все так же могла спасать. Уже не безвозмездно, теперь каждая человеческая жизнь стоила ей осколка собственной души. Он посчитал это достойным наказанием, жертвовать собой, спасая других, ведь не спасать она уже не могла — такова ее природа. Природа простой человечки с фиолетовыми глазами, пожертвовавшей крыльями ради лорда. Природа первой кальми, как стали называть ее люди.

Они с лордом не прожили долгую и счастливую жизнь. Никто не знает, чем закончилась история двух влюбленных. Знамо лишь, что рожденные в том союзе девочки со странного цвета глазами унаследовали способности матери, а у них родились свои девочки, и каждой, из поколения в поколение, передавался дар, так схожий с проклятьем. Так в мир пришли кальми».

Альма захлопнула книгу, вновь бросая взгляд через окно на Аргамона. Он больше не читал. Смотрел на нее пристально, не отрываясь. Наверное, смотрел уже давно, просто она не замечала, слишком сказка увлекла и слишком показалась… знакомой.

Прижав книгу к груди, девушка поднялась, направилась к двери. Учитель не ошибся, вопросы у нее были.

— Что это за сказка, Аргамон? О ком она? — девушка заговорила сразу же, не в силах справиться с миллионом мыслей, роящихся в голове.

— О кальми, гелин.

— Я никогда не слышала о… кальми.

— Это неудивительно, — Аргамон встал сам, подошел к девушке, взял за руку. Кажется, заметил, как она волнуется. А еще кажется, понимал, почему. — Люди предпочитают другие. Более героические для себя, что ли… А кальми… Люди никогда не считали их своими.

— Подождите, — Альма послушно опустилась на диван, дождалась, когда Аргамон посмотрит на нее, насупилась, пытаясь все понять. — Никогда не считали? Это же сказка. Просто сказка. Какие кальми?

— Мы ведь уже говорили, Душа. Сказка — не всегда вымысел. Она может быть просто хорошо забытым прошлым.

— То есть… Вы хотите сказать, что…

— Я ничего не хочу сказать, Душа. Я просто дал прочесть тебе увлекательную сказку, — Аргамон улыбнулся так простодушно, что не поверить ему было сложно. Практически невозможно, вот только история взбудоражила Альму. Она сейчас не готова была играть в подобные игры.

— Вы ведь не хотите сказать, что я… — девушка запнулась. — Что я… кальми? — Глаза. Она никогда раньше не видела, чтоб еще хоть у кого-то происходило с глазами то, что происходит с ее. Раньше, в обители, это ее не слишком-то и волновало. Ведь двадцать послушниц и столько же наставниц — очень малое количество людей, чтобы понять, что изменения в ее внешности настолько аномальны. А попав сюда, часто гуляя по городу, Альма осознала, что подобное действительно больше не происходит ни с кем. Она иногда заглядывала в лица незнакомцев, не в силах сдержать любопытство. Ей казалось, что встреть она еще хоть одного человека с фиолетовой радужкой, вздохнет облегченно. Но она не встречала, а Ринар все также, раз в неделю, накладывал на ее глаза морок.

— Нет, Душа, конечно же нет, — Аргамон улыбнулся, будто она сказала несусветную глупость. Вот только Альма теперь не верила той легкости, с которой он это отвергает. — Это ведь сказка, сама сказала, что это всего лишь сказка…

— Но вы… — Альма опустила взгляд, теперь смотря на книгу с опаской. — Зачем вы дали ее мне?

— Я подумал, что тебе будет интересно.

— Интересно что?

— Интересно прочесть эту сказку.

— Почему именно ее, Аргамон, почему? — Альма уже все поняла. По тому как он смотрит, по тому, что в его взгляде все читается, а еще, что мысли постепенно становятся на места.

— Потому что эту ты должна знать.

Альма выдохнула, на какое-то время застывая. Она когда-то жутко хотела узнать, в чем причина проблемы с ее глазами. Надеялась, что здесь, в окружении мудрого Аргамона и жутко начитанного Ринара, ей дадут ответ на этот вопрос, а получилось…

Кальми. Героиня сказок. Мифический персонаж. «Осколки души»…

— Если хочешь, Альма, я найду тебе еще несколько книг.

— Я хочу — вскинув взгляд, девушка ответила так уверенно, как только могла.

— Хорошо, гелин. Тогда завтра я принесу их, а еще… — Аргамон на какое-то время замолчал, раздумывая, стоит ли продолжать.

За него решила судьба. Дверь гостиной открылась, впуская внутрь запыхавшегося Крона. Он даже не стал дожидаться, когда о его прибытии доложит дворецкий, ворвался сам, тут же подлетел к дивану схватил за руку растерянную Альму, прижимая ее пальцы к губам.

— Леди Альма, Аргамон, отец приехал повидаться с лордом, я решил, что неплохо было бы его сопроводить.

Ответить улыбкой на горящий взгляд молодого человека, сил в себе Альма не нашла. Сейчас в голове было столько мыслей, сомнений, что для него там места практически не осталось. Намного больше хотелось, чтоб Аргамон тут же принес обещанные книги, а еще лучше все рассказал — быстро и без утайки. Но он явно делать этого не планировал.

— Я оставлю вас, дети. Простите, — поднялся, протянул руку для пожатия, а потом отобрал у Альмы книгу, направляясь к двери.

Растерянная девушка смотрела сначала на ровную спину наставника, потом на то, как за ним закрываются двери, потом просто на двери.

— Все хорошо, любовь моя? — Крон все это отметил. Обошел, закрывая собой дверь и еще половину комнаты, заглянул в растерянное лицо, взял в свои ладоши девичьи руки, по очереди поднес к губам, обжигая холодную кожу поцелуями. — Я приехал к тебе.

— Что? — девушка попыталась сосредоточить внимание на нем. Даже, кажется, получилось. Она лишь не услышала, что он говорил.

— Я приехал к тебе, любовь моя. А ты почему-то не рада меня видеть, — оценив ситуацию, осознав, что все двери закрыты, и подглядывать или мешать им некому, Крон улыбнулся, потянул девушку, предлагая встать, потом привлек к себе, поцеловал. Она впервые не вырывалась. Обычно в доме Ринара целовать себя не позволяла. Часто не позволяла и не в доме Ринара. Крон так до сих пор и не понял, от чего зависит, расположена ли она к нему или слишком далека и недоступна. Бывало, все менялось в секунду — мгновение, и из холодной снежной королевы, она становится такой жаркой, манящей, близкой, а потом вновь щелчок пальцев, и Альма его отстраняет, закрывается, будто разочаровывается…

Сейчас было не так. Она просто не сопротивлялась. Не отталкивала, но и не поощряла. Просто застыла, принимая его мягкие поцелуи, кажется, даже не чувствуя их.

Это длилось ровно до того момента, пока дверь не открылась, впуская на этот раз уже самого лорда вместе с городским наместником.

Единственный раз, когда Ринар видел, как Альму целует другой — тот случай на пороге особняка. Он помнил, как кровь начала закипать тогда, а теперь…

Городской староста несколько раз кашлянул, привлекая внимание молодых, а Ринар чувствовал в себе силы, а главное — желание, убивать. Подлететь, рвануть парня на себя, а потом швырнуть о стену. Швырнуть с такой силой, чтоб больше не смог встать.

Лица Альмы он не видел. Только широкую спину молодого человека, склоненную голову и подол юбок, свидетельствующий о том, что целует он не воздух. Слишком страстно, слишком по-взрослому, жадно. Так, как он сам целовал…

Моргнув, Ринар хлопнул дверью за спиной. Этот звук привлек внимание пары лучше, чем ненастойчивые покашливания городского главы.

Точнее привлек внимание Альмы, а вот пылкого Крона ничуть не смутил. Он даже попытался придержать девушку, когда она вдруг резко отстранилась.

— Мой лорд, господин мэр, — вырваться Альме все же удалось. Она надавила на грудь Крона, заставляя отпустить себя, а потом выскользнула из окружения его рук, достаточно могучего тела, лица, чтоб присесть в реверансе, опуская глаза в пол. Лицо девушки пылало… И это почему-то откликнулось удовольствием в груди Ринара. В почему-то клокочущей гневом груди Ринара.

А вот что не обрадовало совершенно, так это слишком алые губы. Почти настолько же алые, какими были тогда, когда целовал он…

— Леди Альма, — мэр улыбнулся девушке, сияя ярче начищенного пятака. Он был рад тому, что все складывается именно так. Что его сын нашел себе в любимые не одну из местных простолюдинок, а воспитанницу лорда. — Вы стали еще красивей, душечка! Уверен, Крон уже успел сказать об этом, но грех не повторить, ведь это чистая правда! — мужчина хлопнул в ладоши, выражая свой восторг, а потом одобрительно посмотрел уже на сына. Тот, почувствовав на себе такой взгляд, взбодрился, расправил плечи, вскинул голову, улыбнулся в ответ, а вот Альма…

На нее смотрели не так. Она чувствовала взгляд Ринара. И он был тяжелым, практически ощутимым. Она чувствовала, как взгляд скользит по лицу, шее, возвращается к губам, щекам, заставляя краснеть еще больше, потом кажется, что мужчина будто ждет, что она посмотрит в ответ, а она не может. Альме казалось, что легче будет умереть с опущенным взглядом, чем поднять его на опекуна. А еще он молчал… Так же тяжело, густо, напряженно молчал. Девушке не хотелось знать, что сейчас творится в его голове. Слишком это было бы… страшно.

— Благодарю, господин мэр, — пытаясь ускользнуть из-под этого пристального внимания, девушка чуть повернулась в сторону отца Крона, подняла взгляд на него, улыбнулась. — Как здоровье у миссис Лэнди?

— Ваш визит сказался на ней чудным образом, душечка! — продолжая сочиться энтузиазмом, староста вновь обратил все свое внимание на нее. — Лизбэт чувствует себя превосходно, а главное, ждет вас в гости! Если лорд не против, конечно.

Не заметить, что воздух вокруг Ринара сгущается, было сложно. Эти изменения ощущали все, вот только причин для подобного не видели.

Мэр достаточно долго ждал ответа, улыбаясь, смотрел на лорда. А Ринар даже не слышал вопроса. Он не мог оторвать взгляда теперь уже от профиля Альмы.

Она так и не рискнула посмотреть на него. Застыла восковой куклой, устремив взгляд чуть выше плеча Лэнди-старшего. Лишь слегка поднимающаяся при каждом вдохе грудь доказывала, что она не из воска или фарфора.

Щеки девушки понемногу оставляла краска, уступая место бледности, а вот дышала она прерывисто, будто сердце успокоить все же не могла, и Ринару жутко хотелось, чтоб виной тому был не недавний поцелуй, и не стыд, что их застали. А именно то, что он сейчас так на нее смотрит и молчит. Странное желание. Раньше он никогда не замечал за собой подобного достаточно жестокого стремления, но это было так.

Жутко захотелось, чтоб из комнаты мигом пропали лишние люди, чтоб они остались вдвоем, и ей больше некуда было прятать взгляд. Не за что цепляться и не на что отвлекаться. Чтоб ей пришлось посмотреть на него. А он бы так и продолжал молчать. Молчать и смотреть, доводя до исступления.

— Вы не против, если я украду Альму? — первые слова, которые долетели до сознания Ринара, принадлежали тому, кого он совсем недавно чуть не убил голыми руками.

Крон, в отличие от Альмы, на него посмотреть не побоялся. Вряд ли дело в храбрости. Просто малец не представлял, что может твориться сейчас в мыслях лорда. Если знал бы, пожалуй, бежал, не разбирая дороги.

А стоило Ринару перевести взгляд на Крона, как…

Сглотнув неизвестно откуда взявшийся ком в горле, Альма все же посмотрела на Ринара. Он злился. Точно злился. Скулы будто окаменели, губы сжаты в линию, а глаза… В них плещется крайнее равнодушие. Такое, от которого мурашки бегут по коже. Хочется спрятаться, скрыться, провалиться сквозь землю, лишь бы не видеть его таким. Девушка понятия не имела, как Крон выдерживает этот взгляд, а еще не понимала, чем он вызван. Может, Свира права? Может, он все же ревнует и тогда…

Альма почувствовала, как сердце ускоряет ритм. Это ведь шанс. Именно то, что было нужно. Это же хорошо, что он застал их за поцелуем. Если Ринар ревнует, он не сможет… Не сможет просто так отпустить их. Если ревнует, выставит Крона из дому, а на нее накричит, может, посадит под домашний арест, но не останется равнодушным. Он просто не может остаться равнодушным.

— Конечно, кради, — несколько ударов сердца Альмы точно пропустило. Именно столько, сколько понадобилось лорду Тамерли на то, чтоб расплыться в улыбке, убрать с лица предельно спокойное выражение, разжать кулаки.

Ринар думал о том же, о чем и Альма. Вот только иначе: он не должен чувствовать то, что чувствует. Его не должно волновать, что воспитанница целуется с благонадежным парнем, которого каждый встречный предрекает ей в мужья. Он не должен желать ее избраннику долгой и мучительной смерти от собственных рук, а главное — он не должен жалеть, что сам не оказался на месте Крона.

Улыбнувшись мэрскому отпрыску, Ринар оглянулся на Альму. Теперь она смотрела на него, уже не таясь. Широко открытые зеленые глаза выражали непонимание. Всего несколько секунд она не хотела верить, что все именно так, а потом… Злиться умеет не только лорд, но и она.

Девушка не отказалась от предложенной Кроном руки, не пожалела на него теплейшую из своих улыбок, прижалась слишком тесно к боку молодого человека, голову положила на плечо.

— Спасибо, мой лорд, — а потом улыбнулась уже ему. Сладко, будто искренне, многообещающе.

— Я верну сокровище в целости и сохранности! — бросив клятву напоследок, Крон последовал за Альмой, которая достаточно настойчиво потянула его в сторону двери.

Находиться больше с Ринаром в одной комнате она не смогла бы. Слишком ей мешали посторонние, слишком нервировало его спокойствие. Она хотела не этого. И он не мог не понимать. Но, тем не менее, отпустил. Отпустил, будто доказывая, что ей действительно нет места в его мыслях и ревности к ней быть не может.

Сейчас хотелось закричать. От бессилия и гнева. Но вместо этого, Альма лишь еще шире улыбнулась, увлекая Крона прочь. Если Ринар хочет, пусть будет так. Хотелось мстить за это равнодушие. Неизвестно только кому — себе или ему. Главное — мстить.

В этот момент забылось все: сказка, Аргамон, кальми, глаза. Была только дикая жажда мстить.

Когда за молодыми закрылась дверь, мэр вновь всплеснул руками, поворачиваясь к лорду.

— А мы ведь действительно можем в скором времени породниться, милорд. Разве это не чудесно? Конечно, вы, возможно, рассчитываете на более выгодную партию для своей воспитанницы, но ведь не станете мешать любящим?!

Скорей всего, любовь городского голову интересовала в этом вопросе совсем чуть-чуть. Куда больше волновало приданое и возможные привилегии для сына, но он прекрасно знал, на что давить стоит, а о чем лучше промолчать.

— Альме еще нет восемнадцати. — Ответ получился сухим.

— Насколько мне известно, до восемнадцатилетия леди осталось не так-то много времени. А уж потом… Будьте готовы встречать сватов, мой лорд, — городской голова занес руку, собираясь по панибратски похлопать Ринара по плечу, но уловив предупреждающий взгляд, резко передумал.

— Решать будет Альма.

— Конечно! — скрыть радости Лэнди не смог Если все действительно так, то волноваться нет смысла. Он-то видел, как девушка ластится к сыну, как охотно принимает ухаживания. Его сын умеет правильно обихаживать девушку. Молодец. — Конечно! Лишь бы раньше времени не…

— Что? — сегодня Ринара определенно собирались вывести из себя. Он блеснул глазами, одновременно ожидая ответа и не желая его слышать.

— Лишь бы не поторопились… Молодость, страсть, все ясно, вот только не хочется, чтоб ребенок родился слишком рано…

Видимо, почерневший взгляд Ринара мэр расценил немного не так. Потому и успокоить попытался совсем не в том ключе, в котором хотел бы лорд.

— Не переживайте, Крон смышленый малый, он обучен тому, как сделать так, чтоб детей не было… До поры до времени.

— Вы забываетесь, — шумно выдохнув, Ринар крутнулся на каблуках. Он чувствовал, что продолжай Лэнди в том же духе, его придется спустить с порога. И жутко этого не хотел. Именно поэтому предпочел уйти, оставив гостя наедине с собой.

Староста и так оказал медвежью услугу — если раньше Ринар думал, что кровь клокотала при мысли о поцелуях воспитанницы с другим, то теперь голову разрывало от картин, в которых поцелуями не ограничивается.

Влетев в кабинет, мужчина направился к столу, облокотился кулаками о крышку, продолжая тяжело дышать и не менее тяжело смотреть в одну точку перед собой.

— Черт. Нет, — саданув кулаком о столешницу, он выпрямился.

Жизнь будто решила испытать его терпение, послав сначала надежду в лице Альмы, а потом превратив эту надежду в наваждение, манию и боль. Он понимал, что не должен испытывать ничего из того спектра эмоций, которые сейчас обуревают, но не мог заставить себя что-то изменить.

— Мой лорд, господин мэр… — Аргамон заглянул в кабинет, отмечая и напряженную спину Ринара, то, как нервно он отбрасывает волосы со лба, как резко отвечает.

— Узнай, что конкретно он хочет и реши. Я занят.

Осознавая, что на приказ не требует согласия его исполнить, Аргамон бесшумно закрыл за собой дверь, направляясь в сторону лестницы.

Он-то понимал, как Ринару нужно себя вести, чтоб избавиться от наваждения, мании, боли. Знал и даже уже несколько раз говорил упрямцу об этом. Вот только этот осел не слушает. Продолжает сопротивляться, останавливаться и злиться. На себя, на нее, на жизнь. А ведь все куда проще. Ему суждено рано или поздно сдаться. Вопрос не в том, сможет ли он побороть в себе это, а в том, когда сопротивляться больше не сможет.